Аэропорт "Педерсен", Рагналанд
Фредерикстад — не самое популярное направление из Торонборга, поэтому свободные места на дневной рейс оставались даже за сутки до вылета. Не сразу, но в итоге удалось обменять старые билеты на новые в Новую Данию с открытой обратной датой. В аэропорту привычная толкотня. Правда, внизу, где регистрируют большинство внутренних рейсов, людей всё же меньше, чем этажом выше. Том налегке спускается по ступенькам — из вещей с собой только рабочий ноут подмышкой да небольшая дорожная сумка за спиной. Он занимает очередь на досмотр и аккуратно раскладывает всё в пластиковые ящики для последней перед вылетом проверки, находит взглядом табло с расписанием. Без пяти пять. Стефф с детьми уже должна быть у родителей — до Эгерхуса четыре с лишним часа лёту, оттуда ещё три до Флёдстена на машине. Они договорились, что созвонятся, когда он доберётся до дома Ларса. Если бы что-то случилось, Том бы уже знал, но сердце всё равно не на месте. Сам не понимает, почему. Стефф ведь летала к родным одна не раз и вообще ужасно самостоятельная. Может, он так нервничает, потому что она ждёт ребёнка? Том мысленно усмехается. Кого он пытается обмануть? Всё дело во Фриисе. Пусть тот находится на другом конце Канады, теперь, когда Тому известно, что Фриис знает про Флёдстен и был там три года назад, уютный городок на берегу Атабаски вовсе не кажется безопасным. Не то чтобы он им был раньше, учитывая прошлые убийства. Но логика здесь бессильна. Том проходит сквозь арочный металлоискатель, благодарно кивает служащему, приближаясь к ленте досмотра. Аккуратно придвигает к себе выкатывающиеся из интроскопа ящики, забирает обратно вещи. Проходит в полупустой зал ожидания, решая, звонить жене или нет. Телефон оживает первым — на экране всего одно слово на галлийском: «Мамочка». — Как раз собирался тебе набрать, — вместо приветствия сообщает Том. Не такая уж это неправда. Он действительно собирался, просто не прямо сейчас. — Не отвлекаю, сынок? — мама привычно не обращает внимание на его маленькую ложь. — Я в Педерсене. — Том отходит подальше — к стеклянной стене. За ней в лучах уходящего солнца красуется бело-красный самолёт, на котором, видимо, предстоит лететь в Новую Данию. — До посадки ещё двадцать минут. Извини, что в последний момент, но у меня не получится приехать к вам в эти выходные. Стефф прилетит с детьми, как договаривались. Ещё её сестра с мужем и… — Знаю. Я с ней только что говорила. Поэтому и зво… — Значит, добрались. Из груди непроизвольно вырывается вздох облегчения, что, конечно же, не ускользает от внимания мамы. — У тебя всё в порядке, Томас? — Всё отлично, мам. — Стеффи сказала, ты скоро будешь недалеко от нас. — Относительно недалеко, — улыбается Том, догадываясь, к чему она клонит. — От Фредерикстада до Дюэндевина восемь часов на машине. — И меньше часа на самолёте. Не вижу причин, почему бы тебе на обратном пути не заехать к нам. — Если получится, обязательно заеду. Пока я даже не представляю, когда закончу. — Ты сам выбрал эту работу, милый. — Из трубки слышится вздох. — Я до сих пор удивляюсь, чем тебе не работалось в моей галерее. Ну вот, началось. Том закатывает глаза, но разозлиться не успевает, потому что мама продолжает: — Ладно. Я предложила Стеффи оставаться у нас, сколько захотят. Места полно. Но я так поняла, у неё уже другие планы. — Она не ждёт ответа. — Жаль, мне хотелось побыть с моими внуками подольше. На памяти Тома мама впервые так называет близнецов. — С твоими внуками?.. — Не волнуйся, я ничего не путаю. Их родной отец погиб, так и не узнав, что Стеффи беременна, — тараторит она в трубку, будто отличница, выучившая на зубок домашнее задание. — Но вы же женаты. Значит, ты тоже их отец. А я — бабушка. Не похоже, чтобы она шутила. — Вообще-то у них уже есть две бабушки, — хмыкает Том. — Что-то не припоминаю, чтобы закон ограничивал количество бабушек. Надеюсь, — ирония в её голосе сменяется серьёзными нотками, — в будущем ты собираешься усыновить их официально, милый. Он не собирается. Вернее, никогда об этом не думал. Сейчас идея кажется естественной и логичной, хотя большой вопрос, как к ней отнесётся Стефф и остальные. Меньше всего Тому хочется покушаться на память о Лукасе. У мамы таких дилемм не возникает. — Зачем? — По-моему, лучше всего, если у мальчиков будет одна фамилия с их братиком или сестрой, — продолжает рассуждать она. — Или сколько там новых внуков вы собираетесь мне подарить? Я лично всегда мечтала о тройняшках-девочках. По маминому тону Том не сомневается — она уже в курсе. — Стефф рассказала? — Не совсем. Я догадалась по одной её фразе. Он усмехается. Вот уж кому стоило пойти работать в разведку. — Тогда, прошу, дождись официального объявления. Если что, я тебе ничего не говорил. — Не говорил, — смеётся мама. — Но поздравить-то тебя я могу уже. Он прижимается лбом к стеклу, поднимая глаза на небо. Серые облака густеют, постепенно затягивают редкие голубые лоскутки. Наверняка к вечеру пойдёт дождь. — Конечно, можешь. — У вас должны получиться красивые здоровые дети, — уверенно добавляет мама. — Спасибо, — машинально благодарит Том. — Мне-то за что? Это генетика, милый. — Спасибо, что умеешь быть обворожительной и проницательной. — Ты мой сын, Томас. Возможно, я не лучшая мать и плохой советчик в вопросах брака, но в любви кое-что смыслю. Эта девочка любит тебя. А ты любишь её. Гораздо сильнее, чем ты думаешь.Фредерикстад, Новая Дания
