Топь

Солнце сквозь тучи уже освещало окрестности, лишив пейзаж последней контрастности: всё превратилось в огромное серое пятно. Но Изабелле не хотелось покидать своё убежище, хотя на первом этаже горел очаг высотой с человеческий рост, у которого можно было погреться. Дом был единственным местом, где не царила стужа. Но, увы, эта черта привлекала всех обитателей, а потому гигантский камин, у которого в пору было сидеть уставшему на охоте средневековому дворянину, терял всякую прелесть. Первым подымался Джозеф, обязательно ворча о том, как господа праздны и ленивы. Он почти сразу приходил будить своего воспитанника стуком в дверь, после чего, получив зрителя, занимался делами по хозяйству. Следом вставал Хитклифф, впрочем его распорядок дня проследить было невозможно, каждый день он проводил по-разному, то издеваясь над своими пленниками, то, к облегчению последних, пропадая где-то. Последним просыпался Хиндли, это событие, сопровождаемое бранью по поводу жуткого похмелья, происходило ближе к полудню. Изабелла старалась встать раньше мужа из-за того, что один раз она была разбужена ним весьма неучтиво. Из водных процедур было только умывание и, при желании, можно было достать из соседнего чулана потрескавшуюся ванну, больше напоминавшую одну их тех гигантских кастрюль, которыми пугал Джозеф как средством вечного мучения души в аду. Ничего, кроме воспаления лёгких, такое купание не сулило. Хотя в какой-то момент страх Изабеллы перед смертью испарился. Что же, по крайней мере, набрать ванну без помощи служанки займёт достаточно много времени, небольшое развлечение. На кухне в каком-то подобии порядка, так как Джозеф умел наводить только такой, была расставлена кухонная утварь, некогда выглядевшая нарядной благодаря металлическому блеску, но теперь всё полчище посуды потускнело. Большой бронзовый кувшин оброс пушистой пылью, его редко использовали, потому брезгливость указала Изабелле на него. Раздевшись до рубашки, она села в еле тёплую воду, нагреть её хорошо у неё не хватило терпения, тем более она остыла окончательно за каких-то полчаса. Светлые волосы, которые тоже утратили блеск, как и всё в этом доме, расползлись по водяной глади, отделяя беспорядочным кружевом воду от воздуха, пока не намокли. Вскоре она задрожала от обволакивающего холода, но просидела в этом корыте ещё несколько минут, опасаясь сквозняка. Вместе с ней задрожала и вода, маленькие волны заиграли светом из окна, как ручей солнцем. Изабелла поднялась на ноги и переступила через край ванны, пол и мерзко липнувшая рубашка жадно сжали её в тиски холода. Волосы будто состояли из воды и таяли, сбившись вместе и утративши всякий объём, как и их обладательница. За дверью зазвенели шаги, и Изабелла обернулась, чтобы увидеть своего мужа. Он стоял в дверном проёме с гадкой улыбкой, за которой притаилось удивление, схожее с тем чувством, которое испытывает взрослый, когда ребёнок на зло делает какую-то глупость. Полутьма в коридоре подсвечивала его, казалось, он привёл её с собой в качестве свиты. — Я вижу, вы не потеряли своих претенциозных замашек. Я уж тешил себя надеждой, что перевоспитал вас, но даже мои методы бессильны перед вашим скудоумием. Что ж, придётся продолжить начатое, —голос его звучал глухо, приходилось вслушиваться в шелест его угроз, и от этого тона у Изабеллы похолодело внутри, словно стужа вокруг прорвалась внутрь. Хитклифф медленно подошёл к ней, а зачем ему спешить? Изабелла могла от него убегать, но какой в этом толк? В какую бы сторону она не бросилась, он недолго будем её ловить, только раззадориться. Он по-звериному крепко вцепился в её волосы так, что остатки воды сразу же стекли к его рукаву. Несколько секунд он безо всякого интереса смотрел в её перепуганное лицо, оба застыли, как нечисть из сказок на рассвете. Комната пролетела перед глазами Изабеллы в один момент, остановившись только, когда её лоб ударился о бортик ванны, а холодная вода снова обдала её голову. Она не смогла открыть глаза, воздух закончился ещё в полёте. В