Hyung

      Тяжесть свинцовых туч нависла над городом. Мелодия дождя вызывает мурашки по коже. Холод забирается под плотную ткань пальто, но Юнги его не замечает. Сигарета зажата между сухих потрескавшихся губ, и вкус никотина оседает на языке. Сигаретный дым обжигает горло, заполняет собой легкие, обволакивает сознание, рассеивая мысли и даря необходимую тишину. Запах табака смешивается с нотками дождя, рождая неповторимый аромат. Мелкие капли окропляют белую кожу, когда Мин выдыхает дым в серое небо. Пальто слегка намокает, а Юнги лишь сильнее затягивается, не выдыхая. Чертов никотин отзывается жжением в легких, медленно убивая. Но Юнги готов заплатить своим здоровьем, минутами своей бесценной жизни, если это подарит мнимый покой его душе. Он бы растянул этот момент еще ненадолго, может на вечность. Легкость сознания слишком дурманит, опьяняет своей беспечностью. Но вот из-за поворота появляется черный бмв, руша все его планы, и Юнги, быстро туша окурок, выбрасывает его в урну. Он ощущает себя школьником, которого родители чуть не застукали за травкой, когда принимает непринужденный вид, завидев Намджуна. Тот неуклюже выходит из машины, подбегает к нему, стараясь миновать лужи.       – Я тут состариться успел, пока ждал тебя, – бросает он, разворачиваясь и направляясь к двери подъезда. Намджун хотел бы сказать, что Юнги уже родился старым, но вместо этого отвечает, проходя за другом:       – На дороге произошла небольшая авария, пришлось постоять немного.       Юнги оборачивается, бегло осматривая друга на наличие травм. Ким ловит его взгляд и отвечает, улыбаясь:       – Не волнуйся, хён, я не был ее участником.       – О, удивительно, – сухо отзывается Юнги, заходя в светлый коридор подъезда.       – Да от тебя сегодня прямо несет дружелюбием.       Юнги хмыкает в ответ, направляясь к лифту, и нажимает на кнопку. Справа в большое окно, что расположено на первом этаже, с силой барабанит дождь. Капли разбиваются о стекло все чаще, красивая мелодия перерастает в неприятный шум. Ветер раскачивает кроны деревьев, и тонкие стволы гнутся под его порывом. Юнги бросает взгляд в окно, наблюдая за разбушевавшейся погодой.       – Давно в Сеуле так не лило. Думаю, это самая дождливая весна на моей памяти, – разносится позади голос Кима. Юнги кивает, соглашаясь и не отрывая глаз. Где-то глубоко в его душе затаилось волнение. Но вместо того, чтобы взглянуть ему в лицо, Юнги запихивает его подальше.       – О, не едет, – голос друга вырывает из мыслей, и Мин, не сразу поняв, о чем речь, поворачивается с немым вопросом.       – Лифт не едет, – уточняет Ким.       Старший бросает взгляд на не горящее табло сверху и тяжело выдыхает:       – Видимо, опять сломался. Пойдем пешком, – произносит Юнги, поворачивая к лестнице. Намджун выпускает вымученный стон, плетясь за другом. Поднимаясь вверх, он вдруг улавливает еле знакомый запах, что шлейфом тянется за Мином.       – Мне кажется, или сигаретами пахнет? – останавливается Ким, принюхиваясь.       – Тебе кажется, – отмахивается парень, поднявшись на этаж своей квартиры. Он подходит к входной двери, вводя код. Заходя внутрь небольшой прихожей, он снимает чуть промокшую обувь и влажное пальто. В углу в специальной стойке стоит один единственный зонт, который имеется у Юнги. Тот самый, который Чонгук решил не брать сегодня утром. Мин бросает на него тяжелый взгляд, ругая про себя глупость мальчишки, после чего удаляется на кухню. Ким следует за ним и сразу же падает на стул. День выдался не из легких, и он рад провести вечер в компании друга.       