Summer Kennedy — Bad Things
Неделя. Уже неделю Тэхён без толку находится в Пусане, пытаясь придумать, как вымолить прощение у своего бойфренда, коим он до сих упорно считает Чонгука. Хотя тот в последнюю встречу влепил ему как следует. Затем парень незамедлительно уехал к себе домой в сопровождении Юнги, и с тех пор не желает видеть тренера. Который день Тэхён угрюмо слоняется по своему гостиничному номеру, совершенно не зная, куда себя деть. На звонки Чонгук ему не отвечает, на сообщения и подавно, последние пару дней его номер вообще заблокировали. Несколько раз он приходил к нему домой, ломился в квартиру, но либо ему не открывали совсем, что было плохо, либо ему открывала разъярённая Соён — что было ещё хуже — с криками о том, что на порог его не пустит после того, что произошло! И добивала острым в сердце: «Мой сын не хочет тебя больше видеть!». Несколько дней тренер скитался возле его дома, в надежде подкараулить на улице, но кроме брата и мамы из нужной квартиры никто больше не выходил. Прошла уже неделя, а результатов до сих пор никаких. Тэхён всегда боролся до конца, иначе он не был бы тем, кто он есть. Но сейчас, думая о Чонгуке, вспоминая всё, что с ними было… первый раз подумывает сдаться. Их маленькое счастье было таким ярким, но быстротечным. Видимо, он проклят навсегда, и Чонгуку будет лучше без него: без монстра, что охотится за талантливыми мальчиками, а потом калечит им жизни. В отчаянии он звонит самому близкому человеку, который сейчас у него остался. Нет, он не ждёт поддержки, он облажался в который раз. Сколько можно? Он не хочет показаться жалким, хотя таковым сейчас и является. Больше: без Чонгука он чувствует себя мёртвым, поэтому просто говорит: — Юнги, я возвращаюсь, — загробным голосом. — 'Мне так показалось по твоему тону, что вы не помирились'. — Так и есть. — 'Так какого хуя ты собрался обратно, рыцарь херов?' — Он не хочет больше меня видеть! А я не хочу больше портить ему жизнь. Без меня Чонгуку будет лучше и он найдёт кого-то достойного, — последнюю фраза Тэхён говорит сдавлено, потому что от её смысла внутри начинает работать мясорубка. На другом конце слышится тяжёлый вздох: — 'Да, жаль. Жаль, что меня сейчас нет рядом, чтобы как следует тебе въебать! ' — Юнги пришлось уехать назад, в клуб, потому что каникулы закончились и все игроки возвращаются на базу (особенно один очень важный игрок) и нечестно оставлять Сокджина одного со всем этим справляться, пока у Тэхёна любовная драма. Но Юнги поддержит своего друга с любого конца света, поэтому даёт ему ментального леща. — 'Слушай сюда, Ромео гомоподобный, бери свой роскошный зад в руки и иди — верни себе своего пацана! ' — Тэхён даже слегка теряется от такого дерзкого нарушения субординации, но не может не признать, что это действенно. — 'Я сам вёз его домой и всё видел своими глазами. Поверь, он хочет тебя видеть! Просто дай ему немного времени прийти в себя'. — Они оба некоторое время молчат в трубку, пока Юнги не продолжает: — 'У него ведь завтра день рождения, помнишь? ' — конечно Тэхён помнил, всегда. Просто с течением прошедших событий это как-то вылетело из головы. — 'Девятнадцать! Теперь хоть на каждом углу можете официально объявлять себя парой, ' — шутит доктор, а Тэхён глубоко задумывается. Ведь он наверняка и поздравить не сможет, Чонгук от него прячется, как от прокажённого.⚽️⚽️⚽️
