***
Оставив мальчика одного, Алисия вернулась в палату, откуда он уже успешно сбежал. Осмотревшись и удостоверившись, что никого внутри не было, она подошла к столику, над которым через капельницу должен был быть подключен лекарственный раствор. Должен-то он должен был, но Алисия вытащила из сумки аналогичный по виду пакет с раствором и в спешке подменила его. Ибо она не привыкла оставлять за собой следы. А ранее она подменила назначенные мальчишке лекарства на позаимствованный со склада физраствор. Она позволяла персоналу оказывать ему помощь, но только такую, какую сама понимала. Обработка ободранной кожи, ушибов, перевязки, содержание в состоянии покоя — на такое Эйт ничего не предпринимала. Но когда ему собирались вводить препараты неизвестного ей назначения, без каких-либо вопросов или разрешений, тогда девушка сразу насторожилась. И даже опасаясь за состояние Странника, она не могла довериться такому медицинскому персоналу. Помимо подмены лекарств, она, не особо на что-то надеясь, сформировала из подушки, одеяла и наволочки вид лежащего под покрывалом мальчика… «Нет… не похоже… слишком объемно: он куда меньше чем целое одеяло и подушка». — но не смотря на такое заключение, ей пришлось оставить всё как есть, ведь тут же раздался звук шагов, приближающихся к палате. По крайней мере, ей так показалось. Эйт спешно присела на больничную койку и, постаравшись сделать усталый вид, аккуратно легла вдоль нижнего края. Тогда ей подумалось, что она смогла бы так сделать и при мальчишке на месте чучела, ведь его ноги никак бы не дотянулись до конца койки. От этой мысли на губах проскользнула несдержанная улыбка. Но вдруг раздался звук слегка расшатанной ручки. Кто-то открыл дверь в палату. — Я спешил сюда, как только мог! — раздался восторженный мужской голос. Настолько восторженный, что и самому говорящему показалось это неуместным, отчего тот слегка закашлялся и, будто бы извиняясь, добавил: — Как что-то настолько ужасное могло случиться с этим юношей? Эйт не отзывалась. Она лежала в полусне, в который проваливалась весьма искусно. Естественная, открытая поза, чуть-чуть не сомкнутые вместе губы, спокойное дыхание спящего. При этом Алисия сохраняла чуткость к окружению, рисуя ситуацию в голове. Мужчина безмолвно прошел пару шагов неровным шагом — он явно сбит с толку. Палата небольшая, за несколько своих широких размахов ногами тот должен был подойти так, чтобы видеть всю картину. — М-м… — встав на одном месте, неизвестный слегка замялся в голосе, неуверенно пытаясь притянуть к себе внимание. — И-извините… мисс Тэйт? — попытался тот воззвать к ней по псевдониму, которым она назвалась в этот раз. — Оливия Тэйт, вы меня слышите? — мужчина ступил к ней чуть ближе, но вместе с этим заговорил чуть тише. Когда та не отозвалась вновь, подошедший неторопливо, осторожно потянул руку к её плечу, слегка тряхнув за него. Сонливо открыв глаза, «Оливия» слегка непонимающе посмотрела по сторонам, а затем и на мужчину во врачебном халате. Демонстративно улыбнувшись, она вскочила, схватив доктора в объятия. Это заставило того изрядно опешить. Но не успел тот чего-либо произнести, как «Тэйт», рассыпаясь в комплиментах, отводя его на пару шагов от койки: — Вы просто спаситель, Доктор, просто господня милость, что вы приехали, никогда не забуду вашей доброты и отзывчивости… Ой-ой-ой, как нехорошо, у вас тут пятнышко! — девушка достала из сумки платок, которым был обернут какой-то вытянутый цилиндр. — Подержите, прошу, — через платок передав тому в руку небольшую серую геометрическую фигуру, пользуясь замешательством и податливостью мужчины, сам платок подняла к его щеке, стерев «пятнышко». — Вот, так куда лучше! — Оливия отошла на пол шага от доктора, мило