голове всё закружилось, она завертелась, но вода только коварно подбиралась к ней, даже маленькое движение отбирало у неё будто последние силы. Вода быстро победила её, она перестала барахтаться, пустоту в голове заполнила вязкая темнота. Спустя вечность, проведенную в таком состоянии, её выдернули из ледяного плена. Она тяжело и слабо задышала, за полминуты под водой она словно разучилась дышать. Муж такой же мёртвой хваткой держал её за волосы, но она забыла и об этом. В комнате не осталось ничего, только она и воздух в её лёгких. Но стоило ей увидеть, как он наклонился к ней, как хищно и пытливо отливали его глаза — вся память с ужасающим приданным вернулась. Она забилась в его руках, стала звать на помощь, да только кого? Дальше она не смогла кричать, очутившись снова в воде. Эта пытка повторялась несколько раз, но теперь передышка была совсем ничтожная, всё что Изабелла успевала только судорожно вдохнуть. В очередной раз её просто бросили в ванну, она влетела головой в дно, но смогла быстро вынырнуть, так как её мучителю наскучила эта забава. В голове Изабеллы гудело, как гудит церковный колокол после удара. Как жалко теперь она выглядела: руки вцепились в край её купели в попытке не улететь в неё от изнеможение, голова безвольно повисла, вся она тряслась на полу от кашля и холода. Рубашка ничего не скрывала, прилипнув к ней, волосы, похожие на тину или водоросли, облепили её лицо отвратительным платком. Хитклифф, довольный тем, как его труды подействовали на жену, ушёл, сопровождаемый внимательным взглядом полуживой утопленницы. Когда она убедилась, вслушиваясь несколько минут в отдаляющиеся шаги, что он ушёл, всхлип вырвался из её груди, из-за чего она уродливо сгорбилась. Воздуха снова стало не хватать, она пыталась вздохнуть, но у неё не получалось, весь он застревал где-то в горле. Каждая попытка сопровождалась сотрясавшими всё её тело хрипами. Теплые слёзы показались кипятком, но они текли нескончаемым ручьём, шустрые и совсем детские. Какой ничтожной он её сделал, её воротило от собственного состояния, но это чувство только усугубляло уже существующее. Стыд её усилился, когда в открытой двери показался Хиндли, он бросил на неё длинный взгляд, каким осматривают что-то безнадёжно разбитое, вспоминая, как оно выглядело прежде. Кажется, он не сразу сконцентрировался на ней или не сразу понял, что произошло, но, видимо, сидя на первом этаже, он услышал шум. Неужели он пришёл поглазеть на её унижение? Цель его визита была Изабелле непонятна, пока пришедший не сказал: — Этот дьявол убрался восвояси, бродит по болотам, надеюсь, он там и увязнет, в доме его нет. Изабелла восприняла эту фразу как приглашение посидеть у камина, новость, что остаток дня она может провести без опаски встретить мужа, так её обрадовала, что её былое смущение, которое накатило на неё при виде гостя, вовсе ушло. Она глупо улыбнулась, хотя улыбка вовсе не подходила ей сейчас и казалась чужой, неестественной, как молодая зелень в январе. Теперь смутился Хиндли. Он отвёл глаза от Изабеллы и побрёл вниз. Она вытащила сухую рубашку и сиренево-серое платье из деревянного сундука, чтобы переодеться. Собрать мокрые волосы не вышло. Раньше было для чего выкладывать волосы, раньше ритуалы и привычки служили ей, украшая собой день. Теперь событий в дне не осталось, причины следить за собой или следовать заведённому порядку не было. Но ей казалось, что с уходом этих ежедневных занятий её жизнь опустеет окончательно. Она превратиться в привидение, и лучше было служить заведённому порядку, создавая иллюзию хоть каких-то происшествий. Пауза в её жизни оказалась слишком длинной, и ей было страшно, что так пройдёт остаток её дней. По крайней мере, так она знает ответ на вопрос: — Что будет завтра? Спускаясь по узкой крутой лестнице, Изабелла заметила Хиндли, сидящего в грубом зелёном кресле с бутылкой. Он в полном безразличии поднял на неё глаза, но ей показалось, что это был взгляд, полный радости от её прихода, что он ждал её. Изабелла приосанилась, как