Фредерикстад, Новая Дания
Новые документы Фрииса на имя Адама Бека не могут быть случайностью. Не то чтобы фамилия редкая, но слишком уж шикарно для простого совпадения, а в них Том старается никогда не верить. Тем более человек с таким именем существовал в реальности и не просто существовал, а был тем самым пареньком-погорельцем из Скрелингланда, про которого рассказывал Франк. Хоть и не называл фамилий. Ещё один телефонный разговор с Тофтом подтверждает теорию Тома. У отца Лукаса, того самого убитого ленсмана, был старший брат. Адам. Что-то вроде чёрной овцы в семье, вечно ввязывался в какие-то истории. После школы он уехал в Видарсхавн и там погиб во время пожара. Фриис может быть его сыном или считать, что он его сын. К тому же внешне они похожи, не зря Стефф издалека перепутала и приняла Винса за Лукаса. Это также объясняет интерес Фрииса к Флёдстену и Бекам. Это вообще многое объясняет. Том задирает лицо к потолку. Закрывает глаза, шумно выдыхает. Ни секунды не сомневается — Ронан знал. И про существование Адама тоже. Другой вопрос — почему ничего не сказал, когда просил Тома приехать во Флёдстен. Не успел или не захотел? И ещё один, самый главный вопрос сейчас — что делать со всей этой информацией? Надо ли сообщать Франку про возможное родство Фрииса с Беками? Или тому давно известно, и он специально скрыл это, вынудив их с Нилом сосредоточиться на делах Хансена и его подружки? Скорее всего. Повод был: знай Том с самого начала про Фрииса, ни за что бы не согласился участвовать в опасной затее УБН. Самое дурацкое, что Сиф обязательно известно про Фрииса всё, но её не спросишь. А ведь это она втянула их с Нилом. Единственный человек сейчас, с кем Том может попытаться хоть что-то выяснить, тётя жены. Тофт сказал, Норма в юности встречалась с Адамом Беком. Разница во времени между Фредерикстадом и Видарсхавном четыре часа. Значит, там сейчас полдень. Том переводит задумчивый взгляд с ноутбука на телефон, лежащий рядом. Никак не может решить: стоит ли звонить Норме на мобильный или всё-таки попытаться связаться с ней по интернету. В итоге придвигает к себе ноутбук. Шансов застать успешного адвоката в разгар рабочего дня за компьютером в собственном кабинете или где-нибудь в другом месте, где он сможет принять входящий, незапланированный в расписании видео-звонок, мало. Именно поэтому не стоит ими пренебрегать. Не получится, значит, в любом случае останется просто набрать номер мобильного. Он старательно копирует в нужную строку ник с виртуальной визитки на сайте адвокатской конторы. Дважды проверяет, что не ошибся. Жмёт на значок «соединить» и терпеливо слушает протяжные гудки. На удивление Норма отвечает довольно быстро: — Том? — она не скрывает удивления. Хмурится. — Что случилось? — Всё в порядке. Мне нужно кое о чём с тобой переговорить. Это касается прошлого. Если не отвлекаю, конечно, — вежливо просит он. — Но могу перезвонить позже. — Ты разве не во Флёдстене? — после небольшой паузы уточняет Норма. — Во Фредерикстаде. Командировка. Пару мгновений они молча изучают друг друга. Тёте Стефф уже за шестьдесят, но она выглядит моложе. Совсем не похожа на своего брата, скорее — на его жену: такая же миловидная невысокая хрупкая блондинка с длинными волнистыми волосами. Выдают только глаза — как и у тестя, они светлые и прозрачные: то ли зелёные, то ли голубые, сразу не разберёшь. Одета с иголочки. Строгий тёмно-бежевый брючный костюм, белая шёлковая блуза, аккуратный макияж, неброский маникюр. Наверняка в юности была первой красавицей, да и сейчас даст фору многим. На массивном столе из натурального дерева ничего лишнего: подставка для ручек и визиток, бронзовая статуэтка Юстиция. За спиной — стеллаж со множеством книг по юриспруденции, рамки с дипломами и почётными грамотами, а также фотографиями семьи. — У меня есть полчаса, — Норма держится приветливо, но с достоинством. Аккуратно отпивает из крохотной чашки, перехватывает его взгляд. Адвокат Норма Тёгерсен определённо привыкла к обеспеченной и красивой жизни. Представить рядом с ней Адама Бека, вора и голодранца, о котором собственная семья предпочла забыть, не получается. Даже со скидкой на ошибки юности и мифическую тягу хороших девочек к плохим парням. — Так о чём будем секретничать, Том? Он собирался начать с Адама. В общем-то, без привязки к настоящему и Фриису, вполне нейтральная тема, чтобы завязался диалог — о школе, молодости, её решении уехать в Видарсхавн. В чём-то они с Нормой даже похожи. По крайней мере, оба оставили отчий дом в маленьком провинциальном городке ради будущего. Но в последний момент Том озвучивает совсем другой вопрос: — Как так вышло, что одним из первых дел твоего племянника во время стажировки в «Тёгерсен и компаньоны» стало прошение об амнистии? Я имею в виду взрыв в торговом центре и гибель девушки. У Нормы цепкий, проницательный взгляд. Она опускает чашку на стол, едва заметно подаётся вперёд: — Ты спрашиваешь меня об этом в качестве мужа