Имитация

      Быть ответственным это не сложно. И если бы соседка снизу[1] не наседала на уши своим бряцающим пианино или в хлам бухие ребята под окнами выбрали бы себе другую улицу для поздних посиделок, или сигнализация чьего-то убитого автомобиля под окнами не гудела всю ночь, или кот драл бы свою глотку странными звуками не на его лестничном пролете, то Чонгук бы выспался. Он никогда не отключил бы будильник, не стал бы чистить зубы, пытаясь вдеть ногу в штанину; не подпалил бы свою яичницу и не обжег бы ладонь паром, пытаясь потушить в раковине вспыхнувшую от пролитого масла сковородку. Конечно же, ему бы и в голову не пришло забыть перевязать шнурки, он никогда не стал бы кубарем лететь со своей же лестницы, по которой ему не составляло труда взлететь вслепую, не пришлось бы ловить ненавистное такси и отдавать последние деньги, оставленные на еду, водителю встрявшей в пробку таратайки. Чонгука ни в коем случае не отчитали бы за опоздание, и у ненавидящей его администраторши не нашлось бы ни малейшего повода вычесть часть аванса за нарушение трудового договора. Он не остался бы без гроша в кармане, и ему, сидя на балке многоэтажки в тени ночного города, не пришлось бы просить деньги в долг у Дэна и краснеть, выслушивая в ответ насмешливо-разъясняющий тон:       — Братан, жизнь весьма не стабильная. Сегодня деньги есть; а завтра их уже нет. Так что извини.       И те, кто кивком головы его поддержали, не стали что-либо добавлять. У всех свои проблемы. Чонгук понимающе покивал, жалея, что в принципе попросил помощи. Разве мог он, их за что ли бы обвинять? Это ведь не они орали у него под окнами и не их пальцы переставили будильник на чертовых полчаса позже. Они всего лишь тренировались рядом с ним и покоряли городские крыши. Но, тем не менее, под ложечкой все равно неприятно засосало. Просто у них такая команда. Без дружбы. Без поддержки.       — Если бы у меня были деньги, то без проблем. Но хозяйка запросила аренду за месяц вперед. Скоро родаки немного должны прислать, если будет актуально, скажи, — единственный Чжухон виновато пожал плечами, обнадежив помощью в будущем. Может, предложил, потому что у них одна родина, а может просто парень он хороший. Только вне зависимости от причин уже за произнесенные слова Чонгук был ему премного благодарен.       Быть ответственным совсем не сложно. Но Чонгук устало пытается заглушить подушкой, прижатой к уху, скандал новоиспеченной пары, которая, судя по крикам, явно поспешила с распиской в загсе. Соседняя квартира, расположенная сверху, ходила ходуном от звона бьющейся посуды, а мужик, проживающий справа, от души крыл влюбленных трехэтажным матом, пытаясь объяснить, что людям с утра на работу и что их, цитата: «Ебучая мелодрама», порядком, цитата: «Всех заебала». Однако конфликт разрешился ровно в одиннадцать, когда женщина с первого этажа, обладательница изысканного инструмента и отсутствующих таланта и способностей к музыке, вышла на улицу и громко известила всю жилплощадь о том, что немедленно проинформирует участкового о буянящих скотах. Чонгук безмерно был благодарен этой даме, что уже приготовился выглянуть в окно и произнести вслух целую речь в честь оратора, но вспомнил про пианино и западающую ноту ми, зло запыхтел да получше укутался в одеяло. Буквально две минуты, и парень крепко заснул. Ему снилось, что он срывается с карниза крыши и безостановочно летит. Возился с боку на бок в реальности, пытаясь во сне ухватиться за какие-либо выступы, а приземлившись целым и невредимым, танцевал с администраторшей под хохот малознакомого Йозефа, с которым он говорил и виделся в последний раз полторы недели назад. А вот уже ближе к четырем утра пьяные панки пели песни под его окнами, а потом вместе с героиней вчерашнего вечера перебрасывались едкими замечаниями. Учитывая, насколько саркастично и колко уже не молодая женщина им отвечала, Чонгук ожидал момента, когда она припечатает им в след, что она не их домработница[2]. Только не дождался. Аргумент с участковым сработал с третьего выкрика. Но трейсер больше не смог уснуть.       Утро, работа, крыши, сон. И так без конца, и так постоянно. Чонгук молчал, потому что знал, что так живут многие. Он никогда не был исключением или исключительным, чтобы переть против системы, быть дофига крутым. Откровенно говоря, в чужой стране ему обеспечено причисление к классу ниже среднего. С заработком не складывалось, накопления на учебу росли слишком медленно, а жизнь и будни трейсера слегка отвлекали от рутины и помогали не свихнуться в конец. Друзья только школьные, оставленные в родных краях, также как мать с сестрами в родных пенатах. Приехал покорять. Да только быстро покорился и ни сколько не преуспел.       