улыбнувшись. Он было пришёл в себя, собираясь что-то ответить на всю эту суетливость девушки, однако лишь тот собрался открыть рот, она продолжила свою игру: — Вы так помогли… — Тэйт тяжело и грустно вздохнула. — Жизнь на плаху бы сложила, если бы моему мальчику не стало лучше! Но вы, доктор, вы просто спаситель! — Её глаза все сияли, а ладони переплелись пальцами, почти в молитвенной хватке. — Нет-нет, вы просто не представляете… кстати, можно вернуть? — Она неожиданно сменила тон, лицо в миг приняло в чем-то очень серьёзный вид. — Д-да, конечно… — Доктор инстинктивно протянул руку с данной ему вещью, а Оливия забрала её обернутой в платок ладонью. Наконец воцарилась в какой-то степени приемлемая для медицинского разговора атмосфера. Доктор слегка покашлял, прикрыв кулаком рот. Покашлял для привлечения внимания, чтобы начать говорить, однако успел тот выговорить лишь «Я», как Оливия вопросила: — У вас такой хриплый кашель… Вам не здоровится? Нет-нет, это вряд ли, вы же врач, болезни от вас все вон! У вас точно в горле пересохло! Дышите пылью в своих каморках, совсем продыху не дают, условия нечеловеческие! Ой, а вы же мне такое добро славное сделали, как же я вас в беде оставлю… Я сейчас очень быстро схожу! Подождите меня, да ничего не делайте, мигом прибегу! — Девушка без промедления двинулась к выходу из палаты, слегка неуклюжей походкой. — Но… куда вы? — Нашёлся спросить мужчина, когда та уже выходила за дверь. — Возьму содовой в автомате! Или вам лучше воды простой, из кулера? Ой-ой, неважно, я принесу и то, и то! Вы только обождите! — После этих слов девушка пропала за дверью. Пропала, оставив доктора в легком непонимании и смятении. Оставив надолго… ведь и не собиралась возвращаться. Всё, что ей нужно было, она уже взяла. Взяла и немного времени себе, врач не сразу решился проверить «больного», отвлеченный мыслью о странном поведении девушки.***
— Ну чего ты дуешься! — воскликнула девушка, склонившись над мальчишкой, что скрестил на груди руки и весь сжался в недовольстве, сев на пол в углу, отворачивая от Алисии лицо. Странник молчал, сильнее склонив голову в сторону от раздавшегося голоса девушки. — Подумаешь, закрыла тебя в архиве! Не ты первый, не ты последний. Ну да, я не особо чуткий попутчик! А чего ты ожидал от террористки? — Эйт обреченно выдохнула, устало отведя взгляд. — Ну же, я не со зла… Идём! Прошу тебя! — На эти слова мальчик лишь оскорбленно фыркнул, никак не выказывая готовности понять и простить. Упрямство парнишки начинало раздражать. От заискиваний Алисия перешла в совсем иную степь. Выпрямившись в пространстве, став значительно возвышаться над мальчишкой, та развернулась и ушла, постукивая каблуками. Ушла к выходу, легонько положив ладонь на ручку двери, в то же время опустив взгляд на небольшой стол, застланный перемешанными между собой бумагами, как попало лежавшими на рабочей поверхности. — Что же, мистер Странник… Приятно было иметь с вами дело. Раз уж мы так скоро пришли к конфликту, который неспособны преодолеть, кажется, это своего рода знак, — как-то отвлеченно, будто не всерьёз говорила она. — Однако, поделюсь с вами планами на ближайшее будущее… — Выставив свободную руку вбок, Алисия раскрыла ладонь так, что с её тонкого указательного пальца стала свисать связка примерно из шести ключей. Металлические ключики чуть зазвенели, постукавшись друг о друга в воздухе. На этот звук мальчик мимолетно обернулся, но почти сразу тряхнул головой, скорчив недовольное личико, будто ругаясь на себя. Своими острыми чувствами Странник успел понять, что находилось в руках Бестии. Не конкретно, но в общем понимании — парнишка узнал по краткому отзвуку и спешному взгляду какую-то связку ключей на выставленных пальцах девы. — Так