16 июня 2018 года Ню-Сконе, Новая Дания, Канада
Дом у Халля небольшой, но на удивление уютный и чистенький. По крайней мере на первом этаже. Подниматься на второй, чтобы поглазеть на его спальню, Эва не стала. Зачем давать лишний повод мудаку? Они сидят вчетвером в гостиной, неспешно потягивая пиво, и ждут какую-то девицу. «Фрёкен мозг», как заявил Халль, явно намекая, кому принадлежит гениальная затея с ограблением фонда. Потом ещё что-то добавил, но Эва отвлеклась и прослушала. Последние двадцать минут он не затыкается ни на секунду. Говорит, говорит, говорит… Строит теории, пугает провалом, отпускает сальные шутки. Виола с Хансеном внимательно слушают или просто делают вид. Эва даже не пытается: от монотонной болтовни раскалывается голова. Марк Халль откровенно раздражает. Сам по себе и, главным образом, потому что он «тот самый приятель» Хансена, который втянул его в эту авантюру. Их план Эве тоже не нравится, только поздняк метаться. Она теперь по уши в дерьме, остаётся довести всё до конца. Так или иначе. Из окна шикарный вид на крохотное частное кладбище, вокруг — ни души, только лес и тишина. Ню-Сконе вообще красивее, чем Сковин. И к Фредерикстаду ближе, и… Остановись они здесь, Кузнечик была бы жива. А если бы была жива Барбара? Этот неожиданный вопрос появляется из ниоткуда и тащит за собой воспоминания, которые Эва давно забыла. Или думала, что забыла. ...Хлёсткая пощёчина оглушает, заставляя зажмуриться и отшатнуться. Пристальный взгляд Ивара на мгновение исчезает, но не голос. Спокойный, терпеливый, ненавистный: — Ты будешь делать то, что я скажу. Тогда, когда я скажу. И столько, сколько я скажу. Эва беззвучно всхлипывает. Ей не больно, но до ужасно обидно. Ни одна из комбинаций не подошла — сраный код ни в какую не хочет открываться. — Не получается! — не выдерживает она, швыряет замок на пол. — Не ной, — дядя усмехается. Встаёт, наклоняется. Со стуком возвращает замок на стол, придвигает его ближе, нависая над Эвой. Ласково прикасается к её щеке, по которой до этого врезал. — Пробуй, девочка. Снова. И снова. Пока не получится. Эва упрямо скрещивает на груди руки. — Я устала. Хочу есть. На дядиных губах мелькает подобие улыбки. — Взломаешь код, и сразу пообедаем. Обещаю. — Ты умеешь вдохновить, — слышится насмешливый голос Барбары. Она, как всегда, входит бесшумно, хоть и на каблуках. Может, сестра не врёт, когда говорит про специальные бархатные набойки для наёмных убийц? Барбара опускает между ними фарфоровое блюдо с нарезанными аккуратными дольками фруктами. Садится на край стола спиной к Ивару. Берёт замок и ловко подкидывает его на ладони. Зажимает в кулаке, глядя Эве в глаза. — Не торопись. Тяни за дужку вниз. Вот так, — она вставляет указательный и большой пальцы в петлю, — чтобы создать напряжение. Затем покрути каждое колёсико. — Думаешь, я не объяснял? — недовольно кряхтит Ивар. — Помолчи, — то ли просит, то ли требует Барбара, не оборачиваясь. Кивает Эве: — Помнишь, какое крутится труднее всего? — Нижнее. — Начинай с него, — она протягивает замок на раскрытой ладони. Эва послушно забирает его, вставляет пальцы в петлю, как показывала Барбара. От волнения руки дрожат. — Теперь внимательно слушай и медленно крути. Должен быть звук. Очень тихий. Как щелчок. Пальцы неуклюже скользят по металлу. Слишком резко — цифра с пятёрки перескакивает на восьмёрку. — Не спеши. Эва задерживает дыхание. Пробует снова. На тройке кажется, что внутри замка что-то треснуло. — Есть? — Вроде. — Давай… — нарушает молчание Ивар. — Тс-с! — шипит на