Million Reasons

Она его не боится. Мэри Элизабет Свон. Как сильно она была похожа на свою мать; с её смуглого здорового лица на него будто смотрели глаза самой Изабель, такие же красивые, большие, горящие неприязнью и враждой. Мэри Элизабет Свон также гордо держала свой подбородок приподнятым, также глядела свысока, — хотя была не выше, — и упрямо сжимала губы в тонкую линию, пока он сжимал её талию одной рукой, ведя в быстром танце. — Могу ли я надеяться на танец? Это было первое, что он ей сказал. Не дожидаясь ответа, Аро схватил её за руку, круто развернул к себе и прижал холодной пятерней за талию, властно ведя в быстрых, резких, отрывистых движениях. И Мэри ему не уступала. Он ощутил волнение, прокатившееся в её крови, но не страх. Она сжала его руку в своей горячей смуглой ладошке, быстро поворачивая голову, когда музыка заиграла быстрее, и её тяжёлое сбившееся дыхание опаляло его лицо и заставляло волноваться уже его, пробуждая сильнейший голод. — Вы обычно не танцуете. — он констатирует факт, видит, как она неправильно переводит дыхание, а потом от быстроты движений задыхается. Мэри кидает на него неприязненный взгляд, но её губы выгибаются в тонкой улыбке. — А вы находчивый. Не удивительное качество для вампира. Забираться в осиное гнездо — удел безумцев. Никто бы в жизни не полез к Вольтури, будь он в здравом уме, но он был уверен, что Мэри Элизабет Свон к здравомыслящим людям не относилась. Она была изобретателем, революционной душой, пробивающейся к знаниям всеми возможными способами. И такие личности априори ненормальны. Но это не означало, что Аро ею не восхищался. — Не советую вам проверять на прочность моё радушие. Вы пользуетесь моей благосклонностью куда в меньшей степени, чем ваша дорогая мать. И вот при одном упоминании Изабель она будто загорается, её золотистая кожа становится обжигающе-горячей, а подскочивший из-за злости пульс — оглушительным. Мэри ведёт его в танце теперь сама, и будь он проклят, если попытается солгать, что не захотел её в тот самый момент. Она пульсировала и сгорала у него в руках, а потом из-за его глупости и неосмотрительности она спалила их фамильное гнездо в Вене. Он всё-таки недооценил её напористость и желание отомстить. Это был большой прокол с его стороны. — Ну ничего, дорогая Мэри, у нас вся твоя жизнь впереди, чтобы успеть поквитаться. Он злился, рвал и метал, но в то же время испытывал жгучий интерес, перетекающий в ничем неприкрытое желание. Мэри не просто привлекала его, она смогла его зацепить. И Аро беспокоился, как бы это не помешало её будущему физическому устранению. Как глава Вольтури он был обязан избавляться от всех, кто ставил под вопрос существование вампирского сообщества. И Мэри упрямо занималась изучением всех возможных вариантов их уничтожения. Огонь в её руках становился оружием массового поражения, а уж об владении самодельным арбалетом он предпочитал не упоминать вовсе. Видел в действии, и удовольствия ему это не принесло. «Мой самый преданный враг средь самых преданных друзей.» — в тайне нежно отзывался он о ней, получая новости от своих шпионов о её дальнейших исследованиях. Мэри стала получать все больше покровительства со стороны общества. И Аро необходимо было хотя бы начать продумывать план о том, как можно было бы её аккуратно убрать. Ведь если убийство будет громким, то оно привлечет к себе слишком много внимания, подтвердив большую часть теорий, гулявших теперь среди людей насчёт вампиров. Нельзя было допустить, чтобы обсуждения её гипотез устаканились и осели как принятые за правду факты. Это был повод, чтобы оттянуть время ещё немного. В Вольтури уже начали ходить слухи, что Аро потерял голову от девчонки, а вместе с ней и хватку. — Тому, кто так думает, стоило бы побеспокоиться о сохранности своей головы. — едко, трескуче раздавалось со стороны главы Вольтури, в то время как он сам собирался на встречу. Не прямую, к сожалению, и уж точно не личную, но встречу. Ведь когда у него появлялась возможность наблюдать за Мэри издалека, он уже чувствовал себя так, будто находился рядом с ней. Он долго мог наслаждаться одним наблюдением со стороны, пока до