вот, — продолжила Бестия с довольной улыбкой, хитрым взглядом подметив зажегшееся любопытство, которое ей и планировалось пробудить в мальчишке. — Собираюсь я значит из этой каморки в другую подняться… Ту, где закрыли на хранение нашу личную вещичку. Один из ключиков этих точно будет от нужной дверки. Можешь пожелать мне удачи, если не совсем разочаровался во мне? Я была бы очень рада, останься мы в ещё хоть сколько-нибудь теплых, товарищеских отношениях, несмотря на моё дурное поведение, за которое я никак не смогу извиниться перед тобой… Ох, какая же я была злюка! — всё актерствовала, или, скорее, потешалась Эйт, покачиваясь на месте, редко поглядывая через плечо назад. Но девушка не учла, насколько мальчик был маленький в сравнении с ней. И вот она уже и подпрыгивает от неожиданности и страха, чуть не ломая каблук, когда рука Странника легонько тянет её за накидку. Бесшумные и невероятно быстрые шаги парнишки стали причиной её задумчивости по пути до упомянутой ею самой кладовки. Но то было лишь после очень короткого и неловкого для мошенницы диалога, в котором она непременно решила отрицать, что хоть сколько-нибудь бы испугалась. Эта беседа была прервана выходом девушки за дверь и брошенными холодным тоном словами «не заткнешься об этом, выкину ключи в окошко». Однако это предложение приобрело в дальнейшем печально пророческий и в чем-то ироничный характер.***
Когда-то давно, кажется, что целую вечность назад, в обычной семье должен был появиться малыш. Беременность протекала хорошо, на нужном сроке застучало сердечко будущего ребеночка. Хороший, легкий стук. Казалось так… но на другом обследовании слушали другой раз, и послышалось два слабых ритма. И чувствовала мать себя нехорошо. Ох, нехорошо… Но врач сказала: — Будет двойня! Какая случайная, но счастливая новость! Ха-ха! — звучал её добродушный и наивный смех. И будто этот смех слышен был и самому дитя, так будет похож его смех и всё его естество на тот неловких женских хохот. Позже извинилась врач, назвала то ошибкой. Малыш один, не два… аппаратура барахлит наверное, да хоть бы что, ведь правда? Но пробил день и час, когда всё прояснилось. Родился тот ребенок с дефектом сердца — на стадии эмбрионального развития два двухкамерных сердечка не слились в одно четырехкамерное, отчего мальчик стал расти с двумя сердцами. Дело было странно, никто не понимал… Но сразу делать ничего не стали. На бога ли, или на науку, но надеялись родители на чудо — что их дитя счастливо и здорово расти будет. И было так, пускай отчасти. Два сердца мальчика бывало временами начинали биться в разном ритме. От этого плохо ему становилось — он задыхался, падал на месте и встать не мог совсем, сжимаясь вмиг от боли. Помимо этого рос мальчик не соответственно своему возрасту. Весь организм его работал чуть не так. Оттого он был немощен и мал, но несмотря на это старался не унывать, как его учили родители. Они никогда не грустили при нём, стараясь верить в выздоровление, надеяться на светлое будущее сына. Годами его возили по больницам, по врачам, пока не взялся за него доктор Штэрбин. Семья была не богата, тратя на медицинские нужды все свободные средства. Добрый доктор, сильно заинтересовавшийся случаем мальчика, всё настойчивей предлагал сделку, в которой было не раз отказано: оплата всяческих медицинских счетов, ради облегчения мук мальчишки, что будет длиться неограниченный срок… в обмен лишь на принятие всех его условий. То были его личное участие, как лечащего врача, и перевод пациента под его опеку, дабы иметь право принимать решения в спорных ситуациях по курсу лечения самостоятельно. Несмотря на все ухищрения доктора, родители отказывались идти на такой сомнительный шаг, перенося лишения, лишь бы