Hyung

      Гвалт шумящих в коридоре учеников резонирует в голове. Пустая коробочка сока зажата в руках, а трубочка нещадно изжевана. Спину холодит от оконного стекла, на которое откинулся Гук, сидя на подоконнике. Парень отчаянно пытается сосредоточиться на Югёме и Бэме, бурно обсуждающих недавно прошедший футбольный матч. Но с каждой минутой все чаще теряет нить разговора, бросая взгляд на скрывшееся за плотными облаками солнце. Еще сегодня с утра, все также встречая рассвет в одиночку, Чонгук был решительно настроен на разговор с Юнги. Бегать больше нету смысла, и, если хёну есть что ему сказать, то Гук готов выслушать, потому что сам молчать уже не в силах. Чонгук и правда решил прислушаться к совету Намджуна, и уже по дороге в школу он прикидывал, что и как лучше преподнести, подбирая самые верные слова для формулировки своих мыслей. Да вот только спустя полдня вся его решимость куда-то ускользнула, и голову заполнили ненавистные сомнения.       Честность – замечательная способность человека быть искренним с самим собой, с людьми вокруг и этим миром. Далеко не каждый может легко открыться, показать, что же у него там внутри не только окружающим, но и самому себе. Будь открыт, будь честен, будь искренен, и люди поймут тебя. Да, может кому-то и правда везет. Может после всех высказанных чувств люди действительно становятся ближе. Принимают друг друга, сплетаясь невидимыми нитями доверия на всю жизнь и благодаря тот день, когда были достаточно смелыми, чтобы сказать правду. Да вот только… Чонгук в число этих счастливчиков явно не входит.       На его правду одни реагировали равнодушно поджатыми губами, другие взглядами, переполненными жалостью, а некоторые искренним отвращением. Ее большие, красивые, как и у него самого, глаза всегда смотрят на Чонгука с презрением. Он знает.       Эти люди, которым он пытался довериться, с которыми он должен был быть искренним, беспардонно заглядывали в его душу, пачкая все вокруг своими глупыми словами и безразличными улыбками. Робко приглашенные они осматривали каждый уголок скептичным взглядом, перерывали все внутри, еще больше наполняя его мысли сомнениями и страхами, устраивая полный хаос. Да так и уходили, видимо, не найдя ничего интересного и позабыв закрыть за собой дверь. Чонгук урок усвоил. Искренность – пустой звук. Его никому не нужная правда.       Его разрывают сомнения. Стоит ли? Сказать Юнги все, как есть? Показать свои чувства? Поймет ли? Примет ли? Тот самый Юнги, что смотрит на него равнодушно, что произносит все эти глупые слова, что болью в теле и сознании отзываются, что не спасают, а лишь сильнее к краю подталкивают. Довериться ему – самая большая глупость.       Но…       Довериться ему? Тому самому Юнги, который всегда заботился больше, чем о себе, который прятал в своих объятиях от этого сложного мира, который, стоило Чонгуку взять его ладонь в свою, всегда сжимал крепче в ответ, безмолвно обещая никогда не отпускать. Довериться ему… спасение?       От зарождающейся мигрени отвлекает красная шевелюра Югёма:       – Приём-приём, Земля вызывает Мин Чонгука, – Ким беззлобно улыбается, а после вырывает из сжатых пальцев несчастную пачку сока, - чего ты так вцепился в нее? Ты вообще слышал, о чем мы говорим?       Чонгук отрицательно ведет головой, пытаясь вернуться в реальность. От всех этих размышлений никакого толку. Будь, что будет, напоследок думает он, обращая все внимание одноклассникам.       – Ты даже не представляешь, как много упустил, не придя на тусовку в пятницу, – в глазах Бэма можно заметить пляшущее озорство, когда он вспоминает, - ты знал, что Мина рассталась со своим, как его?       – Сехуном, – подсказывает Югём.       – Да, она рассталась с Сехуном. Я никогда не видел, чтобы она с таким рвением вливала в себя алкоголь.       – Господи, чувак, да мне, кажется она одна сделала бару всю суточную выручку за пару часов.       – Это точно. В общем, она не слабо так напилась и, видимо, решила подцепить себе кого-нибудь на ночь, – Бэм с трудом удерживает смех, когда продолжает, – никогда не догадаешься, кого она выбрала в качестве партнера.       Интерес завладевает Чонгуком. Он видит, как Югём складывается пополам с трудом пытаясь не засмеяться, и желание услышать ответ нарастает. Мин с нетерпением смотрит на Бэма.       – Чимина, – выдает Бэм и спустя секунду все трое взрываются гогочущим смехом, привлекая внимание проходящих мимо учеников.       – Господи, она же знает, что он гей, какого черта полезла к нему?       – Понятия не имею. Может алкоголь настолько ударил ей в голову, что она решила, будто бы сможет переманить паренька на гетеросексуальную сторону.       Чонгук смаргивает выступившие от смеха слезы, представляя эту картину. Пышногрудая блондинка, красавица Мина лезет к Паку, пытаясь привлечь его всеми возможными способами и убеждая, что с девушкой ему в постели будет ничем не хуже, чем с парнем. И Чимин. Пак Чимин, который гей просто до мозга костей. Который смотрит на нее и думает, что старик, за барной стойкой с толстым морщинистым задом, заинтересует его в разы больше, чем она.       – Господи, ее попытки выглядели настолько нелепо, что я даже отставил свой стаканчик с виски, чтобы запомнить, чем все закончится, – добавляет Югём.       – А он что? – с интересом спрашивает Мин.       – Ну сначала, он просто пытался от нее отцепиться. Ну а когда понял, что не сможет сделать это так просто, согласился под предлогом, что она выпьет с ним, – Чонгук представляет эту гаденькую улыбку Чимина и лукавость в его глазах, и по спине пробегает рой мурашек. – Он напоил ее до такой степени, что спустя полчаса она не могла стоять, – Мин передергивает плечами. Да уж, связываться с Чимином себе дороже.       – Она в порядке? – с нескрываемым волнением спрашивает парень.       – Да, в порядке куда денется. Я видел, как Тэхён тащил ее до такси, – Чонгук выдыхает облегченно. Тэхён позаботился о ней. Снова показал свое благодушие, помогая каждому, кто в этом нуждается. Вроде тот еще придурок, но с добрым сердцем. Перед глазами всплывает квадратная улыбка, и внутри все неприятно сжимает.       – О, у нас же сегодня общая физра с ее классом! Пошли скорее, хочу посмотреть, как она будет бегать, – восклицает Гём. Мин догадывается, что посмотреть он хочет не на нее, а на ее трясущуюся от бега грудь, но хмурится он совсем не от этого.       – Мы бегаем сегодня? – спрашивает Гук.       – А да, двести метров зачет, – отвечает ему Бэм. Чонгук поджимает губы.       – Эй, только не говори, что снова собираешься прогуливать, – тянет Ким, замечая настроение Гука. – Ты в этой четверти ни разу на физре не появился. Ан сонсенним с тебя три шкуры снимет, если ты ему попадешься.       О да, Чонгук знает об этом. И о том, что каждый его пропуск отслеживается он тоже в курсе. Как и о том, что ему за это влетит. Там глядишь и до отчисления недалеко. Да вот только между отчислением и бегом, он, пожалуй, выберет первое.       Он спрыгивает с подоконника, тут же рисуя на лице гримасу боли.       – Ах, черт, кажется, подвернул, – играючи шипит Чонгук, приседая и хватаясь за лодыжку. – Ох, как же больно, – хнычет, пока парни смотрят на него не читаемо. – Я точно не могу бегать сегодня, – добавляет он, ломая бровки от досады. – Какая жалость, – наигранно произносит Чонгук и уголок его губ несдержанно поднимается вверх.       – Он прикончит его, – констатирует Бэм, говоря об учителе.       – Да, без сомнений, – вторит ему Гём.       – Ладно, хрен с тобой. Мы скажем, что ты выпрыгнул из окна, пытаясь сбежать с контрольной по химии, – кричит Бэм, уже удаляясь. Кима же на слове химия передергивает:       – Зная эту мегеру, такое вполне возможно. Глядишь, это старик Ан нам поверит.       – Да, безусловно, – кивает ему блондин, и оба они скрываются за поворотом.