Главное достоинство охотничьего домика в лесу — их здесь хрен найдут. Никаких снующих служащих, никаких постояльцев, никаких камер. Главный недостаток — отсутствие ванны. Вместо неё — узкая душевая кабинка внутри и огромная деревянная лохань снаружи. Штуковина, несмотря на грозный вид, вполне сносная. С подогревом. Правда, чтобы нежиться в горячей воде, приходится попотеть: наколоть дров, развести огонь в пристроенной печке, как следует раскалить. Пока жара — терпимо. Позже, когда зарядят дожди, будет хреново. Впрочем, задерживаться здесь долго они не собираются. Если всё пойдёт по плану, через неделю помашут Фредерикстаду на прощанье ладошкой. Свалят отсюда сначала на северо-восток, перекантуются на островах до весны, а потом махнут дальше. Куда — ещё не решили. Будет видно. В Датский Лейфланд и Скрелингланд им теперь нельзя, там они оба давно мертвы. Не стоит отсвечивать мордами и испытывать судьбу. Винланд большой, уж где-нибудь да найдут для себя местечко. Вдали от города вечернее небо буквально усыпано звёздами. Мельче, крупнее — они сверкают, как чистейшие бриллианты на тёмном сукне. Манят, удерживая взгляд, навевают непрошенные мысли. Эва прекращает таращиться на небеса. Запрокидывает лицо, чтобы перехватить взгляд Винса. Он лежит с закрытыми глазами, левая рука согнута в локте под головой, голая грудь едва вздымается над водой. Можно решить, что Винс спит, но Эва знает: это не так, потому что его ладонь продолжает лениво поглаживать её ляжку. В печке еле слышно пощёлкивают угли. Ветра нет, лес вокруг молчит. Винс тоже. Тишина начинает действовать на нервы. Эва находит пальцами болтающийся на шее кулон, который сестра оставила в кафе. Сука знала, куда бьёт. Знала, о чём она будет думать, в чём сомневаться и о чём жалеть, хотя жалеть давно поздно. И всё равно с губ рвётся вопрос: — Если бы Барбара осталась в живых, всё было бы по-другому? — Не осталась бы. Ивар бы её добил, — не меняя позы, отвечает Винс. Но хотя бы не молчит. Весь день он не то чтобы был сильно разговорчив. И это тоже нервирует. Пусть Винс не отказался сразу от предложения убить Златовласку, когда Эва кратко пересказала ему разговор с сестрой. Но и соглашаться не спешит. И явно не горит желанием становиться убийцей шлюхи. Вопрос — почему. Ответ, который первым приходит в голову, заставляет нервничать сильнее. Но говорить про неё снова Эва не решается. Поэтому говорит про Барбару. — Может, если бы я предупредила её заранее... — Тогда в следующий раз обошлись бы без тебя. А потом наказали. — Барбара не была дурой. Она не стала бы дожидаться следующего раза. Могла уехать, спрятаться. — Мы уже говорили об этом. — Винс ёрзает, садится выше, расплёскивая воду. — Барбара сильно достала Ивара. Он не дал бы ей гулять на свободе. Костьми лёг бы, но нашёл и уебал. — Мою мать он не нашёл. Винс не спорит, притягивает Эву к себе. Она тоже не хочет спорить. Хотя бы потому, что иначе придётся рассказывать Винсу, как именно ей удалось подобраться к Франку и скинуть с хвоста полицию. Послушно приподнимается, прижимается щекой к его груди. Задумчиво водит по ней пальцем от подбородка и обратно. Тогда ей крупно повезло. Сначала потому что Барбара много трепалась о прошлом, в том числе об исчезнувшем из клана воре и своём любовнике Шоне. Потом, гораздо позже, когда Винс загремел в участок по какому-то нелепому обвинению, ему хватило ума попросить бордельную подружку сообщить об аресте только Эве. Так они с Шоном, оказавшимся крутым легавым Терье Франком, и встретились. Эва видела его на фотографии, запомнила и сразу узнала. Он тоже прекрасно понимал, кто сидит перед ним. Не стал ерепениться и Винса отпустил сразу. Почему — Эву мало волновало. Главное, Винс был на свободе без нового привода, а ещё до усрачки ей благодарен. Она же из маленькой неприятности сделала полезный вывод — с Франком можно договориться. Не по-хорошему, так по-плохому. Теоретически Барбара тоже могла выйти на Франка и провернуть с ним похожий трюк: сдать ему весь клан с потрохами, выторговав собственную шкуру. Хочется думать, в качестве благодарности за спасение — и Эвину тоже, ведь зачем-то она рассказала ей про тайник с документами и грешки доблестного служителя порядка, на совести которого уже тогда была парочка трупов. Вдвоём они могли бы начать с чистого листа, построить свою империю или, наоборот, разбежаться и жить каждая, как умеет. Зато Винс огрёб бы за компанию со всеми: на него бы повесили как минимум разбой и дали лет восемь. Вряд ли их пути пересеклись бы когда-нибудь ещё. Всё это она понимала и тогда — в неполные семнадцать, поэтому сделала такой выбор. А ведь могла быть умнее — предупредить Барбару, помочь ей убрать Ивара с его любовником. Остальные прогнулись бы под новую королеву. Держать Эву при себе силой Барбара бы не стала, позволила быть с Винсом, а может, они бы сами ушли из клана. И всё точно было бы по-другому. Или нет. Но не Виоле сувать свой сраный нос в её жизнь и предъявлять теперь за ошибки.Фредерикстад, Новая Дания