родной сестры моего убитого племянника или бывшего жениха погибшей девушки? Или это как-то связано с твоим расследованием в настоящем? — Всё вместе. — Понятно, — Норма задумчиво смотрит в пустоту и через миг поднимает на Тома глаза. — Я родилась в семье потомственных адвокатов. Мой отец был адвокатом. Его отец — тоже. И его отец, дед и прадед. Но ни один из моих предков не посмел уехать из Флёдстена. Не мог или не захотел, не знаю, — она пожимает плечами. — Вероятно, всех устраивала тихая провинциальная жизнь, где самое громкое преступление — кража в местном магазинчике или пьяная потасовка в баре. А я с детства мечтала о другом. О славе, карьере, крупных гонорарах. Не могла представить, что проживу всю жизнь во Флёдстене. Мне хотелось большего, и я была готова лезть из кожи вон. Врать не стану — просто ничего не давалось. Я смогла уехать, смогла полюбить Видарсхавн и заставить его принять меня. Потом перевезла сюда родителей, дала отцу возможность работать на новом месте и искренне надеялась, что брат тоже переедет следом. У меня было столько планов. Том плохо представляет, какое это может иметь отношение к амнистии младшей Лунн, но терпеливо слушает, хотя родословная родственников жены волнует сейчас мало. Норма смеётся совсем невесело. Разводит руками: — Мой непутёвый братец влюбился по уши и не захотел уезжать из Флёдстена. Все планы пришлось отложить до лучших времён. Не представляешь, как же я радовалась, когда мои племянники решили поступать на юридический. Я помогала готовиться, рассылала документы по университетам. Правда, со Стеффи всё было ясно с самого начала. Ну, мне ясно. Лукас ни за что бы не уехал из Флёдстена, и она без него — тоже. А вот за племянника я решила побороться. Тем более на моей стороне была его невеста. Норма придвигает к себе одну из рамок на столе, с грустной улыбкой проводит по стеклу пальцами. — У него была хватка. Не каждый адвокат готов, а, главное, способен заниматься уголовным правом. Свен смог бы. — Она со вздохом возвращает рамку на место. — Во время стажа мой брат забрасывал его откровенной ерундой, с которой любой первокурсник справится. Поэтому, когда ко мне попало то дело, я подумала, что оно станет идеальным для Свена. — Идеальным? — С точки зрения опыта, конечно. Сложное, резонансное. В нём хватало чёрных пятен. Но и в меру безобидное — если Свен ошибётся и не выиграет, катастрофы не произойдёт. Через какое-то время можно попытаться снова. И снова. Пока не получится. Совсем не одно и то же, когда из-за тебя возможно невиновный человек получит настоящий срок и отправится в тюрьму. Норма говорит так уверенно, что ей сложно возразить. Но Том прекрасно помнит, какой личной катастрофой для отца Джанед и особенно для Ронана грозила обернуться каждая попытка адвокатов вытащить Эву Лунн из-за решётки. Так что у этой медали было две стороны. — К тому же, — продолжает рассказывать Норма, — от Свена не требовалось мотаться в Видарсхавн. Если заключенная находится в тюрьме на территории Скрелингланда, значит, подавать на апелляцию разрешено в той же провинции. А клиента волновал только конечный результат, что тоже огромный плюс. Не представляешь, как удобно, когда никто не дёргает и не требует бесконечных отчётов в процессе, а терпеливо ждёт. Как раз это Том представляет отлично. — Помнишь, кто оплачивал услуги Свена? Сестра заключённой? — Если хочешь, могу проверить. Это важно? Том кивает. Норма какое-то время печатает в ноутбуке, то и дело щёлкает беспроводной мышью. Наконец сообщает: — Квитанция об оплате адвокатских услуг выдана Виоле Лунн. Оба раза. После гибели Свена она больше не обращалась к нам. Наверное, нашли другого адвоката. — Нашли, — подтверждает Том, используя официальную версию. Говорить Норме правду он не имеет права. — Не помогло. Эву Лунн зарезали в тюрьме. — Не думай, что я не понимаю тебя, — вероятно, Норма по-своему расценивает его тон и спешит оправдаться. — Я много лет… чуть ли не с самого детства знала человека, который потом убил моего племянника. Мы вместе учились: сначала в школе, потом в университете. Позже пересекались в Видарсхавне по работе. Я и представить не могла, что все эти годы он скрывал такое. Но если бы его не застрелили во время задержания, если бы он выжил и обратился ко мне, я бы не смогла защищать его после всего, что он сделал нашей семье. Ни за какие деньги в мире. — А кто-нибудь смог бы. Ты это хочешь сказать? — Именно. Нашлось бы достаточно адвокатов, даже среди моих коллег и знакомых, готовых вытаскивать эту сволочь из дерьма, в котором он сам себя утопил. Не потому что они плохие, а потому что такова жизнь. Любое убийство для одних — невообразимая трагедия, для других — работа и способ сделать карьеру. Том машинально кивает, размышляя о своём. Получается, простое совпадение? Старшая Лунн искала для сестры хорошего адвоката и обратилась в офис Нормы. Случайно. Не потому что сидевшая в тюрьме Эва — бывшая подружка Фрииса, а он сын того самого