Новая Империя

      Солас в сверкающей кольчуге стоял между зубцов городской стены, закатное солнце искрами рассыпалось по золотым чешуйкам его брони и для противников, окружавших город, как темное море, он был, словно маяк.       Его это не волновало – они не смогут до него достать, даже их маги не смогут. Это была не первая битва в этом веке, в которой он принимал участие и как военачальник, и как советник, и как воин, и как символ, дающий эльфам мужество и веру в победу, и, как и все предыдущие, эта битва проходила так же – просто, скучно, однообразно. Армии подходят, он их выжигает, отряды эльфов добивают тех, кто сумел уйти от волны огня, или берут в плен как информаторов. Так заканчивались все битвы и город переходил в их руки, а земля снова становилась эльфийской. Это продолжалось уже около года.       Маротиус не был особенно ценным трофеем и Соласу даже не приходила в голову мысль брать его так скоро, но эльфы в городе решили действовать сами и практически подняли восстание. Им даже удалось убить магистра – неслыханный успех для тевинтерских рабов. Он слышал, что этот магистр имел высокий статус в империи и был достаточно консервативен в отношении порядков. Что ж, это может стать серьезным ударом по силам консервативного магистериума и пошатнуть его самоуверенность.       Властитель Арлатана, которому Солас передал правление городом уже несколько лет назад, попросил его помощи в поддержке этого восстания. Это могло отвечать и интересам Ужасного Волка, поэтому он охотно согласился. Когда закончится битва, он с удовольствием осмотрит сохранившиеся здесь эльфийские постройки, одна из них – дом того самого магистра – была ему особенно любопытна.       Удобно быть свободным советником – пока властитель управлял армией, разбирался с городскими делами, решал проблемы этих бегущих к Фен’Харелу со всех сторон эльфов, он, Солас, мог спокойно сказать свое мнение и уйти по своим делам. Ему всегда больше нравилось давать советы, чем приказы. Тем более, что обычно его советы и так исполнялись в точности, как приказания.       Он с равнодушным видом отвернулся от поля боя и обратил внимание на группу эльфов в офицерских доспехах, которые, расстелив на грубом деревянном столе какую-то карту, водили по ней руками в тяжелых перчатках и о чем-то спорили на всеобщем языке.       Солас отвернулся с нескрываемым разочарованием: за столько лет они все ещё не научились свободно изъясняться на эльфийском и до сих пор в обычной жизни использовали всеобщий, а эльфийский – только в стихах, любовных записках и надписях на статуях и вывесках. Что ж, они хотя бы понемногу принимали этот язык как литературный. Если б только они стали больше читать…       Но это ему было безразлично. Этот мир все равно не просуществует долго, и даже все эти битвы, взятые города и эльфийский язык не имеют значения – они все равно погибнут, так что Солас, скорее, отвлекался на это в свободное время, чем действительно хотел этим заниматься. Это все – муравьиная возня, и ему, в общем, была безразлична война, которую он развязал, а теперь продолжал вести властитель, следуя его советам. Конечно, когда он давал эти советы, он расписывал все выгоды, которые получат эльфы Тедаса от одержанных побед, и все это была чистая правда. Но он не говорил, сколь долго смогут эти эльфы наслаждаться своими победами и новыми землями, а кроме того, он продолжал заниматься своими делами, которые должны помочь ему вернуть мир его народа, не ставя об этом в известность никого. Ему нужно было только проникнуть в тевинтерские города и эта война давала ему такую возможность.       Конечно, много лет назад, уходя, он обещал любимой женщине, что этот мир доживет свое время в покое. Увы, обстоятельства в очередной раз помешали его замыслам, испортили план и не дали ему исполнить обещанное в полной мере, но она хотя бы умерла в то время, когда он еще не начал войны. Её смерть развязала ему руки и освободила от данного ей слова. С тех пор он выжигал врагов тысячами.       – Фен’Харел! – раздался за его спиной приятный звучный голос эльфа.       