***
Иногда у Арси проявлялась дурная черта характера: если она очень сильно хотела побыть одной, то никогда не предупреждала о своем уходе, — просто сбегала под шумок или пока никто не видит… Подобное случилось и в этот раз. Если бы не состояние разведчицы, все бы уже давно догадались где ее искать. Но никто же не думал, что незрячая девушка решится совершить поход на крышу, — она же ничего не видит, как она поднимется туда? Ведь еще и сорваться может, не дай Праймус. Однако разведчица уже сидела рядом с собственноручно возведенной могилкой друга, подальше от края, и глядела куда-то в даль… Вернее, куда-то в темноту. Автоботка была погружена в собственные мысли и размышляла о недавно случившимся. Столько всего произошло за этот месяц… Появление Юникрона, поход к центру Земли, потеря памяти у Оптимуса, экспедиция на Кибертрон к Вектору Сигма, вызволение Прайма из плена десептиконов, потеря зрения, пускай и временная, — такой встряски ей хватит где-то на полгода вперед, может даже на год. А раскрытие того, что их командир был тем самым ее архивариусом, останется ударом, наверно, на всю оставшуюся жизнь…***
Несмотря на то, что весь удар Орион принял на себя, ей тоже досталось немало. Когда девушка очнулась в палате с перевязанной головой, то конечно же первым делом попыталась выведать, что произошло и, самое главное, где сейчас ее Орион Пакс. Подошедший вовремя врач объяснил, что на Архив произвела штурм некая группировка, называющая себя Десептиконами (лишь потом, когда она стала новобранцем и вступила в отряд «Дельта» разведчиком, девушка узнала, кем они являются), и что, когда они устроили подрыв, произошел обвал потолка и архивариуса завалило обломками. К счастью, парень выжил и чудом оказался невредим, но все, что было о нем известно, так это то, что его отвезли в другую больницу. С того момента Арси себе место не находила, — не могла спать, плохо ела, — но старалась успокаивать себя тем, что Пакс был в порядке и что вскоре они встретятся. Однако после того случая они больше не виделись. После выписки из больницы девушка пыталась отыскать парня, только никто не мог предоставить ей информацию о нем, даже хотя бы маленькое упоминание, — архивариуса словно нигде не было и никогда не существовало. При поступлении на военную службу она тоже пробовала узнать, что, может быть, в каком-то отряде числится молодой, похожий больше на спортсмена чем на историка и книжного червя, солдат по имени Орион Пакс… Но ответ был отрицательным, и Арси оставалось лишь тяжко вздыхать, — найти его становилось все труднее. Уже во время войны автоботка еще как-то старалась искать, надеялась встретиться с ним на каком-нибудь общем задании или операции. С каждым годом надежда все гасла, и спустя много лет, когда она и Клиффджампер прибыли на Землю, потухла насовсем. Как бы это банально не звучало, война изменила девушку. Да и не только ее, — всех. Если уж она с трудом узнала собственного брата, который благодаря Мегатрону потерял голос, то у нее и в мыслях не было, что высокий широкоплечий мужчина в маске, представившийся Оптимусом Праймом, который всем своим массивным видом внушал врагам невольное уважение, а друзьям и союзникам — чувство безопасности, окажется тем самым добрым, улыбчивым и готовым поддержать ее архивариусом Орионом… Но об этом она узнает лишь спустя три с половиной года, когда случится поход к центру планеты. На самом деле, то, что она не узнала его, нисколько не удивляло. Орион (точнее уже Оптимус) возмужал, перестал открыто выражать какие бы то ни было эмоции (он почти никогда не улыбался, а его смех и подавно никто не слышал), сменил имя в конце концов. Да и сам образ парня уже давно практически стерся из памяти разведчицы за такой большой промежуток времени, поэтому и сравнивать было не с чем. За эти года, что они пробыли на Земле, автоботка привязалась к своей «новой семье». Однако ей не нравилось, что ее привязанность к лидеру заставляла невольно ощущать чувство дежавю: что-то подобное когда-то было, но отличается от того, что происходило сейчас. Например, когда после очередного «Вы» он попросил называть его на «ты», Арси немного растерялась. Или, когда девушка шла за ним по коридору, перед глазами промелькнуло воспоминание, где она прыгает кому-то на спину, а этот человек смеется, сгибаясь в три прогиба, и при этом еще удерживает ее… А еще эта самая привязанность крепчала. Что-то внутри нее постоянно вздрагивало, когда Прайм лишний раз смотрел на нее, заставляя возвращаться в то время, где с такой заботой на нее смотрел Орион. Может, воспоминания о ее архивариусе играли с ней плохую шутку? Или же это треклятая интуиция подсказывала что-то, но непонятно, что именно? Ответа на подобные вопросы не было, но чувство от этого не притуплялось. Кажется, даже наоборот, — становилось сильнее. Ох, как же она испугалась, когда Оптимус заразился кибонной чумой, — это было кошмаром, сбывшимся наяву! Или разведка в Антарктиде, — больше туда ни ногой, и ни Оптимуса, ни кого-либо еще она туда не пустит!.. Разгадка пришла откуда не ждали, — от Ретчета. Оказалось, что медик был другом Ориона (Оптимуса) и знал, как Пакс стал Праймом. И, кажется, Арси тоже об этом знала бы, если бы Десептиконы не решили штурмовать Архив именно в тот день и в тот час…***