Адама, который крутил шашни с Нормой в юности. Выходит, факт родства Фрииса с Беками — не важен и ни на что не влияет? Но зачем-то Фриис торчал именно в тот день во Флёдстене. Тоже совпадение? — Что ещё тебя интересует? — вежливо улыбается Норма. Том задумчиво трёт переносицу. — Я знаю, что в юности ты встречалась с Адамом Бэком. Можешь рассказать о нём? Улыбка моментально исчезает с лица Нормы. — Какое это имеет отношение?.. Приходится признать: — У меня есть причины думать, что убийца действовал не один. Поэтому мы с новым ленсманом проверяем разные версии. В том числе старые конфликты во Флёдстене. Насколько я понимаю, Адам не мог похвастать хорошей репутацией. А людей, кто знал его близко, не так много. Ты одна из них. Норма отвечает не сразу. Долго смотрит в сторону, потом со вздохом переводит взгляд на Тома: — У Адама было множество недостатков, но он не был негодяем. Что бы там про него ни говорили. И это одна из главных причин, почему я уехала из Флёдстена. Не могла больше слушать всё это дерьмо. — Про Адама? — Да. Его отец был непростым человеком. Великодушным, но строгим и принципиальным. В чём-то жестоким. К сожалению, он никогда не понимал старшего сына. И, боюсь, никогда не пытался. А они… весь этот чёртов городок… — в её голосе впервые за весь разговор звучит неподдельная горечь, — не оставили Адаму шанса. Никто не протянул руку помощи. Взяли и вычеркнули из жизни, обвинив во всех смертных грехах. — Ты поддерживала с ним связь после того, как он уехал? — Какое-то время. Мы переписывались. Не как теперь, конечно, — Норма печально улыбается. — Писали друг дружке настоящие письма. Приходилось долго ждать ответа, но в этом было и своё очарование. Потом мои родители узнали и, конечно, были не восторге, начали прятать письма Адама от меня. Считали, что он задурил мне голову и ради него я брошу школу. Даже договорились с управляющим, что он будет передавать им и мои письма тоже, которые я оставляла на почте. Я переживала, что с Адамом что-то случилось. А он решил, что я больше не хочу с ним общаться. Потом обо всём узнала, устроила родителям скандал и уехала. — Норма снова отводит взгляд. — В общем-то, благодаря Адаму из всех городов я выбрала Видарсхавн. Но опоздала. Адам жил с другой девушкой. У них был сын. Я решила не вмешиваться, сосредоточилась на учёбе и карьере. Больше мы не встречались. Вот и вся история. — Когда ты узнала, что Адам погиб? Норма морщит лоб. — Сразу же, как полиция сообщила его семье. Мне позвонил брат и рассказал. Ему — младший брат Адама. Я помогала оформлять транспортировку тела из Видарсхавна во Флёдстен. — А его... жена? — Они не были расписаны. Насколько я знаю, её вызвали на опознание в морг, и всё. Дальше всем занимался брат Адама. Она даже на похороны не приехала. — Почему? — Какое это имеет значение теперь? — Норма хмурится сильнее. — Столько лет прошло... — Просто странно. Они ведь жили вместе, у них был общий ребёнок, — пожимает плечами Том, старательно маскируя профессиональный интерес под обывательское любопытство. — Кстати, ты знаешь, что с ним? — С ребёнком? Том кивает. — Полагаю, он вырос, — отшучивается Норма. — Ты никогда не пыталась выяснить? — Нет. Зачем? — в её голосе слышится искреннее удивление, но Тома не покидает ощущение, что Норма не договаривает. Заставить её сказать правду он не может, поэтому меняет тему: — После гибели Стива кто-нибудь пытался связаться с тобой по делу Лунн? Норма заметно оживляется. — Только бывший телохранитель Стеффи. Ронан Сомонсон. Но ты наверняка об этом знаешь лучше меня. Если бы... Том вздыхает, собираясь задать последний вопрос, но не успевает. — С ним была девушка, — добавляет Норма. — Где была? — не понимает Том. — Когда он приезжал ко мне в офис на встречу. Я думала, вы знакомы. Её звали Сиф. Том знает только одну Сиф — Сиф Олсен. И она никак не могла сопровождать Ронана в Видарсхавне. Или могла?..Фредерикстад, Новая Дания
За окном невыносимая духота, хотя солнце давно село. Зато внутри охотничьего домика прохладно, тихо тарахтит кондиционер, заглушая остальные звуки. Вся их крошечная, одна на двоих Вселенная сосредоточена сейчас здесь — на старой, скрипучей кровати с металлическим изголовьем. Руки, привязанные за запястья над головой, затекли. Винс почти их не чувствует. Зато чувствует всё остальное. Ярко. Слишком. Тёплые пальцы Эвы на своих ягодицах. Как они разводят их в стороны, сжимают. Опять разводят. Взлетают на поясницу, пробегаются по его рёбрам, встречаются на животе, ласкают грудь, опускаются вниз, оглаживают член, берут за яйца. Осторожно сжимают. — Тебе ведь нравится? — шепчет Эва. Щекочет его ухо языком, ведёт им по сонной артерии, прикусывает кожу на ключице, целует между лопаток, касается губами каждого позвонка. Задерживается на пояснице, вынуждая встать на четвереньки. Снова разводит ягодицы в стороны, приближается, обжигая дыханием. У Винса от восторга перехватывает дыхание. В висках стучит пульс. Перед глазами расплываются