него Барбара. — Пробуй следующее. — Ладно, — Эва робко улыбается. Не дышит, боясь пропустить щелчок. На этот раз замок еле слышно хрустит на девятке. И снова, когда верхнее колёсико останавливается на единице. Дужка вздрагивает и выскакивает из углубления. — Видишь, как всё просто, — смеётся Барбара. Кивает на блюдо: — Возьми себе и ступай на кухню. Твоя сестра уже вернулась. Пообедаете вместе. Эву не надо просить дважды. На пороге она замедляет шаг и, прикрыв за собой дверь, прислушивается. У дяди, как обычно, есть причины для недовольства: — Ты портишь ей характер, нежничая. — А ты портишь ей жизнь. Кого ты собрался из неё вырастить? Викинга в юбке? — Не помню, чтобы это было твоей заботой. — Ей четырнадцать, Ивар. — По-моему, отличный возраст впечатлить богов. — Ты уже впечатлил их за всех нас. Прекращай цепляться к Эве из-за ерунды... Вот дрянь! Взгляд застилают непрошенные слёзы, и Эва отворачивается к окну. Дрянь! Дрянь! Дрянь! Да что за блядская сентиментальность? Откуда?! В старой жизни, до тюрьмы, ей не было места, а теперь — и подавно. Не хватало разрыдаться перед всеми, как последняя идиотка! Она с силой прикусывает нижнюю губу. Неврастеничка, тупая неврастеничка! Нашла время для сожалений. Подумаешь… Люди умирают, близкие — тоже. По её вине или нет — не важно. Тем более если они всё равно должны были умереть. Так уже случалось — в давно позабытом прошлом. И повторяется снова. Эва усмехается собственным мыслям: её чертова жизнь на удивление циклична. Сомнений нет — если бы она не подчинилась, сестра с Хансеном быстро отправили бы Кузнечика в загробный мир. Но, как и много лет назад, Эва предпочла не прятаться. Так честнее. Последний подарок, какой она может сделать людям, имевшим несчастье её любить — убить их самой. Поэтому никаких компромиссов. Забыть и выкинуть из головы все сожаления на хер! Эва прислушивается к разговору, напоминая себе, что от него вроде как зависит их будущее. Её — уж точно. Но «важности момента», о котором всю дорогу долдонил Хансен, не чувствует. С того самого дня, когда пришлось избавиться от Кузнечика, ей искренне насрать, что и как будет дальше. И это странно, непривычно. Даже в тюрьме никогда такого не случалось. Чтобы совсем ничего: ни страха, ни надежды. Чёрная дыра, бесконечная пустота или нет… Скорее, безликая, вязкая бездна. Халль продолжает рассказывать Хансену очередную байку. Громко, сбивчиво. Бросает на Эву красноречивые взгляды, то и дело ухмыляясь. Наверняка в старших классах он был смазливым красавчиком. С тех пор заметно подрос, постарел и возмудел, растеряв почти всё очарование, но замашки капитана хоккейной сборной не оставил даже в сороковник. Халль хочет Эву и недвусмысленно даёт это понять: засохшие васильки в глазах похотливо блестят, тонкие потрескавшиеся губы сально улыбаются. Зря. Между ними не срастётся. Винс был и остаётся её последним мужчиной, и она не собирается менять расклад. Жаль вдвойне, потому что от единственного желания, на которое Эва способна в последние две недели — напиться и трахнуть какую-нибудь шлюшку, — она дуреет всё сильнее и, кажется, скоро с воем полезет на стены. И надо же какая ирония — ту самую лесбиянку, готовую её ублажать искренне и с любовью, пришлось развеять по устью реки. Сейчас Эва даже завидует Кузнечику: лучше бы она не выжила, лучше бы сдохла. В «Эгерборге» или гораздо раньше. Быть мёртвой проще. Ни тебе сожалений, ни несбывшихся надежд, ни естественных потребностей организма, с которыми надо как-то справляться. — Прошу прощения за опоздание, — слышит