Upstream / Против течения

****

У тёти Жени появилась седина на корнях волос, а если точнее: похоже, что у женщины совершенно не было времени избавиться от неё.  – Это безобразие! Немедленно прекрати! Климентий упрямо держит руки раскинутыми в стороны, пытаясь помешать начальнице пройти в квартиру, а вот Максим, спустившийся, чтобы разобраться с охраной и доставить гостей, как-то нервно и излишне поспешно покидает лифт, но не уходит, а приземляется на высокий табурет у кухонной стойки и хватает пакет с яблоками, смачно разрывает и начинает грызть… словно хомяк. Но Гошику сейчас не до него.  – Здравствуйте, Евгения Константиновна. – Где мой сын? – требовательно щурится женщина, забыв про секретаря и уставившись на Гошика, будто на террориста-похитителя. Но не дожидается ответа. Её взгляд мгновенно находит открытую дверь, и вот уже мать Димы совершает обманный манёвр, пытаясь обойти живую преграду – однако Климентий проявляет чудеса ловкости и, развернувшись через спину, вновь встаёт прямо перед ней. – Умоляю вас, Евгения Константиновна! Если ещё и вы заболеете… а ведь в вашем возр- Тётя Женя и так была явно не в духе, но последняя фраза, пусть и обрезанная на середине, заставляет женщину вздрогнуть и затрястись. Её рот открывается и закрывается, не издавая ни звука – и так несколько раз.  – Я тоже болен, – словно между прочим замечает Гошик. – Уверены, что хотите подхватить эту заразу и остаться с нами на месяц-другой? – С вами? – морщит нос женщина.  – Здравствуйте, – именно в этот момент Алекс, сунувший голову в щель между неплотно закрытых дверей, решает поздороваться, добавляя хаоса. – А ты ещё кто? – снова вздрагивает тётя Женя.  Её взгляд прилипает к появившемуся словно ниоткуда парню, а когда тот подходит к продолжающему нервно грызть яблоки Максиму, женщина опять заметно морщится. Очень медленно её голова поворачивается обратно к Гошику:  – Что за притон вы тут устроили?! Я немедленно забираю Диму. Морозов, ты ведь уже составил рейтинг лучших клиник Нью-Йорка? – Мама… успокойся… Дима, добравшийся до дверей своей спальни, явно старается держать спину прямо, но Гошик прекрасно знает, сколько усилий стоит ему эта показная небрежность. – Димочка, как ты, солнце? – мгновенно меняется в лице тётя Женя. И вновь на её пути встаёт самоотверженный секретарь. Морозов Климентий. Ну и фамилия… по отдельности с именем ещё куда ни шло, но вместе… – …сейчас же отойди, – с нарастающей угрозой произносит Евгения Константиновна, словно коршун взирая на парня сверху вниз. – Моё терпение не безгранично. – Мам, перестань. На тебе даже нет маски. Тебе опасно даже дышать одним со мной воздухом… поэтому прошу… уходи. – Что? – теперь на лице Евгении Константиновны проступает неуверенность и даже испуг. Но быстро справившись с собой, она вдруг снова втыкает взгляд в Гошика: – Что вы тут затеяли? Решили воспользоваться слабостью моего сына и настроить его против меня?! Я знала… знала, что добром это не кончится! Гошик всегда думал о ней, как о жёсткой, но мудрой женщине. Сейчас же… она словно поехала кукухой. – Вам наплевать, что если вы заболеете, то придётся оставить управление компанией на несколько месяцев? – впервые за всё время подаёт голос Максим, и звучит тот довольно напряжённо. – Может, мне стоит связаться с сестрой и поставить её в известность? Времена сейчас сложные и очень легко ошибиться, выбирая, во что инвестировать… – Т-ты…  Нет, не коршун, но словно отогнанная стаей волков от гнезда орлица, Евгения Константиновна метает взгляды, будто клинки, а за её спиной продолжает зиять всё ещё не закрывшийся лифт.  – Вы так сильно желали увидеть сына и убедиться, что он жив, что угрожали заявить в полицию о похищении… Итак, вы здесь и видите его. Может, успокоитесь немного и подумаете головой? Холодные слова. И, кажется, они отрезвляют женщину, по крайней мере, она вздыхает и бросает в ответ: – Что ты можешь знать о материнской любви? Происходит странное: почему-то нервничающий Максим, который по идее должен чувствовать себя хозяином положения, вдруг мгновенно успокаивается: его взгляд, перескакивающий туда-сюда, останавливается точно на женщине, лицо каменеет, а тон голоса снижается. – Вы правы, – кивнув, подтверждает Максим. – Понятия о ней не имею. Но ваш сын давно стал совершеннолетним. К тому же, в своём уме. Так что не вижу смысла для драмы. Проглотив огрызок последнего взятого яблока, он снова тянется к пакету – но не нащупав ничего, натыкается взглядом на Алекса. Тот молча мотает головой, берёт оставшиеся яблоки, уже переложенные в небольшой тазик, и утаскивает к раковине. Гостиную наполняет шум воды. Тётя Женя смотрит на него удивлённо, и так же удивлённо обводит взглядом кухню, словно только сейчас обратив внимание, где находится.  – Я что… не могу даже подойти к тебе? – жалостливый вздох срывается с её губ, когда взгляд добирается до Димы. Плечи женщины бессильно опускаются, а на лице проступают морщины, словно специально дождавшись этого момента. – Конечно, можешь, – Дима тоже вздыхает. Но прежде, чем его мать вновь предпринимает попытку обойти Климентия, добавляет: – Но не сейчас. Один идиот уже заразился, так что прошу – соблюдай дистанцию. А ещё надень маску и перчатки.  – Хорошо. Конечно. Как скажешь. Климентий опускает руки, но остаётся стоять напротив неё, словно подозревая обман. А вот Гошик подходит к коробке с масками, напяливают одну, потом спрыскивает руки антисептиком и натягивает перчатки, ещё раз берёт антисептик и сбрызгивает уже коробку. И только после этого относит её гостье. Конечно, соблюдая дистанцию в два метра, коробку не отдашь, но почему-то Гошику доставляет своеобразное удовольствие эта возможность: подать средства индивидуальной защиты самостоятельно.  Женщина в сотый раз морщится, но послушно облачается в перчатки и маску. Вряд ли этого достаточно, чтобы на сто процентов обезопаситься от заражения – но лучше, чем ничего. Гошик ожидал, что она тут же снова попытается подойти к Диме, однако женщина направляется к холодильнику. Совершенно молча Евгения Константиновна изучает так же содержимое шкафов и ящиков. Причём открывая и выдвигая их, она всё громче их захлопывает и задвигает. Пока наконец не всплёскивает руками: – В этом доме есть картошка и капуста? Ещё мне надо мясо- – Но врач не рекомендовал… – предпринимает попытку вмешаться Гошик, как ни как, а именно на нём в последнее время лежит обязанность по обеспечению больного здоровым питанием. – От тебя я большего и не ждала, – перебивает его женщина. И достаёт телефон. Но вместо того, чтобы зайти на сайт и заказать доставку продуктов онлайн, она диктует список кому-то из своих помощников.  Помощник справляется примерно за то же время, что и доставка, так что через час на кухне начинает стучать топорик, кипеть вода и вонять луком. Час же ожидания Евгения Константиновна проводит в комнате Димы, зачем-то плотно закрыв за собой дверь.  Гошику вспоминается, что значит чувствовать себя лишним. Только вот в отличие от соседей уйти ему некуда. Разве что в одну из комнат, куда он до сих пор не заглядывал… но разве это не будет тоже самое, что сбежать? Признать свою ненужность? Так что пока на кухне готовится борщ, Гошик лежит на диване, вдыхая запахи варящегося бульона и жарящихся овощей, невольно вспоминая детство, когда тётя Женя часто хлопотала по дому. И борщ у неё часто получался по-разному: иногда она жарила лук и капусту отдельно, иногда просто варила, не говоря уж о приправах и разных сортах мяса. Однако борщ, как и другие блюда, почти всегда получались очень вкусными. И Диме совсем не повредит скушать что-то, приготовленное её руками.  Ужинать они садятся все вместе, рассевшись на приличном расстоянии друг от друга, и хотя у Гошика есть причина держаться подальше только от тёти Жени, он решает зря не провоцировать бывшую приёмную мать. А вот Диме было бы лучше остаться в постели… но он, кажется, твёрд в своём желании показать, что не очень-то болен. Гошик следит за ним, но не вмешивается. Кроме борща на стол ставится картошка с гуляшом и салат, так что некоторое время рот оказывается занят. А вот тётя Женя, отхлебнув пару ложек из тарелки, во все глаза смотрит на Диму:  – Я понимаю, что у тебя нет аппетита, но питание очень важно… – Я знаю, ма.  – Не ковыряйся в капусте, она полезная… Картошка не разварилась? А лук чувствуется? …зачем ты досаливаешь? – Кстати, как ты узнала, что случилось? – не выдержав, меняет тему Дима. – О чём? Что ты заболел? Так Климентий… ох, кстати, когда этот негодник успел слинять? – Ушёл вместе с твоей помощницей, которая привезла продукты… Что ты имеешь в виду, говоря, что Климентий сам тебя сюда позвал? – Ах, нет… у них без тебя начались проблемы, вот и связались с нашим офисом. Конечно же, мне показалось это подозрительным, – Евгения Константиновна наконец-то выглядит довольной, даже улыбается. – Представляешь, они не могут даже справится с какой-то девчонкой, подавшей абсурдный иск. – Иск? – опускает ложку Дима. Его грудь тяжело поднимается и опускается – лучше бы надеть кислородную маску – но Гошик заставляет себя продолжать молча есть и слушать. Максим прав: Дима не ребёнок, и сам за себя в ответе… но почему-то кажется, что ведёт он себя глупо. – Ну да, иск… что-то там с её матерью-инвалидом… не забивай себе голову, сын.