Солас обернулся. Эльф, обратившийся к нему, был еще не дряхлый старик, но его прямые волосы, спускавшиеся чуть ниже плеч, уже были абсолютно седыми. Приятное открытое лицо было практически лишено морщин, как и у всех стареющих эльфов, только в уголках глаз кожа постепенно истончалась, напоминая мятую бумагу. Солас никогда не спрашивал его, сколько ему лет, но не раз отмечал для себя, что он мог бы прожить еще лет тридцать или сорок в этом мире. Если бы он ему позволил, конечно.       Эльф подходил к нему, проходя мимо офицеров, сгрудившихся у стола с картой, сцепив руки за спиной, как часто делал сам Солас. Одетый почти так же, как они, за исключением дорогого вышитого плаща, зачарованного самим Фен’Харелом и преподнесенного ему им в день, когда тот провозгласил его властителем Арлатана перед всеми эльфами города. Властитель не принимал участия в боях, оставаясь в ставке командования и руководя войском через донесения, а потому не боясь надевал знаки своей власти, выдвигаясь на войну.       – Что видите вы там, в стане наших врагов? Будет эта битва легкой или трудной? – спросил эльф спокойно и уважительно, подходя к Соласу.       – Не думаю, что она будет трудной, властитель, – так же спокойно и, слегка наклонив голову, ответил эванурис. – Но они собираются перегруппироваться. Они этого еще не сделали, но я уже вижу, как они отделяют фланги и отправляют их к стенам города с разных сторон, чтобы в темноте ночи ударить с тыла, где мы их не ждем, пока основная часть армии будет приноситься в жертву и бросаться на главные ворота.       – Как всегда предугадываете действия противника.       – Это несложно, когда противник предсказуем. Тевинтер много лет разлагался изнутри, сидя на своем троне и считая себя непобедимым только потому, что ему просто не бросали вызов. Но эльфы показали, что это не так, – кивнул он властителю, как бы говоря «это ваши победы и достижения». – И теперь наш враг в панике просто бросается сломя голову вперед, забыв, что ему дан ум, чтобы планировать стратегию.       Властитель с благодарностью слегка кивнул и отошел от Соласа, к которому уже шли с донесениями его личные разведчики. Он четко разделял свои интересы и интересы эльфов. Он жил в их городе, но это город строился вокруг его дома, а не он руководил его возведением. Он шел в Тевинтер со свей целью, но это не он вел армию, а армия шла туда, куда ему нужно. У армии эльфов были разведчики, но только у него, Соласа, они были свои. И он охотно делился их донесениями с эльфами, если это отвечало его интересам или просто не имело для него значения.       Он держал дистанцию в общении как с простыми эльфами, которые не работали лично на него, так и с теми, кого он возвысил, дав им власть. Для них всех он был Фен’Харел – их бог, которому они были готовы поклоняться, который ответил им и который – он этого не скрывал – хотел вернуть мир эльфов. Это была правда. Но они понимали её по-разному и это его полностью устраивало.       – Они собираются отделить четыре отряда, по два – на северную и южную стороны города. Отряды небольшие и пойдут под барьерами магов в полной темноте.       Он кивнул. Предсказуемо, как всегда.       – Передайте это донесение властителю и его военачальникам в шатре. Кто передал сведения?       – Ревас.       – Мне казалось, он присматривает за нашими мятежными магистрами в городе. Кто из них решил, наконец, выбраться из своей мягкой постели?       – Он сопровождает Дориана Павуса, тот получил какое-то приглашение выдвинуться к армии, но оно поступило не от командования – его не допускают в ставку.       – Дориан? – усмехнулся Солас. – Вот это действительно неожиданность. Его присутствия в армии я точно не ожидал. Ну что ж, надо быть аккуратнее с огнем, чтобы не подпалить усы нашему молодому магистру и не лишить Реваса удобного теплого места. Иди, Арем, ты свободен.       Разведчик оставил своего начальника и ушел в том же направлении, в котором недавно проходил властитель, осматривая свои войска и проверяя подготовку к новой атаке. Солас спустился со стены и прошел в свой кабинет в казармах, расположенных в городских стенах. Там, посреди пустой комнаты, на столе, заваленном бумагами, лежало несколько свитков, которые его сейчас интересовали. Он развернул один из них и, покрутившись вокруг своей оси, встал в нужном направлении.       