разноцветные круги: алые, фиолетовые, жёлтые. Эва целует жарко, вылизывает каждый сантиметр. Нажимает кончиком языка, поддразнивая и давая привыкнуть к ощущениям. Винс подставляется, расслабляясь. Надрывно стонет, когда вместо горячего языка внутри оказывается Эвин палец. Он не больно скользит, с каждым новым движением входит глубже, разгоняя по телу горячие волны. Собственные вздохи свистят сквозь сжатые зубы. Кажется, дрожит каждая мышца. Круги перед глазами становятся ярче. Ослепительно яркими, когда, не вынимая из него палец, Эва протискивается между его ног, обхватывает член у основания, горячий язык облизывает головку. Винс представляет, как Эва лежит сейчас, уткнувшись щекой ему в ногу. Голая, чертовски желанная. Как позволяет долбиться в глотку, продолжая трахать пальцем его зад. Винс толкается резче, не соображая, что делает. Уже не сдерживается, выгибается дугой, с воем выплёскивая себя без остатка. Крупно дрожит, боясь шевелиться. Эва развязывает ему руки, терпеливо ждёт, пока он очухается. Протягивает прикуренную сигарету, когда Винс переворачивается на спину и приподнимается на локтях. Отодвигается к стене, произносит буднично, словно не она только что затрахала его до беспамятства: — Значит, про «Эгерборг» пиздёж? Винс с наслаждением затягивается и расслабленно выдыхает струйку дыма к потолку. Говорить о делах неохота, но надо. — Живой ты сестре полезнее, чем мёртвой. Эва будто сомневается. Явно взвешивает все «за» и «против». С раздражением бросает в тишину: — Было бы куда проще, если бы она рассказала мне про свой маленький семейный бизнес сразу. — Виола всегда осторожничает. Сама знаешь. — Думаешь, она рассказала бы потом? — Эва ёрзает, смотрит на него исподлобья. — Если бы ты не появился и всё срослось, как они планировали. — Не факт. Твоя мордаха поблизости от конопли — херовая реклама. Только копов завлекать. Вряд ли Виола стала бы так подставляться, Хансен тем более. Отдали бы тебе твою долю и отправили пинком под зад в свободное плаванье. — Ещё бы вычли должок по больничке и за липовые документы. Зная Хансена, он бы и за еду с меня деньги взял. Винс тоже садится, подкладывает под поясницу подушку. Эва не любит зависеть. Ни от кого, ни при каких обстоятельствах. Ей нужна свобода и возможность делать то, что она хочет. Тогда и так, как хочет. Никакая тюрьма не изменила её натуру и никогда не изменит. Наверняка разумнее послать всё к чертям и свалить отсюда с ней вместе, позабыв про ферму и алмазы. Но блядские гены Ивара не позволят Эве отступить. Она цепляется за ограбление, как утопающий за соломинку. И оно действительно нужно, чтобы последнее слово осталось за ней. А он, как грёбаный ангел-хранитель, должен не позволять увлечься. — Твоя сестрица не дура. Догоняет, что за Златовлаской наверняка кто-то стоит, и предпочитает с Хансеном не отсвечивать. Не хочет пачкать руки. Им выгодно, чтобы всю грязь сделали мы с тобой, раз уж так удачно тусим вместе в этих краях. Как раньше, — Винс жестикулирует, размахивая в полумраке огоньком тлеющей сигареты, — с Иваром и «Асатру». Да и потом с торговым центром. Мы подставлялись, они оставались в тени и организовывали ухоженные могилки на кладбище. Понадобится, организуют ещё одну — нам обоим. Ни хуя для них не проблема. Эва поджимает к груди колени, теребит на шее кулон с полумесяцем. — Ты знал, что Барбару похоронили здесь? Винс с удивлением таращится на неё, не догоняя связи. — Где здесь? — В Новой Дании. На старом кладбище где-то у залива. — Далековато от Видарсхавна. — Барбара вроде родилась здесь. В Конгсборге, кажется. Точно не помню. — Ясно. Когда в горах нашли труп, ему было не до Барбары. Гадливый Франк тут же сел на хвост, пришлось побегать. Винс снизил профиль, старался не мелькать часто в клане, особенно перед Иваром и верхушкой. Исправно выполнял поручения, уползал в нору, ни с кем, кроме Моник и Эвы, не пересекался. Даже с Хансеном не пиздел по душам, как раньше. Тем более не задавал лишних вопросов. Кто и когда убил Барбару — знал и так, остальные подробности не волновали. Люди важны, пока живы. Вот когда стоит быть начеку и помнить, где пересекался с каждым в последний раз. Их могилы — не его забота. — Тебе Ивар рассказал? — Франк. Давно. Он всё организовал. — Почему ты про неё вспомнила? Эва поднимает на Винса глаза: — Я задам очень странный вопрос. Подумай, прежде чем ответить. Винс невольно напрягается. — Ну. — Барбара могла выжить?***