Обо всем этом Чонгук думал, попивая колу, купленную на гроши, завалявшиеся в кармане толстовки, на крыше очередного здания. Хорошо. Город надсадно гудит. Почти также как воющий от голода желудок. Спать хочется невыносимо, но есть сильнее. Сумерки не страшны квебекцам[3], это лишь повод для очередного лакшери дня, свиданий, гулянок с друзьями, посиделок с коллегами. А у Чонгука из друзей — непонятная команда трейсеров; свиданий — хороший секс с одинокой и легкой на подъем соседкой слева; а из лакшери — кола, приобретенная вместо запланированной лапши быстрого приготовления.       — Смотрю, веселишься. Не помешаю?       Чонгук вздрогнул, чуть не выронив в пропасть банку с газировкой от неожиданного возникшего позади голоса. Странно было увидеть этого чудака снова.       — Как нашел меня? — нахмурился Чон.       — Следил за тобой, — пожимает плечами Йозеф, как всегда с удивительной честностью рассказывая о странных поступках.       Чонгук лишь возмущенно фыркнул, махнув ладонью, мол, делай, что хочешь. Мужчина сел рядом, также наблюдая за суетливо перемещающимися внизу огоньками магазинов, аптек, фонарей, машин, людей.       — Не спросишь, зачем следил?       — Да, мне как-то по боку, — также честно и устало проговорил Чонгук.       — Ты совсем раскис, парень, — подытожил шутливо Йозеф. — Раз уж все равно на происходящее, то, может, хочешь в цирке поработать?       — У меня не настолько жизнь скатилась, — шутит в ответ Чонгук, делая глоток из жестяной банки, заполняя вредным пойлом пустой желудок. — Почему кого другого не ищешь?       — Зачем? — удивился мужчина, расширив свои всезнающие глаза. — Ищут, когда не нашли. А я нашел.       — Вряд ли ты искал парня без образования и с кучей проблем? — иронизирует в ответ Чонгук.       — Точно нет, — соглашается Йозеф, — я искал парня с харизмой и способностями.       — А нашел меня, — продолжает Чонук, ехидно улыбаясь.       — И нашел тебя, — с другой интонацией противоречит трейсеру инспектор. — У тебя туго с деньгами. — Чонгук даже не удивляется, откуда тому все известно. Он ведь следил. Черт, у него теперь личный сталкер! Осталось поаплодировать за наблюдательность. — Я буду платить тебе за тренировки.       — Я же говорил, дело не в деньгах. Просто не хочу зря обнадеживать, ведь я не эквилибрист, — уже проще не куда попытался объяснить Чонгук.       — Пока нет, — также упрямо повторил Йозеф, кивнув, — по жизни ты совсем балансировать не умеешь. Но можно научиться. Ты ничего не теряешь. Почему не хочешь?       — Выступать для других? Быть на потеху людям? Раз уж ты начал, то по жизни я это умею. А в цирке даже за дополнительную плату не стану.       — Быть на потеху? — переспросил мужчина, усмехаясь. — Да, ты и впрямь не понимаешь. Тогда месяц тебе для тренировок? Буду платить, но выступать не будешь. Устраивает?       — Какая тебе с этого выгода? — брови юноши сошлись у переносицы.       — Никакой, но тебя это не должно волновать. Что скажешь?       Чонгук думает, сверля взором 1000 de La Gauchetière[4]. Заостренная верхушка светится теплым синим цветом. Его видно издали. Впрочем, почти что из любой точки города можно любоваться огнями этого здания и еще нескольких высоток, которые приютились рядом. Оно красивое. Но в Монреале много красивых сооружений. Только то, что выше, легче заметить; тому, что красуется в вышине, проще завоевать сердца.       — Я буду учиться, а ты платить? — уточняет Чонгук, не веря том, что начинает всерьез над этим думать.       — Да, попробуешь себя канатоходцем, а потом займешься тем, что понравится. Громкий смех внедряется мелодией в ночную жизнь города. Чонгук, отсмеявшись, произносит:       — Ты оптимист, Йозеф.       — Тебе же и на пользу. У тебя будет команда, — мужчина спрыгнул на крышу и развел руки в стороны, — то, чего тебе остро не хватает.       — Ты меня не знаешь, чтобы говорить такое, — Чонгук даже злится на подобную глупость не в силах. — Да и откуда уверенность? — в дружбе.       — Всё просто. Цирковые своих не бросают[5].       С минуты трейсер задумчиво молчит, а потом, выражая лицом сложный мыслительный процесс, интересуется:       — Ты мультик процитировал?       — Это жизнь разбирают на реплики для кинематографа, а не наоборот, — оправдывается Йозеф и довольно поглядывает на своего нового подопечного.