Он смотрел на карту города, вернее карту той его части, где было расположено интересующее его здание, рассчитывая, куда ему нужно пойти, какими улицами или переулками и сколько времени это может занять. Обдумав это, он скрутил свиток и, вернув его на стол, взял следующий. То же повторилось с этим и с оставшимся свитком. Решив для себя таким образом, на что ему до начала битвы хватит времени, он вышел из кабинета и, покинув казармы, двинулся в нужном направлении.       С приближением ночи он снова был уже на городской стене, но настроение его заметно изменилось в худшую сторону. Он был явно разочарован и раздражен, и несколько раз ответил подчиненным с жестокой грубостью, граничащей с угрозами, так что его быстро оставили в покое и больше к нему не обращались.       В стане противника началось движение и он, вдыхая полной грудью вечерний воздух, приносящий с иссушенных солнцем за день степей запах сухой травы и огня, приготовился к предстоящей битве.       Он стоял над главными воротами, без каких-либо видимых усилий поливая землю перед ними огненным дождем или разливая перед воротами море огня, не давая войскам противника даже приблизиться к ним. Эльфийские отряды охраняли стены с севера и юга, чтобы не дать людям тайно проникнуть в город под завесой сумерек и ночи.       Хотя битва и проходила однообразно и скучно, Солас понемногу все же ощущал эмоции, свойственные воинам на поле брани – гордость от побед и удовлетворение от совершенной мести. Он мстил людям за все то, что сделал сам – за разрушенный мир эльфов и за умершую женщину, которую он сам оставил.       Хотя он и не искал поводов нападать специально – он шел только в те города и в те места, которые его интересовали – со стороны это воспринималось именно так. Эти люди думали, что он восстанавливает эльфийскую империю и хочет отнять у них все их города, а потому сражались соответственно.       Солас заметил передышку и перегруппировку войск и, воспользовавшись заминкой, вышел за ворота. Он поднял руки и направил их в разные стороны, тут же от них разошлись стены огня, опоясавшие городскую стену. Он свел руки вместе и огонь, следуя за руками, разошелся огромным кругом вокруг него, поглотив и часть армии врага. Его глаза светились металлическим блеском, он сделал несколько шагов вперед, выпуская перед собой волны огня, пожиравшие армию, стоявшую перед городом и пытавшуюся приблизиться к нему на расстояние хотя бы одного выстрела. Она еще днем была потрепана так, что он надеялся, что они просто уйдут ради своего же блага. Но они остались. Что ж, они выбрали свою судьбу.       Когда передние отряды в ужасе стали отступать назад, он остановился. Когда люди явно бросились бежать, он вернулся за ворота. Поднявшись на городскую стену, он снова занял свою наблюдательную позицию и стал ждать, мысленно говоря себе, что он дал им шанс и они должны им воспользоваться.       Движение в рядах врага продолжалось, и он заметил, как к городу выходит небольшая кучка воинов. Он напряг зрение и попытался получше их рассмотреть. Пара воинов со щитами, пара магов с посохами… Да это же сам Дориан Павус! Солас усмехнулся. Зачем он здесь? Пришел, чтобы, сидя за бочкой вина, договориться с ним оставить город? Или просто красиво умереть? Вот было бы разговоров в Минратосе, если бы Павус сгорел как спичка перед своей армией. Или сделать его статуей, которая будет стоять там и напоминать всем желающим напасть о том, что с ними будет? Эльфы уже победили, армия людей уже не может сражаться, и, даже если очень сильно захочет, не возьмет город.       Из раздумий его вывел голос агента.       – Господин! Господин!       Он раздраженно сдвинул брови и сморщил нос, но повернул лицо к хрупкому и еще похожему на подростка молодому эльфийскому разведчику.       – Господин! К вам агент из Бриннлоу, она говорит, что это безотлагательно, она прошла сама, не доверяя информацию никому.       – Бриннлоу? – он расслабил мышцы лица и непонимающе уставился на агента. Тут идет битва, какой Бриннлоу? При чем здесь это?       – Город в Антиве, на севере, у Белого Шпиля к востоку от леса Арлатан.       Он бросил еще раз взгляд за городские стены, где стоял небольшой отряд. Теперь он смог их разглядеть – Кассандра Пентагаст, Каллен Резерфорд, Дориан Павус и незнакомый ему маг. Он скривил губы от раздражения и разочарования, но отошел от зубцов стены и двинулся следом за агентом.       