него ни дошло одно известие. Она выходит замуж. И он впервые всерьез задумался о том, что же он к ней чувствует. Она собиралась выйти за сынка мистера Бингли, — предсказуемо и даже смешно, — ведь тот давно успел зарекомендовать себя как надежный, пускай и не самый храбрый мужчина, участвуя в большей части приключений мисс Свон. Она без него была, как больной без костыля. Наверно, поэтому они с мистером Бингли так хорошо со временем спелись, к мрачному удивлению Аро. Что до него, Аро было смешно от одной мысли, что он мог к ней испытывать…нечто большее, чем интерес. В конце концов, они были врагами. Всегда были и оставались ими и поныне. Но почему-то Мэри со временем перестала отвечать на его письма с прежней остротой и едкостью. В них появились дружественные нотки. И Аро это ощущал, видел по изменившемуся почерку. Пускай он был её врагом, Мэри могла оценить его ум, его находчивость, но не ценила его жестокость. Этот порок всегда будет её отталкивать, как бы он ни старался его скрыть. — «Чудовище в дорогих одеждах все равно остается чудовищем.» — в одном из писем написала она ему, и он на неё тогда обозлился и прекратил отвечать на целый месяц. А потом снова взялся за бумаги и чернила, потому что без её писем по вечерам стало как-то…пусто. Но почему же сейчас при одной мысли, что она выйдет за этого простака Эрика, у него всё внутри грудной клетки будто сжимало железными тисками? Аро не понимал причину своего смятения. И его это злило. И сама Мэри его злила тоже. Глупая, наглая беспардонная девчонка, которой стоило преподать давно уже урок! Но старые чувства к Изабель будто мешали, не позволяли перейти к активным действиям. Наверно, его окружение было право. Он всё-таки размяк. И этот факт не делал картину в перспективе ни капли радужнее. И всё-таки, когда Мэри кружится по своей комнате в белом подвенечном платье, румяная, такая красивая в своей естественности, он посещает её. Надеясь, что в последний раз. Её служанка пугается его неожиданного появления на балконе, чуть ли с ножницами не набрасывается, но Мэри её останавливает одним спокойным движением руки. — Похоже, все в твоем доме осведомлены о твоей неприязни ко мне. — с белозубой улыбкой начинает он, и Мэри напряженно хмурит брови, просит Сару покинуть комнату и ничего не говорить Эрику, сидевшему внизу в своем кабинете. — Ты в курсе, что у меня достаточно находится святой воды и зажигательной смеси, чтобы поджечь тебя при дурном течении нашей встречи? Он усмехается. — Конечно же, да. Ты ведь всегда была чертовски предусмотрительна. Наверно, именно поэтому ты до сих пор жива. Он приоткрывает колыхаемые ветром занавески и приглашает её молчаливо с ним прогуляться. И Мэри выходит, без страха и подозрений, будто видится со старым другом, а не её злейшим врагом. Выйдя на улицу, она глубоко вздыхает. Ночь встречает их бархатным полотном, расписанным неаккуратными белыми каплями звезд и песней сверчков. А в её спальне даже с открытым окном стояла невыносимая духота. Аро первое время молчит. Не знает, как к ней лучше подступиться. Без четкой цели приходить куда-либо было глупо, но ему казалось, увидев её, он сможет эту цель осознать. А теперь он ещё больше растерялся. И оставалось только рассматривать её боковым зрением, отмечая, насколько же белый ей был к лицу… Мэри нарушает тишину первой. Она всегда отличалась нетерпеливостью, когда задевалась её больная точка интереса. — Зачем ты пришёл сюда? Он ожидал этого вопроса, но не желал, чтобы она его задавала. Потому что заранее подготовленного ответа на него у Аро не было. — Хотел поздравить тебя с грядущей свадьбой. — легко и беззастенчиво отзывается он, проводя бледными ладонями по мраморным перилам балкона, ведущего в сад. Казалось, только так он мог удержать привычные ему вещи в седле. Холод и безразличие, заточенные навеки-вечные в камне. Каким и должен был быть он. Как главарь, как правитель. Но из-за неё все изменилось, затрещало по швам. Мэри в его жизнь вернула движение. И из-за этого у него полярно поменялись представления о том, как стоило относиться к людям, а не следовало под «энигмой» вампирского закона. Мэри кривит губы в