***
Взяв журнал из учительской, Аомине направился в класс: первым уроком была история Японии. Только собрался было форвард повернуть за последний угол, как почувствовал в области таза до боли знакомые ощущения, которые часто появляются в самый неподходящий момент: ему так срочно приспичило в туалет, что сдерживаться было просто не по силам. Даже Аомине. Мысленно чертыхнувшись, он рванул со всех ног — надо же было дома выпить молока, знает ведь, что у него не особо дружба-жвачка с лактозой, так нет, поддался соблазну двух стаканов молочного коктейля. Теперь, как говорится, получи деревня трактор, распишись за паровоз. Поставив размашистую длинную роспись, Аомине довольно вымыл руки и лишь тогда понял, что звонок на урок уже был. И как он его не услышал?! Лицо форварда исказилось гримасой не то чтобы испуга, но такого шока, словно это был звонок на отбывающий Ноев ковчег, и он сейчас опоздал. Аомине кинул совершенно дикий взгляд в зеркало, но оттуда нельзя было ждать помощи: оно было отнюдь не магическим и не могло перенести форварда во времени, оставалось лишь уповать на проворство своих ног. Аомине схватил сумку и журнал, прижав последнего к себе, как бабушкино завещание на наследство, и урвал со всей имеющейся у него прытью в класс. Промчавшись по пустому коридору тёмным ураганом, форвард наконец увидел заветную дверь. Едва успев притормозить и только чудом не врезавшись лбом в манящие белые створки, Аомине остановился и попытался хоть немного отдышаться. Собравшись с духом, он осторожно постучал в дверь. — Сэнсэй, разрешите войти? — виноватое смуглое лицо вежливо просунулось в дверную щель. — Аомине? А я-то думаю, где наш журнал запропастился, — пожилой учитель слегка улыбнулся и у парня немного отлегло от сердца и упало в ноги. Медленно ступая, перенервничавший Аомине положил искомый предмет на учительский стол, с невероятным облегчением избавившись от оного. — Прошу меня извинить, сэнсэй, я… мне срочно нужно было отлучиться по личному вопросу, не терпящему отлагательств, но журнал был в целости и сохранности, я ручаюсь. Его никто не трогал и не открывал, можете быть уверены, он всё время был при мне, — отрапортовал Аомине учителю и почтительно склонил голову. Листы медленно выскользнули из рук сэнсэя и с тихим шелестом разлетелись по полу, устлав собой несколько метров перед партами, а ручка укатилась где-то под ноги ученикам. Аомине кинулся их собирать, а по классу прокатился небольшой гул удивлённых голосов. — Я тебе верю, — рассеяно сказал учитель. — Всё в порядке… — Форвард подобрал все листы и с покорнейшим видом протянул их сэнсэю. — Спасибо, Аомине, — учитель наконец смог рассмотреть, какого же цвета глаза у его ученика, который обычно либо спал на уроке, либо с таким видом сонно щурился, словно всю ночь перед этим вагоны разгружал. — Прежде чем продолжить тему вчерашнего урока, давайте немного повторим пройденное. Так, кто у нас сегодня будет отвечать… — учитель одел очки и начал выискивать жертву по школьному журналу. Каждый ученик в такой момент вспоминал об одном заклинании, которое, по старым преданиям, должно было отпугнуть взор учителя от фамилии заклинавшего. И когда сэнсэй будто нарочно медленно вёл пальцем по длинной колонке, в классе все, как один, зашептали — кто себе под нос, а кто мысленно: «Только не меня, только не меня, только не меня…» — Сэнсэй, можно я? Учитель оторвал глаза от журнала и удивлённо посмотрел на желающего. — Аомине?.. Конечно, можно, — он убрал палец с листа, и все облегчённо вздохнули: а работает ведь заклинание, как-никак! — Расскажи нам тогда про деяния сёгуната в эпоху Эдо, пожалуйста. И для начала напомни всем, почему данная эпоха имеет такое название. — В 1603 году император дал военачальнику Токугаве Иэясу титул сёгуна и создал новый сёгунат в городе Эдо. Период существования данного правительства самураев принято называть эпохой Эдо. Довольный ответом учитель закивал, и Аомине продолжил повествование. Он хоть и спал зачастую на уроках истории, но всё же имел некий интерес к данному предмету, правда, не имел желания читать заданное домой. За исчерпывающий ответ форвард был усажен на место с довольной моськой, получив хорошую оценку