Эва за спиной. Хрипловатый незнакомый женский голос с сильным новгородским акцентом не выражает ни одной эмоции. И абсолютно точно не извиняется. Она резко оборачивается, встречаясь взглядом с фигуристой платиновой блондинкой в тёмно-зелёном облегающем топе с овальным вырезом на груди и чёрных джинсах. В ушах — настоящие изумруды. На вид девице не больше тридцати пяти. Мордашка надменная, густо подведённые глаза смотрят изучающе. В них тоже ни намёка на извинение. Ледяная пустыня и сплошной расчёт данных. Как у андроида. Наверное, красненькие циферки бегают так же, сообщая о собеседнике все известные данные и уровень потенциальной угрозы. — Наконец-то! — Халль неуклюже вскакивает с кресла, бросается к ней. Хансен вальяжно поднимается следом. Сестра остаётся сидеть на диване, как Эва. — Знакомьтесь. Фрёкен… — Не мельтеши! — осаживает его девица, пробегается колючим взглядом по лицам, останавливается на Эвином и с холодной змеиной улыбкой протягивает руку. — Сара. — Мадс, — раньше, чем Эва успевает ответить, между ними встревает драгоценный «братик». — Моя сестра Ида. А это… — он кивает на Виолу. — Его любовница, — перебивает сестра с достоинством датской королевы. — Невеста Мадса. — На губах Халля мелькает премерзкая улыбочка. Эва еле сдерживается, чтобы не закатить глаза. На хрена эта нелепая комедия с именами? Халль настолько не доверяет своему Мозгу, которая никакая не Сара, конечно же, или не хочет подставлять остальных? Он вообще в курсе, кто они на самом деле? По идее, должен быть. Раз приятель Хансена и предложил поучаствовать в деле, то, как минимум, обязан знать хотя бы его настоящее имя и пару пунктов из «послужного списка». Если нет, и Халль действительно считает её его сестрой, он самый мудовый мудак из всех известных ей. Или всё это крутая подстава, после которой они пойдут в расход. В последнее верится с трудом. Сестричка далеко не дура, не может не замечать того же, что и Эва, но если её обострённое чувство самосохранения молчит, значит, Виола знает о деле гораздо больше. Только почему-то не спешит посвящать в нюансы. Что ж, придётся озаботить обожаемых родственничков неприятными вопросами по дороге домой. Что бы там ни воображал Хансен, становиться пушечным мясом и спасать нежную шкурку сестры Эва больше не собирается. На дно в этот раз пойдут все. Появление Сары мало что меняет в общем раскладе. Их просто становится на одного человека больше в прокуренной гостиной, сигаретный дым стелется по комнате, дешёвая стеклянная пепельница ломится от окурков, а они впятером полчаса бурно обсуждают детали предстоящего ограбления. Вернее, обсуждают все, кроме Эвы. Она слушает, то и дело отвлекаясь на собственные странные мысли, большинство из которых пугают сильнее, чем возможная подстава. Например, почему так возбуждает новая знакомая. Буквально и пошло. Эве дико хочется её трахнуть. Сара похожа на гадюку. Скользкая, тонкая, юркая тварь. И очень опасная. С такими лучше не связываться. Никогда. А Эва почему-то сидит рядом, с любопытством разглядывает вкусную фигурку и пытается представить, как соблазнительно извивалось бы тело Сары, окажись они в одной постели. Или в душевой кабинке, или в джакузи, или на полу… Да где угодно, лишь бы наедине и желательно без одежды! Впрочем, последнее тоже необязательно. Эва бы с удовольствием содрала с неё джинсы сама. Зубами. Кровь приливает к щекам, и между ног расползается знакомое похотливое пекло. — Пойду принесу ещё пива, — Эва поднимается с дивана. Кажется, вполне сошло за отмазку, никто даже не