— В смысле выжить?.. — хмурится Винс. — Она же сдохла прямо у тебя на глазах. Эва наклоняется, забирает у него из пальцев сигарету, затягивается. Выдыхает сигаретный дым над головой Винса, пожимает плечами: — Я не проверяла. Позвонила Ивару, он велел ждать Хеннингсена. Тот приехал быстро, и десяти минут не прошло. Увёл меня в машину, отвёз в парк к тебе. Больше я Барбару не видела. — Она замолкает. Набирает в лёгкие воздуха, решаясь. — До сегодняшнего дня. — Что?.. Ты видела Барбару?! — Да. Нет… Не знаю. — Эва снова пожимает плечами, возвращает ему сигарету. — Не уверена. Может, Барбару, может, кого-то очень похожего на неё. — Это же не тупая шутка? — Винс подбирается, буравит её недоверчивым взглядом. — А похоже, что я шучу? — Где? — На заправке, когда мы возвращались из Оромокто. Я заехала купить сигареты. Как раз расплачивалась, а она стояла около машины и смотрела через окно в мою сторону. — Около твоей? — Да. Потом меня отвлёк продавец, а когда я обернулась, уже никого не было. Винс молча докуривает. Вряд ли верит, Эва сама себе не верит. Но он хотя бы не орёт, что у неё окончательно поехала крыша. — Почему сразу не сказала? — Не хотела, чтобы ты на меня так смотрел. — Как так? — Как на идиотку. — Ты не идиотка. — Он нагибается, поднимает с пола пепельницу. Опускает между ними на постель, двумя пальцами тушит окурок. Встречается с Эвой взглядом: — Ты всё проверила? — Дважды. — В туалете? Эва кивает. — Как она выглядела? — Обычно. В джинсах и чёрной рубашке. — Я имею в виду, она же должна была измениться. Постареть. Двадцать ебучих лет прошло. Морщины там, седина. Эва растерянно смотрит на Винса. Напрягает память. Сейчас кажется, что никакой Барбары на парковке не было, просто разыгралось воображение. Или так хочется думать. Ведь если Барбара жива… то, что?.. Действительно, что? Это ничего не меняет. Винс прав, прошло очень много лет. С другой стороны, это меняет абсолютно всё. — Ну… Она была в солнечных очках. Волосы до плеч, тёмные. Крашеные. Стояла не рядом, может, и были морщины. Я не разглядела. А может, вообще не она была. Просто кто-то очень похожий на неё. Сказала же, я не уверена. И она ведь мертва. Должна быть. Винс тянется к пачке. Нервно закуривает. Эва тоже. Вспоминает, как совсем юная, глупая самонадеянная кукла, беспомощно замерла со стилетом в руке посреди спальни, намереваясь убить Барбару. И поняла, что не сможет. Что скорее даст убить себя, чем первая причинит боль Барбаре. Ивар наверняка знал, что у неё ничего не выйдет. Что в последний момент она испугается. Поэтому подстраховался, отправив за ними своего верного пса. От Эвы требовалось заманить Барбару в ловушку. Право казнить ликвидатора «Асатру» принадлежало Хеннингсену, а уж он вряд ли стал бы рисковать и размахивать перед ней ножом. Обошёлся бы огнестрелом с глушителем: два выстрела в грудь, третий, контрольный, в голову. Эва не успела ничего сделать. Даже сказать. Барбара вышла из ванной, обернулась и, увидев в руке стилет, всё поняла. Подошла, обхватила запястье Эвы с зажатым в кулаке клинком, шепнула, что ни в чём не винит. Просто пришло её время уйти. Печально улыбнулась. И вогнала лезвие себе под грудь. Потом дёрнулась вперёд, насаживаясь глубже, и с той же грустной улыбкой рухнула на ковёр к ногам Эвы, а по белой красивой груди струилась кровь. Эва смаргивает воспоминание. Шёпотом признаётся Винсу: — Она стала мне сниться. Никогда не снилась, даже в «Эгерборге». А теперь снится. Он слишком хорошо её знает. Догадывается, что именно она пытается сказать. Мотает головой. — Не накручивай себя. Ты не виновата в её смерти. — Разве? — усмехается Эва. Винс кладёт руку ей на плечо, ласково сжимает. — Ивар нашёл бы способ. С тобой или без тебя. Барбара это тоже понимала. Потому и не рыпалась. Зато спутала ему все карты. Умная была стерва, даже смертью его уделала. Сама выбрала место. Сама поставила точку. Правда, чёртов старик тоже дураком не был. Знал, какие ставки делал. Знал, на кого. Вряд ли блефовал. Уж точно не в самом начале. Сводил нас с тобой умышленно, наблюдал, стравливал. Кукловод херов. Надеялся, что удержит на привязи псов. Не вышло. Не вышло. Или всё было совсем не так. — Слушай, а если она догадалась, что Ивар задумал, и обманула его? Договорилась с Хеннингсеном… — И вонзила в себя твой ножик, красиво разбрызгивая кровищу на коврик? — хмыкает Винс. — Если знать, куда, не смертельно. Через месяц один шрам останется. Зато зрелищно и убедительно. — Допустим, — он не спешит соглашаться. — Для чего? Чтобы сбежать? — Ну да. Выбор у неё был небольшой: сдохнуть или попытаться залечь на дно. — И Хеннингсен так легко дал себя уболтать? Не верю. Он за жопу Ивара любому горло бы перегрыз и сердце вырвал голыми руками. — Может, и не легко. Но Барбара сто лет с ним знакома. У неё был… — Эва осекается, вовремя вспоминая, что Винс до сих пор не в курсе, как ей удалось выкупить их свободу после убийства Ивара. — Барбара умела быть убедительной. И у неё бы получилось спрятаться так, что никто никогда не найдёт. — От Ивара не так просто спрятаться. — Херня. Раз уж моя мать смогла, Барбара тем более. — Но её труп нашли, и Франк… — Франк — тупой ублюдок, — обрывает Эва. Вот уж в чём она ни секунды не сомневается. — Мало ли чей труп ему подсунули в горах. Хеннингсен… Даже сама Барбара могли всё специально подстроить. Опознавать, кроме Франка, было некому, а ему хватило бы шарфика, который он ей подарил. — Ладно. Допустим, Барбара выжила. Почему она появилась только