***

      Выходные дни выдаются почти всегда спокойными и очень неторопливыми. Обычно у Чонгука просмотры сериалов и фильмов на поддержанном ноутбуке, встречи с симпатичной соседкой, та, что слева от него, или же полеты по крышам и узким улочкам, вечные приключения, чувство свободы, которое гонит найти своё место на одном из потертых выступов монреальских вершин. Такое времяпровождение привычно и приятно, но на вечер именно сегодня у него запланирована тренировка в цирке (даже в голове это звучит более чем странно), поэтому Чонгук отзванивается своим ребятам и просто говорит, что не сможет прийти. В конце концов, команда у них без товарищества, а значит и отчеты он оставит своим несуществующим друзьям. Трейсер полагает, что волноваться не о чем вовсе. Но перед дверями цирка он ощущает какое-то неизвестное беспокойство. Увидев всего раз изнутри, притронувшись лишь кончиками пальцев, Чонгук словно заразу какую прихватил. И теперь та пустила уже свои щупальца по всем клеткам его головного мозга. Прискорбно. Или наоборот? Не решил пока. Но, тем не менее, хмурость с лица его быстро слезает, уступая место противной для его принципов улыбочки.       — Я опоздал? — Йозеф смотрит на время. — Нет, пришел вовремя. Твой вид годового ожидания в который раз сбивает меня с толку. — Он шагает первым, следом плетется и трейсер. — Сегодня ознакомишься, а в следующий раз как придешь, не жди меня, заходи.       Потом быстрый инструктаж по географии местности: где расположились раздевалки, комната персонала, гримерки, спортзал, кафетерий, инвентарь. Чонгук честно старается запомнить, чтобы в будущем не заплутать. Если иметь представление, как здание выглядит сверху, то можно в любом случае прийти к манежу. Именно поэтому в своей голове Чонгук выстраивает паутинку и двигает ниточки от центра, а там, где оказываются важные кабинеты, мысленно рисует капельки дождевой воды. Закончив с инструктажем чуть раньше, чем предполагал Йозеф, они оба переодеваются в спортивную и удобную одежду. После чего врываются на окончание прогона выступления Базиля. На манеже очень много народу, со всех сторон персонал устанавливает страховочные сетки, маты, трос для канатоходца и готовят лонжу[6].       — Ого, привет! Что забыл в наших краях, нецирковой мальчик? — дружелюбно скалится иллюзионист. И Чонгук думает, что черноволосый и голубоглазый парень с широкой и хитрой улыбкой чем-то напоминает чеширского кота. Ты на него смотришь и, кажется, что он вот-вот растворится в воздухе, а потом появится за твоей спиной. Но Чонгук пуглив — возможно, но не труслив.       — Подумал, что по монреальскому цирку еще не бегал, — хмыкает Чон.       — Смотри, раз побегаешь здесь, — у того улыбка во все тридцать два, — в других местах не захочешь.       — Базиль, — из противоположного сектора выплывает девушка, громко призывая иллюзиониста обратить на неё внимание, — а как на счет вот этих? — Она машет в воздухе какими-то платками.       — Жасмин, почему ты пришла так рано? — Йозеф хмурится, словно перед ним всплыли тучи в ясную погоду. — Мы же внесли изменения в авизо[7]? И обо всем договорились?       Девушка подходит ближе и довольная собой обезоруживающе честно произносит:       — Я понадеялась, что твой эквилибрист не придет.       — Чонгук, — вклинивается трейсер, убирая взмахом головы спавшую на глаза прядь. И поясняет: — Меня зовут Чонгук.       — Круто, я — Жасмин, — персиковые губы расходятся в искристой улыбке, и акробатка склоняет голову на бок, — откуда ты, Чон-гук?       — Из Южной Кореи.       — Далековато, — мило улыбается девушка, осматривая Чона. Жасмин подозрительно щурится: — Внушительная у тебя фигура, чем занимаешься?       — Паркуром, — немного тушуется под комплиментом Чонгук. Это же комплимент? Или что означает «внушительная»?       — И твое занятие значительно упрощает задачу мне, — снова сияет Йозеф. — Поболтаете как-нибудь потом. Время тренировки не резиновое.       А дальше Йозеф говорит, что лично будет его обучать тонкостям эквилибристики, и знакомит с работниками, которые отвечают за страховку и помогают со снаряжением. Чонгук и половины имен не запоминает, но вежливо кивает всем и внимательно слушает все разъяснения. Отчасти к этому он привык, ведь тренировки трейсеров требуют серьезного внимания. На карту как никак ставится собственная жизнь, и никакая лонжа от падения с крыши тебя не убережет. Они разминаются, разогревают мышцы. Йозеф, чтобы лишний раз убедиться просит Чонгука показать перекаты при падении и пояснить, как нужно вести себя, срываясь с большой высоты. Маленький экзамен трейсер сдает на отлично, чем безмерно радует своего учителя. После чего Чонгуку детально объясняют, как устроена экипировка артиста. Надевают сальтовый пояс, который оказывается очень легким, приятной и почти незаметной тяжестью ложится на тело, учат, как закреплять лонжу.       — Запоминай, страховку лучше перепроверить, если сомневаешься. А отцеплять только, когда уверен.       Чонгук кивает и в суматохе подготовки загорается каким-то пламенем. Его вирус прогрессирует. Уже карабкаясь ввысь, он начинает ощущать, как покалывает кончики пальцев. У Йозефа странные методы обучения, и Чонгук осознает это почти сразу же, как они взбираются по противоположным лестницам на мостики. А потом его просто просят пройтись по канату. Он гипнотизирует натянутый до еле заметного, легкого покачивания трос. Тот тонкий, высота около пяти метров, внизу сетка. Чонгук заинтересованно заглядывает в пропасть, а после тем же взором смотрит на свои ноги, обутые в интересные балетки: выглядят как короткие сапоги из кожи, но мягкие. Подошва у них просто позволяет не чувствовать боли при ходьбе на канате. И Чонгук рисует картинку. Окружающий шум перетекает в журчание водопада, капли шуршат о поверхности камней, словно листва от дуновения ветра. Над головой кружит огромный белоголовый орлан, готовый склевать его труп, а деревянная поверхность мягко встречается с ботинком. Подвесной мост раскачивается из стороны в сторону. Он кажется бесконечным, но в конце, будто в туннеле, укрытые листвой рядом растущих многолетних ив, скрывается тень, где затаилась прохлада и чирикают птицы, загнанные туда невыносимой жарой. Чонгук продолжает идти по одной ровно сколоченной доске. Шаг за шагом, становясь все ближе к тени, тело вытягивается всё сильнее. Он чувствует каждую клетку, ощущает перекат мышц, поток крови, биение сердца, ритм дыхания. Еще немного, и Чонгук вступает в тень, где его неожиданно ждет задумчивый Йозеф, который почему-то на полном серьезе спрашивает:       — Ты боишься высоты?       Чонгук растерянно выдыхает:       — Что? Нет, конечно.       — Ты выпадаешь из реальности.       — Вовсе нет, — качает головой Чонгук, пряча взор за челкой.       — Я звал тебя шесть раз.       Крыть нечем. После тяжелого вздоха Чонгук сбивчиво объясняет:       — Мне легче представить, что я не здесь. И тогда всё становится проще.       Йозеф предается глубоким раздумьям, воспринимая сказанное трейсером без иронии и смеха. Последнего это немного успокаивает.       — Но ты не можешь выпадать постоянно. Необходимо чтобы ты выполнял трюки, а не просто шел.       — Я могу, — кивает Чонгук немного не уверенно.       — Ладно, давай обратно, — Йозеф кивает на канат, делая вид, что поверил, — только разговаривай со мной.       — Хорошо, — тот кивает, вступая обратно на мост, найденный в тени инспектор оказывается болтливым собеседником и ходит почти также умело, как и сам парень.       — Ты должен выполнить следующее, — он показывает трюк. Перепрыгивает с одного места каната на другое и при приземлении сохраняет баланс. Выглядит просто, поэтому Чонгук, не задумываясь, пытается повторить. Он также отталкивается своими модными черными ботиночками, также пробует приземлиться, но вмиг перестает ощущать собственное тело. Внутри наступает какая-то аварийная ситуация, сбой системы, изученные вдоль и поперек руки и ноги перестают слушаться и расплываются, как какая-нибудь мультяшная героиня при виде красавчика. И Чонгук срывается, ловко цепляясь руками за трос. Парень легко, словно не ощущая собственного веса, подтягивается (мышцы на руках его бугрятся) и вслушивается в ритм собственного дыхания.       — Давай еще, — Йозеф радуется его падению больше, чем ранее пройденном пути.       Вторая, третья и четвертая попытки проваливаются, так же как и первая. Но ни разу Чонгук не слетает вниз, потому что перехватывается то одной рукой, то двумя и взлетает обратно на канат.       — Может, ты поделишься каким секретом? — начиная раздражаться из-за неудач, просит Чонгук.       — Конечно. Падай вниз, — и широко улыбается. Чонгук в который раз убеждается, что Йозеф с приветом. Возможно, еще с какой-нибудь справочкой из психиатрии.       — Зачем? — парень скептично поднимает брови.       — Тебя выручают руки. И ты на них надеешься, поэтому не пытаешься словить баланс, — поясняет Йозеф, а Чонгук ему не верит. — Один раз ощути неизбежность, и процесс запустится.       Стоя на раме, Чонгук недоверчиво смотрит вниз, где сетка, маты, неправильное падение, перелом.       — Ап[8]! — неожиданно громко произносит Йозеф и толкает Чонгука в пропасть туда, где перелом, после неудачного падения. Из губ вылетает что-то наподобие: «Агрх», после чего челюсть жестоко смыкается. В воздухе Чонгук расправляет руки, концентрируется на своих нервных клетках, которые отчего-то стали убегать, лопаться и исчезать, жилка на голове запузырилась от умственной деятельность, направленной на спасение собственного тела. В желудке что-то натянулось узлом. Но падения не случается, а полет и вовсе на самом деле был плавный.       — Тс, — процеживает воздух Чонгук, и напряжение покидает его спину. А лонжа, забытая и зацепленная за пояс, крепко натянуто держит. Сетка перед лицом, чуть ниже опустить голову, и он зацепится носом об нее. Чонгук выравнивается и встает на идущую небольшими волнами сетку. Говорят, что человек ко всему привыкает. Но Чонгук сильно сомневается, что сможет когда-нибудь привыкнуть падать. В привычке приземляться. Только не падать, лететь, цепляться за здоровье и жизнь, проецируя в голове несчастливое будущее. К такому Чонгук никогда не привыкнет. Азарт есть азарт, поэтому через минуту он поднимается к смеющемуся Йозефу и вновь прыгает. Только теперь с серьезным намерением никогда в жизни не падать в пропасть, не допускать даже мысли о том, что ноги или руки могут подвести.       А когда прыжок коряво, но получается, Чонгук осознает, что вирус захватил слишком большую территорию и избавиться от него уже не представится возможным. Примечания: [1] Чонгук живет в доме, внутри которого нет никаких подъездов. В квартиры, расположенные на втором, третьем этажах, ведут внешние лестницы. [2] Отсылка к миссис Хадсон (персонаж, созданный Артуром Конан Дойлем). Но конкретно здесь отсылка к сериалу «Шерлок». Кто смотрел, поймёт. [3] Напоминаю, что Монреаль — город в провинции Квебек. Жители — квебековцы. [4] 1000 de La Gauchetière — самое большое здание в Монреале. Высота двести пять метров, пятьдесят один этаж. [5] «Цирковые своих не бросают» — цитата из Мадагаскара 3. [6] Лонжа — страховочная верёвка или трос, прикрепляемые к поясу воздушного гимнаста, акробата в цирке. [7] Авизо — служебное расписание. [8] Ап — в цирке условная команда, подаваемая одним из участников номера к выполнению или завершению упражнения или другого действия. В случае опасности тоже произносят.