её учила покойная мать, взгляд её стал гордым. Она казалась себе неотразимой, несмотря на покрасневшее от слёз лицо и мятое платье, на котором оставались мокрые пятна от волос. Если бы муж её увидел, то сказал бы, что она не вынесла ничего из сегодняшнего урока, раз спускается по лестнице с великодушной спесью принцессы. Но она не была намерена дарить Хитклиффу возможность снова разозлиться на неё. Это величественное зрелище, а в этой характеристике её поведения она не сомневалась, было щедро предназначено для Эрншо, с недоумением смотрящего на свою родственницу. Холод стал отходить от её ребёр, когда она села у огня. Хиндли любил проводить подобным образом день, чередуя дремоту, выпивку и мрачные мысли, хотя вряд ли можно было сказать, что его сердце способно что-то любить. Но Изабелла помешала его планам на сегодня своей доброжелательностью. Она решила, что было бы приятно иметь в этом доме хоть какого-то друга. О чём с ним заговорить, она не знала, но быстро нашла общую тему в виде Кэтрин. — У вас точно такие же глаза как у Кэтрин! — воскликнула Изабелла. Глаза у Эрншо были на самом деле одинаковые: зрачок сливался с тёмной радужкой, создавая иллюзию глубины, в них также не хотелось смотреть. Иногда Изабелла думала, что поймёт что-то, что ей понимать не следует, если будет долго смотреть в глаза невестки. Даже в благостном расположении духа у Кэтрин оставалось в лице что-то ехидное и, по впечатление Изабеллы, диковатое. Но у Хиндли, в отличии от сестры, блеск делал глаза стеклянными, а не живыми. Но когда они делались живыми, то производили ещё более гнетущее впечатление, а появляющаяся лучистость свидетельствовала о чём-то дурном. — Кэтрин, — Хиндли повторил имя сестры с каким-то вопросом в голосе, будто ему было тяжело припомнить значение этого набора звуков, — я уже и не вспомню, когда в последний раз её видел… — В конце августа, мы приходили к вам втроём, помните? — спросила Изабелла самым мягким тоном, какой у неё был. Хиндли мотнул головой и молчал несколько мгновений, но потом ответил: — Да, получается полгода назад, полгода же? — за временем он тоже не следил. — Вы тоже приходили, сидели в уголке, и на вас было надето голубое платье в полоску. Он тоже помнит, почему-то это радовало её сердце. Ведь они были счастливы в тот вечер, даже Хиндли был доволен тем, что его сестра пришла. Она ему докучала только тем, что общалась с Хитклиффом, но тогда он как сквозь землю провалился. Кэтрин стала похожа на замужнюю даму, хотя внимательный знал, что её сердце чего-то ждёт, чего-то скверного и неправильного. А в сентябре она дождалась. Хитклифф появился с первым холодом, и за короткий срок они все очутились в его руках. — Он говорил, Кэтрин больна, — произнёс Хиндли печально, но холодно. — Кэтрин ждёт ребёнка, к концу весны она должна родить, — ответила Изабелла. Конечно, Хитклифф уверяет всех, что причиной её опасного состояния был Эдгар. Изабелла заметила, что за окном забарабанил дождь. Почему именно сейчас началась непогода, вдруг она пригонит её мужа на Перевал? — Он сейчас вернётся, — упавшим голосом промямлила Изабелла. Их маленькая беседа закончилась, Эрншо стал рассматривать пламя в камине, и иногда будто просыпаясь, наливал себе полную чашку бренди. — Не говорите о нём в моём присутствии, мисс Изабелла! — неожиданно отозвался Хиндли, вскакивая на ватные ноги. Он покружил по комнате, но быстро устал и уставился в маленькое окно, по которому стекала вода, хотя рассмотреть что-то сквозь мутное стекло было практически невозможно.— Хитклифф не придёт, он ходил гулять и в метель, я каждый раз молился, чтобы он не нашёл дороги. Дождь ему не помеха. И всё же Изабелла была довольна тем, что спустилась сюда, их разговор чем-то отдалённо напоминал беседы, которые велись в обществе. Улыбка тронула её бледные губы. Сегодня она его больше не увидит. А, если Бог смилуется над ней, то не увидит вовсе. Хотя дорогу назад он отыщет, но такой холодный дождь может не пройти даром. Вдруг эта стужа станет и для него смертельной?