Они прошли к его кабинету, у дверей которого агент пропустил Соласа вперед, а сам отошел на почтительное расстояние и встал, прислонившись к стене и ожидая окончания разговора и приказаний, которые за этим последуют. Солас вошел в комнату, где у стены, теребя в руках подол простого, но тем не менее красивого и очень хорошо на ней сидевшего синего с голубой вышивкой платья, стояла довольно симпатичная эльфийка. Она, однако, была растрепана и её нервозный вид заставил Соласа подумать, что случилось что-то гораздо важнее битвы за целый город, иначе его агенты не смели бы так его вырывать из происходящего.       – Я слушаю, – коротко сказал он без приветствий и вступлений.       – Господин, я только прошу… я не знала, что делать, я и сейчас не знаю, но я не могу без вашего ведома… ведь, если вам доложат, что это я… – начала было она сбивчиво и с паникой в голосе.       – О чем ты не знала? Для чего тебе нужно мое разрешение? – спокойно возвращал он её в русло разговора.       – Господин, – она смотрела на него с ужасом, боясь произнести то, что должна была сообщить. – Господин, Инквизитор… она…       – Что «она»? – в его голосе прозвучали стальные нотки, а глаза стали жесткими, когда он уставился на эльфийку, как только она произнесла слово «Инквизитор».       Он не позволял своим людям даже произносить её имя, не то что судачить о ней. Он знал, какие сплетни пошли по Тедасу после распада Инквизиции, но никто рядом с ним не смел говорить об этом, только тем агентам, которых он оставил следить за ней, было позволено произносить её имя в разговорах с ним.       – Она… жива, – эльфийка выдавила из себя это сообщение и с ужасом ждала реакции господина.       Если бы она сейчас сказала, что Арлатан провалился под землю, он был бы меньше удивлен, чем этими словами. Он вспомнил на поле боя Кассандру и Каллена. Они пришли за этим? Сказать ему? Но как...?       – Говори все, – приказал он.       – Они в Бриннлоу, они пытались через меня пройти в Арлатан, я узнала её и поспешила к вам, я не могла провести её, не сказав вам.       – Когда это было?       – Сегодня на закате, я сразу же бросилась сюда.       Она в Бриннлоу? И отправила сюда отряд? Что это? Попытка пройти с тыла? Она идет в город, как и все эльфы, или идет с какой-то целью? Но люди и гномы не прошли бы в город, а среди эльфов она бы не нашла дураков, которые захотят убить Фен’Харела, разве что…       – Ты уверена?       – Абсолютно, господин. Я встречалась с ней лично и даже разговаривала, я не могла ошибиться.       – Она с группой или одна?       – Я знаю, что их четверо, двое эльфов и два гнома, их я не видела, но они были готовы идти и без гномов, когда узнали, что их не пропустят.       Вот как? Гномы… Наверняка Варрик Тетрас. Если уж она собрала старую команду из Кассандры и Каллена, то должна была взять и этого гнома.       «Надо дать ей понять, что я знаю о её присутствии. Надо перенять инициативу, и, с какой бы целью она ни шла в Арлатан, держать её на виду. Больше нельзя её терять.».       – Иди за мной, – сказал он, быстрым шагом выходя из кабинета.       Видя, что Фен‘Харел выходит из комнаты, агент отделился от стены, глядя на своего господина и ожидая. Заметив его, Солас остановился и отдал приказание:       – Пойди к властителю и скажи, что я оставляю поле боя. В тыл пробрался шпион, я должен решить это дело. Он сможет закончить битву без меня.       Агент кивнул и быстро, но бесшумно, как тень, помчался в наступающей на город темноте к шатру эльфийского владыки. Солас развернулся в противоположную той, куда ушел агент, сторону и вошел в казармы через другой вход, прошел знакомые коридоры и вошел в помещение, в котором стояло огромное, начинающееся у пола и завершающееся аркой у самого потолка, мутное зеркало. Эльф подошел к нему, прикоснулся к его поверхности и от его ладоней пошла рябь, как на потревоженной идеальной глади водоема. Он взял за руку девушку, которая в испуге стояла за ним, и втащил за собой в зеркало.       Они вышли из такого же зеркала на площади, заполненной другими, подобными этому, зеркалами.       – Найди общий элувиан в Арлатан и приходи в мой дом. Сейчас же, – приказал он, и девушка, кивнув, побежала искать нужное зеркало.       