и благодушный взгляд учителя. Аомине подумал, что у него, наверное, фантастическая память, раз он так хорошо запомнил тему прошлого урока. Спросив ещё несколько человек по домашнему заданию, учитель, наконец, удовлетворился, и урок продолжился в своём привычном размеренном темпе. Как только прозвенел звонок на перемену, Аомине крикнул Сакураю: — Рё, не уходи, пожалуйста, мне нужно тебе кое-что сказать! — А… Аомине-сан… — подскочил тот от неожиданности, роняя тетрадь. Аомине подошёл и, улыбаясь, протянул ему небольшую коробочку: — Рё, я приготовил тебе бенто в благодарность за то, что ты меня всегда угощал обедом. Вот, возьми… — И-извините! Аомине-сан… Бенто? Мне? — Да, Рё, тебе. Я захотел сделать тебе приятно, я старался, чтобы получилось вкусно. Так что прошу принять это угощение от меня… — Аомине снова ткнул судком в сторону обалдевшего одноклассника и немного наклонился вперёд. У Сакурая внезапно опустела голова — все мысли с утихающим топотом её покинули, разбегаясь кто куда и прячась по закуткам черепной коробки. Увидеть поклонившегося Аомине было равносильно коту, самостоятельно научившегося нажимать на слив бачка унитаза. — Аомине-сан… Мне?.. — он затрясся, как заячий хвост и замотал головой: — Нет, нет! Я не могу принять, извините! Извините! — Рё, я специально для тебя приготовил, возьми… Я от всего сердца… Ну же… — форвард склонился ещё ниже. Сакурай, приманив удравшие мысли обратно в кучу, пытался понять, с чего вдруг Аомине стал к нему таким добреньким. Пока форвард был в позе, Сакурай пришёл к выводу, что надобно принять презент, пока тот не сменил милость на гнев, а поклон на затрещину. В гневе смуглолицего лицезреть совсем не хотелось: ему, Сакураю, жизнь пока дорога. Хотя бы как память, в конце концов. — Извините… Аомине-сан… Спасибо за бенто, это так неожиданно! Извините! Спасибо! Извините за то, что Вам пришлось готовить! Извините! — Да не извиняйся, Рё, я сам хотел, — молвил форвард, передав наконец судок в трясущиеся руки «сумимасена»**. — На здоровье!***
На уроке химии Аомине опять вызвался отвечать. За энтузиазм сэнсэй похвалил, но сказал, что Аомине нужно лучше подготовиться, и только из-за проявленной инициативы он не поставит плохую оценку, но спросит в следующий раз. Огорчённый форвард сел на место с обиженным лицом: он-то думал, что тема про азотсодержащие органические соединения будет у него от зубов отскакивать. И как так несправедливо получается: вчера готовился, читал, даже местами увлекало, а в итоге всё забыл. На географии он решил проверить свои силы на знание стран Африки — это было домашним заданием. Но опять двадцать пять. Выбрав для ответа Замбию, он уверенно смешал её географические данные с Зимбабве, а президентом поставил кубинского революционера. Учитель молча терпеливо выслушал вдохновлённо повествующего ученика, затем поблагодарил за такой познавательный рассказ: дескать, авторская версия Аомине ему очень понравилась, жаль, только не имеет она ничего общего с выбранной страной. Хотя нет, всё же имеет — название. Одноклассники смеялись, уже не сдерживаясь, а форвард был подавлен: странная всё же у него память, раз услышанное на прошлом уроке держит в голове, а с прочитанным вечером так легко и беспечно расстаётся. После географии одноклассницы попросили его, как самого высокого парня в классе, помочь поснимать все учебные пособия с верхних полок шкафов-небоскрёбов в подсобке. И Аомине всю перемену торопливо доставал запыленный инвентарь, сняв чёрный гакуран и оставшись в рубашке с закатанными рукавами. Вид обнажённой части его жилистых рук приводил женскую половину класса в трепет, и они наперебой принимали от парня пыльные предметы, отправляя ему взамен восхищённые взгляды и улыбки. Когда уже порядком проголодавшиеся школьники к концу четвёртого урока уже готовы были откусывать понемногу свои пальцы, к счастью, прозвенел звонок, и наступила долгожданная часовая перемена на обед. Аомине договорился пообедать вместе с Момои, поэтому схватил сумку и был таков. Через пять минут он уже сидел рядом с подругой на скамейке и с аппетитом уплетал собственноручно приготовленную еду. Было реально вкусно, не намного хуже, чем у мамы. «Офигеть, — подумал