Имитация

      В уличной мясорубке из людей не осталось и следа Жасмин. Сколько Чонгук не крутился вокруг своей оси, выискивая глазами хотя бы маленький намек на сбежавшую акробатку, все было напрасно. Скорее всего она удачно словила такси. В один момент трейсеру даже показалось, что он видел её затылок в окне одного из проехавших у него перед носом автомобилей. Ему не хотелось оставлять Жасмин сейчас наедине с собой, ведь когда помощь требовалась ему, она была рядом. Не в эфемерном смысле, а рядом, плечом к плечу, касанием к касанию. Рациональным тяжело было назвать его решение заявиться к её дому, но Чонгук не знал, где следует искать Жасмин. Они вместе бывали в кофейнях и парках, в магазинах и забегаловках, но никогда не приглашали друг друга в гости. Зазывание пьяной Жасмин на чай явно не считалось.       Пройтись пешком, когда деньги достаются тебе с трудом, всегда в радость. Усталость ног и тела с легкостью перебиваются оставшимися в кармане купюрами. От привычек Чонгук не мог избавиться даже сейчас, когда его заработок выходил на достойный уровень. Для одного человека такая зарплата была бы даже сверхмеры, по крайней мере трейсер себя в этом уверял. Но теперь, отныне, несмотря на огромные километры, их было двое — он и Сольхен. И расходов становилось вдвое больше. На улице плавно холодало, солнце еще грело, и можно было нежиться в его ласковых лучах, но оно уже не припекало. Медленно накидывались ветровки, плащи и тренчи, потихоньку теряли блеск и деревья, хотя листья еще радовали глаза зеленью. Чонгук ловко обегал поток людей, стремящихся будто бы исключительно на него. Что это? Он против потока или его воображение играет с ним в гнусные игры? Может быть, он и не против течения? Ему нравится и темп, и направление, но почему оно каждый раз выплевывает его, намекая, что неправильно он, Чонгук, выбрал для себя дорогу? На улочке, по которой шел трейсер, пахло свежим, только положенным асфальтом, на котором пока не было не единой пробоины и даже чудилось, что он еще жар источает. В нос также било много машинного выхлопа и подгорелого масла, исходившего из рядом расположенных заведений быстрого питания. Гудели вывески, скрипели шины, пищали светофоры, и мир жил, но за много лет впервые для Чонгука он оживал по-настоящему. Не это ли делало выбранный им путь правильным, хоть и сильно отличным от других?       До Жасмин он добрался много позже, чем планировал. Городской шарм ненадолго сумел завлечь его, позволяя раствориться в рамках времени. И обрывочно знакомый дом встретил его тишиной. Чонгук заглянул за железную решетку, прошелся глазами любопытно по чистому двору и бросил взор на приоткрытое окно, в котором из-за дневного света создавались искристые блики и мешали рассмотреть что-то больше, чем папоротник, раскинувшийся на подоконнике. Трейсер, полный решимости, подтолкнул калитку, которая бесшумно открылась. Чонгук посчитал это хорошим знаком и еще более уверенный в себе нажал на звонок, который громко прозвенел внутри помещения. Дверь открылась почти что молниеносно. Перед ним сперва предстали очень насыщенные духи вперемешку с табаком, а уже после женщина с распущенными волосами, переливающегося блонда и цвета очищенного кедрового ореха, в светлых джинсах и темно-зеленой майке.       — Вы к кому? — она выгнула накрашенную бровь. И Чонгук совсем растерялся.       — К Жасмин, — произнес парень, отодрав язык от неба. Просто он не ожидал увидеть кого-то кроме акробатки, а мысль о том, что она живет не одна и вовсе ему в голову не пришла. Кто эта женщина? Подруга, сестра? — Мы работаем вместе, — видя, что сказанного ранее недостаточно, дополнил Чонгук. — Незнакомка никак не отреагировала, широко раскрыла дверь и кивком головы зазвала парня в дом:       — Проходи. Жасмин вышла в магазин.       