избежать того, чтобы контракт со Штэрбином стал необходимой мерой… Однако это стало неизбежным. И они приняли тяжелое решение, взяв грех на душу. Но соглашение было изменено, впоследствии упорства матери и отца. Доктор стал покрывать лишь часть счетов, так и не получив права опеки. По новому договору, он получил бы его, только если нынешние заботящиеся о мальчике родители потеряли бы всякую возможность содержать своего сына или же размышлять здраво, потеряв рассудок. Но и с такой полумерой Штэрбин не отказался от своего скрытого желания… Его неописуемо тянуло к аномалии ребенка. Ему хотелось изучить всё, что в нём было иное. Желательно изнутри… Но терпение было присуще доктору, и прежде хватания за скальпель, тот принялся действовать в рамках закона, всего лишь проводя над пациентом всё новые диагностические процедуры. Прибегая к стресс-тесту, врач очень чутко, столь внимательно, как только мог, наблюдал за и без того слабым мальчишкой, что раз за разом лишался всяких сил. Картина неподвижно лежащего в медицинском кресле обессиленного мальчика, уже никак не способного понять или противопоставить что-либо, радовала глаз доктора. Пока никого рядом не было, тот всё думал, что сейчас, в этот самый момент он может выполнить любые, так ярко представляющиеся в его голове изыскания… и никто ничего не узнает. Но все мысли оставались мыслями. Доктор не любил рисковать. Он был осторожен, вежлив и, отчасти, коварен. Выждав срок… ему уже не пришлось ни о чём мечтать. Со смертью обоих родителей маленький, к тому времени уже девятилетний мальчик попал под законную опеку доктора Штэрбина, вскоре сойдя с больничного режима под домашнее наблюдение. Под замок в дом доктора Штэрбина, более не скованного ничем. Его улыбка… его тон и его слова не один раз пугали мальчишку по ночам, оставляя долгое впечатление даже после пробуждения. И даже после многих лет, когда мальчик давно перестал быть просто мальчиком. Даже когда тот стал Странником.***
Странник поведал о причинах своей неприязни к больницам, рассказав эту историю. Бестия слушала вполуха, или же делала вид, что это было так. Изредка тихонько угу-кая, девушка шла впереди, неспеша подбираясь к месту, которое нашла на схеме здания ранее. — Всё равно не понимаю… Что же у этого Штэр-турбина так чесалось, что тот так привязался к тебе? — протянула та отвлеченно, поправив чуть сползший с плеч кардиган. Странник, ненадолго стиснув зубы от неприятного чувства, кольнувшего в груди, шумно выдохнул. — Что же? Как он там говорил… А, вроде, мол, если у меня два сердца, то может и других органов иное количество? Или размеры другие? А может отсутствуют какие? Или есть новые, каких нет ни у кого другого… он меня и мутантом звал, и пришельцем. Вскрыть меня хочет, — бормотал парнишка, понурив взгляд. — Вот гад… — будто не нарочно вырвалось из уст Бестии. — Черт, да я его сама порвать хочу. Как же он меня, я ведь ничего такого от него не ожидала. Казался странным, но ведь многие хорошие люди чудаки… — раздраженно произнесла девушка, чуть повысив голос. — Не стоит переживать, что ты ранее не заметила его мотивов. Я бы тоже никак не мог догадаться, если бы ранее не имел с ним дел. Помимо того, что мне в принципе в больницах нет места, — стал объясняться мальчик, посчитав, что сказал лишнего. Но был перебит возмущенным возгласом Эйт. — Ты-то ясно! Но для меня — это просто оскорбление самой себя. Мой мошеннический профессионализм дал трещину. Я не могу это так просто оставить, — заявила Алисия, вдруг остановившись и стукнув каблуком об пол. — Пришли. Эйт сделала это сразу после того, как прошла за угол, и мальчик, стараясь не отставать, не рассчитал, оттолкнувшись вперёд слишком близко к стене. С глухим стуком ударившись о стык