усмешке, её плечи подрагивают от смешинок, а потом она и вовсе взрывается смехом. Аро на неё ошарашенно уставился. Только она могла в присутствии одного из самых опасных вампиров столетия так беззаботно стоять и хохотать что было мочи. — Как благородно с твоей стороны. — она встаёт по правую руку от него и наваливается прикрытой белой тканью грудью о перила, — Вот только дурная примета видеть невесту в платье перед свадьбой. — Мне казалось, ты не подвержена суевериям. — он поворачивает голову к ней полностью, и усмехается. — Но в вас же я верила на протяжении многих лет. Значит, и остальное может оказаться правдой. — Это совсем не научный подход, мисс Свон. — Аро смотрит на неё снисходительно. Она выгибает губы в улыбке. — Туше. Он так много хочет сказать ей, но не находит слов. Большая проблема созданий, мало общающихся с людьми; когда дело доходит до прямого контакта, они совершенно теряются. И с Аро происходило ровно то же самое. Мэри похлопывает ладонями по перилам, барабанит по ним, а после готовится уйти. — Если это всё, то, наверно, мне стоит с тобой попрощаться. В дом приглашать не буду, у нас, увы, свободных людских шей не завалялось. — но когда Мэри совершает один шаг назад, Аро слабо берет её за запястье, удерживая рядом с собой. — Не выходи за него замуж. — просит он её, и удивляется, как глухо звучит его собственный голос. Чертова женщина! И что она сделала с ним? Почему он чувствует себя так жалко, стоя сейчас здесь перед ней? Глаза Мэри округляются. В них застывает немой вопрос, который она решается озвучить тихо-тихо, будто их мог кто-то подслушивать, без попыток вырвать руку, как она сделала бы в прежние времена. — Почему?.. Что-то все-таки изменилось в её отношении к нему. Аро чувствует это по подскочившему пульсу. Его указательный палец беззастенчиво поглаживает её по венам, легонько надавливая на них, и его будто обдает жаром. Интересно, всегда ли она была такой, или это он так на неё влиял? Хотелось бы ему это проверить на деле. Не здесь, а где-нибудь далеко. Где они остались бы только вдвоем, без её мужа, других вампиров, всех «за» и «против». Как ещё два совершенно не знакомых друг другу человека. Его взгляд медленно ползет от сада к её лицу, а потом останавливается на нём, и Мэри резко становится всё ясно. Не нужно было ни слов, ни признаний. Всё было видно по его глазам. Она накрывает его холодную бледную ладонь поверх своей ладонью. На фоне его вампирской бледности она выглядела ещё более смуглой. До чего же абсурдна бывает иногда жизнь; монстр, забравший у неё мать, чуть было не убивший её несколько раз и строящий постоянно ей козни, оказался влюблен… Да ещё и в кого. Мэри стало жаль его, но только потому, что в её сердце было достаточно места, чтобы пожалеть создание вроде него. — Я не потреплю жалости к себе, мисс Свон. — отчеканил Аро, и его взгляд стал жестким. От прежней призрачной мягкости не осталось и следа. — Я и не жалею тебя. Я пытаюсь понять, что ты хотел получить от этой встречи. — честно отвечает она. Аро понимает, что Мэри не согласится. Не после того, что он сделал с Изабель, не после того, как он чуть было не свёл её в могилу. Она не согласится разделить с ним ни ложе, ни уж тем более вечность. И потому он лишь приближается к ней на один шаг, прижимается холодной щекой к её смуглой щеке, скользит одной ладонью за спину, как при их первой встрече, и шепчет тихо, вкрадчиво: — Могу ли я надеяться на танец?.. И Мэри, отмеревшая, словно этих слов только и ждущая, осторожно кладёт свою вторую ладонь ему на плечо, сжимая его легонько пальцами. — Конечно, можешь… — вторит она его шепоту и позволяет увлечь себя на несколько дивных мгновений, когда свет и тень сходятся на тонкой полоске «между», где не оставалось больше ничего, кроме ласкового поцелуя ветра в щеку и угольно-черной ткани его пиджака. Говорят, вода точит камень. Быть может, приложи она хотя бы немного больше терпения и времени, она бы смогла повлиять на него и изменить вечную вражду между вампирами и людьми. Но борьбу за существование нельзя было изменить, исходя из одних лишь чувств. Мэри Элизабет Свон знала это как никто другой хорошо.