Уже в такси по дороге из аэропорта к дому Ларса до Тома дошло, что они едут вдоль реки по той самой местности, где находится ночной клуб Сиссы. Водитель если и удивился внезапной просьбе заехать по пути в «Грязную маленькую дрянь», вида не подал. Только озвучил, что счётчик не выключает и десять минут ожидания на парковке обойдутся по тому же тарифу. Том не возражал. Не то чтобы он знал, зачем сюда приехал. Конкретной цели не было, разве что осмотреться и представить в красках то самое место, где Халля видели в последний раз живым. Правда, стемнеть не успело, и клуб, насколько можно было судить по практически пустой стоянке, ещё не открылся. Но остального хватало с лихвой для полноты картины. Фасад здания расположен в противоположную от реки сторону, от главного входа просматривается лишь часть парковки, камеры тоже только там. Зато служебный — наверняка ведущий сразу в подсобку бара или на кухню — выходит прямиком к реке. Наружного освещения мало: лампа над дверью и пара фонарей на въезде. А вот растительности полно: ивы, тополя, вербейник, камыш. Любой, кто оказывается на стоянке и резко сворачивает влево, полностью исчезает с поля зрения охраны. Если Халль так и сделал, немудрено, что Сиф его не нашла, хотя вышла следом. Даже сейчас, в сгущающихся сумерках, видимость практически нулевая, а уж поздним вечером, в кромешной тьме после бьющих по глазам софитов, шансы упустить из виду человека только вырастают. Тем более если кто-то приложил максимум усилий, чтобы его не заметили. Парковка довольно вместительная. Если представить на секунду, что здесь всё забито хотя бы наполовину, то с освещённого пятачка в принципе не разглядеть, что происходит через три машины от тебя. Том с сожалением признаёт — не факт, что внутренние камеры наблюдения им помогут. Стоит рассчитывать на две: ту, что над входом, и ещё одну, наружную, на въезде на стоянку. Возможно, есть ещё парочка на шоссе, надо будет проверить в обе стороны. В конце концов, никто сюда пешком не приходит. Отслеживать каждый номер машины и пробивать через систему — занятие, конечно, муторное, но не то чтобы у них есть выбор. Начинать в любом случае правильнее с клуба. Обрушиваться на голову Сиссы вот так вдруг Том не планировал, хотя успел раздобыть номер мобильного ещё днём. Поэтому, пораскинув мозгами, решает не беспокоить её хотя бы до завтра. Сначала лучше ненавязчиво расспросить Ларса про заброшенный ангар и аренду, а уж потом всеми правдами и неправдами пытаться заполучить съёмки с камер в клубе его кузины. С трудом верится, что Ларс с Сиссой имеют прямое отношение к подозрительным делишкам своего двоюродного деда и что оба могут быть замешаны в аферах Хансена и его подружки. Ничего подобного не вяжется с молодыми ребятами, с которыми Том познакомился на свадьбе младшей сестры Стефф два года назад. Да и вряд ли в таком случае Ларс согласился бы пускать его к себе в дом и оставлять одного на две недели, прекрасно зная, где и кем он работает. Но косвенное точно имеют — и клуб, и ангар принадлежат семье Алефельд, и это совершенно точно не совпадение. Погибший старик явно использовал родственников — сам или с подачи Хансена. Или использовали его. Действовать придётся вдвойне осторожно, чтобы не спугнуть того, кто из многочисленной родни Ларса может быть более чем в курсе, что и почему происходит. Правда, в таком случае подозрительно, что он или она не забили тревогу и не свернули всё сразу же после аварии. Разве что авария не помешала планам или, наоборот, была их частью. Версию, что погибший старик — всего лишь подставная пешка для отвода глаз, тоже сбрасывать со счётов рано. А вот кто стоит за ним, если стоит, вопрос по-прежнему открытый. С тем же успехом им может оказаться кто-то из семьи Алефельд или знакомый с ними и прекрасно осведомлённый обо всех их делах. Например, молодой любовник вдовы погибшего. Не то чтобы разница в возрасте больше, чем в десять лет, это повод для подозрений, но пока не доказано обратное, лучше не отмахиваться от любых возможных мотивов. А ещё ни на минуту нельзя забывать про Фрииса. Возможно, то, что Франк со своей командой, да и сам Том видели в нём лишь удобную приманку и относительно безобидное орудие, чтобы заполучить доказательства против Хансена и старшей Лунн, огромная ошибка. Если не сказать — фатальная. Тщательно осмотрев берег и не найдя там ничего, что хоть как-то помогло бы понять, как именно Марк Халль упал в воду, Том возвращается на парковку. Садится обратно в такси. Внимательно изучает мелькающий за окном пейзаж, пока