Hyung

      Когда его мать уезжает из их некогда дома, Чонгук не находит слов, которые мог бы сказать напоследок. Он лишь изредка кидает взгляд на ее стройную фигуру, облаченную в деловой костюм. На ее собранные в аккуратный хвост темные волосы. На столь родные черты лица. Будто пытаясь в последний раз запомнить. Сохранить чужой образ на подкорке сознания. Женщина же слишком занята своими чемоданами, чтобы обратить на сына хоть какое-то внимание. Будто его и вовсе здесь нет.       Чонгук сидит на кухне, с которой открывается отличный вид на входную дверь. Он устало кладет голову на сложенные на столе руки и медленно моргает. Отчетливый звук суетливых шагов не дает провалиться в пленительную дрему. Фигура его матери мельтешит в коридоре, заканчивая сборы и готовясь к выходу. Пока женщина проверяет наличие всех документов, Чонгук, наконец, решается прервать натянутую тишину.       – Я могу поехать с тобой? – Субин замирает на пару секунд, а после поворачивается к нему в пол оборота, одаривая сына пустым взглядом. Чонгук хочет услышать ответ из чужих уст, хоть уже и знает его. По ее потерявшим блеск глазам знает. По ее совсем незаметно сгорбленным плечам и впалым щекам. Она разочарована слишком сильно. Слишком устала. Слишком много сил было вложено в этот дом, в эту семью. В Чонгука. А по итогу все это обернулось ей паршивым браком, потраченными нервами и временем. Чонгук понимает это и поэтому не смеет надеяться ни на что. Женщина делает несмелые шаги в его сторону, останавливаясь в паре метров, и заглядывает в такие похожие на собственные большие глаза. А затем произносит:       – Малыш. Пожалуйста, прекрати меня расстраивать, – на ее лице натянутая улыбка, а в голосе нет и толики того тепла, которым Гука изредка, но все-таки одаривали. Тот лишь слегка кивает ей в ответ. Женщина разворачивается и немедля уходит. Последнее, что Чонгук успевает увидеть – это чужую спину, скрытую под плотной тканью черного пиджака, а после лишь захлопнувшуюся дверь.       Вот и все. Никаких тебе слов о любви и слезных прощаний. Никаких обещаний звонить каждый день и просьб беречь себя. Его мать даже не смогла соврать, что будет скучать. Потому что правда не будет. Ей не нужен весь этот лишний фарс. Чонгук не маленький, он это понимает. Но отчего-то в груди неприятно колет, а пальцы начинают мелко подрагивать. Он знает причину. Он разочаровал ее слишком сильно. Сожаление заполняет пустую квартиру, и Чонгук боится захлебнуться им.

***

      Еще спустя полторы недели происходит то же самое, только на этот раз уезжает его отец. Ситуация повторяется точь-в-точь. Чонгук также сидит с подогнутыми под себя ногами на кухне, взглядом сканируя входную дверь, в ожидании разрывающего тишину хлопка. Однако его отец оказывается поразговорчивее матери, поэтому безостановочно осыпает его вопросами, на которые Чонгук лениво отвечает. Все это выматывает его сильнее, чем хотелось бы.       – Ты нашел себе квартиру? – спешно произносит мужчина, подтягивая последние сумки к выходу.       – Нет, – отец кидает в него недовольный взгляд и продолжает:       – Через два дня эта квартира должна быть пустой, Чонгук, – он смотрит на него выжидающе. – Ты понимаешь это?       – Да, – коротко отвечает Гук. Мужчина тяжело вздыхает, оглядывая младшего сына.       – Чонгук, ты должен решить этот вопрос. Ты понял меня?       Если бы папа спросил его, как он себя чувствует, то Чонгук бы честно признался, что настолько погано, что удавиться хочется. Но мужчина не спрашивает. А Гук не говорит. Сейчас до этого никому нет дела. Никогда, наверно, не было. Но...       – У тебя есть ровно два дня, Чонгук. Чтобы в два часа в пятницу тебя здесь уже не было, хорошо?       Все это смахивает на какую-то очень не смешную шутку. Гук ждет, что сейчас из-под стола выпрыгнет ведущий, заиграет музыка, съемочная группа повылезает из всех щелей и они все весело объявят, что это был розыгрыш. Он бы еще не отказался от утешающего торта, а то как-то совсем грустно. Но, к его несчастью, нет ни музыки, ни людей, ни даже торта. Есть лишь строгое лицо его отца, на которое смотреть совсем не хочется. И что-то неприятно стискивающее грудную клетку, не дающее сделать вздох. Последние несколько лет жизнь Чонгука – очень глупая и затянувшаяся шутка. Только вот ему отчего-то совсем не смешно.       – Я все понял. Не переживай. Я что-нибудь придумаю, – мужчина хмурится, не веря. Оно и понятно, Чонгук сам себе не верит тоже. Он не имеет ни малейшего представления, что ему делать. За те деньги, которые готов выделять ему отец, он снимет себе максимум койку в местном притоне, но, видимо, мужчину и этот вариант бы устроил.       Отец отходит к двери, беря в руки чемоданы. Открывает ее и переступает порог. Чонгук прикрывает веки в ожидании очередного оглушающего хлопка. Но спустя пару секунд ничего не происходит, и он поднимает на отца выжидающий взгляд. Тот что-то копошится, достает телефон из кармана. А затем поворачивается к нему. Уголки его губ чуть приподняты, и странная тревога зарождается в груди парня. Мужчина хмыкает, поднимая на него глаза:       – Тебе повезло.       – Что? – непонимающе вопрошает Чонгук.       – Кажется, твоему брату все еще есть дело до тебя.       Чонгук неверяще распахивает глаза. Неприятный ком застревает в горле. В голове всплывает уже подзабытый образ старшего брата, а внутри зарождается что-то отдаленно напоминающее надежду.