двух стен, мальчишка попятился назад, прикрыв глаза и накрыв рукою ушибленное место. — О мать честная, как ты..? — кратко ахнула она, оборачиваясь к Страннику. — Открой глаза и посмотри на меня. Давай же, — Алисия пригнулась, подняв лицо мальчишки за подбородок. — Сколько пальцев ты видишь? — выставила та руку с тремя выпрямленными пальцами. — Угу, сейчас… — покачиваясь на месте, парнишка открыл глаза, рассеянно глядя вперёд и помаргивая. — Если честно, мне кажется, что их пять… — озадаченно протянул Странник. — Но ты же имеешь в виду не зажатые, так ведь? — натянув глупую улыбку, оказывается, пошутил мальчишка. Повисло краткое, но тяжелое молчание. Отвернувшись, девушка прошла к двери, не оглядываясь на мальчика. — Ну что ж, над больными смеяться нельзя… А о мертвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды. Посоветовала бы тебе пока воздержаться от становления частью последних, — произнесла Эйт с кривой ухмылкой. Алисия лишь отперла дверь, позволив миниатюрной фигуре мальчика доставать велосипед из плотно заставленной каморки самостоятельно. Тот скрипел и царапался о дверную раму, но был вскоре выкачен в больничный коридор. Странник оглядел тот расстроенным взглядом. Мягко поглаживая сидушку, тот что-то приговаривал, но так тихо, что Эйт, опиравшаяся спиной на противоположную двери кладовой стену, не смогла ничего разобрать. Закатив глаза, девушка сделала шаг к середине коридора, махнув парнишке рукой. — Ну-ну, потом будешь ругаться на меня, давай поскорее выбираться. На схеме ближайший выход был… — задумчиво тянула Эйт, прежде чем резко замолчать. Взгляд девушки застыл, повернутым вдоль коридора. Бестия чуть цыкнула от недовольства. Мальчик, не понимая, что происходит, оглянулся сначала на неё, а затем по линии её взгляда. Вдалеке стояла медсестра, что уже опустила на окне железный затвор и в данный момент запирала его на навесной замок. Женщина была повернута к ним спиной и, будучи в метрах двадцати пяти, скорее всего ещё не приметила их. Пока дуэт соображал, что происходит, по больнице раздалось объявление: — Уважаемые посетители, чрезвычайная ситуация! В целях безопасности все выходы с территории медицинского учреждения были заблокированы. Просим вас сохранять спокойствие и проявить терпение, — прозвучал искаженный динамиками женский голос. — Повторяю, чрезвычайная ситуация. В целях безопасности все выходы с территории медицинского учреждения были заблокированы. Просим вас сохранять спокойствие и проявить терпение. Сказанное на всю больницу окончательно прояснило всё. Особенно для Алисии. — Ты только послушай… Вот же жук навозный, — раздраженно прошептала мошенница, поворачиваясь к Страннику. — Планы меняются, твой черед нас выручать. Садись на свою «кобылку», или как ты там её ласково называешь, и крути педали, пока… — положив руки мальчишке на плечи, спешным шепотом чуть тараторила та. — Не-а, — будто ничего поняв, равнодушным тоном перебил её мальчик. — Что? Ты так шутишь, глупыш? — спросила Алисия мягким голоском. Парнишка отрицательно замотал головой, выглядя отстраненно. — Что?! Что значит «не-а», ты, гонщик нелегальный?! Ты ведь всегда рад похвастать, как это классно, быть единственным и неповторимым мальчишкой, что может управиться с этой… этой… — затараторив сильнее, Эйт потеряла такое привычное ровное дыхание, способное внушить самой себе спокойствие. — Штукой! Такой ты один, что крутишь педали сквозь пространство и ля-ля, так что давай! Сядь, покрути, и мы свалим отсюда, пока тебя не забрал этот докторишка! — почти умоляюще зазвучала она. Но Странник был непреклонен. Чуть толкнув ладонью запястье Алисии, что упиралась руками в его плечи, мальчик сказал: — Убери руки… мне больно. Во взгляде его промелькнуло