сейчас? — Без понятия. Может, пока был жив Ивар, боялась. Потом мы сами долго прятались. Потом меня посадили. — А теперь она узнала из новостей, что тебя зарезали в тюрьме, и сразу нашла живой на другом конце страны? Мне бы такую чуйку, — голос Винса полон сарказма. — Но допустим. Есть версия, на хера ты Барбаре понадобилась спустя фиг знает сколько времени? Раньше Эве нравилось думать, что покровительство Барбары было искренним. Но сейчас она не уверена даже в этом. Что, если все красивые слова, подарки, остальное — лишь умелая игра опытной женщины, чтобы расположить к себе пиздявку-наследницу, а потом использовать и при случае избавиться? Совместить выгоду с удовольствиями. А пиздявка взяла и сломала все планы. Подставила. Предала. — Например, отомстить. Винс глубоко затягивается. Долго, пристально на неё смотрит. — Барбара была стервой. Справедливой, но жестокой. Своё не упустила бы ни за что. И если, как ты говоришь, она озаботилась кому-нибудь мстить, то я бы первым пошёл в расход. Поверь, найти и убрать меня было в разы проще, — улыбается Винс. Широко, уверенно. Заразительно. Ему хочется верить. Хочется думать, что Эва обозналась. Что Барбара давным-давно мертва и последняя, кто им угрожает. И что уж точно никак не могла заказать убийство заключённой в «Эгерборге». — А тебя Барбара обожала. Хрена с два отдала бы мне. — Ты бы ни хера у неё не спрашивал, — ухмыляется Эва. — Поэтому, — Винс притягивает её к себе, — по-любому всё кончилось бы так же. Или я, или она. И уж лучше я, — Винс самодовольно лыбится, укладывая Эву на себя. Сводит за её спиной руки в замок. — Хотя быть оттраханным Барбарой вместо Ивара я бы не возражал. Считай, тебе повезло. — Неужели? В чём именно? — поддевает Эва. — Что Барбара трахала меня или что не трахнула тебя? — Что тебя трахаю я, — скалится он. — И собираюсь трахать до конца жизни. — Охуенное достижение. Ты и без меня перетрахал всё, что движется. — Правильно. Без тебя. Не с тобой рядом и не вместо тебя. — Да? А твоя милая шлюшка? Винс щурится: — Не пизди, милая. Тройничок с самого начала был твоей идеей. — Ага. А ты страдал, но трахал. — Со стороны виднее. Наглая ухмылка так и провоцирует двинуть ему по морде. — Сучёныш! — Эва упирается в его грудь ладонями и садится сверху. — А Малена? — Так-так… — Винс вздёргивает бровь. — И что же Малена? — Ты с ней спал? После меня. — Не еби мозги. Ему наверняка льстит, что она ревнует, и одновременно раздражает. — Да или нет, Винс? — Я думал, мы закрыли эту тему двадцать лет назад. — А я хочу услышать твой ответ сейчас. Трахал или не… — Нет. Её шлюх — да. — Кто бы сомневался, что ты побежишь к ней в блядушник сразу же, как только я сдохну. Винс больше не улыбается. Внимательно смотрит. — Просто чтобы я понимал. У нас сейчас ебучая сцена ревности из прошлого или ты прикалываешься? Эва утыкается лбом ему в грудь. — Я знала, что рано или поздно ты притащишь свой зад к Малене. Поэтому просила Виолу убедить тебя, что я умерла. Винс берёт её за подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть ему в глаза. — Для протокола: мой зад принадлежал бы тебе, если бы ты не прикинулась мёртвой. — Уверен? — Вполне. — А я — нет. Представила, как ты придёшь ко мне на свидание в «Эгерборг», а потом съебёшься. И я останусь в клетке гадать, какая шлюха тебя утешает. — Лучше бы ты представила, что я почувствую, когда твоя ебанутая сестрица приведёт меня на кладбище и ткнёт мордой в могилу. В твою грёбаную могилу, лапуль, на которой стоит памятник с твоим именем! — Тоже грёбаным? Винс пропускает подъёбку мимо ушей. — Знаешь, о чём я думал тогда? Чего мне хотелось больше всего? Разнести там всё к хуям кувалдой, всё это сраное кладбище. А потом повеситься на первом суку. Знаешь, почему? Потому что я знал, каждую минуту помнил: если бы не я… если бы не мой идиотский план вынести пару красивых цацок из ювелирки с помощью Джанед, ты бы не сунулась в торговый центр. Не села в тюрьму. Осталась жива. — Я жива, Винс. — Угу. Только мне пришлось шестнадцать лет ждать, чтобы об этом узнать, Эва. Ей нечего возразить. Извиняться за прошлое — глупо. Окажись она снова перед тем же выбором, поступила бы так же. И Винсу это отлично известно. — Малена помогла мне не свихнуться, — нарушает молчание он. — Если бы не она, мы с тобой не торчали бы сейчас в этой глуши вместе. Эва скатывается на бок, переворачивается на спину. Сгибает ноги в коленях, забрасывая одну на другую. Смотрит в потолок, пока Винс тянется, чтобы достать сигареты. — К нашим баранам, — он медленно закуривает, швыряет пачку с воткнутой в неё зажигалкой обратно на постель. — Если хочешь проучить Хансена с сестрой, на Златовласку не надейся. — Неужели мой ебучий амур беспокоится за любимую нимфу? — Ты знаешь, о чём я. Пока у нас паритет, она нам подыгрывает. Но в долгую её не хватит. Переметнётся, ветер смениться не успеет. Винс прав. — Надо придумать способ, как её подставить. — Эва приподнимается на локте, ловит губами