Аомине, — чего я раньше себе не делал бенто?» — Дай-чан, а я знаю твой секрет, — сказала Момои, хитро прищурившись и ловко подцепив палочками кусок тамаго. — М-м-м… — промычал с набитым ртом форвард и закивал. — Это какой же? — Такой! Будто сам не знаешь, ещё и спрашиваешь. — Не знаю я никакого секрета, Сацки, — хмыкнул Аомине. — Бессовестный Дай-чан, не рассказать подруге, как не стыдно… Пришлось самой догадаться. Аомине в недоумении уставился на неё, не забывая активно работать челюстями. — Дай-чан, думаешь, я не заметила, как ты утром себя вёл? — Это как же? — спросил форвард, откусывая кусок котлеты. — Ты готовил дома еду, был очень вежлив, мил, побежал вприпрыжку за журналом… Мне продолжать? — Да я… не пойму… к чему ты клонишь… — прожёвывал форвард. — Дай-чан! Прекрати прикидываться шлангом! Ты что, поспорил с кем-то, что сможешь пародировать Тецу? Или может с самим Тецу, а?.. — Пародировать Тецу? Сацки, ты это о чём? — Аомине в непонимании сдвинул брови. — Я же всё вижу! Признайся ты, наконец! — Момои чуть не выронила судок от нетерпеливости. — Сацки, — Аомине даже есть перестал и внимательно на неё посмотрел. — Ты же меня знаешь: я всё тебе рассказываю. Ты же моя подруга. Даже про ту девчонку с параллельного, которая мне… — Ой-ой, — замахала руками подруга, — не надо напоминать мне про неё, Дай-чан, не надо… Но ты другой сегодня, я же вижу. Ты стал очень похож на Тецу в некотором роде, — сказала она осторожно. — Но если ты не копируешь его, и я ошиблась в своих предположениях, то… то с чего такие перемены в тебе? — Честно, Сацки, я не понимаю, о каких переменах ты говоришь и при чём тут Тецу… Ну честное слово, не понимаю. Зуб даю! Какой выберешь? — рассмеялся форвард. — Да ну тебя! Шутник!***
— Я же вам говорил, что он придёт сегодня… — вполголоса пробормотал Сакурай, когда Аомине зашёл в раздевалку без пинков под зад, весьма удивив сокомандников. — Всем привет! Как же поиграть хочется… — радостно улыбнулся Аомине. — Привет, Аомине. Рад, что ты пришёл на тренировку, — сказал Имаёши. — Имаёши-сан, а как иначе? Я не мог не прийти — это ведь любимый баскетбол! — Ах, ну да, ну да… Удивляясь и посмеиваясь, ребята вскоре переоделись и ушли в спортзал. Сегодня тренировались полным составом, так что народу в зале хватало. Тренер Харасава погонял парней на разминке, затем разбил на пары для отработок баскетбольных приёмов. Побегав хороший час в быстром темпе, у парней не то что тело, а и зубы вспотели, но тренеру было недостаточно. Сегодня он вознамерился выжать не только все соки со своих подопечных, но и вытрясти все калории, честно съеденные за день. После часовой отработки он дал десять минут на отдых запыхавшимся баскетболистам, а затем поделил их на две команды. Он хотел так «отполировать» своих игроков, чтобы они утерли всем нос на Зимнем Кубке. Выпущенной из клетки птицей Аомине радостно порхал по залу, не в силах расстаться с оранжевым шариком. Он тренировался, как проклятый за тяжкие грехи, но от удовольствия не ощущал ни проклятия, ни даже пола под ногами. Он чувствовал такой душевный подъем, словно впервые попал в кольцо и от этого казалось, что он вот-вот взлетит если не до небес, то до потолка как минимум. Форвард уже и забыл о таком всепоглощающем экстазе от игры. После передышки Аомине перехватил мяч у соперника из второго состава, крутанулся на месте и сделал свой бесформенный бросок. Мяч плавно пролетел над головами и аккуратно отскочил от кольца, не возжелав попасть внутрь. У форварда чуть сердечный приступ не случился от увиденного. Даже тренер встал со скамьи. Все, кто увидел сие фиаско, остановились и переглянулись между собой. Аомине снова попытался сделать тот же бросок и опять неудача. Его аж в жар кинуло. Он перепробовал всяческие ракурсы, становился под кольцом, сбоку и перед ним, подпрыгивал выше и ниже, но мяч по-прежнему упорно отказывался влетать в заветное отверстие. Форвард плюнул на гордость и сделал обычный бросок прямо перед кольцом за пару метров, и лишь тогда попал. Так он в детстве закидывал, ага. Где его бесформенный?! Словно и не было вовсе… Страданиям Аомине не было предела. Хотелось кричать от злости и плакать от отчаяния, хотелось и того, и