что-то темное… небесно-голубые глаза будто потеряли весь свой свет. Девушка, притихнув от удивления, разжала ладони. Парень медленно убрал чужие руки с себя. Из-под скатившегося рукава больничного халата показались ещё не сошедшие синяки. Алисия опустила взгляд в ноги. Ей вспомнилась та страшная сцена, когда она смотрела на бессознательное тело этого парнишки… побитого об асфальт и истекающего кровью. А ведь это было не так давно. Точно не так давно, как хотелось бы. — И «не-а» значит нет. Я не поеду сам и не повезу тебя с такими рисками. Чтобы использовать остановку времени, необходимо разогнаться, в то время как мы находимся в здании, состоящем из почти только одних узких коридоров, в которых я не развернусь на полной скорости. К тому же, учитывая сколько людей в этой больнице сейчас… — Странник говорил не строго, но Эйт слушала его так, как никогда не слушала ранее. Он говорил тихо, но ясно. Без спешки, или какой-либо эмоциональности в голосе. — Ты просишь меня использовать остановку времени, чтобы мы могли открыть какую-либо дверь наружу? Мой ответ — нет. После его последнего слова вокруг них будто бы образовалась абсолютная тишина. Бестия настолько сосредоточилась на его голосе, что с его пропажей ей не было слышно ничего другого. И тогда она было открыла рот, намереваясь сказать что-то. — А если… — но была вмиг прервана. — Если же ты думала покинуть это заточение проездом по пространственному искривлению, то здесь возникает проблема того, что мне неизвестно наше местоположение. Мне незнакомо соотношение внутреннего расположения помещений этого здания со сторонами его вида снаружи. С тех пор как окна закрыты, я не могу использовать иные ориентиры, а план города знаком мне как расположение открытых мест, а не закрытых. Мало этого, так мы находимся на третьем этаже. Чтобы скоординировать искривление пространства так, чтобы велосипед оказался на какой-либо открытой местности, притом в достаточной и не чрезмерной близости с поверхностью твердой оболочки земли, мне необходимо знать, вдобавок к нашему расстоянию от какой-либо открытой точки для выхода снаружи, угол наклона… Который я бы и мог рассчитать «на глазок», но рискую я не только собой, знаешь ли. Да и нет у нас вида улицы с окна, чтобы рассчитать «на глазок». А спуск на первый этаж, чтобы нивелировать незнание угла наклона к поверхности, исходя из того сколько людей сейчас столпилось там, кажется мне невозможным, — к концу речи Странник говорил всё тише и медленнее, будто устало. — И… возвращаясь к твоему вопросу… «Не-а», повторюсь, значит «нет». Я отказываюсь, в связи со всеми изложенными мной доводами. Надеюсь на ваше… Кхм… Понимание, — мальчик закашлялся, отступив на шаг назад. Поправив велосипед в пространстве, разошедшийся на монолог парнишка сел на сиденье боком, опустив руки к подогнутым ногам. Теперь Алисия смогла отметить и состояние его ног, что помимо болезненной тонкости и бледности, имели на себе отметины от того полета через фонтан. Прикусив губу, девушка прикрыла свой взгляд расставленной у лица ладонью. Проклиная всю себя внутри, Эйт стала многому неприятно удивляться. Хотя… не то, что удивляться. Многие неприятные вещи она уже подмечала, но просто закрывала на них глаза. Отставить чувства, подвергнуть хитрому обману, извлечь выгоду. Вот девиз, что был в ней взращён. Как план действий ко всему тому, что она делает в своей жизни. «ОПИ», если кратко. Именно такие три буквы таились на уме и теле девушки. Но в обоих случаях были надежно скрыты от чужих глаз. — Хорошо. Моё понимание, да… Хорошо, — утвердительно отозвалась Алисия, чуть кивая. — Действительно, сейчас моя очередь творить чудеса. К тому же, должно мне отплатить этому докторишке за то, что смог скрыть от меня свою истинную натуру. Да, будет так.***