смотрит в её сторону. Она направляется на кухню, идёт прямиком к холодильнику. Хочется засунуть голову в морозильную камеру, чтобы остудить пыл, но этому желанию тоже не суждено сбыться. — Ты не очень-то прилежная ученица, а? — спрашивает за спиной хриплый голосок Сары, когда Эва лезет в нижний ящик. Она замирает, вцепившись пальцами в стеклянное горлышко. И всё же заставляет себя выпрямиться и невозмутимо развернуться, чтобы встретиться с Сарой взглядом. Непонятно, что заставило фрёкен Мозг отправиться следом, но Эва даже не пытается скрыть ликование — такое внимание льстит, пусть за ним наверняка прячется осторожность или недоверие. — А ты не похожа на учительницу. — Плохо объясняю? — Слишком хорошенькая. Сара никак не реагирует на комплимент. — И всё-таки тебе полезно быть в курсе нашего плана. — Ты так сильно расстроилась, что я ушла? Ну, прости. Мне жаль. — Тебе плевать, — холодно улыбается Сара, прижимаясь плечом к дверному косяку. — Но мне интересно, почему… — Синдром дефицита внимания. С детства. — …тебя совершенно не волнуют детали, от которых зависит успех всего дела. И твоя жизнь, между прочим. — А, это. На хер Харриса с его тупыми наставлениями. Эве слишком нравится быть занозой в заднице. Особенно, когда это единственное из доступных пока удовольствий. — Понимаешь, все эти ваши грёбаные детали — дерьмо собачье. Они ничего не решают. От меня требуется проникнуть в хранилище и вытащить оттуда алмазы. Что вы сделаете для того, чтобы это успешно случилось — не моя забота. Как не ваша — что будет, когда я останусь там один на один со всеми паршивыми «если» и «что-то пошло не так». Вы ничем мне не поможете. Всё, включая мою жизнь, будет зависеть только от меня. А теперь скажи сама, на фига мне сдались ваши обсуждения в сотый раз? Свою часть я уяснила с первого. Сара отлипает от косяка, лёгким, почти незаметным жестом прикрывает за собой дверь и неторопливо приближается. Смазливая мордашка не меняет выражения. — Значит, доверие — не твой конёк? — И не твой. — Ты ошибаешься, Ида. — Разве, Сара?.. — Несомненно. — В блестящих зелёных глазах плещется чуть больше любопытства, чем было. Того самого, правильного и нужного Эве, не имеющего никакого отношения к предстоящему ограблению. — Просто я тщательно отбираю людей, на кого могу положиться. — Не в этот раз. — Почему же? — Потому что тебе придётся положиться на меня. Как и всем остальным. У вас нет выбора. — Допустим, выбор есть всегда, Ида. В том, как Сара раз за разом произносит это чужое, отвратительное имя, есть что-то до ужаса милое и озорное. Ей даже начинает нравиться. Хотя при других обстоятельствах предпочла бы услышать привычное «Эва». — Ну, — пожимает она плечами, — вы, конечно, можете переиграть и найти другого человека, чтобы проникнуть в хранилище. Теоретически. Практически — слишком поздно менять планы. Не успеете. Поэтому не станете. А значит, у вас остаюсь только я. — Хочешь сказать, моя судьба в твоих руках, Ида? — О, это было бы слишком прекрасно, — ухмыляется Эва. Ей бы заткнуться, но игра с огнём увлекает. — Кстати, о доверии. Плевать, если ничего не выйдет. На нормальный серьёзный разговор она всё равно не настроена. — У меня очень большие сомнения на твой счёт, Сара. — В каком смысле? — Во всех. — Закономерно. Мы же едва знакомы. Если бы ты меня узнала получше, то поняла, как сильно заблуждаешься. — Сара подхватывает со стола начатую пачку, прикуривает сразу две сигареты и любезно протягивает одну из них ей. Эва забирает, нарочно касаясь её пальцев. Глупо, но сейчас заводит