они снова не выезжают обратно на шоссе. Продолжает глазеть в окно и дальше, но мысленно сосредотачивается на Фриисе. Вспоминает всё, что ему про него известно. Впервые его имя он увидел в папке, которую получил от Франка через Андерсен ещё до того, как дал своё согласие на участие в спецоперации. Оказалось, что в прошлом Фриис и младшая Лунн были не просто подельниками, но и любовниками. Это же следует из рассказа Франка про отца Эвы и клан, в котором числился и Фриис, а заодно Хансен со старшей сестрицей. Но дальше их дорожки расходятся. Ни на суде, ни позже фамилия Фрииса никак не всплывала в связи со взрывом торгового центра и гибелью Джанед. Фриис лишь однажды навестил бывшую подружку в следственном изоляторе, буквально сразу после её ареста. Наверняка потом из любопытства забегал поглазеть на оглашение приговора и то не факт. И ни разу не появился в тюрьме «Эгерборг», как, впрочем, и Хансен, в отличие от той же сестрицы, которая исправно раз в месяц все пятнадцать лет ходила на свидания с Эвой. Она же оплачивала первого адвоката, она же наняла брата Стефф, чтобы добиться амнистии или, как минимум, уменьшения срока для младшей сестры. Фриис зато напрочь исчез с полицейских радаров. Не было ни приводов, ни задержаний, ни даже подозрений. Воровство он так и не бросил, но все эти годы умудрялся работать тихо и незаметно. Франк считал его идеальным вариантом для своего плана — не убийца, не жестит, легко идёт на сексуальный контакт, при этом профессиональный вор, да ещё с правильным прошлым, в котором наверняка были не только тёрки с Хансеном, но совместные преступления, а значит, при необходимости сумеет найти общий язык и сработаться с бывшим другом и его подружкой. Сидящая в тюрьме Эва Лунн никак этим планам не мешала. Тем более — мёртвая Эва. Проблемой могла стать только Эва на свободе. Том усмехается. Как ни крути, УДО младшей Лунн ставило под угрозу всю придуманную в УБН схему спецоперации, а потому нападение с летальным исходом в «Эгерборге» было идеальным финалом с точки зрения Франка и его команды. Не зря Сиф узнала про гибель Эвы одной из первых практически сразу и не удержалась, рассказала ему. Но их всех обвели вокруг пальца. Мог ли Фриис быть причастным к нападению в тюрьме? Или, наоборот, стать тем, кто вовремя вмешался и сумел вытащить бывшую подружку из передряги живой? Теоретически Тому хочется ответить твёрдым «нет». В обоих случаях не получается найти никакого мотива для Фрииса вмешиваться в судьбу Эвы. До приезда во Фредерикстад Фриис вообще понятия не имел, что Хансен и старшая Лунн будут участвовать в ограблении Фонда. Или команда Франка и здесь просчиталась? Если допустить, что Фриис мог узнать про будущих сообщников заранее и его что-то не устроило в их компании, он мог просто отказаться от участия и никуда не ехать. Видимых причин, по которым присутствие Эвы во Фредерикстаде хоть как-то меняло ситуацию в пользу Фрииса, нет. Да и реальных возможностей провернуть покушение в тюрьме или, наоборот, узнать про него и предотвратить — тоже. А то, что оно было вовсе не шуточным, сомнений не вызывает. Младшую Лунн на полном серьёзе пытались в «Эгерборге» убить. Том специально перепроверил, чтобы убедиться — судя по ранам, зафиксированным в медицинском заключении, выжить ей удалось буквально чудом. Могли ли полностью сфабриковать данные или подделать свидетельство о смерти — тоже под большим вопросом. В идеале, если уж включать паранойю — нападение так же может быть не больше, чем отличная инсценировка. А единственный способ выяснить правду — провести тщательное внутреннее расследование. Причём не только в отношении нападения на заключённую, как такового, но и неплохо было бы проверить, почему не удалось найти участниц драки. Бог с ней с младшей Лунн, ведь кроме неё в «Эгерборге» находятся сотни женщин. И теоретически любая из них может стать жертвой новых разборок. Не говоря уже про охрану тюрьмы. Но УБН или, что вернее, их главный оперативник не спешит придавать огласке побег заключённой из-за спецоперации. И Том ни капли не удивится, если потом выяснится, что полгода назад тот же Франк подёргал за нужные ниточки, чтобы в «Эгерборге» очень быстро замяли драку и не поднимали шумиху. Руководство тюрьмы вряд ли активно сопротивлялось и настаивало на расследовании — им такое решение только на руку. А если липовое ограбление Фонда удастся завершить удачно, собрав достаточно улик, то про «Эгерборг» и вовсе забудут. Победителей не судят. Том прислушивается к бормочущему радио — там как раз сообщают прогноз погоды на завтра. Чёрт, опять будет жарко. Оказывается, они уже добрались до центра города. Водитель сворачивает в крайний правый ряд и по полукруглому виадуку поднимается с набережной на широкий мост через Сент-Джон, оставляя за спиной городскую ратушу из красного кирпича. Ларс живёт на северной стороне Фредерикстада, навигатор на приборной панели показывает, что до места остаётся ещё девять минут, и Том ныряет обратно в размышления. Беглая