Hyung

      За окном темнота заполнила собой улицы, проникая в каждый уголок. Слабый свет фонарей разбавляет ее густоту. В середине марта Чонгуку все еще очень холодно. Закутавшись посильнее в любимую безразмерную толстовку, он лежит на диванчике, бездумно уставившись в мерцающий временами экран телевизора и прижимая к себе подушку. Свет в комнате выключен, отчего на лице отчетливо отражаются люминесцентные лучи. Время давно перевалило за девять вечера, а Юнги все еще нет. Слабое волнение проникает в сердце Чонгука, из-за чего пальцы крепче сжимают подушку в его руках.       Разговор с Тэхёном все еще мелькает в его голове. Сказанные слова горечью оседают в сознании, заставляя прокручивать ситуацию раз за разом. Слишком вымотанный собственным воспаленным мозгом он просто старается не думать об этом. Не думать ни о чем. Позволить себе забыться от этих суетящихся мыслей, которые чуть ли не попрыгунчиками скачут в его черепной коробке. Позволить себе выдохнуть и хотя бы на мгновение представить, что все нормально.       По телевизору идет какое-то глупое шоу. Оно вроде как комедийное и предназначено для того, чтобы рассмешить зрителей. Но Чонгук отчего-то не смеется. Ему вообще ни черта не смешно.       У парнишки глаза слипаются, и голова гудит. Стресс от всего происходящего дает о себе знать, выливаясь в бессонницу и следующую за ней физическую усталость. И правильно было бы наплевать на все и пойти лечь спать. Но он ждет. Он все это время ждет щелчка входной двери, повествующего о прибытии брата. Как будто сегодня что-то изменится. Как будто сегодня Юнги будет более благосклонен. Как будто он придет, обнимет своего младшего братишку и скажет, что все наладится. Как он всегда делал раньше. Потому что это то, в чем Чонгук нуждается больше всего. Потому что сейчас это вообще единственное, в чем Чонгук правда нуждается.       Юнги Чонгука откровенно отталкивает. И Чонгук не глупый и не слепой, чтобы не понять этого. Он это прекрасно видит и знает. К тому же, ему не в первой.       Такое уже случалось ранее. Когда они еще жили вместе. Когда они еще были рядом. Иногда в голову старшего будто взбредало что-то, и он начинал Чонгука как бы ненамеренно избегать. Младший не знал конкретных причин, но брату всегда безоговорочно доверял. Всегда был уверен в каждом его шаге и поступке. Если Юнги делает что-то, то так надо.       Возможно, он просто уставал от Чонгука, потому что они и правда проводили много времени вместе. Может просто желал побыть наедине с собой и своими мыслями. Может сталкивался с какими-то трудностями и в желании оградить младшего от лишних переживаний отдалялся до тех пор, пока сам со всем не разберется. Чонгук всегда все понимал и без вопросов принимал любые решения со стороны старшего. Даже если ему самому это давалось тяжело.       Юнги всегда старался оградить Чонгука от любых волнений и проблем. Не рассказывал о своих чувствах, тая все в себе и исправно выполняя роль старшего брата, который заботиться о младшем. Совсем забывая о том, что ему самому тоже нужна забота. Но Чонгук понимал все без слов. Был рядом и всегда поддерживал его, молча. Он всегда знал, что хёну будет достаточно одного его присутствия, чтобы справиться со всем. Будет достаточно напоминания о том, что Чонгук всегда будет на его стороне, что бы не произошло.       И Чонгук обещает себе. Нет. Клянется, что всегда будет на стороне Юнги. Даже если весь мир будет против. До тех пор, пока его хён будет нуждаться в этом. До тех пор, пока Юнги будет нуждаться в нем.       Чонгук почти засыпает в обнимку с истерзанной подушкой, с мерцающим экраном телевизора и кашей из собственных мыслей в голове, как вдруг раздается долгожданный щелчок. С трудом открывая глаза, он садится, все еще прижимая к себе подушку, будто та сможет защитить его, и прислушивается. Время близится к одиннадцатому часу. У Юнги был длинный рабочий день, и, вероятнее всего, он очень устал.       