— А что случилось-то? — вопрошал невысокий мужчина, обращаясь к женщине за регистрационной стойкой больницы. Он был далеко не один. В проходе к главному входу столпилась основная масса народа, что не были пациентами на длительном лечении. Только выписавшиеся, или пришедшие навестить знакомых… те, кто явно не были рады оказаться здесь запертыми. — Прошу, сохраняйте спокойствие и проявите терпение. И, кхм… Это стандартная процедура, необходимая в нашей ситуации… Безобидный код ноль-один. Не стоит переживать, мистер, — постаравшись отвадить спросившего, регистраторша подала величайшей мошеннице современности важнейший для неё инструмент — общеизвестную информацию. Беседа между этими двумя людьми была практически достоянием общественности. Её слышало немало ушей, включая острые на ценный фундамент обмана ушки Алисии Эйт. Будь у неё время и желание, она развязала бы здесь сущий ад. Образовала бы сектантское движение, натравила бы его на терпеливо ожидающий окончание блокады люд, а может и сплотила всех собравшихся здесь ради участия в полной любви, сострадания и взаимопонимания психотерапии. Но всему своё время. На освобождение из больнички и расплату с доктором Штэрбином Бестия отвела себе сорок пять минут. Первым шагом она подошла к кулеру с водой. Присев на скамеечку подле кулера, стала ждать. Местечко это было чуть поодаль основной толпы, но было часто посещаемо, по естественным причинам. Тут Алисия и решила занять себе плацдарм для дальнейших свершений. Присматриваясь к тому, кто к ней подходит, она готовила себе историю. Вот мамочка с дитем, не старше десяти. Оперируя злобой за плохое отношение к детям, вовлекла её в беседу. Мать соглашалась с её утверждениями, ведь это было то, что она хотела услышать. «Дети наше всё, как с ними так можно? В этой больнице доктора совсем не думают о детях… Вот такой случай произошел ужасный с моей дочкой из-за этого доктора Штэрбина…». А вот парень молодой, хороший. Сказав ему об этом, мягко улыбнулась, рученькой махнула… а после изобразила грусть. Тот спросил, что её тревожит, а она и рассказала, что то врач и его зверства. Следом шла бабушка. Она ей и говорит про свою печаль, что из-за врача не может встретить лучшую в мире бабушку, что вот-вот приедет в город, а некому её встретить и в город отвезти, а далеко, а денег-то на дорогу нет. А всё врач виноват, потому что держит их всех, потому что обманывает, потому что изверг он… Сделав себя чуть узнаваемой в кругах различных, Алисия повздорила с регистраторшей. Высказала ей, как это гнусно и неправильно держать людей в неведении, невольном заточении. Пригрозила полицией, судом и прочими неприятностями. За ней подобный балаган стали поднимать и другие, жалуясь на разное, но всё сводя к одному. Взрастила всеобщее недовольство, которое само собой образовалось бы, однако не столь скоро. Ну, а следующим шагом стали сплетни: — Эта тетка за стойкой говорила про код ноль-один… Вы все это слышали, да? Отчего вы тогда так спокойны… Вы же знаете, что это значит? Как же так, не знаете?! Ах, да я сама слышала то, о чём она переговаривалась с тем доктором… Штэрбин, так гада звать! — подходя поболтать к разным людям по одному, по двое, трое, Алисия распустила сразу несколько различных слухов, чтобы наверняка хоть один бы вызвал негодование у большинства. В этом случае по ушам разошлось, что код ноль-один значил: а) Опасность распространения экспериментального сверхвируса. А всё по вине некомпетентного доктора Штэрбина, разбившего пробирку и поднявшего всю эту блокаду, не давая уйти даже ещё здоровым, ни в чём не виноватым людям… и б) Потерявшийся младенец, который на самом деле был похищен доктором Штэрбином… Примерно так звучали