The Best Forward

      — Не надо мне ля-ля, а то голова будет бо-бо! — мерит раздражённым взглядом Чонгука Югем.       — Да я тебе отвечаю, она меня мацнула, прямо за задницу, вот так! — Чон демонстрирует щипок на мягком месте соседа.       — Допиздишься — это я тебе отвечаю! — уже злится старший.       Они стоят возле кабинета отоларинголога, обсуждая предыдущее посещение кабинета флюорографии.       — А что за хмурый вид? Может, кому-то наконец всерьёз понравился кто-то? Колись, уже ревнуешь, да? — Чон подпихивает угрюмого друга.       — Щас! С чего бы?       — А всё-таки красивая у нас новая медсестра, — подначивает младший, — даже подумываю прийти вечером сюда, подружиться ближе…       — Слышь, мелочь! Чтобы даже близко возле неё не видел! — злобно рявкает на него Югем.       — А то что? — смеётся Гук.       Дразнить товарища оказывается очень весёлым занятием во время скучного медосмотра. Югем медленно наклоняется к его уху и угрожающе произносит:       — А иначе я сам вечерком загляну к нашему тренеру.       Чонгук мгновенно меняется в лице, краснеет, бледнеет, зеленеет. Югем ухмыляется — его не стоит брать за яйца, он тоже так умеет.       — Спокойнее, — продолжает старший, — иначе с такой рожей медкомиссию не пройдёшь.       Чонгук спешно оглядывается по сторонам, не привлечёт ли он чьё-либо внимание своим поведением, затем, стиснув челюсти, больно хватает Югема за локоть и волочет за угол, припечатывая к стене.       — Ты откуда, мать твою, знаешь?! — сверкает опасными глазами Чонгук.       — А ты поменьше во сне пизди!       — Во сне? — переспрашивает младший.       — Ага. «Тэхён, возьми меня, я так хочу тебя!», — передразнивая стонет, изображая писклявым голосом Чонгука. Сам Чон в шоке расширяет глаза — неужели подсознание так подвело и он самолично спалил их таким дурацким способом? — «Насади меня по самые гланды, прошу!», — продолжает Югем.       Чонгук щурится и выпускает руку соседа.       — Не мог я такого сказать, — хмыкает он, понимая, что его разводят как ребёнка. Ведь полноценного секса у них всё равно ещё не было, и он сам не знает как оно там будет.       — Ок, раскусил, спишь ты молча.       — Тогда откуда? Что тебе известно? — допрашивает Чон.       — Ты всегда задерживаешься после тренировок, и прёт от тебя постоянно явно не женскими ароматами, и даже не одними из тех, что мы покупаем, так что я предполагаю — это его парфюм. Несложно догадаться, я просто сложил два плюс два, — пожимает плечами Югем.       — Какой догадливый, — кривится Чон, жалея о том, что друг оказался намного умнее, чем представлялся на первый взгляд. Он подходит к нему вплотную, угрожающе заглядывая в глаза. — Слушай сюда, дружище! Если ты кому-нибудь хоть пикнешь о нас…       — Ты за кого меня принимаешь?! — с обидой в голосе отталкивает его от себя Югем. — Целуйся со своим Тэхёном сколько влезет, мне-то что? Я в ваши дела не лезу, но и ты в мои не лезь, — предупреждает старший.       — Это ты до сих пор из-за медсестры волнуешься? С ума сошёл! Я же пошутил! Тем более, если ты всё знаешь, сам должен понимать, что она мне не интересна.       — Да кто тебя знает, плейбой недоделанный, может ты на два фронта работаешь?       — Ты, получается тоже?       — А вот я так уж точно пошутил! Мне не спёрся твой Тэхён, даже представить неловко! — его всего передёргивает.       — Вот и не представляй! — обрывает его Чон.       Тренер только его, и он не позволит кому-то даже думать о нём. Его бы воля, он того в паранджу бы замотал, чтобы больше никто и не смотрел, только он. Вся его красота, сила, притягательность — только для него. Он понимает, что эгоистично так думать, но чувство собственничества выросло рядом с тренером до гигантских размеров и расставило паучьи лапы возле своего мужчины, не желая делиться ни с кем.       — Ха, а ты дикий, оказывается, — улыбается Югем. — По такой милой мордашке сразу и не скажешь.       — Просто привык бороться за то, что мне дорого, — признаётся Чон. — Извини, что зря наехал. Я надеюсь, тебе можно доверять?       — Я свой, Бэмби, ты что! Можешь быть спокоен за свою love-story, — он протягивает руку, примирительно пожимая ладонь друга.       — Ты, я смотрю, тоже захотел свою собственную историю любви? Признавайся, понравилась медсестричка? — толкает его в плечо Чон.       — Не собираюсь я тут изливать тебе свои чувства, — наигранно гордо отвечает Гем.       — Ох, как мы заговорили! Десять минут назад ты угрожал мне, лишь бы я не приближался.       — Ну вот и послушайся скромного предупреждения старшего.       — В таком случае — конечно, раз у этого старшего настолько всё серьёзно.       Они оба хмыкают и выходят из-за угла, хитро улыбаясь, потому что получили неплохой компромат друг на друга, который будут использовать теперь при любом случае: подшучивая друг над другом, или в очередной борьбе за джойстик от sony playstation, или решая спор — кому в этот раз убирать квартиру, но исключительно только в компании друг друга, в этом оба не сомневаются. Эти гэги не для лишних ушей. За эти несколько месяцев, что они живут вместе, накопилось достаточно секретов, что они делят на двоих, и ещё один не будет помехой. С другой стороны, Чонгук даже рад такому исходу, держать всё в себе для него не составит труда, но всё же приятно, когда можно этим поделиться. Лучший друг Тэхёна знает о них, и Чонгук даже завидовал, он тоже так хочет, чтобы был человек, перед которым он бы не скрывался. Да что там таить, дикое желание хоть немного, совсем капельку похвастаться — что у него есть целый тренер Ким Тэхён! Если было можно, он бы и с таким плакатом по городу ходил — большое фото тренера с надписью «саранхэ». И вот, когда сейчас всё открылось естественным путём, Чонгук чувствует облегчение. Югему можно доверять, потому что, если нет, он того за яйца повесит на первом же суку. Но всё же чувствует, что этого делать не придётся. Югем легкомысленный, ветреный, какой угодно, но только не предатель.       Ещё один месяц их отношений с тренером пролетел незаметно, как один день. За это время они успели даже однажды поссориться. Тэхён в последнее время сильно занят делами чемпионата, игры будут проходить в разных странах и нужно всё для этого подготовить: узнать, у всех ли игроков готовы документы для поездок; уточнить организационные вопросы, где и как будет расселение; распихать график конференций, на которых присутствовать обязательно, и многое-многое другое. Тренировки, соответственно, тоже никто не отменял. Поэтому времени на Чонгука в этот период оставалось меньше. А привыкший (избалованный!) каждодневным вниманием Чонгук не смог скрыть своего недовольства. Срываясь, он наговорил много лишнего, что Ким совсем о нём забыл, предположил, что он ему не доверяет, раз не подпускает ближе к себе и вообще не показывает ничего, кроме своих треклятых (прекрасных!) ключиц. Чонгук уже весь извёлся, он хочет большего, хочет увидеть всё!       И он никогда не забудет, как после этой истерики в кабинете Тэхён откинул документы в сторону, своей широкой походкой прошёл в конец кабинета и закрыл дверь. А затем Чонгук увидел самое горячее зрелище в своей жизни. Одним движением Тэхён снял с себя майку, открывая мускулистое тело, эти крепкие грудные мышцы, что так мучили воображение и даже кубики на животе. У парня началось активное слюноотделение, которое он пытался скрыть, тихо сглотнув. Он приблизился к Чонгуку, и майку футболиста постигла та же участь. Чонгук раскрыл рот и не сразу продолжил дышать, потому что широкие плечи, на которые тут же легли его руки, трогая это изваяние из кожи и мышц, грудная клетка — на ощупь всё оказалось слишком возбуждающим, у Чонгука сразу встало всё, что можно и нельзя. И если бы он продолжил дальше, то, уверен, кончил бы от одних прикосновений.       