***
Мурасакибара задумчиво уставился на гору из пустых цветных пачек на столе и вздохнул. Ведь не может быть, чтобы нормальный человек смог поглотить все эти конфеты, шоколадки и сверху заесть тремя пачками чипсов, и его потом не скрючило в три погибели от таких яств. Но что-то он не припомнил, чтоб его хоть как-то «крючило» вчера, да и поклонов фарфоровому богу уж точно не отбивал. Но в том, что родимые лапищи доставали из пачек конфеты, разворачивали обёртки, а затем клали в рот, сомнений быть не могло: ещё чувствовался сладковатый привкус на языке. «Я что, и во сне их ел?» — с сомнением подумал центровой Йосен, потирая фиолетовую макушку. Его взгляд упал на пакет возле кровати. Открыв его, увидел такое количество сахаросодержащих, что совсем пригорюнился. Зачем же, чёрт возьми, ему понадобилось такое количество сладостей? Он что, собрался приманивать ими детей и есть их на ужин, но запамятовал это?.. Не очень-то приятно осознавать, что ты начинающий маньяк… Такой вывод Мурасакибаре не понравился. Вздохнув уже в который раз, он взял увесистый пакет и вышел из комнаты, направляясь на кухню. Возле плиты стояла мать и что-то готовила. — Мама… — позвал он и открыл перед ней пакет. — У меня тут гора конфет, угощайся. Она обернулась. С удивлением подняла взгляд сначала на сына, затем посмотрела на пакет и достала одну конфету. — Ацуши, сынок, спасибо, я не очень люблю сладкое, ты же знаешь… А ты прям целый пакет мне принёс, — улыбнулась она. — Знаю, мам… Я тут думаю, что с этой кучей делать-то. Самому мне их совсем не хочется кушать, — ответил Мурасакибара. — Вот совсем ни одной конфеты. Мать внимательно глянула на него, затем снова принялась помешивать дымящуюся еду в кастрюле. — Сынок, — сказала она, — ну так это же хорошо, раз не хочется. Зубы будут здоровее. Я всегда тебе говорила, что так много кушать сладкого — это вредно… — Да-да, мама, — поспешно ответил сын и, склонившись в три погибели, дабы чмокнуть мать в щеку, ушёл собираться в школу. Утренние размышления о смысле бытия, небольшом бежевом пятнышке на потолке и пустых конфетных фантиках заняли у центрового немало времени и нужно было включить всю свою скорость для сборов, чтобы не опоздать в школу. А умыться, одеться и зашнуровать кроссовки за десять минут, когда пять из них ещё уйдёт на созерцание капающего крана в ванной, это вам не шубу в трусы заправлять: успеть бы… «А с этим-то что делать?» — терзался Мурасакибара, уже одетый и зашнурованный топая с пакетом. Хотелось непременно избавится от него, словно конфеты вдруг могли бы отрастить зубы и все разом наброситься на центрового, будто в каком-то второсортном ужастике. А тут и выбросить сласти жалко, и есть до тошноты неохотно. Мурасакибара в раздумьях шёл, понурившись и не глядя по сторонам, пока с размаху не врезался в проходящего мимо парня. Тот был примерно вполовину ниже центрового и испуганно заморгал от такого тарана. Раскланявшись в извинениях и проводив взглядом быстро замелькавшего пятками пацана, Мурасакибара вдруг просиял: решение насчёт ненавистного пакета пришло само-собой.***
— Мидорима?.. Удивлённый вопрос учителя повис в воздухе. Все головы одноклассников как по команде обернулись туда, где стоял потупивший глаза шутер. — Мидорима? Повторное обращение возымело эффект: тот поднял глаза и, запинаясь, сказал: — Извините, сэнсэй, но я не готов к сегодняшнему уроку… Я… вроде и учил вчера, нет, точно учил, я знаю. А вот ничего не помню почему-то… Кто-то хихикнул. Учитель выразительно посмотрел на смеющегося: дескать, готовься, ты следующий, так что захлопни варежку и повторяй урок. Несчастный тут же внял безмолвному указанию учительского взгляда и уткнулся в учебник. — Ну хорошо, садись. Только к завтрашнему уроку подготовься, я буду спрашивать. — Да, сэнсэй… — Эй, Шин-чан, как это ты не выучил? — прошептал за спиной Такао, наклонившись вперёд, как только скуксившийся от стыда шутер усадил за парту свою широкоплечую комплекцию. Мидорима чуть повернул голову: — Да сам не знаю… — Шин-чан, может, ты чем-то другим был занят, а? — Я учил… — Шин-чан, это всё отговорки, я же знаю, что биология — твой любимый предмет и тут вдруг ты не готов, неспроста это… — Да учил я, говорю тебе… — Шин-чан, может у тебя девушка появилась и ты с ней… — потеряв всякую осторожность, плеймейкер наклонился ещё ближе к ушам шутера. — Не болтай ерунды, — шикнул на него Мидорима, порозовев. Такао вознамерился было снова подколоть шутера, но учителю порядком надоела слишком уж большая активность за спиной Мидоримы и он решил её понизить, вызвав плеймейкера отвечать к доске. Такао на миг растерялся, не ожидая столь коварного поворота событий, но затем приступил к повествованию об одноклеточных организмах: уж он-то домашнее задание выучил. А Мидорима так и просидел весь урок, тщетно пытаясь вникнуть в строчки параграфа на страницах биологии. Читал, вчитывался, вдумывался, снова перечитывал — без толку, ну как впервые взял в руки учебник, ей-богу. Он читал абзац и уже через минуту забывал его, будто кто подчищал следом волшебной метлой. Так и просидел весь урок, пыхтя от натуги и силясь хоть что-то запомнить… А вот по остальным предметам не было замечено ничего подобного: почему-то лишь биология упрямо не откладывалась в голове шутера. Под конец последнего урока он заметно приободрился, вспомнив про тренировку по баскету: там-то он ас, это вам не биология с её одноклеточными. Там есть свои «одноклеточные», целых пятеро, а уж о них Мидорима может рассказать много, хоть до утра спрашивайте. — Ну что, Казу-чан, покажем сегодня высший класс? Твой ястребиный глаз ещё при тебе, не выпал? — спросил шутер, сгребая с парты школьные принадлежности в сумку. — Насколько я помню, Шин-чан, острить — это моя прерогатива, — забеспокоился о своих правах Такао. — А твоё дело — смерить меня после этого уничтожающим взглядом и вообще, застегни верхние пуговицы на гакуране и рубашке. — Казу-чан, расстёгнутые пуговки придают моему облику некоторую загадочность, — ответил Мидорима, поправив очки и небрежным жестом отбросив чёлку со лба. — О великий и таинственный Шин-чан, кого это ты собрался соблазнять своими выпирающими ключицами? Я, наверное, был прав: у тебя появилась девушка, а ты молчишь, не рассказываешь своему другу… — Никого я не соблазняю, — сказал Мидорима. — И девушки тоже нет, Казу-чан. Ну сам посуди, зачем она мне сейчас, когда я занят учёбой и Зимним Кубком? — он закинул руку на плече плеймейкера и доверительно наклонился. Такао поморщился от тяжести и попробовал немного отодвинуться, но Мидорима ещё сильнее прижал его к себе: — Куда это мой талисман собрался? Давай пошли в раздевалку, скоро уже тренировка, а мы всё ещё тут, потому что ты разглядываешь мои ключицы… — Х-ха, — пыхтел Такао, уткнувшись носом почти в подмышки шутера и волоча за ним ноги, точь-в-точь как утром. — Ничего я разглядываю… Шин-чан, ну пусти, я сам пойду… — Нет, мой талисман должен быть при мне, ты сам рассказывал сегодня на перемене, красочно описывая, как я позавчера… — Ну Шин-чан… — Терпи, мой друг, уж раздевалка маячит на горизонте белой дверью с табличкой, там и отпущу… Пришлось терпеть, и крепко прижатый Такао тащился за Мидоримой, бормоча о несправедливости жизни и норовя укусить шутера за левую грудь, но получилось лишь обслюнявить гакуран.***
Сегодня по плану тренера Накатани была обычная игра «три на три»: он хотел понаблюдать на парнями, чтобы подметить какие-то слабые места и поработать над ними в дальнейшем, или же что-либо изменить. Закончив разминку, ребята, разделившись, приступили к игре, Такао с Мидоримой, конечно же, были в одной команде. Тренер сказал плеймейкеру пасовать пока что только Мидориме: хотел основательно понаблюдать их парную игру. Пора уже было подключать к «сладкой парочке» и третьего на случай замены кого-то из этих двух. Игра разгорячилась, все вошли в раж. Такао где-то посередине поля дал пас Мидориме, тот схватил мяч, прицелился и — фирменный трёхочковый был сделан. Шутер важнецки поправил очки и чёлку, прикрыв глаза всего на каких-то секунд пять, и услышал привычный удар мяча о пол. Он открыл глаза: странно, но ребята почему-то все, как один, уставились на него. На их лицах было такое удивление, что шутеру стало не по себе: может, с него упали шорты, выставив на обозрение чёрные труселя с подмигивающим белым смайликом спереди. Он даже машинально пощупал свои бёдра — шорты были на месте. — Шин-чан, — раздался сзади голос Такао, — ты не попал?.. Мидорима замер. Не попал? Он резко обернулся к плеймейкеру: тот стоял с совершенно растерянной моськой. — Что ты сказал? — спросил он. — Шин-чан… ты не попал в кольцо. — Не может этого быть, я ведь только начал играть и траектория мяча верна, я не мог не попасть! Ты, видимо, недоглядел, чёлка глаза заслонила, вот и показалось… — Нет, Мидорима, он правду говорит, ты и впрямь промазал. Хотя это очень странно: я ещё ни разу не видел, чтобы ты промахивался, — отозвался Мияджи. — Да это чушь какая-то, я докажу вам, — начал уже раздражаться Мидорима и пошёл к корзине. Взяв оттуда сразу три мяча, он вернулся на место, с которого получилось фиаско, положил мячи рядом, взял один, прицелился и бросил. Эти несколько секунд полёта оранжевого шара в воздухе были для него как целая вечность, он и не помнил, когда в последний раз так волновался из-за трёхочкового. Мяч стремительно пролетел через половину спортзала и, побрезговав даже задеть кольцо, не то чтобы попасть внутрь него, ускакал прочь. Лишь затихающие удары об пол сотрясали наступившую теперь по-настоящему гробовую тишину. Мидорима выпучил глаза. Как же так?! Он не мог промахнуться, такого не бывает, это слово не произносится по отношению к нему, это не про него! Его броски всегда точны, его мячи всегда достигают цели!.. — Шин-чан, э-э… ты, может, не выспался, не переживай так… — Такао неуверенно попробовал подбодрить шутера. Мидорима схватил второй мяч и снова бросил, прицелившись тщательнее, чем обычно. И опять промахнулся. Третий бросок — промах. Мидорима от неожиданности аж вспотел. Он так впился глазами в ни в чём не повинное баскетбольное кольцо, что ещё немного, и оно бы просто отвалилось к чертям. Он обвёл совершенно диким взглядом обезумевшего человека молчавших сокомандников, затем развернулся и пулей вылетел из спортзала. — Тренер, я за ним, а то ещё суицид учинит, он такой, он может! Не дождавшись ответа, Такао выбежал из спортзала за другом. — Шин-чан! Но того и след простыл. «Вот ранимая душа, а урвал так, что хрен догонишь», — подумал плеймейкер, припустив ходу. Распахнув дверь в раздевалку, он обнаружил там переодевающегося шутера с лицом мрачнее тучи. Тот уже накинул гакуран и, даже не застегиваясь, направился было к выходу, но Такао решительно преградил ему путь: — Шин-чан, погоди, не спеши. Давай вместе выйдем прогуляемся, ты придёшь в себя… Поговорим… А? Мидорима молча сделал шаг вперёд, игнорируя предложение. — Шин-чан, ну постой, мы ведь друзья, а друзья должны помогать друг другу в трудную минуту… —… — Шин-чан, мы… мы ведь с тобой неразлучны, словно слива и косточка! Мидорима слегка приподнял бровь от удивления. — Мы как планета и её спутник… — Я хочу побыть один, нанодайо, — пресёк излияния шутер. — Нет, Шин-чан, я пойду с тобой, мы ведь как носки и баскетбольные кроссовки! — Сейчас мы как… задница и наждачная бумага… Блин, неудачный пример, не то хотел сказать… — А ты будешь задницей, Шин-чан. — Грубиян. — Сам пример придумал, — рассмеялся плеймейкер. — Ну всё, сейчас я переоденусь и пойдём. И ещё тренеру нужно сказать, что тренировку пропустим. У Мидоримы всё же чуть отлегло от сердца и он согласился. Через минуту Такао уже был готов и парни вдвоём направились в спортзал: поставить тренера перед фактом, что они уходят поправлять душевное состояние шутера.***