Чонгук, неуверенно потоптавшись на месте и оглянувшись, зашел в дом, оставив обувь у входа, последовал за хозяйкой, которая абсолютно спокойно привела его на кухню. Он не успевал осматриваться, прицениваться к интерьеру, потому что сильно переживал, не застав Жасмин, но при этом игнорировать крепко прикрепившийся ко всему в доме запах табака просто не мог. Брошенный на подоконник взгляд многое прояснил: открытое окно и металлическая пепельница, хранившая еще слегка дымящуюся сигарету. Кухня была компактной. Не маленькой или большой, или крохотной, она была именно компактной. Там вряд ли получилось бы развернуться как следует, вряд ли туда поместилось бы больше четырех человек, но при этом всё необходимое покоилось на своих местах: черная плита, обычный белый стол, кажется с керамическим покрытием, два стула на пару тонов темнее, холодильник серого цвета с увешанными магнитами из магазинов.       Женщина, что-то бубня себе под нос, поставила чайник, вытащила на столешницу две пустые кружки и только после развернулась, явно настроенная на диалог.       — Вы родственники? — Чонгук опередил незнакомку буквально на пару секунд.       — Похожи? — женщина явно не удивилась прозвучавшему вопросу.       Чонгук бросил еще один взор на неё, перед тем как ответить уверенно:       — Нет.       — Я ее мать, — трейсер не скрыл удивления, с трудом сдержавшись от свиста.       — Вы очень молодо выглядите, — чуть откашлявшись, поправился молодой человек.       — Ну, что ж, спасибо генетика, — хмыкнула она, — а ты, значит, тоже сношаешься с этими чокнутыми? — Да, Йозеф, вот кому бы точно не помешал урок о «деле отношения».       — Да, я, мм, — Чонгук раздумывал перед тем, как выдать, — цирковой.       — Поводов для гордости маловато, — сказала женщина, отойдя ближе к окну и взяв в руки зажигалку и сигареты, — не против? — помахав измятой коробкой в воздухе, спросила она. Трейсер отрицательно помотал головой, в чужом доме устанавливать свои правила было бы верхом неприличия. Женщина очень методично подожгла сигарету и затянулась так, что скулы сильно проступили на лице. В этот момент Чонгук готов был дать ей лет сорок. — И кем тебя нанял Йозеф? — выдохнув, она стряхнула немного пепла в железную урну для сигарет.       — Канатоходцем, — Чонгук не мог знать даст ли это слово что-то матери Жасмин или все познания у неё не уходили дальше знакомств с работниками цирка.       — Неплохой старт. А где до этого работал?       — Баристой в кофейне, — трейсер уже давно перестал стыдиться тех мест, в которых работал. Дело, позволяющее тебе получать деньги и приносить людям пользу, не должно быть поводом для стыда. Он не выпрашивал милостыни, а трудился, чтобы прокормить себя и не лишиться крыши над головой.       — Нет, в каких цирках работал до этого?       — Ни в каких, — Чонгук ощутил себя растерянным.       — Ого, видимо, ты талант, — она сощурилась, демонстративно оглядев парня с ног до головы. — А как зовут тебя?       — Чонгук.       — Китаец? — предположила женщина..       — Кореец, — терпеливо поправил Чонгук.       — Джули… Дружите с Жасмин?       — Да, — наверное, все же их можно было назвать друзьями.       — Садись, — женщина сурово указала на стул. — Чай, кофе?       — Чай, — смирившись с участью гостя, трейсер присел за стол, уйти, не поговорив с Жасмин, он не мог себе позволить. Кто знает, что у неё сейчас на уме?       — Последний друг Жасси, приходивший к нам, имел не очень приятную привычку забирать чужие пепельницы. От тебя стоит ждать таких сюрпризов? — женщина выдохнула в последний раз и потушила сигарету, потянувшись к раздымившемуся чайнику. Вот ведь Базиль и здесь успел напортачить.       — Пожалуй, что нет, — попытался обнадежить хозяйку Чон, не скрывая улыбки.       — Жасси сказала, что Йозеф меняет ей партнера? Знаешь об этом что-нибудь? — Джули испытующе посмотрела на трейсера через плечо.       — Я думаю, — как можно деликатнее попытался выразиться Чонгук, — что она сама вам рассказала в подробностях.       Женщина полностью развернулась, чтобы удостоить парня скептическим взглядом.       — Жасмин — это один большой вихрь, поди разбери, что он в себе таит. Ей бы остепениться, а она всё носится со своими мечтами, — совершенно открыто продолжила рассказывать Джули, разливая чая по кружкам и доставая печенья и зефир.       — В мечтах ведь ничего плохого нет? — попытался встать на защиту девушки Чонгук.       — Нет, если они не замещают собой жизнь, — внесла поправку Джули и поставила перед парнем изящную чашку с блюдцем. Легкий аромат ягодного чая проложил путь к носу. — А у Жасмин ни работы хорошей, ни детей, ни мужа, одна мечта поставить род мужской на колени. Но ей скоро двадцать семь стукнет, потом будет плакаться, что время потеряла.       — А если не будет? — Чонгук невольно нахмурился, прочувствовав, что в этом доме такие разговоры частая тема для обсуждения. Но разве о таких вещах мечтала девушка? Он не помнит, чтобы у неё были подобные приземленные мысли и желания.       — Поверь мне, обязательно будет, — подчеркнув интонацией нужное слово, произнесла Джули. — Но она же стремится изменить мир к лучшему, старается бороться за свои права, — Чонгук не успел договорить и был перебит репликой, которая въелась надолго и глубже, чем все остальные слова и фразы матери Жасмин.       — Против чего она там борется? Против заложенных основ мира, против патриархальности? Пытается встать на место мужчин и тягаться с ними в одной сфере? Это глупо и невозможно. Мужчины — сильнее, они — опора! Что же, она собирается защищать Родину, свою пару, чинить машины и вбивать гвозди, зарабатывать деньги и таскать тяжести? Она женщина! Ласковая, заботливая и послушная, — Чонгук вздрогнул на последнем слове, вспомнив лицо собственной матери. — Как можно крушить то, что строилось годами, что считается правильным? Её предназначение — вырастить ребенка и выстроить уют для семьи.       — Как же желания и амбиции? — возразил Чонгук, чем больше он слушал, тем отчаяннее ему хотелось отстоять принципы Жасмин. — Она — личность.       — Ни одно желание и ни одна амбиция не подарит ей такого счастья, как любовь и забота. Это же истина, открытая уже давным—давно. Зачем прогресс, результаты, если теряются обычные человеческие ценности? Жасмин же сознательно пытается от них избавиться. Мужчина и женщина дополняют друг друга.       — Вряд ли быть домашней рабыней, воспитательницей для детей без интересов, помимо готовки и уборки — это дополнение, — Чонгук отмерил каждое слово. — Большинство семей в нашем мире считают подобное нормой, а то, что из мнимой нормы выбивается приписывают к девиантному поведению.       — Да, брось, — женщина закатила глаза, — ты бы считал нормальным, если бы в доме твоя супруга передвигала шкаф, чинила раковину и вкручивала лампочки, пока ты бы готовил у плиты или мыл ребенка?       Чонгук представил. Такое видение до знакомства с Жасмин показалось бы ему антиутопией, параллельной вселенной, как минимум он назвал бы это странным. Но сейчас он попытался разобраться и сделать выводу, не основываясь на стереотипах, а на прогрессе, личностных границах и желаниях каждого человека вне зависимости от пола.       — Если бы моя супруга сама вызвалась бы передвигать шкаф, чинить раковину и вкручивать лампочки, то ради бога. Желание любимого человека я бы старался учитывать. Мыть собственного ребенка не зазорно ни одному из родителей, а едим мы все, почему бы мне не заняться готовкой, когда я хочу помочь или когда проголодался?       Джули удивлено на него уставилась, замолчав. Страшно было представить, какими словам она его мысленно успела окатить. Слабак он, каблук или нюня? Чонгук вслух усмехнулся, показав, что прекрасно понимает, что за мысли крутятся в голове у женщины.       — Да, видно давно вы общаетесь с Жасмин. Она успела тебя во все это втянуть.       — И кажется, — Чонгук замолчал, только сейчас заметив с какой силой он сжимает кулак под столом, — я ей за это благодарен. Не поймите меня неправильно, — немного поспешно добавил трейсер, — но мир постоянно меняется, пора бы и в лучшую сторону его направить. Прогресс социальной сферы к тому и приводит, что учитываются человеческие ценности, а не только ценности, которые удобны мужскому населению.       — Нифига себе, не успела выйти в магазин, как у меня на кухне нецирковой толкает идеологии моей матери. Какого черта, Чонгук? — Жасмин с большим пакетом в руке стояла в дверном проеме явно с львиной доли недовольства разглядывая обстановку.       — Эм, привет, — трейсер, обернувшись, кисло улыбнулся, не зная, что еще добавить.       — Милая, парень точно пришел тебя подбодрить, не будь злюкой, — Джули прыснула, в миг смягчившись, и, кажется, напрочь забыв весь состоявшийся недавно разговор, — ты купила мне йогурт?       Акробатка поставила пакет на стол, предварительно выудив оттуда пластмассовую бутылку для матери.       — Вы разговаривайте, я пока погляжу, что по телику крутят, — она помахала своим сокровищем, зажатым в руке и скрылась в глубине дома, оставив Жасмин, неловкость и Чонгука разбираться с навалившимися проблемами.       — Тебя Йозеф отправил? — девушка недовольно скрестила руки на груди.       — Что? — удивился Чонгук. Это было последним, что он ожидал услышать. — Нет. Просто решил тебя поддержать.       — Мне не нужна поддержка, — отмахнулась Жасмин.       Чонгук не стал произносить банальные фразы о том, что поддержка необходима всем, а уж те, кто от неё отказываются, возможно, нуждаются в ней больше всего.       — Ну, поговорить нам точно не будет лишним, — упрямо произнес парень.       — Но я не хочу менять партнера, — воскликнула Жасмин, оттолкнувшись от столешницы, словно до этого сдерживала себя всеми силами. Теперь зачинщик разговора — Чонгук, так пусть слушает. — Я и раньше пробовала работать с другими, но с Аленом у нас хотя бы получаются основы.       — Йозефа можно понять, — заметил Чон, — он не может вечно ждать, когда у вас получится что-то серьезное.       — Он ни не может, а не хочет! — убежденно возразила девушка.       — Представь, если он станет и дальше тебе потакать? Другим Йозеф не делает столько поблажек, сколько тебе. Это было бы странно.       — Я не другие, — огрызнулась раздраженно девушка.       — Что за постоянная попытка выставить себя особенной в сравнение с остальными? — Чонгук недовольно прищурился.       — Я не считаю себя особенной, — тщетно попыталась оправдаться Жасмин, закрываясь скрещенными на груди руками. Но в тот момент и ему, и ей стало понятно, что еще как считает. Чонгуку это не понравилось.       — Считать себя выше других и верить, что ты создана для чего-то великого в отличие от них — не круто, — разочарованно произнес трейсер, опуская глаза на свою почти полную чашку. — Ты уж извини, что я со своими смертными разговорами пристаю, — съязвил парень.       Жасмин вздохнула, прикрыла глаза, как бы собираясь с силами. А когда открыла, будто обнажила душу буквально на секунду.       — Я, — она неуверенно протянула, коротко взглянула в окно, пытаясь там найти какие-то подсказки для изъяснений, — считаю себя другой, ты прав. — У Чонгука неприятно засосало внутри. Если до этого он еще мог бы придумать для неё какое-то оправдание, то теперь стоило лишь принять горькую правду. — Другой, — кивнула Жасмин, с трудом сдерживая слезы, — менее везучей, менее талантливой, менее красивой, менее сильной, менее успешной — да, я считаю себя другой. Именно поэтому мне больше нужно времени, чтобы достичь даже обычных вещей, именно поэтому я боюсь потерять то малое, чего мы достигли с Аленом!       Секунда и от былой уверенности не осталось и следа. В душе Чонгука проснулась жалость, и он подумал, как должно быть тяжело постоянно быть вне потока, изгоем поколения. Она не получает ни понимания от матери, ни от начальника, ни от друзей, ни от мужчин и женщин, а все равно пытается выбить себе право выбирать собственный взгляд на мир. Чтобы она могла отстаивать то, что кажется другим нелепым, неправильным, хвастовством и пустым бахвальством, ей приходится убеждать, следить за собственными словами и действиями с особой тщательностью, ведь в любой момент чужой человек может сказать: «Ага, как лицемерно. Говоришь одно, а живешь по-другому». Но таким личностям даже в голову не приходит, что она переживает для достижения своих целей, для победы собственных идеологий. Что каждый косой взгляд — это удар по самолюбию, каждое слово «о ненормальности» — причина для собственной ненависти.       Чонгук поднялся, чтобы подойти и обнять девушку, чьи слезы уже очертили дорожки на щеках.       — Ну вот, — пробубнила она ему в плечо, — веду себя как девчонка.       — Плача, выступая на корд де волане или трапеции, тягая гантели или делая маникюр, вкручивая лампочки или моя полы, ты всегда остаешься девчонкой. Но это не проблема. Твоя борьба же не для доказательства твоей мужественности, а для обозначения, что ты — это ты, независимо от рода деятельности.       Что-то подсказало Чонгуку, что отныне её правда стала ближе.

***

Легкие покачивания трапеции с первых секунд вызвали приятное волнение. Два троса равномерно, скупо отмеряли расстояние в воздухе, перенося перекладину с одной стороны в другую. Волнение ухало где-то в груди, намекая, что всё только начинается. Чонгук, застегивая страховку и наблюдая за тем, как это делает Жасмин, уже мог честно признаться в поползшем по венам страхе. Он боялся не своего падения, его пугало чужое случайное приземление. Акробатка согласилась на партнерство почти от безысходности. Терять работу, уходить из коллектива ей не хотелось, но доверие к Йозефу убавилось. Они не разговаривали. Жасмин предпочитала игнорировать существование шпрехшталмейстера, а тот в свою очередь был, кажется, всем доволен. Диктовать правило доставляло ему удовольствие или же это делало весомость собственного выбора. Одним словом, Йозеф оставался собой. Он источал уверенность, которой так не хватало поднимающемуся по лестнице Чонгуку.       Алена в зале не было.       Ладони не слушались, но Чонгук упрямо старался вникнуть в объяснения, приноровиться к новой роли, прислушиваться к замечаниям и советам. Трап был небольшим. Они стояли с Жасмин почти в плотную. Воздух был теплым. Чонгук, закрывая глаза, учился нырять. Шумел водопад, его бурный поток перекликался с щебетом диких птиц и шорох, колышущихся листьев, едва ласкал слух. В маленьком водоеме невозможно было утонуть. Чонгук стоял в нем и вода была ему по грудь. Он отталкивался ногами, устремлялся вниз головой, в бирюзово-прозрачной воде открывал глаза, чтобы вытянуть на поверхность Жасмин. И так до бесконечности. В этом потоке земля была близко. Жасмин не падала. Она ждала его в определенном месте на дне, только у Чонгука не всегда получалось найти ее в воде, потому что она давно уже была где-то внизу долины — на сетке, установленной на манеже. Получалось мало, но они не бросали. Каждое прикосновение к девушке Чонгук старался отмерять, боялся пережать руки и все пытался осторожничать, чем выводил акробатку из себя. Но как только она начинала выскальзывать из рук, трейсер забывал обо всем и делал все возможное, чтобы хоть как-то зацепиться за её тело, не позволив упасть.       