Видящий

Окропляя себя крестным знамением, соседка баб Маша божилась Глебу, что видела у себя в колодце нечистую силу. — Сначала гляжу — волосы, синие такие, подумала, мёртвая. Только откуда ж у меня в колодце-то? А потом глядь — шевелится. И глаза как раскроет! Чуть Кондратий не хватил! Вот те крест, то сила нечистая. Свят-свят! — Вы б зарыли уже тот колодец, баб Маш. Мало ли что почудится. — Ты на бабку не наговаривай, Глебушка. Я хоть и старая, но ещё при уме. Как жеж я его теперь зарою, там вон что! Это ж звонить надо, кого-то звать, телевидение или кого… Господи, куда в таких случаях звонят-то? — Вот я уверен, что мы сейчас пойдём, а там никого нет. — Пойдём, пойдём, Глебушка, посмотрим, я сама теперь боюсь идти. А вдруг сидит ещё. Свят-свят. Она снова перекрестилась. Глеб накинул куртку, предупредил Никиту, что его недолго не будет, и вместе с баб Машей вышел на улицу. Жила соседка через дорогу в маленьком просевшем доме с деревянными рамами. Она суетливо открыла калитку и засеменила в тапочках по каменной дорожке вглубь двора. Глеб прошёл следом и, облокотившись на старый покосившийся колодец, посмотрел вниз. Ничего, кроме зелёной поросли и кружка отражённого в воде вечернего неба, он там, как и ожидал, не увидел. — Я же говорю, что нет тут никого, баб Маш. Она тоже заглянула в колодец и в очередной раз перекрестилась. — Слава Тебе, Господи, ушла сила нечистая. Вот те крест, Глебушка, как тебя видела! Освятить тут всё надо теперь, от греха. — Баб Маш, да ну что ж вы будете об этом болтать. — Так я ж спать спокойно не сможу, Глебушка! А вдруг она вернётся! Соседку было не остановить. Глеб вздохнул. — Знаю я, куда надо позвонить, подождите. Он достал из кармана телефон и набрал номер из своего списка контактов. — Управление ФСБ, слушаю вас, — сухо ответил мужской голос. — Соедините с Вакснером, пожалуйста. Трубка замолчала, издала короткий гудок и ответила уже другим голосом — живым и громким: — Вакснер. — Вениамин Семёнович, Глеб Троицкий беспокоит. Тут бабушка у себя в колодце русалку случайно видела, сможете солдатика прислать? — Глеб, ты что сам с одной бабулей справиться не можешь? — Это пока что одна бабуля, Вениамин Семёнович, а через два часа будет ещё четыре улицы бабуль, вам это надо? — Ладно, пришлю, адрес напиши. Глеб отправил сообщение и повернулся к соседке. Она смотрела на него вытаращенными глазами. — Это ты чего это, Глебушка… это ты кому? — пробормотала она чуть ли не шёпотом. — Это ФСБ, баб Маш, отдел по работе с нечистью. А пойдёмте пока чаю согреем. Сейчас человек приедет, расскажете ему всё. — Ага, ага… — Она покивала, продолжая стоять на месте, потом опомнилась, всплеснула руками и засеменила к дому. — А что же это, ты говоришь, русалка, значит, была? — Русалка. Из Нави пришла. Может, она когда-то в колодце умерла, вот теперь через них и ходит. А вообще они людям не показываются. Дом начинался сразу с кухни. Баб Маша туда как вошла, так сразу и села на табурет, а Глеб взялся готовить чай. Он спокойно и честно отвечал на все вопросы, а когда в дверь постучали, впустил на кухню человека в костюме и очках, с кожаным портфелем в руках. Глеб его будто бы и видел когда-то, а имени вспомнить не мог — Вакснер умел так людей подбирать, что они все выглядели одинаково. Этот даже и не думал представляться — поздоровался сухо, сразу сел и, не глядя на бабулю, сказал: — Ну рассказывайте. Оторопевшая баб Маша сидела с открытым ртом и заговорила не сразу, но потом с перепугу начала болтать и поверх истории наплела ещё с три короба лишнего. Человек её, казалось, совсем не слушал, а вместо того занялся своим портфелем — выкладывал бумаги и всякие мелкие склянки. Причём делал он это так живо, что когда его рука проскользнула над кружкой баб Маши, заметил это только