другого одновременно. Сокомандники совершенно не понимали, что происходит, тренер уже готов был поверить в какую-то порчу, но никто не мог постичь глубину горя форварда. Ведь бесформенный бросок — это неповторимая фишка, визитная карточка. А теперь что-то произошло с его руками, и Аомине сейчас знал точно лишь одно: ему нужна Момои. — Тренер, — подал голос форвард. Прозвучало так жалобно, что захотелось погладить его по голове и угостить мороженым. — Я… у меня… что-то не так со мной, я не знаю… Можно мне уйти? — Да я вижу, Аомине. Надеюсь, что это временное явление и завтра ты уже будешь в строю. Иди, конечно, только смотри не занимайся глупостями. — Аомине-сан, всё будет хорошо, Вы только не переживайте, всякое бывает! — крикнул Сакурай. Остальные тоже подкинули какие-то слова ободрения, и форвард кивнул, скривившись, как от физической боли. Конечно, легко им говорить, это не они вдруг стали почти беспомощным и бесполезным «асом» из Академии Тоо. Вздохнув, Аомине вышел из спортзала. Если чуть больше часа тому назад он на крыльях летел сюда, то сейчас полз, словно к ногам ему привязали по булыжнику и строго-настрого наказали не снимать. Чувствуя себя раздавленным больше, чем таракан тапкой, он поплёлся в раздевалку.***
— Дай-чан, ты правда больше не можешь использовать свой бросок? Ответом ей послужил лишь глубокий вздох. Момои не стала сыпать соль на рану и приставать с расспросами. — Слушай, давай так поступим. Ты сегодня отдохнёшь хорошо, выспишься, а завтра посмотрим, как оно будет — утро вечера мудренее. — Думаешь, что за ночь я научусь снова? Для этого мне потребуется не одна ночь… — горестно сказал Аомине, встал и взял сумку. — Сацки, спасибо, что выслушала, я уже успокоился чутка, правда. Вены вскрывать не буду, с окна выпрыгивать тоже — не переживай, мне надо хорошенько всё обдумать, как так получилось и почему, это какая-то мистика, честное слово… Момои кинула взгляд на друга: последнее прозвучало уж очень странно, учитывая полное неверие Аомине ко всякого рода сверхъестественным вещам. — Может, всё-таки у меня заночуешь? — Нет, спасибо, Сацки, ты очень милая. — Щёки Момои порозовели. — Но я лучше дома, так я смогу спокойно поразмыслить. — Ну хорошо, Дай-чан. Если тебе стало получше, то пойдём уже домой… И они медленно побрели в сумерках, уже почти не разговаривая по пути, и вскорости их дороги разошлись возле того самого пешеходного перехода. Момои повернула за угол и посмотрела на наручные часы: время было довольно позднее, и она быстрее зашагала домой — не предупредила родителей, что задержится, как бы отец сейчас не стал названивать. И вдруг, словно прочитав её мысли, зазвонил мобильный, громко распевая задорные строки из песни о шоколаде. От неожиданности Момои так и подпрыгнула: надо же, мысли материальны всё-таки, надо быть аккуратней, а то в другой раз подумает так о контрольной перед уроком — оно ей надо? Но на слепящем глаза белом экране высветился незнакомый номер, а не отцовский. — Алло, — приняла она звонок. — Привет, Момои. Это Химуро Тацуя, друг Мурасакибары Ацуши. Помнишь меня? — Привет. Химуро?.. Ах, да, помню, ты из школы Йосен? — Да, мы одноклассники с Ацуши. Извини, что так поздно звоню, я хотел завтра, но потом подумал и… набрал. — Мгм… Я тебя слушаю, — Момои остановилась неподалёку от своего дома и прислонилась к столбу. — Тут такое дело… Химуро коротко и по сути пересказал историю Мурасакибары и свой разговор с Тайгой. Услышав про Куроко, Момои была потрясена, но затем тоже живописала события дня сегодняшнего, не преминув акцентировать внимание на главном — броске Аомине, а вернее, его утрате. Они с Химуро пришли к выводу, что всё же странные дела творятся с Поколением Чудес и с этим нужно что-то делать. Теперь уже Момои приняла эстафету от Химуро, пообещав сообщить Акаши — уж кто-кто, а капитан должен найти выход, это же его воспитанники, пускай разруливает. Если, конечно, и с ним чего подобного не приключилось. Момои медленно прошла остаток дороги до дома, догадываясь о том, что присказка «утро вечера мудренее», скорее всего, не сможет помочь Аомине. Посмотрев на телефон, она секунд десять подумала, затем быстро набрала сообщение и отправила его Акаши.