Химуро Тацуя уже третий раз звонил своему товарищу, и третий раз тот не брал трубку. «Нахера тебе телефон?» — так и хотелось спросить у занятого. Решив, что обязательно подарит тому при встрече пособие под названием «О, эта загадочная зелёная кнопка!», он ускорился. Не исключено, что Мурасакибара уже ушёл в школу, подумалось Химуро, сегодня он как-то долго собирал себя в кучу и припозднился с выходом. Химуро миновал дом центрового, прошёл ещё пару кварталов и вдруг узрел, что нашлась бабушкина пропажа в дедушкиных штанах: недалече впереди знакомая длинная фигура с фиолетовыми волосами останавливала прохожих, доставала что-то из огромного пакета и протягивала им. Химуро встрепенулся: что там за акт доброй воли происходит и он не в курсе? Ситуация выглядела весьма любопытно, он рванул к Мурасакибаре и через десять секунд уже был возле него. — Ацуши… — запыхался Химуро после скоростного забега. — Привет… А что это ты делаешь? — Муро-чин, привет! — растянулся в довольной улыбке центровой. — Конфеты раздаю! Но ещё есть и чипсы, и сладкие палочки… — он запустил руку в пакет, пошуршал и выудил большую пачку размера XXL. На черной упаковке была картинка с соблазнительно выгнувшимися желтыми пластинками, обещавшими быть из натурального картофеля, но кто ж им поверит-то, поди, тоже не пальцами деланы. — Хочешь? — предложил он, протягивая чипсы Химуро. — Нет, спасибо. Лучше скажи мне, зачем вообще ты всё это раздаёшь? Тебе поручил кто? — Я сам, это мои конфеты… Возьмите шоколадку, девушка, это просто так, не за деньги, — обернулся Мурасакибара к проходящей мимо молодой барышне. Та, смущённо хихикнув, поблагодарила, взяла шоколад и пошла дальше. — Я купил их пару дней назад. А сегодня понял, что не хочу больше сладкого, вот прям не хочу ни одной конфетки, даже самой маленькой, и чипсов тоже. Вчера ещё ел, а сегодня с утра как отрезало… Изумлённый Химуро слушал, и лишь моргать не забывал. — Так вот… Женщина, примите эти конфетки от чистого сердца… Все, все берите, это Вам… На здоровье… и Вам… — широко улыбался центровой, насыпая с полкило разномастных конфет пожилой даме в красном пальто и маленькой чёрной шляпке в большую сумку. — Мда… — почесал затылок Химуро. Он уже и забыл, что они с товарищем Дедом Морозом опаздывают в школу. — Может, ты просто переел вчера своих любимых батончиков и поэтому сегодня тебя воротит от сладкого? — Я тоже думал об этом, Муро-чин, — молвил Мурасакибара, вздыхая. — Но я и раньше ел много конфет, а такого не случалось. Судя по пустым пачкам и оберткам, которые я обнаружил утром у себя в комнате на полу, это было ещё далеко не самое большое количество мною поглощённого за один вечер, уж я-то помню. — Ну тогда фиг его знает, — сдался Химуро. — Посмотришь, как оно дальше будет, Ацуши. Может, завтра пройдёт. — Ага, может. Но мне и так неплохо, честно говоря, — Мурасакибара вновь отвлёкся, вытаскивая из своего бездонного, казалось, пакета, несколько шоколадок и вручая их двум младшеклассникам, ещё и так при этом улыбаясь, что малышня даже не дала драла от огроменного дядьки, тычащего им в руки тёмные плитки, а послушно приняла их. — Ещё много осталось… две… пять… семь шоколадок, конфеты… их дофига, и несколько пачек со сладкой соломкой в шоколаде, и рисовые шарики… — сделал быструю ревизию центровой, запустив в пакет свою длинную руку, даже не сгибаясь. — Может, ты всё же что-то возьмёшь себе, Муро-чин? — Ты и мёртвого уговоришь, Ацуши, давай пару конфет… Нет, нет, я же сказал пару, зачем мне столько? Эй, ты мне и шоколадку всунул… и шарики в глазури… Ацуши, ну правда, хватит… Препираясь, парни двинулись наконец в направлении школы, безнадёжно опоздав на первый урок.***
Весь день Мурасакибара ходил по школе с пакетом и раздавал всем подряд сладости, и уже четвёртому уроку кличка «Одзи-сан**» прочно укрепилась за ним. А его непривычная услужливость и покладистость просто поражала Химуро до глубины спинного мозга: центровой то мусор помогал выносить девчонкам с параллельного, то терпеливо держал кого-то на руках, пока доставали закинутый галстук с форточки, то помогал вывешивать объявления на доске, доставая до самого верха без стула. В общем, какой-то добрый фей, два в одном, нет: всё в одном. Химуро недоумевал. Но вообще-то, он даже свыкся немного и готов был принять все новые странности своего друга, а почему бы и нет?.. Но именно той каплей, которая помешала новому образу Мурасакибары потихоньку сливаться со старым, стала тренировка по баскетболу после уроков. Когда пришло время ловить подбор, как и полагает центровому на его позиции, он вдруг испуганно так сжался весь и присел под кольцом. Не привыкшие видеть своего титана в такой позе и лицезреть его