Оббегая очередной коридор базы в поисках разведчицы, Оптимус снова ощутил себя тем молодым архивариусом Орионом, коим когда-то являлся, — он переживал ее теперешнюю пропажу точно так же, как и тогда, много лет назад… Может, даже сильнее. «Она не могла покинуть базу. Уйти, когда ты ослеплен темнотой — это безумно даже для нее!.. — размышлял мужчина на бегу. — Только если…» Прайм резко остановился. Мрачная догадка, внезапно всплывшая в голове, даже на пару мгновений выбила командира из колеи. «Нет, — он мотнул головой, отгоняя навязчивые мысли. — Она не могла. Она слишком любит жизнь, чтобы окончить ее…» Лидер огляделся по сторонам, чтобы прийти в себя. Как оказалось, он остановился возле старого погрузочного лифта, которым уже давно никто не пользовался. Точнее, в нем не было нужды, — у автоботов не было такого вооружения или техники, которое требовалось перемещать по всем уровням базы. Однако… Кажется, кто-то буквально недавно прибегал к его помощи, так как панель управления еще не погасла… Поднимаясь на крышу под звуки гудения и мелкой вибрации, Оптимус впал в размышление. Голова перестала болеть еще в лазарете, когда Ретчет дал ему обезболивающее, поэтому уже ничто не мешало Прайму снова окунуться в прошлое.***
Около двух недель после выписки из больницы Пакс, в убитом состоянии, прошатался возле Архива, — надеялся, что, возможно, она придет туда, разыскивая его. Лишь позже он сообразил, что здание, в котором базируются «виновники их разъединения», — не самое удачное место для встреч, ибо тебя могут запросто подстрелить, приняв за вражеского разведчика (и Орион был уверен, что в один из подобных походов стрелок бы больше точно не промахнулся). Следующие пару недель парень промотал у Ретчета. Во-первых, из-за своих «разведок», где простаивал на улице по несколько часов в одной летней одежде на ветру, он простудился, а во-вторых, рассчитывал на помощь друга в поисках, — как врач он имел доступ к базе данных пациентов и, может быть, смог бы отыскать какую-либо информацию об Арси. Но план Пакса с треском провалился, — девушка не числилась в списках больницы медика, даже упоминаний о ней не встречалось. Огромный ужас одолел Ориона тогда, когда объявили о начале войны, — ведь он так и не смог до этого момента отыскать ее; а когда архивариус и медик вызвались добровольцами, чтобы помогать в тылу (про кандидатуру Пакса в Праймы оба предусмотрительно умолчали), — ниточка поисков почти полностью оборвалась. А потом случился его самовольный поход к центру планеты и становление Оптимусом… Конечно, реакция у многих была неопределенная, особенно у Ретчета, — врач в начале и вовсе потерял дар речи. «Ушел архивариусом, вернулся Праймом… Как так-то? Где ты эту Матрицу вообще нашел?» — первые слова доктора, когда приступ онемения закончился, а потом он кинулся отчитывать молодого Прайма за своевольную выходку, потому что «он же мог погибнуть». …Однако, даже мудрость всех Праймов, полученной вместе с Матрицей, не помогла ему найти Арси. Конечно, он все еще продолжал верить, что сможет отыскать ее, но ответственность и обязательства, упавшие на его плечи с получением такого громкого звания, иногда заставляли потерять всякую надежду на воссоединение. Несколько лет войны пролетели ужасными, доводящими до дрожи в коленях, мгновениями (Оптимус даже умудрился поседеть, но не в висках, как это обычно происходит, а в самом неожиданном месте — серебристая прядь красовалась точно по центру над лбом и иногда спадала мужчине на глаза). Получая рапорты от Ультра Магнуса, его заместителя, Прайм ужасался от количества погибших, — Мегатрон «старался», как мог, — и корил себя за то, что не мог прекратить эту кровавую бойню… А еще мысленно умолял Праймуса, чтобы среди убитых не оказалась его Арси… Когда они, по счастливому стечению обстоятельств, встретились на Земле, он не узнал ее. Даже имя новоиспеченного солдата, которое было так мелодично и так знакомо для его ушей, не навело его на какие-нибудь мысли или догадки, — настолько сильно изменило ее время. Девушка повзрослела, во всех смыслах. От той жизнерадостной студентки, которая любила смеяться, болтать и даже хулиганить почти мало что осталось: она стала замкнутой, ее смех теперь не был таким беспечным, как раньше, а «контактирование» с десептиконами дало свои плоды, — сарказма хоть отбавляй. Да, за три года они сплотились, стали дружной семьей, — он считал их своими братьями. Но все же только в Арси было что-то такое, что заставляло мужчину ощущать присутствие прошлого, чего-то родного. Взглянув на нее лишний раз, Прайм ломал голову и пытался понять, почему он с таким упоением вспоминал запах конфет, алые закаты и тонкие руки, обвитые вокруг его шеи; почему перед глазами всплывали развалины Архива, а в ушах стоял истошный крик, и почему, стоя с ней рядом, подсознательно думал о ее личном пространстве? Ему очень хотелось об этом знать… Но Оптимус ни в коем случае не хотел узнать правду таким образом… А именно когда ослепшая, обожженная и исцарапанная в той злосчастной пещере по его вине Арси плачет на у него на груди…