Старший вставляет капсулы в кофемашину, прислушиваясь к звукам дождя за окном, что поминутно усиливается. Небо полностью затянуто темными тучами. Гудение техники вдруг перекрывает раскатистый гром, и Юнги едва заметно напрягается от собственных мыслей. Чертов зонт. Мин прикусывает щёку изнутри и бросает взгляд на улицу, где потихоньку начинается шторм. Тревога стучит в его сердце, заявляя о своем присутствии, но Юнги остается слеп к собственным чувствам.       Когда кофе готов, Мин ставит две чашки на стол, садясь напротив друга, и тут же отпивает черную горечь. Напиток не расслабляет, как обычно, и Юнги снова хочется закурить.       Намджун начинает незамысловатую беседу, и старший отвечает, отвлекаясь от волнений внутри. Они снова обсуждают все на свете, начиная с произведений Кафки и заканчивая бурной дискуссией о том, какая лапша вкуснее. Время летит, небо за окном темнеет, а дождь все никак не успокаивается.       Юнги поднимается, чтобы заварить еще кофе и предлагает другу, на что тот отказывается. Когда старший садится обратно, Намджун переводит чуть настороженный взгляд на залегшие синяки под глазами, что особенно выделяются на белой коже. В этом нет ничего не обычного, он и сам временами недосыпает из-за работы или навалившихся дел, и в любой другой день он бы не обратил на это внимание. Но сейчас, сидя напротив друга в непринужденный обстановке, ему удается заметить гораздо больше. Усталость проскальзывает в каждом слове, в каждом движении и взгляде Мина, и Намджун догадывается, что вызвана она не столько физическим истощением, сколько душевным. И это беспокоит его гораздо сильнее, чем синяки под глазами. Но что еще удивительнее, Юнги упорно пытается скрыть собственное состояние не только от лучшего друга, но, кажется, и от себя самого.       Собираясь с мыслями и подбирая нужные слова, младший, начинает:       – Юнги, ты же знаешь, что я твой самый лучший друг. Ты всегда можешь довериться мне и выговориться, что бы тебя не тревожило, – искренне произносит Намджун.       – С чего такие речи, Джуна? – Мин устало усмехается, отпивая свой кофе.       – Тебя ведь что-то беспокоит? – Юнги замирает от его слов. Не будь он так утомлен, он бы точно притворился, что не понимает, о чем речь. Да так искусно, что у друга бы не осталось никаких вопросов. Но сил, кажется, не хватает и на такую простую игру.       Обычно Намджун не лезет к другу в душу. Все что нужно, он знает, а с остальным Юнги и сам в силах справится. Они не часто поднимают подобные разговоры, но Ким просто не может промолчать сейчас. Мин уставший, вымотанный, обессиленный собственными проблемами, о которых даже не хочет говорить. Намджун лишь хочет убедиться, что друг в порядке.       – С чего такие выводы?       – Ты снова ушел с головой в работу, а твоя студия завалена стаканчиками из под кофе. Думаю, Хосок уже смастерил из них новый синтезатор для тебя, – Намджун шутит, пытаясь разрядить обстановку. Улыбается, являя на свет милые ямочки, и Юнги смотря на них расслабляется.       – Не ты ли каждый день подгонял меня со всеми этими сроками? – его голос звучит мягче, а в словах проскальзывает усмешка.       – Ну хён, я не специально. Ты же знаешь, что заказчик резко перенес срок сдачи проекта на полмесяца. Я тут ни при чем, – тянет Ким измученно, – да и сдали мы его дня три назад, а ты вчера опять уехал из компании в двенадцатом часу.       – Это мой природный трудоголизм. Да и в отличие от некоторых, на работе я предпочитаю работать, – старший ставит локоть на стол, опираясь на руку головой, принимая чуть более расслабленный вид. – А вот чем занимаешься ты, вопрос поинтереснее. Думаешь, я не видел историю твоего браузера? – Юнги смотрит на него хитро, ухмыляясь. Намджун нервно сглатывает, спрашивая:       – И что же ты там видел? – дрожь ломает речь, а пальцы предательски трясутся. Юнги злобно посмеивается, а Ким уже на низком старте. Стыд гонит собирать вещи и уматывать в другой город. Нет, лучше сразу в другую страну. К черту, на другую планету.       – Если честно твои рекомендации на сайте для взрослых меня не особо удивили, – младший выдыхает облегченно, - всегда знал, что за твоим образом начитанного джентльмена скрывается извращенная душонка. – Ким прячет красноту лица в ладонях, головой падая на стол. Шея его покрывается пятнами, и он издает измученный стон. Юнги наблюдает за метаниями друга, припоминая ему все нюансы увиденного, а после говорит:       – Но что меня больше интересует, так это запрос в поисковике: как приготовить яичницу, не спалив квартиру.       – Я хотел приготовить завтрак для Наён, – неразборчиво мычит Ким, все еще пряча красное лицо в ладонях.       – Ты хотел убить ее? – без промедлений спрашивает Мин.       – Йа, хён, конечно, нет, – младший отрывает руки от лица, забавно возмущаясь.       – Серьезно, Джун, если ты не хочешь потерять свою девушку брось эту затею.       – Эй, я не настолько плох в готовке, хён, – брови друга слегка нахмурены, а губы обиженно выпячены, но весь его вид настолько мил и комичен, что Юнги лишь незаметно улыбается.       – Без шуток, Нам, я отравился, когда ты заварил мне рамён. И при всей гениальности моего ума я не могу понять, что ты с ним такого сделал, что я провел полмесяца в больнице, – скептично произносит Юнги, откидываясь на спинку стула.       – Хён, я ничего с ним не делал. И вообще, не уходи от разговора, – Ким только сейчас заметил, как мастерски Мин увел его от темы. – Почему ты зависаешь в компании целыми днями?       – Я уже сказал, это мой природный трудоголизм, – вяло отвечает Мин, отмахиваясь и желая, чтобы от него поскорее отстали.       – Не ври мне, Юнги. Ты всегда уходишь в работу с головой, когда тебя что-то беспокоит, – тон Кима вдруг становится тверже и серьезнее, явно давая понять, что старшему от ответа не уйти, и все шуточки оставлены позади, – ты работаешь до изнеможения, уровень кофеина в твоем организме давно превышает норму и ты снова начал курить, – на последних словах голос младшего становится особенно жестким. – И не думай, что я не заметил, – Мин сжимается от его слов, опуская голову и упираясь взглядом в пустую чашку в руках.       Воспоминания о минувших днях беспокоят сердце. Нервы в то время были натянуты до предела, отчего в день могла уйти не одна пачка. Мин избавлялся от этой пагубной привычки долго и тяжело. Не без помощи друга, конечно же. И для чего? Чтобы спустя некоторое время вернуться к тому же? Намджуна это искренне злит, но за злостью этой скрывается тревога. Он смягчается вдруг, спрашивая:       – Что происходит, Юнги?       Юнги понимает, что скрыть что-либо от друга ему не удастся. Плечи его опускаются, будто от тяжести всего навалившегося, губы сжимаются в тонкую полоску. До этого поддетый веселым разговором взгляд тускнеет. Когда Мин, наконец, решается поднять глаза, волнение внутри Намджуна лишь усиливается. Они стеклянные и пустые, глядят на него поражено. Ким смотрит в них, в самую душу заглядывает, ища ответы. И находит. Находит смиренную печаль, бесконечную тоску, о которой раньше никогда не знал.       Он размыкает губы, желая что-то сказать, спросить, узнать в чем дело, но шум в коридоре прерывает его. Слышится звук закрытой двери и звонкий голос. Слегка позабытый, затерянный в уголках памяти, но до боли знакомый.       – Хён, я дома.       Намджун распахивает глаза в неверии. Смотрит на старшего с удивлением. Шестеренки в его голове крутятся с адской скоростью, но мысли никак не хотят преобразовываться в речь. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но слова с трудом даются ему:       – Не может быть. Это же… – он не успевает закончить, когда на пороге кто-то появляется. А после раздается не менее удивленное:       – О, Намджун-хён.