изначальные варианты. Но к обоим уже не самой Бестией приписывалось всё большее и большее зло. Штэрбин безумец, что решил устроить чистку рода людского искусственно выведенной чумой двадцать первого века! Пока все не заразятся, он не отпустит никого, чтобы зараза разнеслась неистово и неумолимо. А также он каннибал-педофил, стоящий на грани раскрытия всех своих злодеяний. И может что ещё стало про него всем известно, но Эйт уже через минут десять утомилась ото всех этих криков. Кто-то уж начал биться в железные ставни на главной двери. Скамьи были сломаны и преобразованы в дубинки больничного ополчения. Регистраторша давно покинула пост, взывая весь больничный персонал помочь угомонить взбешенную толпу. Но они потребовали его… И доктор Штэрбин вышел на разговор. — Уважаемые посетители… прошу вашего внимания и… спокойствия. Ситуация уже почти разрешена. Позвольте мне пройти к двери и я… я открою её для вас, — неумело скрывая волнение, доктор смотрел на всю эту воинственную толпу, которая, несмотря на редкие выкрики, позволила ему пройти к главному входу. Но только он достал ключ, как был схвачен несколькими парнями, убежденными, что Штэрбин — мучитель детей. Да и черт бы с парнями и доктором, наверное подумалось остальным. Ведь главное — свобода. Отперев главный выход, люди толпой повалились наружу. И чуть погодя, Алисия со Странником и велосипедом выкатились наружу. Никакой доктор или медперсонал уже не был преградой. И всё хорошо, что хорошо кончается. И что наиболее удивительно, в тот день Алисия Эйт, отпетая мошенница, выучила новый для себя урок. — Ух, выбрались-таки… и во время уложилась. А также, кое-что уяснила, — протянула Бестия с долей усталости в голосе. — С тобой в больницу — ни ногой!***
За окном небольшой круглосуточной закусочной сияла луна. А за столиком сидело двое поздних посетителей. Вид их был контрастен. Высокая дама в широкополой шляпе, элегантно вкушающей мороженое из пластиковой чашечки, и маленький мальчишка, недостающий ногами до пола, что неопрятно ел руками бургер, из которого на бумажку капал соус и крошилась булочка. Девушка склонила голову на бок, с каким-то родительским теплом глядя на макушку мальчика. — Ну, а вообще, то что у тебя два сердца… это же ненормально… — задумчиво протянула Алисия, мягко выпустив из пальцев пластиковую ложку, позволяя ей увязать в мороженом. — Я бы не сказал. На определенном этапе эмбрионального развития у всех людей два сердца. Просто двухкамерных. И лишь позже они объединяются в одно четырехмерное, занимая своё анатомически верное… — подняв кверху нос, немного по-детски, немного и лекторским тоном начал было Странник целую биологическую справку, однако… — За-ну-да, — пропела Эйт, тыкнув ложечкой в сомкнувшиеся губы мальчишки. — Скушай сладенького и угомонись. Я уже достаточно хорошо знаю, что если тебя вовремя не остановить, ты ведь и до рассвета доболтаешься, кудряшка, — светло посмеявшись, девушка с улыбкой глянула на опешившего мальчонку. — А-а-а вот и не пв’авда! — недовольно промямлил тот с ложкой мороженого во рту. — Вот Беф’тия! Но после этих слов Странник не стал более возражать что-либо на замечание Алисии. Поморщившись от холодка, чуть неприятно разошедшегося на языке, мальчик сел к девушке боком, вернувшись к своему бургеру. «Бестия, да? Быть может… теперь я правда она. «Бестия». А он — мой Странник. Мой маленький, наивный Странник, за которым глаз да глаз… А я отчего-то и не против. Ха!» — удивилась Алисия собственным мыслям. И правда… кажется, после этого дня девушка, носившая много имен, нашла то, что могла назвать своим. Не потому, что она того хотела, но потому, что он её такой видит. И ей нравилось то, какой он её видел. Ей нравилось быть для него «Бестией».