***

      – Оппа, – радостно доносится из телефонного динамика, пока Юнги пялится на полку в продуктовом магазине.       – Да, Хёрина, – мягкая улыбка касается его губ.       – Оппа, ты же не забыл про меня?       – Нет, конечно, нет. В среду? – припоминая время рейса, прикидывает Мин.       – В четверг, Юнги, – слегка обиженно бурчит Хёрин.       – Да-да, точно четверг. Я помню, прости. День выдался непростым, Хосок опять дергал меня со своими дурацкими бумагами, – Юнги чуть надуто жалуется, потому что “Чертов Чон Хосок, свалил нахрен из моей студии через дверь, пока я не выбросил тебя в окно”.       – О да, он это любит. Кстати, я не могу дозвониться до Наён. В этой Англии такие дурацкие операторы.       – Не думаешь, что она тебя просто заблокировала, устав отвечать в три ночи на сообщения о той прекрасной великолепной сумочке, без которой ты не сможешь жить? – прикидывает парень, бегая глазами по аккуратно расставленным в ряд желтым баночкам и маленьким коробочкам.       – Моя Наёни бы так не поступила. И вообще откуда ты знаешь?       – Намджун жалуется, что уведомления на ее телефоне не дают ему спать.       – Мои страдания об этой сумочке намного важнее его сна, – насмешливо тянет Хёрин, и Юнги тихо усмехается в ответ.       – Без сомнений. Что за сумка? – как бы невзначай бросает он, зная, что это выкроит ему время для размышлений.       – О, я нашла ее в одном из местных бутиков… – Хёрин начинает щебетать об этой самой сумочке, пока Юнги сканирует взглядом полки с банановым молоком. Чонгук очень любил его раньше. Вопрос любит ли он его сейчас? Желание сделать младшему приятно скребет где-то в душе.       – Эй, ты там слушаешь меня? – недовольно тянется с той стороны.       – Да-да, конечно. И что же тебе мешает ее купить? – парень просматривает коробочки и баночки одну за другой, в попытках вспомнить молоко какого бренда они покупали.       – Я не могу найти обувь под нее, – лицо Юнги в этот момент выражает крайнюю степень непонимания.       – А это обязательно? – бросает он, осознавая, что не сможет решить вопрос с молоком, пока говорит по телефону, и обещая вернуться к этому позже.       – Конечно обязательно, Мин Юнги! Это невероятный лакированный клатч и я хочу его. Но в нем абсолютно нет смысла, если я не смогу найти туфли такого же цвета, – отчаянно вздыхает Хёрин, и парень уже представляет ее раздосадованное выражение лица.       – Ох, как же вы девушки любите все усложнять.       – Ой, не говори, сама мучаюсь, – она усмехается в ответ, вызывая на лице Юнги слабую улыбку. – Ты в магазине? Я слышу корейскую речь, – Юнги утвердительно хмыкает, – ох, я бы сейчас душу продала за порцию риса с кимчи. Мне эта западная кухня уже никуда не лезет.       Хёрин рассказывает ему обо всех тех особенностях людей и культуры, с которыми она успела познакомиться. Жалуется на любовь англичан к чаю и нахваливает архитектуру, пока Юнги продолжает набирать продукты в корзинку.       – Ох, прости милый, мне пора бежать, – на фоне слышатся предупреждение о пятиминутной готовности, – эти британцы такие вредные, когда дело касается работы. Все то им не нравится. Быстрее бы вернуться в Корею.       – Да, давай беги, – отвечает ей Юнги.       – В четверг в два, не забудь.       – Да, не волнуйся, я буду в аэропорту вовремя. Беги работать и ни о чем не беспокойся.       – Спасибочки, оппа. Люблю тебя.       – Ага, да, спасибо, буду иметь в виду, – усмехается Юнги. Хёрин на том конце бурчит о том, какой вредный парень ей попался, что даже не может сказать слова любви в ответ, но Юнги слышит ее улыбку. Звонок сбрасывается, и он направляется к кассам.       Вечер в Сеуле пахнет цветущей сакурой, гул машин напоминает о накопившейся за день усталости. Персиковый закат окрашивает город, отражаясь от стеклянных окон бизнес-центров, в которых как мыши в клетках заперты офисные работники. Уже подъезжая к дому, Юнги с досадой вспоминает, что так и не купил Чонгуку молоко.       Квартира встречает его непривычной тишиной, но черные кеды на полке, говорят о присутствии младшего в доме. Юнги проходит на кухню, краем глаза замечая в гостиной брата. Он быстро раскладывает продукты, мечтая скорее отужинать и пойти к себе отдохнуть. Но безмолвие со стороны гостиной вызывает в душе беспокойное напряжение.       Покончив с ужином и убрав порцию для младшего в холодильник, Юнги направляется к себе, размышляя о том, чем можно занять вечер. Но после из гостиной доносится едва слышное “хён”, и Юнги не может не заметить, как сердце его пропускает удар. Он останавливается в проеме, выжидающе глядя на Чонгука.       – Мы можем поговорить? – доносится чуть громче, и Юнги понимает, что о спокойном вечере можно только мечтать.