Эва Лунн стала для УБН неприятным сюрпризом. Если судить по первой реакции Фрииса, когда он встретил на веранде бывшую подружку, и последующие разборки там же со Сиф — для него тоже. Как минимум, он не ожидал столкнуться нос к носу с младшей Лунн. Но, видимо, договориться они всё-таки сумели, исчезнув вместе на два с лишним дня. Может быть, даже спланировали, как избавиться от Халля, ведь первое, что сделала Эва, когда объявилась — позвонила ему и потащила в клуб. Что это означает для всей операции, ещё предстоит выяснить. Но Тома волнует сейчас не только и не столько будущее. К прошлому у него тоже много вопросов. Ронан считал, что старшая Лунн с Хансеном имеют прямое отношение к гибели его сестры. Что один из них точно помогал Эве со взрывчаткой и взломом охранной системы. И что взамен на молчание должен был сделать всё, чтобы вытащить её из тюрьмы. С точки зрения Ронана именно это объясняло, почему Виола Лунн не жалела денег на адвокатов и исправно приходила в тюрьму на свидания. По той же причине они убили брата Стефф — он не оправдал их ожиданий, но мог слышать дополнительные подробности об ограблении. И даже адвокатская тайна не стала гарантией. Как и почему Ронан пришёл к такому выводу, Том не знал. Когда Джанед погибла, они уже полгода как не встречались и не разговаривали: она осталась в Видарсхавне, Том вернулся в Дюэндевин. С её братом он тоже почти не поддерживал общение. Созванивались редко, в основном по праздникам и на день рождения. В тот вечер Ронан позвонил ему сам. Новость о гибели Джанед прозвучала как гром посреди ясного неба. Том долго отказывался верить. Не мог, не хотел. Это просто не укладывалось в голове — такая нелепая, жестокая смерть. Чего уж говорить про Ронана и отца Джанед. Оба были раздавлены горем, и вести с ними дискуссии о виновных не приходило в голову. Он ничем не мог помочь и, кажется, только мешал. Том пытался вернуться к обычной жизни — не получалось. Будто что-то надломилось в душе. Ни выбранная профессия, ни мамина галерея больше не приносили удовольствия. Он бродил среди картин, изучал привычные сметы и данные экспертиз, встречался с клиентами, но чувствовал себя гадко — будто занимается чепухой и должен делать совсем другое. Мысль начать работать в полиции пришла внезапно. А дальше Том не раздумывал — вдобавок к уже имевшимся бакалаврам по юриспруденции и истории искусств записался на курс по криминалистике и поступил в Академию Королевской полиции Канады. Желание стать аналитиком и попасть в Национальную службу криминальной разведки оформилось гораздо позже, а в первые несколько лет хватало простого осознания — он наконец-то делает что-то значимое, что-то, что приносит пользу. Общение с Ронаном сошло практически на нет. Том карабкался вверх по карьерной лестнице, а тот, наоборот, стремительно катился вниз, пока его окончательно не уволили из полиции. Ронан переехал из Квебека в Торонборг, Том снова жил в Видарсхавне. Тем для разговоров не осталось, поинтересоваться здоровьем или поздравить с праздником гораздо проще сообщением. Том корил себя, но перебороть не сумел. А потом и вовсе закрутилось. Ронан объявился внезапно — вот уж в чём ему не было равных. Как-то вечером завалился к Тому в участок пьяным, нёс какую-то ахинею. Пришлось отпрашиваться и везти его к себе домой. А наутро вместо извинений Ронан буквально обвинил Тома в гибели сестры. Мол, если бы он не уговорил её поступать в университет в Видарсхавне, Джанед никогда не оказалась в торговом центре Гасбю и осталась бы жива. Том не стал напоминать, что идея учиться подальше от дома принадлежала Джанед, а не ему. По-человечески он понимал Ронана и жалел, но тот в жалости не нуждался и лишь больше оскорблялся, а следом — оскорблял. Они не то чтобы поругались, но расставание вышло некрасивым. Том не таил обиду, но запомнил, и желание даже изредка интересоваться делами бывшего друга постепенно сошло на нет. Следующая их встреча, такая же внезапная и неприятная, произошла через пару лет. Том как раз вернулся из старой квартиры Сиф, куда через несколько дней после похорон её напарника ездил за вещами. Она в то время жила у Тома и была не совсем адекватна, а неизвестно откуда взявшийся Ронан , конечно же, воспользовался её состоянием. Сидел на диване в гостиной и дожидался Тома, заговаривая Сиф зубы. Слава богу, на этот раз трезвый. Том разозлился и даже не стал выяснять цель визита, а просто выставил Ронана вон и попросил забыть к нему дорогу. И, кажется, наговорил ещё много чего, что вряд ли стоило. Ронан оскорбился и сразу ушёл. С тех пор больше не появлялся, никак о себе не напоминал. Даже, когда спустя пять лет после их последней встречи, Том тоже переехал в Торонборг. Мысли встретиться и поговорить не возникало. Он даже не был уверен, что Ронан по-прежнему живёт в даунтауне, а выяснять не хотелось. Бывший друг по традиции объявился внезапно и сам — на этот раз позвонив Тому посреди ночи из Флёдстена и умоляя приехать. — Здесь творится какая-то хрень! Ты