Но Тэхён усадил его на свой стол и грубо поцеловал, слишком распаляя этим парня. Чонгук совсем потерял голову, он скучал по его вниманию, а тут сразу такое, бедное молодое сердце заработало на пределе возможностей. Чон целовал его грудь, гладил живот, трогал спину, как дикий голодный зверёныш, который дорвался до мяса. Тэхён впервые дал ему доступ к телу и тот наслаждался этим, пока дают. Чонгук вылизал каждый сантиметр на груди, куда только мог достать. Тэхён, наконец, позволял, пока его пальцы лениво вплетались в волосы парня. Разрешал быть ещё чуть ближе к себе, видел, как это необходимо Чонгуку. Младший дышал его кожей и с каждой секундой пропадал всё сильнее.       И в довершении ко всему, когда Тэхён приспустил штаны и придвинул того плотнее, медленно наклоняя на стол, он обхватил оба их возбуждения одной рукой, ублажая в едином ритме, раскидывал мокрые поцелуи по молодому телу. Чонгук в наслаждении прикрыл глаза, полностью погружаясь в ощущения, водимые рукой тренера, а тот в свою очередь наращивает темп, наблюдая как под ним ерзает и заламывает брови в нетерпении юный макнэ — и это не может не сводить с ума. Первого вспышка настигла Чонгука, и от вида, как тот уплывает в пространство удовольствия, яркими приливами разряжается и сам Тэхён.       Чонгук помнит, это было очень ярко. С Тэхёном всё так, с ним все эмоции усиливаются в разы, будь то гнев или блаженство. За этот месяц петтинга было достаточно, чтобы перейти на новый уровень, но Тэхён медлит и Чонгук не понимает, почему? Он знает, видит, что Ким хочет его, но не подпускает ближе, будто не до конца доверяет. И Чонгук злится от этого, ведь он ему хоть душу готов отдать, но тот не торопится её брать. И Чон мечется, не находит себе места, желая получить его полностью, но тот будто ускользает в последний момент, оставаясь сам в себе. Он принимает Чонгука, но будто не до конца. Младший не хочет думать об этом, но эти мысли сорняками прорастают в мозгу, заставляя нервничать, переживать. Вдруг он ему уже надоел? Вдруг это всё рассыплется в одночасье? Что тогда ему делать? Чонгуку даже думать о таком страшно.       Вот и сейчас он вышел на террасу госпиталя, пытаясь выветрить эти ненужные мысли, немного перезагрузить голову. Тэхён уехал на пять дней по своим чемпионатским делам, вновь оставляя тренировки на Бомсу. Чонгук страшно скучает, но Бомсу отвлекает его, иногда они прогуливаются по аллее, долго болтая о разном, иногда обедают вместе. Чонгук чувствует, что он относится к нему как к сыну, хотя тот старше Тэхёна всего на пять лет. Ему приятно это незамысловатое общение, он хотя бы отвлекается от ненужных мыслей. Но сегодня они накатили с новой силой.       Не успел он выйти, как заметил справа фигуру в белом халате с сигаретой во рту. Жаль, он хотел побыть один.       — Добрый день, доктор Мин.       — Здравствуй, Чонгук, — Юнги делает затяжку. — Уже всех врачей прошёл?       — Ещё ЛОР остался, но там очередь большая.       — Хорошо, — тихо заключает доктор.       Они стоят минуты две, молча вдыхая свежий воздух, переплетённый с сигаретным дымом. Лёгкий ветер треплет кусты и макушки деревьев, разносит запахи цветов, что торчат из клумбы при больничной территории. В воздухе витают вопросы, но кто решится их задать?       — Я надеюсь, ты на меня не в обиде, что нарушил ваше уединение в тот раз? — первым начинает Юнги.       Чонгук тут же смущённо опускает взгляд, он не привык обсуждать свою личную жизнь с посторонними. Хотя за сегодняшний день таковых становится всё больше.       — Что вы, это я должен просить прощения, что вёл себя неподобающе в его рабочем кабинете.       Юнги смеётся, Чон действительно милый — это забавно.       — Поверь, я видел и не такое, — улыбается Мин, и тут же видит опавшее лицо парня. — В смысле, не связанное с Тэхёном, это я про других, — быстро исправляется доктор, — …в общем, неважно.       По облегчённому вздоху парня понимает, что более-менее исправил ситуацию. А у Чонгука вдруг прорывается фонтан откровений. Всякие мысли роем мечутся в голове, не давая покоя, и он чувствует, что если выскажется, то станет легче, место в голове освободится и там появится какой-то сам собой разумеющийся ответ. Ведь если сам Тэхён доверяет Юнги, то Чонгук может, нет, не полностью довериться, но хотя бы что-то узнать — может, тот даст какой-то намёк, чтобы он смог разгадать эту загадку в виде зазнобы его сердца.       — Я знаю, что не должен так поступать, лезть к нему, надоедать, уважать его личное пространство, но…       — Ты влюблён, Чонгук — это нормально, — вот так просто подводит итог доктор. Наверное, этот диагноз у него на лице написан, ничем не замажешь.       — Да, — второй раз за день открываться не так уже страшно, — но иногда я совсем не могу понять, что чувствует он. Я вижу, что нравлюсь ему, иногда может быть даже … очень, — самоуверенно, но говорит как есть, от сердца, — но между нами будто что-то стоит, какой-то барьер, который я всё никак не могу переступить, как не стараюсь.       — Не тебе преодолевать этот барьер, а тому, кто его построил. Есть причина, по которой он может пока не хочет подпускать ближе к себе, — объясняет Мин.       — Я догадывался, что всё его сопротивление неспроста, — смотрит вдаль Чонгук. — Я могу спросить что это? Неудавшиеся отношения?       — Можно и так сказать, — тихо говорит Юнги.       Он пристально смотрит на футболиста и размышляет, стоит ли говорить. Тэхёну всегда тяжело об этом вспоминать, и вряд ли он будет касаться этой темы, но также Мин видит, как трепетно он относится к Чонгуку и не хочет его потерять. Да что там говорить, впервые за два года его друг ожил и потянулся к кому-то, а это дорогого стоит. Он не хочет снова видеть убитого горем Кима. Юнги было больно смотреть на это, всё то нелёгкое время он поддерживал друга, пытался растормошить, привести в чувство, дать дружеского пинка наконец. Потому что никто не был виноват в случившемся, разве что…       — Хван Хёджин — это имя тебе о чём-нибудь говорит? — начал Юнги.       Чонгук на минуту задумался, имя также известное.       — Тот футболист, что умер прямо на поле во время игры? — он помнит ту трагедию, тогда все каналы трубили об этом. Молодое дарование погибает в разгаре матча по причине внезапной остановки сердца — тогда это было новостью номер один. Юнги кивает и продолжает:       — Так вот, они были очень близки с Тэхёном, были вместе, — Чонгук расширяет глаза больше и весь обращается в слух. — Сначала они вместе играли в одной команде, тогда-то у них всё и закрутилось. Чувства ударили Тэхёну в голову и он не замечал ничего вокруг. Только Хёджин был для него на первом месте. Одним словом — привязался Тэ к нему очень сильно.       Да, вряд ли Чонгук добился бы таких же откровений от тренера. Стоит — не шевелится. Слышать о бывшем своего возлюбленного, хотя того больше нет, оказывается для Чонгука непосильным занятием. Это, конечно, ужасно — ревновать в такой ситуации, но Чонгук ничего не может с собой поделать. Он само собой понимает, что вряд ли Тэхён непорочен и Чон наверняка далеко не первый, но одно дело быть реалистом и просто абстрактно понимать это, и совсем другое — слушать про конкретного бывшего. Но Чонгук берёт себя в руки, отгоняя свой детский эгоизм и пытается представить, как бы он себя чувствовал, окажись в ситуации, где твой (его!) самый драгоценный, прямо на поле… не успев проститься и сказать важные слова друг другу, просто внезапно… У Чонгука волосы на голове шевелятся, а в глазах неожиданно щиплет. Даже думать о таком больно, не то что пережить.       — Однако, Хёджин был своеобразным, — после глубокого вздоха продолжает Юнги. — Безусловно, у него тоже были чувства к Тэхёну, но морально по силе он не уступал. Если Хван чего-то хотел, то легко мог получить это, манипулируя Тэхёном, спекулируя на его чувствах. Тэ почти ни в чём не мог ему отказать. Поэтому, когда его сделали тренером клуба, Хван быстро стал центральным форвардом, — Чонгук мигнул недоумевающе. Надо же, какое совпадение! У тренера что, пунктик на этот счёт? А конкретно сейчас в его, Чонгука, случае, наоборот — триггер. — Хёджин этого очень хотел и Тэхён поставил его, но также он требовал и соответствовать этой позиции. Оба понимали, что в футболе просто так ничего не даётся, однако каждый из них понимал это по-своему. Тэхён пытался наладить, сбалансировать, выстроить свои тренировки, потому что ещё только начинал втягиваться и разбираться в тренерском деле. Он выявлял сильные стороны игрока и искал способы, как максимально их развить в каждом из них. Хёджин подходил на роль центрального нападающего — он был умён, вынослив, но слишком своеволен. Он не желал слушать главного тренера, посчитав, что у него есть особые привилегии перед ним и часто делал на поле — да и в жизни — всё так, как нужно ему. Из-за этого у них были часто разногласия и ссоры, в которых Ким бежал извиняться первым и позволял делать всё, что тому заблагорассудится.       Чонгук не может поверить, что это рассказывают про его грозного, строгого тренера, который одним взглядом заставляет подчиниться. Неужели один человек может настолько изменить другого? Юнги прикуривает следующую сигарету и продолжает:       — Последние месяцы Хван начал позволять себе вообще пропускать тренировки и чаще уезжать с базы по своим делам, на что Тэхён тоже смотрел сквозь пальцы, потому что на поле, в игре он сохранял свою боевую силу и отрабатывал без нареканий. — Мин делает глубокую затяжку и выпускает большой клуб дыма. — А вот меня он недолюбливал, я видел, что Тэхён позволяет манипулировать собой и, естественно, мне это не нравилось. Хотя я никогда не лез в их отношения, но и добродушно улыбаться и изображать, что ничего не замечаю, я тоже не мог. Поэтому у нас с ним это было взаимно, — вздыхает Юнги. По-видимому, вспоминать эту историю ему тоже нелегко. — Именно по этой причине Хёджин никогда не проходил медосмотр под моим началом, он мне не доверял. Тэхён и здесь уступил, как всегда. Он приносил бумажки из какой-то частной клиники с результатами обследования. Я читал, смотрел, звонил туда — медосмотр пройден, показатели в норме. Несколько раз я просил Тэхёна уговорить его пройти обследование у меня, но каждый их такой разговор оканчивался ссорой, и Тэхён уже просто перестал пытаться. Предъявления были весомыми — результаты есть, соответственно, чего тебе ещё надо? И вновь Тэхён уступал.       Чонгук переступает с ноги на ногу. Поведение Тэхёна его поражает, но стоит ли судить человека за чувства, которым он неподвластен? Чон вот тоже не представлял, что с ним может такое случиться — что он сам будет бегать за взрослыми мужчиной и задыхаться от его прикосновений. Но однажды это просто происходит и ты понимаешь, что попал! Будто сам себе больше не принадлежишь. И никакие доводы и вразумительные речи уже не могут повлиять на твоё состояние, ты просто делаешь то, что велит сердце.       — В тот день они оба были на взводе, — говорит доктор Мин, — это был важный матч, но Тэхён не выпускал его, всё держа на скамейке запасных, будто предчувствовал что-то. Хёджин закатил ему скандал, сказал, что если он его сейчас не выпустит, то между ними всё конечно. Но в таком нервном, нестабильном состоянии он уж точно не собирался его выпускать. В перерыве, после первого тайма, Тэхён бросил команду и пытался успокоить лишь его одного, но тот и слушать ничего не захотел, но всё же поутих и сделал смиренное лицо, запудрив этим Тэхёну мозги. А когда представилась возможность и тренер делал замену, вместо заменяемого на поле выскочил Хван. Тэхён был зол из-за его проделки, но позволил остаться на поле. Почти весь второй тайм он носился как заведённый, передал голевую передачу, а второй раз сам забил гол. И вот, когда до конца матча оставалось семь минут, у наших ворот началась атака, все были прикованы к действиям защитников, которые пытались сорвать её. И поначалу никто не увидел, как на середине поля замертво упал Хван. Тэхён был первым, кто это заметил, он сорвался с бровки, я рванул за ним следом, и застал лишь последнее слабое кряхтение и бессильный выдох. Я сразу прощупал сонную артерию, пульса уже не было.       Мин опускает голову, двумя пальцами пиная сигарету в урну, тихо продолжая:       — Тэхён вопил не своим голосом, просил, чтобы я что-то сделал, прижимал его к себе, тормошил, просил прийти в себя… Боже, на это было больно смотреть, — хрипло произносит Мин. Он живой человек и ему тоже трудно об этом говорить, он никогда не видел друга в таком состоянии, в таком горьком отчаянии. — Смерть наступила мгновенно, что я мог сделать? Поверь, если бы только мог, я бы не допустил этого, я бы ни за что не дал этому случиться! Если бы он даже один-единственный раз сделал у меня хотя бы электрокардиограмму, я бы заметил неладное! Точно что-нибудь выявил бы! Но он упорно, всячески избегал этого и только потом стало известно — почему, — Чонгук пристально вглядывается в него, ожидая продолжения. — Допинг, он принимал запрещённые вещества в лошадиных дозах, а в той клинике на осмотр подставлял вместо себя другого, — объясняет Юнги. — Чтобы занимать такую важную позицию на поле — нужно пахать, тебе это известно. Но он решил пойти лёгким, но пагубным путём — стимуляторы плюс физические нагрузки — сердце не выдержало. Глупый, хотел быть самым лучшим, заплатив за это страшную цену. — Юнги делает тяжёлый вздох. — Тэхён был полностью разбит, пить он никогда не умел, делает это редко, поэтому с головой ушёл в работу. Дневал и ночевал на базе безвылазно. Тогда он реально был как загнанный зверь, его ребятам в то время действительно было не сладко. Он заставлял прыгнуть выше своей головы, давал невообразимые упражнения, требовал работать за пределами своих возможностей, больше, сильнее. А по вечерам сам пропадал в спортзале, бегая или боксируя на износ. Он загонял себя, выжимал все силы, до последней капли, чтобы потом, еле волоча ноги, доползти до кровати и упасть замертво. Так он спасался от разрушающих его душу мыслей, и от чувства вины, а на следующий день всё по-новой. И так до тех пор, пока не появился ты, — Мин выдавил из себя лёгкое подобие улыбки. — Он словно птица Феникс возродился вновь из пепла, и я очень рад его таким видеть, — он подходит к Чонгуку, похлопывая того по плечу. — Я рассказал тебе это для того, чтобы ты понимал его некоторые странные реакции на то или иное, особенно те, что касаются здоровья — это для него вопрос номер один. Ты же заметил, каким он был, когда вы с Чимином попали в госпиталь? — Парень кивнул. — Поэтому прошу — будь к нему чуть терпимее.       Мин уходит внутрь, оставив Чонгука переваривать полученную информацию. А подумать есть о чём, вернее о многом. У парня даже голова начинает трещать. Он, конечно, предполагал, что у Тэхёна до него были наверняка не простые отношения, но такого он совсем не ожидал…