Пройдя всю площадь, Солас вышел к зеленым насаждениям и лавочкам, прошел дальше к каменистому склону, где за зеленой изгородью стояло одинокое огромное сухое дерево. Обойдя изгородь, он приблизился к дереву и прошел через щель в его коре. Внутри дерева, от которого остались только внешние стенки и несколько ветвей, стоял элувиан, которым пользовался только он. Он прикоснулся к его поверхности, мысленно назвал пароль и вошел в него.       Он вышел из зеркала в лаборатории своего дома, который находился практически в центре нового Арлатана. Отстегнув на ходу плащ и бросив его на кушетку, он прошел через комнату и вышел из нее в длинный изогнутый коридор, освещенный магическими светильниками с одной стороны, и светом полной, только взошедшей луны, льющимся из высоких больших окон с другой. Пройдя через коридор, он вышел в центральную часть дома, где в круглом зале, представлявшем собой ротонду с колоннами в внутри и снаружи, в окружении книжных шкафов в нишах между колоннами, у окна стоял большой письменный стол. Он сел за него и, помедлив мгновение, начал искать по ящикам то, что ему было нужно.       После известия о её смерти он был как в бреду. Одна лишь мысль пульсировала в его голове, пока агент рассказывал, как они обыскивали берег у озера Каленхад, где видели её тело. «Она умерла. Этого не может быть.» Он, конечно, знал, что когда-то это случится. Через год или через пару лет, но ему казалось тогда, что, если он уйдет достаточно далеко, то, когда придет это время, он сможет пережить это известие спокойно. Но она сделала то, чего он не ожидал – ей отрубили руку, которая разрушалась от воздействия Якоря и убивала её. Такого он не ожидал, и это спасло ей жизнь. И она жила дальше, а он затаился, ища средство для исполнения своего плана, но все пошло наперекосяк…       Он оставил агентов следить за ней, но Инквизиция перестала существовать, и Лавеллан в какой-то момент просто упорхнула у них из-под носа. Он сам постоянно приходил к ней в её снах, надеясь увидеть её, узнать, как она. Но в какой-то момент он однажды вошел в Тень и не нашел её. Он пытался снова и снова, но попадал в пустоту и темноту.       Он отправил людей искать её, её следы, но они нашли только новости о её смерти. Он тогда чуть не сошел с ума… После этого он иногда задавал себе вопрос, как он воспринял бы эту новость, будь он рядом с ней? Но тут же отвечал себе, что, если бы он был там, это бы случилось не так.       Агент пришел к нему тогда перед тем, как Солас собирался идти на ужин. Увидев издалека мрачное лицо следопыта, он понял, что ему несут страшную новость. Он еще не знал, о чем она, но чувствовал, что не хочет слышать. Ему было страшно. Он пробовал задержать агента, потянуть время, отложить обмен новостями, но следопыт настоял. Солас отвернулся от него, уставился в окно и сцепил руки за спиной.       «Говори» – сказал он агенту, а в голове его пульсировала мысль: «Молчи».       «Мы нашли её, господин. Она умерла.»       «Как и где?» – он старался говорить твердым голосом. Казалось, на это уходят все его силы.       «Сумасшедшая старуха в Редклиффе сказала, что оставила её тело в хижине на берегу озера Каленхад в Ферелдене. Она умерла… от голода.»       Эти слова словно тисками сжали его сердце. Mavhenan… я обещал тебе спокойный мир несколько лет, а вместо этого я искалечил тебя и оставил умирать от голода. Несколько дней после этого кусок не шел ему горло – каждый раз, видя еду, он вспоминал слова следопыта, ему представлялась эта грязная хижина и она…       Хотя он и знал, что этот мир должен умереть, он не мог смириться с мыслью, что сначала ему придется испытать потерю любимой женщины. Этот мир виноват во всем, это он её убил. Он вообще не должен был существовать, а теперь отбирал у него все, да еще и с особой жестокостью.       И теперь Солас хотел отомстить ему. Он хотел выжечь этот мир, он вышел один к тевинтерскому городу и убивал. Когда весть об этом дошла до эльфов Арлатана и эльфов, еще остававшихся в других городах, она зародила в них силы бороться.А он просто хотел убивать, чтобы кому-то было больнее, чем ему.       