даже такая банальная пошлость. Сара не торопится убирать руку, смотрит в глаза: — Скажи, ты бы хотела узнать меня лучше? Эва не спешит отвечать, молча наблюдает, как она затягивается и выпускает к потолку змейку сигаретного дыма. Кажется, фрёкен Мозг очень старается заинтересовать. И Эва даже не пытается скрывать, насколько хорошо удаётся. Любопытно, как быстро эта гадюка начнёт стонать, если вообще? Или так и кончит со своей змеиной улыбочкой, не издав ни звука? — Зависит. — От чего? — Что от меня потребуется взамен. — Не вижу проблемы. Халль говорил, тебе нравятся женщины. — Что ещё говорил обо мне Халль? — Когда мы с ним обсуждали твою кандидатуру для взлома или его шансы затащить тебя в постель? — Сара многозначительно вскидывает брови. — Ты же не обидишься, если я скажу, что мы с ним поспорили? — Неужели на меня? — Кто первый из нас переспит с тобой. Понять, шутит она или нет, не выходит. И Эва решает не зацикливаться. — Можешь считать, что выиграла. Я ненавижу мужчин. Удивлённой Сара не выглядит, обрадованной — тоже. На лице всё та же холодная красивая улыбка. Почти деловая, если бы они говорили о делах. — Тогда нам придётся позаботиться, чтобы алмазы охраняли исключительно мужчины. Внесу это в неважные для тебя детали нашего важного плана. Вот теперь они говорят о делах. Охренеть… Она правда умна. А Эва повелась, как неопытная девчонка. С этой гадюкой надо быть осторожней. — И чем же вам поможет такая деталь? — Тебе будет легче, Ида. — Легче что? — Убить их. — Вот так просто? Не то чтобы Эва надеялась, что затея с алмазным фондом обойдётся в итоге без трупов, но та обыденность, с какой Сара говорит, поражает даже её. И возбуждает ещё больше, что совсем сейчас не кстати. Отвлекает от сути. — Убивать просто. Не так ли, Ида? — в голосе Сары ни капли иронии. — Ты ведь лучше меня знаешь. Они стоят близко. Слишком. Если захочется, Эва может коснуться Сары, стоит протянуть руку. — И тебя это совсем не пугает? — Что именно? — Что я умею убивать… просто. — У Эвы никак не получается отвести взгляд от её губ, хотя она изо всех сил старается смотреть Саре прямо в глаза и выглядеть угрожающе, а не жалкой потаскушкой, готовой практически на всё за один хороший трах. — Ты разве меня не боишься? — Должна? — Скажи мне ты. — Не боюсь. Скорее, меня это заводит. Женщина, умеющая убивать, умеет страстно любить. — Ты умеешь? — Убивать или любить? — она снова затягивается. Выпускает сигаретный дым прямо в лицо, продолжая холодно улыбаться. — Впрочем, ответ «да» на оба вопроса. Вот же блядская Златовласка нашлась! Надо сбить с неё спесь, трахнуть прямо здесь, заставить стонать… нет, орать от удовольствия! Чтобы Сара сходила с ума, чтобы умоляла остановиться, чтобы… — Что тут у вас? — Прайс просовывает лохматую голову в дверной проём. — А то мы там сидим, ждём. — Ты прав. Нехорошо вышло. Прости. Уже иду, — Сара распахивает дверь, небрежно треплет его по щеке: — Кстати, котик. Ты проиграл, — и оставляет Эву наедине с этим кретином.***
Фредерикстад, Новая Дания