Глеб. — Понятно, — сказал человек тут же, и баб Маша замолчала, вздохнула, отхлебнула чаю. Человек мгновенно сгрёб всё обратно в портфель и сразу встал. — Вы теперь поспите, — сказал и без всякого прощания ушёл, Глеб даже не успел сказать спасибо. Баб Маша зевнула. — И правда пойду посплю. Что-то я устала сегодня. — Вы идите, я тут приберу. — Спасибо, Глебушка, дай тебе Бог, — сонно сказала баб Маша и усеменила в комнату. Глеб знал, что проспит она пару часов, потом проснётся будто с похмелья, но ничего уже, что в этот день делала, не вспомнит. Он вымыл кружки и вышел на улицу. Ещё издали увидел, что у него гости. У входа был припаркован большой джип, а на крыльце дома стояла широкоплечая фигура в костюме — судя по всему нечеловеческая, раз домовой не пустил на порог. Уже перейдя дорогу, Глеб опознал в фигуре подручного Арсена — этого он и сам не стал бы пускать. — Арсен просит приехать, — басом сообщила фигура. — А позвонить он не мог? — Мне приказано доставить. Дело срочное. — На своей поеду. И сына сначала пристрою. Верзила перекрыл путь. — Сейчас. — В багажнике повезёшь? — Если потребуется. Глеб вздохнул и, поскольку путь был по-прежнему перекрыт, постучал в дверь. Она открылась и уперлась верзиле в спину, он невольно обернулся. На пороге, распушив усы, сидел кот. — Никитка, возьми уроки и положи коту еды, нам нужно уехать! — крикнул Глеб. — Хорошо! — послышался ответ. Кот недовольно мяукнул. Верзила посмотрел на него с подозрением. — Всё в порядке. Завтра, надеюсь, вернёмся, — сказал Глеб, усмехнувшись. Поехали через минуту: Глеб на своей Ауди впереди, верзила на джипе — следом. Никитка упрашивал взять его в Ростов, но от Арсена можно было ожидать любой дряни, поэтому пришлось договориться с Кресовым и оставить ребёнка у него. Глеб выдал Никите походную сумку с вещами, которую всегда держал в машине, поцеловал в лоб и пообещал не задерживаться надолго. Через четыре часа он въехал в Ростов. Накрапывал мелкий дождь. Глеб оставил машину, надел шляпу и под конвоем верзилы спустился в подземный переход. Его ещё не закрыли, но клуб уже работал, и они проскользнули в малоприметную дверь. Внутри было как обычно — шумно и мрачно, неуютно. Глеб огляделся и спустился по лестнице, Арсена видно не было. Официантка посмотрела на него и жестом попросила подождать. Глеб подошёл к бару и попросил воды. — А ты чего это тут делаешь? Перед носом вдруг возник неуклюжий рыжий парень в растянутом свитере и мешковатых штанах — Гера. Он был болтливым и доставучим, но сейчас что-то с ним было не то: он как будто испугался Глеба. В глаза не смотрел, только куда-то мимо. — Ты, я смотрю, не рад меня видеть, Гера. — Чего мне тебе радоваться? Ты к добру не появляешься. От видящих одни проблемы, потому что вы везде лезете. Вот вас и осталось мало, — наболтал он быстро, подёргивая рукав свитера. Глеб молча усмехнулся и выпил воды. Официантка коснулась его плеча и повела к Арсену. Они прошли через весь клуб в самый дальний, самый тёмный, отгороженный занавесом угол, музыка здесь звучала тише. Арсен сидел в кожаном кресле, как всегда, с бокалом, лицо его было серьёзным, даже мрачным, но с появлением Глеба разгладилось. — А вот и ты, джан! — сказал он громко, растянув на лице неприятную улыбку. Глеб сел на диван. — В следующий раз просто позвони. — За тобой должок есть. — Я помню. Потому и приехал. Давай сразу к делу. Арсен сделал ленивый глоток из бокала. — Ты вроде бы с мёртвыми говорить можешь. Скажи мне… как долго душа свою смерть помнит? — Человек, может быть, несколько дней, нечеловек — недели две. Погоди-ка… — Глеб обернулся, но отсюда почти ничего не было видно. — Это Гера умер, что ли? Как я сразу не заметил… — Видел его? — Видел. Трепался как живой. Значит, тело здесь. — Здесь. Посмотришь? — Что-то необычное? — Немного. Пойдём. Арсен