Эльфы думали, что он борется за них. Что ради них он выходит на поле боя лично и убивает. А он просто мстил. Превратить всех в камень – было бы слишком просто, они этого не заслуживают. Никто из них. И он выжигал поля и армии. Гаже всего было от того, что голос в его душе шептал ему, что в её смерти виноват только он, но от этого хотелось убивать все в этом мире еще сильнее, сделать еще больнее всем вокруг, чтобы заглушить его собственную боль в душе. А этот мир как будто смеялся над ним. «Ты, Фен’Харел, ты сам её убил. Это твои руки в её крови, но мстишь ты тем, кого все равно тоже убьешь? Ты жалок. Ты сам все разрушил. Как всегда. И даже сейчас ты только разрушаешь.»       Он вспоминал, как сказал ей «я не чудовище. Если этому миру суждено погибнуть, пусть он погибнет в мире». Но он стал таким чудовищем. Раненым чудовищем, которое в своей бессильной злобе разрушает все вокруг себя. Он стал именно тем, кого он не хотел, чтобы она видела. Только тогда он понял, что одно это всегда имело значение.       А теперь ему приносят весть, что она в Бриннлоу. Она жива! И она так близко? Он даже не думал, как это звучит, ему хотелось верить, что это правда. Но как ей удалось сделать так, что он не мог войти в её сны? Это невозможно… Он достал из ящика стола бумагу и перо, но ничего не написал, а ходил по залу кругами.       Он хотел бросить все, наплевать на скрытность и просто прийти туда и увидеть её. Он пробовал сесть в кресло и написать, но каждый раз комкал бумагу и сжигал – это все не то, не те слова. Он не мог сказать ей все то, что ему хотелось. Что она он нем думает сейчас? С какой целью идет? А если письмо прочитают? Он не мог допустить, что она станет мишенью для тех, кто захочет нанести удар ему, и боялся насмешки с её стороны.       Он извел столько бумаги, пока пытался подобрать нужные слова, чтобы они не казались ни излишне нежными, ни слишком сухими, ни грубыми, ни добрыми. В конце концов, он достал из стола открытку и подписал её тем текстом, который более-менее одобрил, вложил её в конверт и стал ждать, снова кружа по залу, как запертый волк.       Он не сразу заметил, как в помещение влетела девушка и, запыхавшись, остановилась, не доходя до него.       – Господин!       Он поднял голову, кивнул, затем подошел к столу, взял с него конверт и передал девушке.       – Отдашь это ей. И потребуй ответ, пусть скажет... Хотя, нет, пусть напишет. И вложит в этот же конверт. Я приглашаю её в город, она должна сказать, придет или нет, – он решил сказать агенту содержание письма, чтобы у нее не возникло желания прочитать его переписку. Пусть думает, что это доверие и что в письме нет ничего личного. – Отдашь этот ответ мне.       Девушка кивнула, осторожно протянула руку за письмом и выбежала вон.       Он отдал письмо агенту и ждал, то бродя кругами по залу, то падая в кресло. Ответит? Ждал, как мальчишка. И понимал, что все вокруг него просто перестало его волновать. Война с Тевинтером, встречи, Абелас… разум заставлял его работать и держать себя в руках, а сердце отказывалось думать о чем-то другом.       Утром та же девушка принесла ему ответ. На нее было жалко смотреть – её волосы совсем растрепались, глаза покраснели, тем не менее она безропотно выполняла приказания. Солас взглянул на нее, когда она отдавала ему конверт, и его сердце впервые за долгое время смягчилось.       Конверт, однако, был пуст. Он уже испугался, что она не ответила ничего, но, перевернув его, увидел надписи: первую – с просьбой ответа. И вторую…       Его сердце подпрыгнуло. Но эти чернила... они красные. Что это? Он поднес надпись ближе к глазам и, почувствовав запах, улыбнулся. Вино… Значит, они праздновали? Интересно, какое у нее было лицо, когда она получила письмо?       Он скрыл улыбку и снова принял серьезное выражение лица, но взгляд его стал гораздо мягче. Ему хотелось скорее её увидеть, но теперь ему хотелось снова стать её Соласом. Поэтому, обратившись к девушке, которая ждала приказаний, он сказал:       – Ты проведешь её вместе с её спутниками в Арлатан, узнай все о них, займи для них комнаты в таверне, они – мои гости, но объявлять об этом посторонним не нужно. Доложишь мне об их прибытии лично. Но это будет завтра. Сегодня тебе нужно отдохнуть и выспаться, ты много сделала для меня. Девушка с благоговением посмотрела на него, низко ему поклонилась, поблагодарила и выбежала.