фильтр, зажатый в его пальцах. — Как раз это я и предлагаю, — ухмыляется он, наблюдая, как она делает затяжку и выдыхает сигаретный дым колечками. — Натравим их друг на друга, сами свалим отсюда с деньгами. — Каким образом? — Виола с Хансеном нужны бабки для фермы. Значит, им кровь из носа нужны алмазы. Но чтобы провернуть ограбление, им нужны мы. Златовласку интересует только ферма. Убедим Виолу, что их подставила она. И пока они будут разбираться, мы заберём алмазы по пути во Фредерикстад и свалим в туман. — Хороший план. Одна проблема — алмазы не курьеры возят. Там будет охрана. С двумя пистолетами нас изрешетят в пять секунд. — Поэтому завтра мы встретимся с Хансеном и Виолой. Перетрём ситуёвину, поговорим о доверии. На крайняк вспомним молодость. Прогуляемся лунной ночкой в лес, посмотрим с тобой на ангар поближе. Там обязательно будет маленькая дверца, куда мы сможем войти. Просто надо её найти. — Винс поворачивается к Эве с нахальной лыбой, подмигивает: — Если забыла, что надо делать, я напомню. Или постоишь на шухере.Фредерикстад, Новая Дания
Затянувшиеся сумерки отступают, и за окном стремительно темнеет: ещё пару-тройку минут назад можно было без усилий рассмотреть макушки сосен на фоне сереющего неба, теперь же с веранды едва получается разглядеть очертания соседских домов, да и те — только благодаря мутно-жёлтому свету от уличных фонарей. А вот жара во Фредерикстаде не думает заканчиваться. Невыносимая духота сохраняется даже после заката и несмотря на моросящий дождик. Настоящие субтропики: влажно и душно. Том переводит взгляд обратно на экран ноутбука, с которого Андерсен многозначительно резюмирует их видео-брифинг, копируя интонации Франка: — Ребята из УБН знают, что делают. Вытащить голубков из гнёздышка, столкнуть клювами — сейчас в приоритете. «И выжить», — хочется добавить Тому. После гибели Халля вряд ли кто-то всерьёз рассчитывает на красивый фейерверк. Бомбанёт так, что мало не покажется. Теперь, когда Том знает, что Фриис как минимум был во Флёдстене и говорил с Ронаном за полчаса до его гибели, ощущение надвигающейся бури лишь усиливается. — Твоя с Солбергом задача — не путаться под ногами и подготовить сцену для финальной схватки, — продолжает Андерсен. — Никакой самодеятельности, никаких игр в ангелов-хранителей. Держитесь на расстоянии и без приказа Франка ни во что не вмешиваетесь. Вы оба нужны мне обратно живыми. — Да, мэм, — машинально подтверждает Том. — Есть новости из управления тюрем? — По поводу? — Нападение в «Эгерборге». Прошло достаточно времени. Я подумал… — Никаких новостей, — недовольным голосом перебивает невесть откуда взявшаяся рядом с Андерсен лохматая голова Франка. — Забудь. Вряд ли в «Эгерборге» найдут серьёзные зацепки. А даже если найдут, чем они нам помогут? Эва Лунн жива и на свободе — это данность, с которой и нужно разбираться, а не гадать, почему свои не добили её полгода назад. Том с ним не согласен, но затевать спор не собирается. По внутренним правилам их с Нилом вообще должны отстранить от дела сразу же после гибели Халля до выяснения обстоятельств, поэтому размахивать красной тряпкой перед лицом начальства смысла мало. Только лишний повод нарваться на неприятности, а остаться без доступа к расследованию после всего, что Том успел узнать, точно не меньшее из зол. — Ещё вопросы, Юль? — Нет. — Вот и отлично, — морщинистое лицо Франка освещает лучезарная улыбка. — Как там поживают Алефельды? Удалось раскопать что-нибудь новое? — Пока нет, — Том скашивает взгляд на иконку с часами в правом нижнем углу экрана: уже без десяти одиннадцать. Ларс сильно задерживается. В шесть вечера прислал сообщение, что барбекю сегодня отменяется, и пропал. Звонить или расспрашивать в чате Том не решился. В конце концов, они едва знакомы. Ларс вовсе не обязан отчитываться перед ним о своих планах. Спасибо, что вообще позволил пожить у себя. — Тогда отдыхай, а завтра с утра за работу с новыми силами, — Франк завершает фразу дежурным кивком и исчезает, оставляя Андерсен наедине с Томом. Та явно смущена, что их «мы снова проводим вечера вместе» подтвердилось таким вот неожиданным способом, и торопится закончить разговор. Пожелав спокойной ночи, отключается. Том выдёргивает из уха наушник, бросает на столик, закрывает ноутбук. На веранде становится непривычно тихо и темно. Ненадолго — мрачное небо на миг освещается сиреневыми всполохами, а через несколько секунд гремит гром. Судя по интервалу, гроза ещё далеко, но дождь словно только и ждал сигнала с небес — тут же усиливается, громко и настойчиво барабанит по черепице, заглушая остальные звуки. Том не сразу замечает полученное сообщение. На этот раз оно от Нила, до безобразия лаконичное: «Я уже в отеле. Проснусь — позвоню». Хоть бы намекнул, скотина, что удалось выяснить. Вместо этого наверняка отключил телефон, чтобы не беспокоили. С другой стороны, он заслужил отдых. Франк с Андерсен его замотали перед отъездом, да и сам дёргал друга просьбами с раннего