бы видел, что с ней сделали!.. Живого места не оставили, а потом воткнули нож в сердце и бросили подыхать прямо там… в двухстах метрах от алтаря и гостей, представляешь?! Это ведь личное, Том. Это месть. Их месть!.. Ронан замолкает, и Том слушает в динамике мобильника сбивчивое дыхание. Он даже пульс его слышит, хотя вряд ли такое возможно. Между ними три тысячи триста километров. Три с лишним часа на самолёте. Два дня на машине. Месяцы молчания. Годы невысказанных упрёков и старых обид. Бесконечность одной боли на двоих. — Тома́, — Ронан переходит на родной галлийский. Голос звенит от волнения, становясь на октаву выше, и напоминает голос Джанед. — Ты должен приехать и помочь мне во всём разобраться. От досады Тому хочется кричать. Ничего он ему не должен! Каждый из них сделал выбор, каждый теперь разгребает последствия. Каждый сам по себе и сам за себя. Но Том молчит. Ронан в беде, он это чувствует и несмотря на все километры, годы и разногласия, разделяющие их сейчас и очень давно превратившие в незнакомцев. — Мы обязаны поставить точку, Томас. Заставить их заплатить за всё. Вместе. Том сжимает в руке мобильник. Ронан не может ни о чём просить, не может! Не после всего, что наговорил. Пусть разбирается теперь сам. — Пожалуйста. Не ради меня, Томас. Ради Джанед, — говорит Ронан . В горле — ком, по спине от поясницы ползёт холодок. Том не в состоянии ответить. У него с трудом получается дышать. Поэтому он обрывает разговор и шлёт Ронану спасительное «перезвоню». Не соображая, что дальше делать, крутит в руке сотовый. Три тысячи триста километров. Тысяча семьсот миль. Три с лишним часа на самолёте. Ради Джанед... Том всё-таки перезвонил ему тогда. Ронан говорил гораздо спокойней, и хотя бы получилось понять, что произошло. Выяснилось, что убитый адвокат — брат Стефф, которая сразу после его гибели переехала в Торонборг, а её родители наняли Ронана в качестве тайного телохранителя для дочери. Сначала он несколько лет жил с ней по соседству, втираясь в доверие, а теперь они вдвоём приехали на свадьбу её средней сестры во Флёдстен. Церемония состоялась днём, сразу после Стефф пошла на встречу с подругой и наткнулась на её окровавленное тело там же в городском парке — в какой-то беседке. Эта же подруга оказалась ещё и бывшей невестой брата Стефф. Зарезали неумело, но с той же поразительной жестокостью, как и самого адвоката: на её теле насчитали девять ножевых ранений, у него их было двенадцать. Одним и тем же охотничьим ножом, который так и остался торчать из груди жертвы. Местная полиция арестовала мужа убитой — Лукаса, а с ним вместе и Стефф, в качестве его бывшей невесты и сообщницы. Позже стало понятно, что у ленсмана тоже рыльце в пуху — она несколько месяцев состояла в любовной связи с убитой, которая, к тому же, как раз разводилась с мужем. А если этого мало — найденный в её теле нож принадлежал давно погибшему отцу Лукаса . Неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы мать Стефф не была бургомистром Флёдстена. Дело передали местным федералам во главе с Сэмом Тофтом. Но Ронан считал, что они опять не найдут убийцу. А ещё утверждал, что не обошлось без старшей Лунн и Хансена. Что семья Стефф — потомственные адвокаты, и таким образом им не только мстят, но и вынуждают к содействию в освобождении Эвы. У Ронана было несколько теорий, но он озвучил только одну — самую вероятную, по его мнению. Тогда-то Том впервые услышал его версию гибели Джанед. Про Фрииса Ронан никогда не говорил. Даже не упоминал его имя. Не значит, что не считал причастным или не было причин. Они договорились встретиться и всё обсудить, когда Том приедет, если получится добиться перевода во Флёдстен. Но так и не успели. И если бы Стефф не настаивала, что видела Фрииса в городе в тот самый день, когда погибли Лукас и Ронан , можно было бы не вспоминать ни о чём из этого. Уцепиться за жирную точку в старом деле. Не замечать, что та всё сильнее напоминает многоточие. Что все пробелы в доказательствах кажутся зияющими чёрными дырами. Верить, что Стефф обозналась. Что в толпе репортёров у дома её родителей был кто-то похожий на Фрииса, но вовсе не он. Что Том не ошибся вчера, озвучив ленсману вероятность вместо ста только девяносто девять.Фредерикстад, Новая Дания