Младший, прикрыв глаза, прислушивается к каждому шороху. Юнги возится в прихожей. Стягивает с себя пальто и скидывает обувь, после аккуратно ставя на полку. Идет дальше, приближаясь к коридору, который ведет в гостиную. И сейчас по закону жанра хён должен пройти мимо. Заметив мелькающий свет и понимая, что именно там сидит Чонгук, должен просто уйти в свою комнату, избегая какого-либо общения. Он поступит именно так, Чонгук знает. Потому что это то, что Юнги сделал вчера. И позавчера. Это то, что Юнги делает каждый вечер. Чонгук слышит размеренные шаги, которые вдруг затихают. А после, на его удивление, становятся все громче и громче до тех пор, пока не раздаются в нескольких метрах от него. Юнги включает свет, а Чонгук открывает глаза.       Юнги не ушел к себе. Он пришел к нему. И Чонгук думает о том, насколько же далекими они стали друг для друга, насколько же обесценились их отношения, что даже такое незначительное действие со стороны хёна кажется ему настоящим благословением. Чонгук медленно поворачивает голову в сторону брата, уставшим взглядом находит его глаза и встречает такой же абсолютно уставший и обессиленный взгляд.       – Привет, – почти шепчет Чонгук, по инерции натягивая слабую улыбку. Выходит скверно, если честно. Усталость дает о себе знать. Юнги просто смотрит на него некоторое время, прежде чем ответить такое же обыкновенное и тихое:       – Привет.       Чонгук в голове усмехается, потому что это похоже на очень слабый прогресс в их отношениях. Чонгук усмехается, потому что даже такая мелочь в разы лучше, чем ничего.       Юнги выглядит по-настоящему уставшим. Он правда вымотан всем, чем только можно. Хосоком, который сообщает ему о поправках в подписанных документах в последний момент. Намджуном, который изо дня в день твердит о поджимающих сроках вместо того, чтобы помочь. Исполнительными директорами, которые недовольны его работой, из-за чего Мину приходится переписывать музыку раз за разом, тратя на это все свои силы и время. А дома его каждый день ждет Чонгук. Чонгук, который постоянно смотрит на него своими бесконечно глубокими глазами. И Юнги правда устал от этого.       – Почему ты не у себя? Уже поздно, – Юнги устало потирает красные глаза, складывая руки на груди и прислоняясь плечом к дверному косяку.       – Посмотрим фильм? – вместо ответа произносит Чонгук, кладя голову на подушку в своих руках. Предложение абсолютно дурацкое, и младший и сам понимает, что ни на какой фильм его просто-напросто не хватит. Но своим взглядом он передает совершенно другое: “Посиди со мной. Побудь рядом. Можешь даже ничего не говорить. Можешь даже не смотреть на меня, если так хочешь. Просто останься хотя бы на пять минут. Прошу”. Чонгук хочет сказать это, хочет озвучить все это вслух в надежде, что это правда заставит Юнги остаться. Но вместе с этим Чонгук все также не хочет на Юнги давить. А потому молчит. Лишь смотрит на него пристально, не догадываясь, что старший читает его между строк.       Юнги медлит с ответом, то ли от собственной утомленности, то ли от раздумий. Чонгук полусонный не замечает, как его кулаки слабо напрягаются, когда он, наконец, произносит:       – Нет, – Юнги замолкает, опуская голову, – мне нужно идти, – заканчивает он, но вопреки своим словам продолжает стоять на месте, украдкой бросая взгляды на почти засыпающего младшего.       Чонгук правда очень хочет быть хорошим братом. Правда хочет понять старшего и принять обстоятельства, какими бы они не были. Дать Юнги время, в котором тот вероятно нуждается. Не давить и не требовать от него чего-либо. Потому что это единственная поддержка, которую он сейчас может Юнги оказать. Которую ему позволяют оказывать.       Но… Чонгук устал. Устал ждать. Устал надеяться и верить. Устал слышать холод в родном голосе. Устал ловить на себе безэмоциональные взгляды. Устал от всех этих пустых разговоров. От этой отстраненности и игры в случайных прохожих. Поэтому, когда спустя некоторое время Юнги разворачивается с намерением уйти, младший произносит:       – Почему? – Юнги замирает, не оборачиваясь. – Мы ведь… мы ведь были близки раньше, хён, – Чонгук просто хочет знать. Причина ли в том, что он сам сделал что-то не так. Или во всем виноваты дурацкие обстоятельства, из-за которых они потеряли столько времени. Или же дело в самом этом времени, которое сыграло слишком большую роль. В тех годах, что они провели порознь, не сказав друг другу и слова. Чонгук просто хочет знать причину, по которой они вдруг стали друг другу абсолютно чужими людьми.       