Паршивый в этом году июнь. Солнце шпарит, на небе — ни облачка. С утра до вечера — ебучая жара. С приходом темноты — не лучше. Хорошо, в доме, где Винс поселился, есть кондиционер. Старенький, проржавевший насквозь, грохочет как сенокосилка всю ночь, но пока херачит на холод — грех жаловаться. Не покупать же новый. Винс не планирует задерживаться в Такваке надолго. Они сидят в «Лунном жулике», в самом центре города. Место выбрала Златовласка и вряд ли случайно. На соседней улице, прямо за их спинами, находится галерея. Та самая, в которой осенью собираются устроить выставку алмазов. Ту самую, которую они собираются грабануть. — Адам Бек значит? — хмыкает Златовласка, разглядывая его новые права. — А почему не взял имя, что я предлагала? — Подумал, так красивее. — Винс не собирается откровенничать. С неё хватит, что обстоятельства вынудили обзавестись фальшивкой уже, а не после ограбления. Чем меньше она знает, тем лучше. — Мой вариант мне нравился больше, — Златовласка возвращает ему документы. Винс молча убирает их обратно в карман, достаёт сигареты. Оглядывается. Внутри паба прохладно, но слишком многолюдно. Зато снаружи — ни души. Поэтому они заняли самый дальний столик на террасе с видом на «Тобис». Синие зонты, конечно, спасают от солнца, но сейчас ни хуя не помогают — уже давно вечер. Один единственный вентилятор на входе с духотой не справляется. Пекло как в аду. Рубашка липнет к телу, пот градом катится по спине прямо в штаны, жопа преет, и без того мрачное настроение стремительно портится. Ненавистное лето. Если дождя не случится, он разорится на одних только дезодорантах. — Как тебе город? — невозмутимо интересуется Златовласка, помешивая огрызком розовой соломинки свой коктейль. Выпендривается, сучка. Винс выёбываться не стал. Заказал первое знакомое название из внушительного списка. Пьётся легко, хотя и пованивает сухофруктами. — Охуенно. Как в сериале про серийных убийц. Знаешь, такие аккуратные домики, заборчики и подстриженные зелёные газоны. Чистенько, миленько, все приветливо улыбаются. — Он закуривает. — Хочется кого-нибудь уебать. — Ещё успеешь, — смеётся Златовласка. Зубки беленькие, ровные. Ненастоящие и качественные. Наверняка подарок дантиста за хороший перепихон. Плохого бывшая секс-дива вряд ли организует. Трахаться эта баба умеет. Сиф родом из Северной Калифорнии. Из занюханного новгородского городка, название которого Винс не запомнил. После колледжа удрала в Канаду, чтобы стать звездой. Оттуда перебралась в Видарсхавн, взяла пару курсов актёрского мастерства, снялась в рекламе. А потом сообразила, что умение притворяться, симпотное личико и влажная щёлка принесут куда больше пользы за пределами киностудий. Ушла работать в секс-эскорт, завела правильные знакомства, выбралась из грязи. И замахнулась выше. Винс выяснил про неё это и всё, что смог, ещё полгода назад, когда она обрушилась на его пьяную башку на подземной парковке. Не сразу, конечно. Сначала отымел во все дыры. Понравилось. Ей, видимо, тоже, потому что на рассвете вместо завтрака в постель он получил предложение провернуть одно стоящее дельце. Соглашаться Винс не торопился. Сначала основательно проверил через Малену, та всех новгородских сучек пасёт годами. Ни разу не удивился, когда обнаружил, что имя новой подружки — фальшивка. Как и всё остальное, кроме сисек. Он такие любит — с виду неприметные, но стоит раззадорить — соски деревенеют, топорщатся и царапают ладони. Винс давно заметил: бабы с маленькой грудью — отменные давалки. Компенсируют, что ли… Не то что секс-бомбы с огромным выменем. От тех даже приличного минета не дождёшься. А Златовласка была очень даже ничего. Старалась. От воспоминаний в паху просыпается член, трётся набухшей головкой об трусы. Винс трахнул бы её прямо здесь — в туалете просторно и воняет жасмином. Успел оценить, когда ходил отлить пять минут назад. Но они договорились — никаких отвлекающих от дел романов до финала. Поделят краденные брюлики, тогда и потрахаются с шиком. — Халль познакомил меня сегодня со своими. Винс неохотно отводит