Эва отодвигается, пока не упирается лопатками в деревянную спинку лохани. Подтягивает к груди колени, обхватывает их ладонями. Из её глаз на Винса таращатся злющие черти. — Хочу, чтобы её убил ты. Он знает, кого Эва имеет в виду. Он думал об этом весь день. И у него всё ещё нет ответа. Такого, который устроил бы их обоих. Что-то мешает согласиться, хотя пустить в расход Златовласку — вовсе не прихоть. Грёбаная необходимость. Кроме блядских Хансена с Виола Златовласка теперь единственная, кто в теме. Для остального мира Винсент Фриис и Эва Лунн — давно трупы. И если бы только это. И всё равно Винс не готов сказать то, что Эва так хочет слышать. Окунает тлеющую сигарету в воду и, положив намокший окурок на средний палец, швыряет его между деревьев. Невозмутимо спрашивает: — Зачем? — Серьёзно? — Черти в Эвиных глазах в предвкушении потирают лапы. — Сам не догоняешь? — Догоняю, но хочу ошибаться. Эва с ухмылкой вскидывает левую бровь. — В чём именно, говнюк? — Что ты растеряла хватку, лапуль. — В смысле? — зло подбирается она, отгораживаясь от него скрещенными на груди руками. — Не видишь того же, что я. Или видишь, но с какого-то хера мне врёшь. — И что же ты видишь, чего я не вижу? — насмешливо цедят красивые губы. Винсу хочется их засосать. Он обязательно сделает это — позже. Когда сумеет переубедить Эву. Если сумеет. Должен. — Златовласка ведёт себя как отбитая сука. Ты не думала, почему? Я думал. Черти, слегка присмирев, смотрят на него уже без злости. С раздражением и азартом. — Продолжай. Винс садится. Придвигается ближе, пока не упирается ступнями в бортик. Кладёт согнутые ноги Эвы поверх своих, ненавязчиво поглаживает её ляжки, любуясь озорными бесятами во взгляде. Он заставит их мурлыкать. — Мы вынудили их раскрыть карты. Не все. Но кое-что подглядели. Этого хватит, чтобы недельку-другую полоскать им мозги. Пусть думает, что мы на её стороне. А твою сестричку убедим, что завалить шлюшку — наша влажная мечта, — Винс рывком подтягивает Эву вплотную к себе. Ласкает её живот и грудь, дразня чертей. — Мы с тобой тоже подождём. Нам всего-то нужен один подходящий момент, чтобы всё провернуть. Остальное пусть разгребают без нас. — Разгребают?.. Втроём? Винс сжимает её ляжки, разводя в стороны. Аккуратно толкается вперёд. Вода — херовая смазка: внутри тесно, горячо и сухо. Не больно, но неприятно. — Сраный Фредерикстад выбран неспроста. Златовласка наверняка давно пасёт Виолу с Хансеном. Она отлично знает, что от халявного бабла они не откажутся, — Винс старается не делать резких движений. Медленно выскальзывает из Эвы, продолжая ласкать руками. Черти в её прищуренных глазах довольны и ждут продолжения. — Подготовилась, нашла и уговорила меня. Собиралась разыграть твою карту. Понимала, что я уебу обоих, наплевав на осторожность. Но обломалась. Во-первых, — он проталкивает в Эву палец, — я узнал про «Эгерборг» гораздо раньше. Во-вторых, — к среднему добавляется указательный, — твоя сестрёнка с ёбарем тоже подсуетились и привезли втихаря тебя. Ну а дальше всё пошло по пизде. Златовласке пришлось импровизировать. Винс ухмыляется, не спеша озвучивать остальное. У шлюшки почти получилось. Хер теперь разберёт, тогда в пабе она провоцировала или, наоборот, не рассчитывала, что он заинтересуется. Мог ведь не настаивать. Или вообще промолчать. Не тащиться к ней в дом и не встретить на веранде Эву. Он бы ни фига не понял, тупо ждал, пока Златовласка держит его на расстоянии, а сама трётся пёздами с Эвой и ездит обоим по ушам. Может, и Халль бы не нахлебался воды так скоро. Или хуже — Златовласка убедила бы Эву, что это он, Винс, пытался не дать ей выйти из тюрьмы. Тогда вообще настал бы пиздец: их демоны слишком похожи, в ярости гарантируют два желания: трахать и убивать. Вряд ли Эва выбрала бы трахать. — Что ты предлагаешь, Винс? — Не отклоняться от первоначального плана. Внести в него небольшие корректировки. — То есть оставить шлюху в живых и дать ей повод нас сдать? — усмехается Эва. — Звучит максимально хуёво. — Не нарываться, спиздить быстро своё и тихо съебаться. Звучит лучше? — Не уверена, — она напряжённо прищуривается. — В таком случае нам вообще не стоило высовываться сегодня. Не стоило, мысленно соглашается Винс. Напоминать Эве, что план встретиться с сестрой — не его, нет смысла. Назад ни хуя не отмотаешь. Он позволил. — Думаешь, Виола знает, что мы с ней трахались? Винс с ухмылкой поднимает брови: — А ты, я погляжу, решила повестись на план сестрёнки? — В нём есть смысл. — Как в любом плане Виолы, — хмыкает он. — Ты правда думаешь, она станет пачкать руки убийством с тобой на пару? — А ты станешь? Винс долго смотрит Эве в глаза, не торопясь отвечать на вопрос. Подумаешь, одной эскортницей меньше. Разве вселенной не похер? Дохлыми шлюхами мир не удивишь. Но чуйка вопит, как заведённая: смерть Сиф отправит их прямёхонько в ад. Однажды так уже было — с Джанед. Тогда он не послушал: считал себя виноватым, что замутил дельце без Эвы, пусть и ради их будущего, а когда она неожиданно с какого-то хуя явилась в торговый центр с кучей грёбаных претензий, решил закончить начатое. В итоге оба огребли дерьма по горлышко. Почти утонули в нём. Проверять ебучее счастье снова Винс не намерен. Златовласка — не смазливая скучающая студентка, как Джанед. Она — умная, скользкая, рисковая и опытная гадюка, которая слов на ветер не бросает. Наверняка приберегла в рукаве тузы на все случаи. Подсуетилась заранее — то, что её захотят уебать, ни для кого, блядь, не секрет. Уж точно не для неё. И точно не теперь, когда Халль по её инициативе стал трупом. Пытаться её убрать — играть ей на руку. Глупо и опасно. И Виола это тоже отлично, сука, понимает. А ещё — знает, что он не конченный долбоёб, на