Юнги выдыхает устало. Чонгук не понимает элементарного. А Юнги не хочет озвучивать в слух. Но младший продолжает задавать вопросы, и старшему ничего не остается, кроме как ответить:       – Нет, Чонгук. Мы просто были детьми, – спокойно говорит Юнги, отрезая на корню все последующие вопросы. В который раз убивая внутри Чонгука надежду, которую младший после снова будет собирать по крупицам.       Юнги уходит. Снова просто уходит, не сказав больше ничего. Не обернувшись. Уходит, даже не взглянув на те руины, что оставил после себя.       Чонгук отчетливо слышит, как хлопает дверь, когда Юнги скрывается в своей комнате. Чувствует эту пустоту, заполнившую собой все вокруг и холодом проникающую в истерзанную душу. Ему требуется некоторое время, прежде чем собрать себя по кусочкам. Он встает, не спеша, выключает телевизор и свет. Плетется в свою комнату, с трудом передвигая ноги. Закрыв за собой дверь, направляется к рабочему столу и обессиленно падает на стул.       Пальцы пробивает мелкой дрожью, глаза блестят от накативших слез. Внутри, там, где должно быть сердце Чонгук ощущает огромную дыру. Каждый последующий вздох дается тяжелее предыдущего. Изнутри рвется жалкий всхлип, который ему не без усилий удается сдержать. Чонгук ненавидит себя, искренне презирает за то, каким слабым является. За то, что не может справиться с этим.       Разговор с Тэхёном выбил почву из-под ног. Но слова Юнги буквально добили его. Толкнули к тому самому краю. И Чонгук знает, что это предел. Что это граница, за которой ничего, кроме кромешной темноты. Его личный ад. Чернота внутри разрастается со скоростью света, поглощает все его существо, затапливает последние крупицы сознания, затмевая разум. Чонгук знает, что должен сделать с этим что-то, пока не стало поздно. Пока он снова не упал в эту пропасть.       Руки сами тянутся к верхнему ящику стола, выдвигая его. Откладывая лежащие сверху тетради в сторону, Чонгук бросает взгляд на то, что может стать его спасением. Избавить от этой темноты. От этого хаоса внутри. От всех этих нескончаемых страданий, даря необходимый покой.       Остатками разума он понимает, что это не лучшее решение. Что это не решение, вообще. Но все эти мысли. Эти мысли, сводящие его с ума. Заставляющие задыхаться в истерике раз за разом. Это бесконечное отчаянье, с которым Чонгук борется так долго. И каждый раз безуспешно. Все это… Чонгук просто не может больше.       И черт бы побрал все эти его выдумки о том, что станет лучше. Потому что нет, не станет. Каждый раз, когда Чонгук думал, что все наладилось, он просто врал сам себе. Хотел верить, что все закончилось и он, наконец, сможет быть в порядке. Но ни хрена. Ни хрена не в порядке. Ни хрена не было в порядке и таковым не будет. Чонгук знает. И эта безысходность, что душит его изо дня в день, сейчас заставляет пальцами касаться мнимого решения всех проблем.       Но совсем на мгновение в голове мелькает одна единственная картина. Слабый солнечный свет, проникающий в комнату. Запах свежесваренного кофе. Холодный утренний ветер, развивающий прозрачную тюль. Щебетание только проснувшихся птиц за окном. Кошачьи глаза напротив, в которых расплавленным шоколадом тает солнце. Теплота лучей, что с блеском ложатся на бледную кожу. Чашка американо крепко зажатая в музыкальных пальцах. Спокойствие на лице самого родного человека.       Это моменты того хрупкого счастья, которые Чонгук тщательно хранит в своей памяти. Которыми младшему позволено наслаждаться каждое утро. И ради этого. Ради того, чтобы завтра снова проследить за лучиком играющим на чужой коже, за забавно морщащимся лицом хёна, когда солнце светит в глаза слишком ярко. Ради того, чтобы встретить еще одно такое утро, Чонгук попытается. Постарается еще немного. Приложит последние силы. И пусть этого хватит всего на пару дней, младший будет благодарен и за это.       Ящик с громким звуком задвигается обратно. Чонгук резко поднимается на ноги, отчего в глазах на мгновение темнеет. Кидая последний взгляд, он решает для себя, что даже если он на краю, а перед ним расстилается лишь бесконечная бездна, он сделает все, чтобы не упасть. Даже если в этом нет никакого смысла. Даже если все исходы заранее предрешены. Если это подарит ему возможность встретить следующее утро с единственным по истине имеющем значение в его жизни человеком, то Чонгук правда постарается.