макушку, сокомандники весьма удивились, а капитан подошёл к согнутому в три погибели и участливо спросил, не болит ли у него чего. После ответа «Нет, я просто испугался, как увидел, что на меня сверху летит мяч — думал, сейчас пришибёт» спортзал минут десять сотрясало от хохота баскетбольной команды. Не смеялся лишь Химуро. Всю оставшуюся игру Мурасакибара так и не проявил своего таланта центрового и не словил ни один подбор — соответственно, не закинул ни разу мяч в кольцо. Тренер охреневала, команда выпала в осадок и даже при взбалтывании не поднималась. Химуро молчал и всё больше мрачнел. А как же тут не охреневать, не выпадать в осадок и не мрачнеть? На носу Зимний Кубок, а их ас из Поколения Чудес вдруг на баскетбольном поле стал походить на пятилетнюю девочку среди взрослых дядек… Тренер Араки попробовала выяснить у Мурасакибары причину такого поведения, но безрезультатно: центровой и сам ничего не понимал, мотал только фиолетовыми волосами и невнятно мычал что-то про «странный день». От вида его скорбного лица Араки не стала напирать с расспросами и оставила центрового в покое. Так и просидел он всю тренировку на скамейке, взирая на всех жалобными глазами. Закончив игру, ребята ушли в душевую, но Мурасакибара с ними не пошёл: дома сходит, да и не хотелось перед парнями сейчас оставаться в совсем уж обнажённом виде, хватит и его обнажившийся души сегодня. На весьма грустной ноте он попрощался со всеми и даже домой пошёл без Химуро, сказав тому, что «надо хорошенько всё обмозговать в одиночестве». Химуро не возражал, ему и самому нужно было с кем-то обсудить впечатления сегодняшнего дня. С кем-то, кто поймёт, кто может подсказать нужное, с человеком, близким ему по духу и сердцу — с Кагами Тайгой. Выйдя из школы, он тут же набрал названного брата. — Тайга, привет. — Тацуя? Привет, вот это неожиданный звонок. — Ты, наверное, будешь смеяться, но мне больше не с кем поговорить об этом, — молвил Химуро. — Что случилось? Ты поссорился с Мурасакибарой? Я его вообще не знаю, честно говоря, но могу попробовать спросить у Куроко… — Нет, Тайга, послушай… — Химуро сделал паузу, думая, с чего бы начать и как всё это преподнести, чтобы Кагами не покрутил ему пальцем у виска. — Я не поссорился с ним. Тут другое. Не сочти меня сумасшедшим… — он выдохнул. — Сегодня весь день Ацуши сам на себя не похож. Только дослушай до конца. Он стал добрым, всем помогал весь день, перестал есть сладкое, раздавал весь день конфеты… А самое ужасное — не смог играть в баскетбол. Как малый ребёнок, боялся ловить мяч. Реально, Тайга. Я сам это видел, клянусь. Просто не знаю, что с ним происходит, всё же он мой друг… Тайга?.. — Я не думаю, что ты сошёл с ума, — ответил Кагами после небольшой паузы. — Ты знаешь, я и сам сегодня видел подобное — с Куроко. Он тоже стал другим. Ты же видел Куроко? Так вот, забудь. Теперь это голубоволосое создание стало отвязным хамлом, не контролирующим свой словесный поток, ещё и заимел страсть руководить другими. Я сегодня насмотрелся на уроке и на тренировке. — Да ладно?.. Тайга, но ведь это что-то невероятное, я бы сказал, мистическое даже! Как такое возможно? — Не знаю, — медленно ответил форвард, что-то обдумывая. — Но раз мы с тобой не стали другими, значит, дело в чём-то, что связывает Куроко и Мурасакибару… — И это то, что они оба из Поколения Чудес! — Точно… Тацуя… Как думаешь, с остальными из их компашки тоже такая же фигня приключилась? — Не знаю, но вполне возможно. Надо бы выяснить. — Да, но только вот как? — спросил Кагами. — Слушай, у меня есть номер Момои, но сегодня уже поздно — я ей завтра утром позвоню и расскажу всё. Она точно всё сможет узнать, я уверен. — Хорошо. Вот и отлично, аж легче стало, признаться… Тацуя… — Да? — Спасибо, что позвонил. Правда. — Не за что, мы ведь… братья. Доброй ночи, Тайга! — И тебе… Химуро отключился. От разговора с Кагами было приятно на душе и затеплилась надежда на «скорое выздоровление» Мурасакибары. Да и не просто так он волнуется за долговязого: скоро ведь соревнования, а Йосен просто не может проиграть: нужно срочно возвращать своего центрового в ряды баскетболистов.