взгляд от её груди. Представляет лицо её подельника, и стояк спадает. — И как? — Впечатляют, — Златовласка тоже тянется к своей пачке. В отличие от Винса она предпочитает местному табаку новгородский. — Как зовут? — Он щёлкает зажигалкой, помогая прикурить. Златовласка благодарно кивает, выпускает дым под крышу зонта. Ещё одна причина, почему они сидят снаружи — напридумывали блядских законов, теперь хер закуришь даже в пабе. А выпивать без сигареты, как дрочить в варежках. — Мадс Йенсен. Слышал о таком? Винс с усмешкой кивает. Серьёзно, блядь? — Миллион раз. — Знаю. Липа, — лыбится Златовласка. — Но надо же как-то друг друга называть. Нам не ссуду в банке брать. Наоборот. Он глубоко затягивается и заливает дым алкоголем. Глотку приятно дерёт. Для «наоборот» Винс предпочитает знать реальные факты, но это может подождать. Рано или поздно они встретятся. Там и проверит. Если мужичок совсем бивень, заделает его амбалом для отмазки. Сейчас отсвечивать с личными просьбами Винс не спешит. Овчинка охуеть как стоит выделки. Его последняя замута: если всё выгорит как надо, можно будет залечь на дно навсегда и больше не высовываться. Винс Фриис уже не воскреснет, зато Адам Бек до гроба обеспечен по полной программе. Найдёт Хансена с подружкой, отомстит за Эву. Потом уедет из Канады, начнёт валяться на знойных пляжах Мешики, трахать ацтечек, а с утречка заправляться холодным пивасиком. Заебёт — купит лодку. Мечта, а не старость. Ради неё Винс торчит сейчас здесь и воняет, как портовая блядь. — А с ним кто? — Две симпатичные тёлки. Одна — родная сестра Мадса. Если честно, ни хуя не похожи. Откликается на Иду. Умелая, но борзая. — Златовласка придвигает к себе незамысловатую металлическую пепельницу, трусит об неё кончик сигареты. — Если срастётся, полезете в хранилище вместе. Ты и она. — Угу. Не факт, что так будет, но спорить сейчас нет смысла. Златовласке нравится командовать. Хитрые глазёнки блестят, как новенький пенни. Пусть. Потом разберутся, кто куда полезет. На проработку деталей дохера времени. Может, Винсу тоже обломится. Вдруг деваха смазливая и берёт за щёчку сама. — А вторая? — он снова затягивается. — Подружка Мадса. Хакерша, — Златовласка выплёвывает слова, как кофейный автомат — сдачу. Нехотя, с пренебрежением и зло. Подружка-хакерша? Вот дьявол! Неужели совпадение? Чуйка вопит, что нет. Как-то слишком гаденько. С другой стороны, какова вероятность, что они с Хансеном запали на одно дело? А если да? Тогда что? Отомстить за Эву и валить, забив на брюлики? А со второй бабёнкой что делать? Кто она вообще? Не Эва же. — Вы раньше пересекались? — Нет. — Златовласка хватается за стакан, прячется за недопитым коктейлем. Слишком фальшиво. Здесь явно что-то не так. — В чём дело? — Да ни в чём. Отвали. — Не еби мозги. — Ладно. — Златовласка с ухмылкой затягивается, откидываясь на спинку стула. Неспешно выдыхает сигаретный дым Винсу в лицо. — Она мне не нравится. Сильно. — Чем? — Объективно — причин нет. Смышлёная, наглая, исполнительная. Такая, как нам и надо. — Но?.. — Без «но». Просто не нравится, — пожимает плечами Златовласка. Допивает остатки коктейля. — Считай, женская интуиция. — Хуёвый аргумент. — Не навязываю. — Халль знал её раньше? — Не лично. По рекомендациям. Девица с тротилом на «ты». Секёт в технике. Утверждает, что взломает охранку без проблем. Прайс на неё сразу запал. Но ему не обломится. Тем более со второй. Ида розовая до мозга костей. Сестрёнка-лесбиянка значит? Такой у Хансена отродясь не было. Он их не выносит, гомофоб