утра. На открытой веранде становится слишком неуютно. Ветер усиливается, налетает порывами и отступает, чтобы повторить попытку. Над крышами соседских домов всё чаще сверкают молнии, да и грохочет громче, подтверждая: Фредерикстад ожидает бурная ночка. Ждать Ларса нет смысла, наверняка он заехал к подружке и решил остаться до утра. Надо проверить, что окна в доме закрыты, и можно подниматься к себе. Завтра будет долгий и непростой день. Том встаёт, бросает мельком взгляд на пустой перекрёсток, по которому с шумом проносятся потоки воды. Замечает боковым зрением, как в конце улицы мелькают фары. Может, Ларс всё-таки решил вернуться? Из-за дождя видимость почти нулевая, разобрать цвет и то не удаётся, не говоря уже о модели. Том на всякий случай ждёт, когда автомобиль подъедет ближе. Предчувствие не обманывает — тёмно-синий внедорожник, очень похожий на машину Ларса, медленно сворачивает на парковку у дома, шурша мокрыми шинами по асфальту. Останавливается впритык к стене; двигатель глохнет, фары гаснут, и ничего не происходит. Тот, кто находится внутри, не спешит выходить. Том продолжает терпеливо стоять, но пауза затягивается. Может, Ларс решил переждать внутри? Зря, потому что гроза только набирает обороты. Том подходит к перилам, чуть приседает, наклоняясь вперёд, чтобы разглядеть водителя. Тусклого света от фонаря не хватает, но спасают яркие вспышки молний — под неумолкающий грохот выхватывают из темноты знакомый мужской силуэт. Лукас сидит, сгорбившись и прижавшись грудью к рулю. Голова опущена, руки сцеплены в замок на затылке. Точь-в-точь, как на снимке, который Том видел сегодня с парковки у больницы. На осознание уходит несколько секунд. Какой к чёрту Лукас? Лукас давно мёртв. Через миг, когда очередная молния отвоёвывает у темноты короткое мгновение призрачно-сиреневого света, Том узнаёт в сидящем мужчине Ларса. С облегчением выдыхает, не понимая, как мог обознаться. Ларс ведь совсем не похож на Лукаса , разве что телосложением и цветом волос — такой же харизматичный широкоплечий высокий шатен, каких тысячи. Интересно, Ларс в юности тоже играл в хоккей, как его троюродный брат и Лукас? Том мысленно отмахивается от неуместного сейчас вопроса, внимательнее вглядывается в застывшего без движения Ларса. В машине, кроме него, никого не видно. Может, ему стало плохо? Недолго думая, Том сбегает по ступеням, перепрыгивает через лужу на бетонной дорожке, едва не падает, поскользнувшись на мокрой траве, и наконец-то оказывается около внедорожника. Наклоняется, всматриваясь через боковое стекло. Несильно стучит по нему костяшками пальцев, одновременно пытаясь укрыться под пятернёй от ливня. Безуспешно — вода струйками стекает по коже и волосам, попадает в глаза и под футболку, которую тоже впору выжимать. Ларс очень медленно приподнимает голову, хмурится, будто не узнаёт, но потом изображает некое подобие дружелюбной улыбки и слабым кивком показывает на соседнее кресло. На нём тот же серый костюм с белой рубашкой, только галстук куда-то исчез и расстёгнутых пуговиц чуть больше, чем того требуют приличия. Продолжать мокнуть под ливнем Тому не хочется, и он, не задумываясь, принимает своеобразное приглашение. Дёргает за ручку, ныряет внутрь, усаживается на сиденье как есть в насквозь промокшей одежде. Поспешно захлопывает за собой дверь. Ларс всё с той же глупой улыбкой смотрит на него. В первую секунду кажется, что он пьян, но запаха алкоголя нет. Наоборот, в салоне приятно пахнет мужским одеколоном. — Ты в порядке? — Эм... Зависит, что конкретно ты вкладываешь в это понятие, — Ларс пожимает плечами. Говорит медленнее, чем обычно, но язык не заплетается. А вот пугающая улыбка намертво прилипла к лицу, и взгляд с поволокой. — Что-то случилось? — Том чувствует, что лезет не в своё дело, но притворяться, что ничего странного не происходит, не хочет. Ларс отвечает не сразу. Несколько раз открывает рот, но то ли не получается правильно сформулировать фразу, то ли он не уверен, что стоит вообще говорить. Снаружи ливень лишь усиливается, неистово барабанит по металлической крыше, бьётся в окна. Том некстати ловит себя на мысли, что вряд ли им стоит сидеть в машине в такую грозу. Не дай бог молния ударит прямо во внедорожник. Клетка Фарадея, конечно, вещь хорошая, но проверять её в действии на собственной шкуре совсем не улыбается. — Много всего, — наконец отмирает Ларс. — Кстати, я остаюсь с тобой. Надеюсь, ты рад. — Где остаёшься?.. — Здесь. — В машине? — В городе. — А как же ваша поездка в Зоммерхавн? — не понимает Том. Ларс мотает головой: — Не будет никакой поездки. — Почему?.. — Я больше не Алефельд. — А кто ты?.. — Пока не знаю, — заявляет он. На мгновение хмурится и тут же хохочет: — Прикольно, правда? Прожить на свете тридцать лет, а потом случайно узнать, что ты — это вовсе не ты. Том окончательно теряет нить разговора. Внимательно смотрит на Ларса: — Ты обкурился, что ли? — Ага, — кивает он. — Ясно. До крыльца дойти сможешь?