такое разводило не купится. Возразит, и это можно будет использовать против него потом. Чтобы раздуть ревность Эвы – много не надо. А то, что их с Эвой дуэт Хансену с Виола совсем не в масть, никто из них даже не скрывает. Поэтому надо разыграть свои козыри, а не вестись, как поц. — Златовласка из тех, кто играет на высоких лимитах. У неё контроль над розыгрышем. Может, комбинация сложнее, — Винс пожимает плечами. — Наверняка второе. Теперь хуярит по целям дальше, будто трахнула бога и огребла бессмертие. Может, шикарно блефует. Без понятия, кто её крышует и как высоко сидит. Как вообще на нас вышли. Ни я, ни твоя сестра ничего на неё не нарыли. Не значит, что нечего. В одном я уверен, — Винс опускает левую руку с плеч Эвы ей на грудь, продолжая надрачивать правой, — это она грохнула Халля. Знаешь, почему? Он мешал. Стал обузой. Для Златовласки ты ведь такой же нежданчик, как я для Хансена и твоей сестрицы. И это наша с тобой единственная верная ставка. Они пытаются столкнуть нас, а мы должны столкнуть их. Эва опускается в воду глубже, хватаясь за края лохани и подставляясь под его ласки. Облизывает губы. Закрывает глаза, пряча млеющих от удовольствия чертей. Едва слышно стонет, когда внутри оказываются все четыре пальца Винса. На миг замирает, приподнимает голову. Пристально смотрит ему в глаза, что-то для себя решая. Снова зажмуривается, откидываясь на бортик. Находит под водой его руку, хватает за запястье, направляя. Винс встаёт на колени, проводит языком по её шее, прикусывает мочку, тянется к губам, которые давно хочет поцеловать. Разговор подождёт.***
Фредерикстад, Новая Дания
Такси останавливается как раз напротив узкой бетонной дорожки, ведущей к одноэтажному дому из светло-серого камня с покатой тёмной крышей. — Сдачи не надо. Водитель ловко прячет две двадцатки в передний кармашек джинсовой куртки, благодарит кивком. — Всего хорошего, герр. Том подхватывает с заднего сиденья дорожную сумку и выбирается наружу. Несколько секунд смотрит вслед оранжевой легковушке с шашечками на крыше, пока она не исчезает за поворотом. С удивлением оглядывается по сторонам. Судя по отделке и размеру зданий, район явно для состоятельных людей. Для вечера в конце июня — необычайно душно, хотя солнце давно исчезло за горизонтом, небо потемнело и сверкает звёздами. В Торонборге по вечерам гораздо прохладней. Новая обитель на пару недель утопает в зелени газонов, отлично маскируясь в тени разлапистых елей и приземистых вязов. Вдали от центральных улиц и по соседству с гольф-клубом здесь настоящий райский уголок. Безлюдно, спокойно, и только пение цикад нарушает тишину. Вряд ли днём или по утрам по-другому, разве что вместо цикад и сверчков — щебетание птиц. Входная дверь бесшумно распахивается, и на крыльцо выходит Ларс — в джинсах, кедах и расстёгнутой светлой рубашке в синюю клетку поверх белой футболки. Домашний, простой и абсолютно такой же, каким Том запомнил его. Из тех симпатичных голубоглазых парней, которым одинаково идёт элегантный дорогой костюм и разноцветные шорты с растянутой старой майкой. — Ты бы хоть предупредил, каким рейсом летишь, — приветливо улыбается он, приближаясь и протягивая руку. — Я бы встретил. — Не беспокойся. Сам до последнего не был уверен. — Как долетел? — На удивление быстро. — Том отступает на шаг. С шумом втягивает носом воздух, оглядываясь по сторонам. — Кому надо продать душу, чтобы жить в таком раю? — Вообще не проблема, если у тебя случайно завалялся старый дом в стратегически важном для городской администрации месте, и ты готов его продать. Даже ипотеку брать не придётся. Сплошной озон и польза, — смеётся Ларс. — Мой агент недвижимости уверяла, что тут даже морщины разглаживаются. — Дома нет. Только две студии в центре Торонборга. — Тогда тем более не проблема. Ещё и на электромобиль останется. — Отлично. Буду иметь в виду, — улыбается Том. — Ну, показывай свои хоромы. В доме пять комнат, не считая подвала: три спальни, кабинет, огромная гостиная и отдельная кухня. Судя по обстановке, Ларс недавно переехал — всё новенькое, блестит, будто только что распаковано. Экскурсия заканчивается на открытой веранде с видом на ельник. Том с наслаждением стягивает ботинки, шевелит затёкшими ступнями, торопливо снимает пиджак. Закатывает манжеты на рубашке. Успевает сесть в мягкое удобное кресло, когда Ларс возвращается на веранду с двумя бутылками холодного пива. И в эту секунду раздаётся звонок мобильника. Том, уверенный, что это Стефф, отвечает, не глядя на экран: — Как раз думал о тебе, любовь моя. Я уже у Ларса. — Где бы ты ни был, открывай свой ноутбук, — вместо жены Том слышит нетерпеливый голос Нила. — В жизни не угадаешь, кого я для тебя нашёл на записях в больнице. Том бросает на Ларса короткий взгляд. Заставляет себя беззаботно улыбнуться. — Прямо сейчас не получится, золотце. — Ясно-понятно, — недовольно ворчит в телефоне Нил. — Вечный облом с тобой. Короче, как сможешь, глянь. Там Фриис. И Ронан. Болтают прямо в холле у лифта.