оставил бокал на подлокотнике кресла и поднялся. Они прошли по беспросветно чёрному коридору и оказались в холодном помещении, освещённом сейчас только одной медицинской лампой — она горела над столом, где лежало тело. Гера был раздет и отмыт от крови. Он был бы похож на восковую куклу, если бы не разорванные кишки и вскрытая грудная клетка. Судя по всему, его сначала ударили ножом в живот, а после вырезали сердце. — Да-да, давайте потаращимся на дохлого Геру. Хоть бы тряпочкой прикрыли, стыдоба какая. Глеб поднял голову. Гера стоял возле своего тела и болтал — снова как-то нервно, вот почему Глеб его сразу мёртвым и не опознал. У мёртвых глаза обычно были неподвижными, а у Геры беспокойно бегали. — Ну пойдём, расскажешь, — сказал ему Глеб. Гера разболтался пуще прежнего, но пошёл. — Рассказывай ему сразу. Меня тут убили, вообще-то, мог бы и посочувствовать. Бедный, бедный Гера, кто ж тебя так, а? Хоть бы кто слезинку пролил. Как так, Гера, такой хороший парень был. Хрен там. Сразу «кто это сделал», «кто на нашу стаю посмел лапу поднять». Всем плевать на Геру. Они вышли обратно в клуб, сели, Гера — на стол. Арсен кивнул официантке, чтобы обновила бокал, но ничего не говорил, только смотрел на Глеба. Глеб смотрел на Геру. — Тебе крепко досталось, Гера. Помнишь, кто это сделал? Он поёрзал на месте. — Помню то, что видел. Иду домой, никого не трогаю. Чую, будто болтается кто-то сзади, а никого нету. Ни звука, ни запаха даже нету, только… ну чуйка, понимаешь? Ну иду, а что делать — стоять ждать, пока вылезет? Чуйка, бывает, подводит, если лишнего хряпнуть. А во двор вошёл — тут и настигло, херяк! в кишки. Так быстро, что даже среагировать не успел, мать его так. Даже рожу не разглядел, только глаза красные и увидел. — Гера, ты придурок? — В чём дело? — спросил Арсен. — Говорит, что помнит только красные глаза. Я, по-твоему, трупов после упырей не видел? — Что придурок, что придурок-то сразу? — завопил Гера, ёрзая на месте. — Ты сказал рассказывать, я рассказываю, что знаю! Были глаза красные, больше ничего не знаю! Нашёл мне ещё кого защищать! Известное дело, что они гады! Мало ли что может быть! У меня сердце сожрали, вообще-то! — Гера, не делай из меня идиота. — Гера, — спокойно сказал Арсен, глядя на свой бокал, — ты же знаешь, что будет, если мы тебя не похороним. Гера перестал ёрзать и хмуро замолчал. — Ты известный придурок, конечно, но подыхать, чтобы войну с упырями развести — это даже для тебя слишком. Гера ещё больше нахмурился и уставился в пол. — Он покрывает убийцу, — сказал Глеб, откинувшись на спинку дивана. — А если покрывает, значит, это кто-то близкий. А если покрывает перед тобой, значит, кто-то из своих. А если кто близкий из своих забрал сердце… то дело — дрянь. Глеб задумчиво прикусил губу и повернулся к Арсену. — Может быть, кто-то сегодня не пришёл? Арсен дал указание официантке, и через минуту явился охранник со входа. — Все сегодня пришли? — спросил Арсен. — Все, кроме Музыченко. — Я в курсе, его убили. — Не Геры. Ульяны Музыченко — его младшей сестры. Глеб сразу же поднялся. — Адрес. — Так, спокойно, Глеб. Сейчас я кого-нибудь из ребят отправлю. — Ты знаешь, что такое заклятье на крови, Арсен? Его силы может хватить на весь… И тут Глеб вспомнил, что когда он въехал в Ростов, начинался дождь. — Проклятье. Ничего не объясняя, он поспешил к выходу и буквально выбежал на улицу. Там творилось чёрт знает что: небо затянуло чёрным месивом, а редкая морось превратилась в холодный ливень со шквальным ветром, почти ничего не было видно. Матерясь на чём свет стоит, Глеб пробежал до машины и сразу рванул вниз по проспекту — прочь из города. Но он не успел. Затормозив на набережной, Глеб вышел из машины. Нетронутый дождём Дон лежал мрачным полотном. Мост исчез.