Йозеф наблюдал беспечно. Рядом с ним стояла всегда энергичная и изящная Изабель, они тихо переговаривались и видно было, как им вдвоем комфортно вести беседу. Выплывший из воды Чонгук взял это себе на заметку. Никто совершенно не расстраивался, Йозеф стойко сносил все кричавшие взоры Жасмин, которая быстро не выдержала провальных попыток:       — Ты доволен? — с упреком бросила она начальнику.       — Более чем, — широко разулыбался Йозеф, явно показывая истинные чувства.       — У нас практически ничего не получается, — еще с большим возмущением произнесла Жасмин. Спокойствие старшего выводило её из себя. Ведь сколько она не возмущалась, состояние Йозефа не менялось.       — Это первое занятие. И у вас уже что-то получается, — указал на плюсы мужчина, взглядом ища поддержки у Изабель, которая не заставили себя ждать и внесла лепту в разговор:       — Вы очень гармонично смотритесь.       — У нас ничего не выходит и это делает нас нелепыми, — убежденно твердила Жасмин.       Чонгук в стороне отмалчивался, хотя и сильно радовался, что может работать с ней рядом.       — Тебе делает нелепым твое упрямство, — парировал Йозеф, — время отдыха вышло, снова на манеж. И вновь под руками нагретое железо, позже не менее нагретое тело. Жасмин старалась. Видно было, что несмотря на отрицательную позицию касаемо данного предприятия, она не позволяла себе лениться и упускать возможность попрактиковаться. Пахло свежестью, влагой, теплым воздухом, духами и сигаретам Жасмин. Чонгук нырял в этот поток с удовольствием. Когда ему удавалось поймать девушку, он не чувствовал огромного напряжения в руках. Физически он ощущал себя прекрасно, душевно он забыл себя дома. Будто его точка зрения на всю ситуацию ушла на второй план. Ему было важно, как чувствовала себя в паре акробатка. Но конкретно ему она не выказывала претензий, пока их время тренировки не вышло и не закончилось очередным падением Жасмин на сетку. Она нервно скинула снаряжение и, перед тем как уйти, раздраженно ткнула Чонгуку в грудь пальцем:       — И чем ты лучше Алена?       Ничем? Чонгук не отрицал, не доказывал обратного. Но такое обвинение его задело. Вероятно, поэтому он не промолчал, не менее раздраженно ответив:       — Я на это место не набивался.       — Ой—ё, Жасмин выросла в девушку с характером, — мелодичный голос прозвучал со стороны входа и дополнился позже растянутым смехом. Гимнастка на корд де волан с забранными в хвост сиреневыми волосами в спортивном топе и леггинсах, готовая к труду. Жасмин, лишь поморщившись, продолжила свой путь. — Впрочем она и раньше была весьма бойкой, — улыбнулась Миа, покивав несколько раз головой.       — Вы знакомы? — слегка удивился Йозеф.       — Вместе учились, — кивнула девушка, просияв.       — Как тесен мир, — заметила с улыбкой Изабель.       Чонгук, сняв страховку, обратился к Йозефу, впервые выражая мысли по поводу решения начальника:       — Я не уверен, что это хорошая идея.       — Это Жасмин не уверена, а ты пока еще ничего не успел толком понять. Чонгук, суть партнерства, — Йозеф плавно очертил ладонью воздух, — в доверии. И вы уже столько общаетесь, что пора понять, у неё с этим проблемы. В целом я тобой доволен, только меньше выпадай из реальности, — назидательно закончил он и посмотрел прямо в глаза трейсеру, явно пытаясь донести что-то мысленно.       — Чонгук, кажется, скромничает, — заметила Миа, кокетливо склонив голову к плечу, отчего парень почувствовал себя неловко, — ты хорош.       — Мм, спасибо, — постарался держать голос трейсер и поспешил за вновь вспылившей девушкой.       Жасмин грозно направлялась к раздевалке. Шаг такой, что при желании можно услышать звук схожей с ударами подков. Чонгук быстро её догнал. Он тоже был немного раздражен, но уже не обижен. Ему не удавалось долго поддаваться негативным мыслям. Чонгук их избегал.       — Жасмин, не злись на меня. Ты же знаешь, что я не настаивал на нашем партнерстве, — и это единственный аргумент, который может служить ему щитом от необоснованных обвинений девушки.       — Ты все испортил! — акробатка была на грани; когда она развернулась, Чонгук уже ощутил перемену и близость беды. Работники, сновавшие вокруг, косо поглядывали на разбиравшуюся посередине коридора пару. — Не появись ты здесь, ничего бы не было, — Чонгук стыдливо стал опускать взгляд.       — Будь тише, Жасмин, — попросил трейсер, постоянно оглядываясь, — давай поговорим в другом месте.       Но девушка уже не слышала.       — Ты во всем виноват! — зло и громко произнесла она. — Из-за тебя у Йозефа появились эти его, — Жасмин изобразила воздушные кавычки, — «гениальные» мысли! «Он хороший парень; очень талантливый; будет отлично, если ты к нему присмотришься», — и тут Чонгук уже принялся вникать в глубь слов, которые летели от Жасмин к нему. И слова эти опасно блестели, как искры костра. Трейсер осознал, что огонь совсем близок. Вот-вот и он будет в нем гореть. — Удивлен? Ну, Чонгук! Конечно же, я проявила к тебе интерес из-за просьб Йозефа. Сама дура! — разочарованно закончила она.       А Чонгук не растерялся, он наконец-то понял, насколько ему нравилось думать, что он — особенный. Нравилось слышать поддержку Йозефа и верить, что у него к чему-то талант. И нравилось думать, что для Жасмин он хотя бы друг. И что цирковой его призвание. Нет, на деле у всех случайностей есть цепочка логичных объяснений. Даже те события, которые ты именуешь «божьим благословлением» могут со временем серьезно тебя заземлить. Жасмин, как оказалось, не товарищ. Сложно будет теперь разобраться где она была искренна, а где начальник попросил. Получается, что все эти истории, разговоры, откровения просто для проверок теорий Йозефа, который единственный в него верил. Ну хоть кто-то. Только жаль, что и тот был далек от искренности.       — Чонгук, — трейсер обернулся, чтобы посмотреть в лицо подошедшего Йозефа. Мужчина был серьезен. Не осталось простого добродушия, с которым он говорил минуту назад. — Это не меняет ничего. Я искал тебя, — Чонгук жмурится, прогоняя миг их знакомства, который всплывал перед глазами. Где ложь? Где правда? — И нашел, — Чонгук стискивает зубы, думая о своем первом выступление. — Остальное не имеет значения.       Жасмин примолкла.       — Имеет значения, что я сильно ошибся, — Чонгук смелеет и смотрит прямо на Йозефа. И до того, как он произносит следующие слова, все стоящие в том коридоре понимают к каким выводам пришел трейсер. — Я совершенно не знаю, что ты за человек, Йозеф, — и впервые Чонгук режется о разбитые мечты. Их края острые, а осознание собственной ничтожности, как запах полыни, горек и силён.       Мужчина нахмурился сильнее, но не решился возразить парню и только проводил его взором. А когда Чонгук ушел, Жасмин поняла, что именно произошло.       — Йозеф, — мужчина проигнорировал обращения к себе и направился на манеж.       Ушел и Чонгук.       Жасмин осталась одна.