сраный. — Ясно. Круче тебя, вот и плющит. — Да пошёл ты! — огрызается Златовласка. Впечатывает окурок в металл так, что столик вздрагивает. Винс пожимает плечами. Бабы — странный народ. Не терпят конкуренции. Эва тоже не терпела. Пиликает сотовый. Не его — Златовласки. Винс молча наблюдает, как она снимает блок и читает сообщение. Поджатые губы расплываются в довольной улыбке. Тонкие пальчики с красными ноготками ловко набивают ответ. Они вообще много чего умеют, в этом он уже успел убедиться. Иногда она напоминает Эву. Из-за акцента. А ещё такая же бешеная и бесстрашная. Иногда — Малену. У той тоже в анамнезе новгородский говор, бордель, пара сотен членов и мозги. А иногда — Джанед. Наверное, потому что смазливая блонда. — Когда ты нас познакомишь? — интересуется Винс, как только Златовласка убирает мобильник в карман. — Ты же вчера приехал. Освойся, присмотрись. — Мне скучно, — он делает последнюю затяжку, тушит сигарету. Виски заканчивается. — В грёбаном Такваке даже шлюх приличных нет. — Ну, прости, — скалится в ответ Златовласка. — Думаешь, я специально тебя там поселила? — Да похуй. Я трахаться хочу, — Винс жестом показывает страшненькой официантке, соблаговолившей высунуть нос наружу, чтобы принесла счёт. — Поехали лучше к тебе. Здесь жарко. — Не могу сегодня. У меня гости. — Охуенно. Сыграем в покер. — Другие гости, — мнётся Златовласка. Выразительно смотрит в глаза: — Гостья. Винсу смешно. — На баб потянуло, шкура? — На хер иди, Винс, — она лезет в сумочку. Наверняка за деньгами. Ему нравится, что Златовласка не обижается. Никогда. А ещё — как произносит его имя. Резко, со свистом в конце. Укус гадюки. В этом она тоже похожа на Эву. Только в глазах не патока, а болотная тина. — Я заплачу, — он вытаскивает из кармана портмоне, отсчитывает купюры. — Сестра Мадса. Ида. — Что с ней? — Она — моя гостья. Винс исподлобья утыкается в Златовласкау взглядом. — Что ты задумала? — Хочу попробовать с ней сблизиться. Может быть полезно, — она равнодушно смотрит сквозь него — на «Тобис», — для нашего дела. У Винса нет объективных причин, но почему-то намечающийся сучий тандем напрягает. — Для пользы дела ты нас сегодня познакомишь. — Чёртова официантка до сих пор не донесла сюда свою задницу. Винс раздражённо швыряет деньги на стол, придавливает их пустым стаканом, чтобы не сдуло ветром. — Поехали. Златовласка переводит на Винса взгляд, пристально смотрит несколько секунд, будто сканирует. Покорно кивает. — Как скажешь.***
Златовласка готовит закуски на кухне. Винс путается у неё под ногами, расспрашивает, что ей известно. Почему-то нервничает. Матерится и постоянно хочет курить, но в доме нельзя. Приходится каждый раз тащиться на веранду. Ида опаздывает. Снаружи темно и душно. Почти ночь. А ещё блядские комары, от которых совсем не спасает ультрафиолетовая штуковина. На сигаретный дым им почему-то тоже глубоко насрать — пищат и лезут прямо в рожу. Чтобы как-то себя занять, Винс листает контакты в памяти телефона. Их много, половину давно пора стереть на хер. Среди них есть даже старый номер Эвы. Проще облить сотовый кислотой и спустить в унитаз. Однажды он так и сделает. Когда здесь закончит. Сзади щёлкает предохранитель пистолета. От неожиданности Винс вздрагивает, озирается. Фу ты, блядь… Нервы ни к чёрту! Всего лишь замок. Дверь на кухню распахивается. — Это Адам. Мой приятель, — представляет Златовласка. — Ида. Обе стоят в проёме, свет падает им в спину, лиц почти не видно. Но Винс всё равно узнаёт. Перед ним Эва. Взрослая. Шикарная. И совершенно точно живая.