— Солнышко, пошли обедать, — Соён замечает, как сын быстро поворачивает телефон экраном вниз. — Спасибо, мам, я не голоден, — Чонгук лотосом сидит на кровати, обнимаясь с подушкой, она словно щит выставлена здесь, намереваясь защитить тонкую натуру хозяина от грубого внешнего вмешательства. — Не голоден он, третий день уж. Не думай, что после произошедшего я допущу ещё и твою голодную смерть. Пошли, мы с Чонхёном приготовили тебе подарок. — Может, позже? — Чонгук, дорогой, может хватит уже себя изводить? — тише говорит Соён и смотрит на растерянного сына. — Я же вижу, как ты страдаешь. Вон, от фотографии его не отлипаешь, — она кивает на повёрнутый телефон. Чонгук отворачивается, не желая показывать свою слабость. — А у него тоже ни стыда ни совести, всё таскается сюда, уже три раза приходил. Ну ничего, я ему показала Кузькину мать! Последний раз чуть с лестницы не спустила. Чонгук не сдерживается от лёгкого смеха, представив, как его крохотная мама прописывает тумаков его высоченному тренеру. Но обида на тренера всё же не перебивает тоску по нему. В этот раз ещё хуже, чем в прошлый, потому что видел, потому что обнимал, потому что чувствовал и вновь открыл рану, которая не зажила ещё с того раза. — Ну же, милый, нельзя грустить в свой день рождения. Это твой день, а всю грусть и невзгоды стоит оставить в прошлом, — всё же пытается мама. — Пойдём, — она тянет Чонгука за руки с постели, и тому приходится встать, подчиняясь этой настойчивой женщине. Только они успевают подняться, как из прихожей слышится звонок в дверь, такой, короткий, словно робкий. Оба замирают, глядя друг на друга. Оба ждут, что на этом всё закончится. Ха! Как бы не так. Трель звонка продолжается более настойчиво, и у одного начинает бешено колотиться сердце, а вторая, нахмурив брови и поджав губы, направляется к входной двери. Чонгук слышит перебранку, мама (о, нет!) матом посылает гостя на все четыре стороны и очень далёкие ебеня, а гость, в свою очередь, упрашивает, затем пытается силой прорваться внутрь, но мама с грохотом хлопает дверью, так никого и не впустив. От этого грохота у Чонгука самого сердце содрогнулось. Он чётко решает не думать о «госте», садится на кровать и вновь обнимает подушку. — Каков нахал, — заходит вновь мама в комнату, — хотел подкупить меня цветочками, — с презрением высказывает женщина, — я ему ими по морде надавала! — гордо заявляет она. А Чонгук совсем поникает, ведь сердце всё томится и тянется магнитом к этому негоднику. Он тяжело вздыхает и слышит отчаянный глубокий рёв с улицы: — Чонгук!!! Чонгук выпрямляется, прислушиваясь, такое послышаться не могло. — Этому разбойнику, значит, мало было! Он хочет, чтобы я на него ещё горшок сверху скинула! Сейчас он у меня дождётся! Мама совершенно серьёзно уходит за домашним цветком, а Чонгук подрывается к окну и не может удержаться от режущей лицо улыбки. Это чудо стоит посреди двора с гроздью воздушных шаров и большим плюшевым оленем Бэмби. И где он его только откопал? — Малыш! Прости меня! — кричит тренер, лишь только завидев юношу в окне. Чонгук прикладывает палец к губам, показывая, чтобы тот был тише, весь двор сейчас слетится на это представление. — Я буду орать под окнами, пока ты не выйдешь ко мне, — угрожает тренер, добавляя, — пожалуйста! Этот дебошир не собирается успокаиваться, придётся выйти, — даёт себе причину Чонгук, хотя самого уже ноги давно понесли к выходу. В коридоре он встречает маму, спокойно стоящую с цветочным горшком в руках и Чонгук замедляется, глядя на неё. Соён молча оглядывает сына, у которого неожиданно появляется здоровый румянец на щеках, а чёрные глаза сейчас заново оживают. — Иди уже, горе. Пока потерплю с убийством твоего тренера. Чонгук коротко ей улыбается, целует в щёку и выбегает из дома. Там, внизу, его ждёт деспот, негодяй, обидчик, но глупое сердце всё равно трепещет при одном взгляде на него, не унять. Не унять! — Тэхён… — начинает юноша. — С днём рождения, Чонгук! — прерывает его тренер, подходя ближе. Он вручает ему оленя. И Чонгук чувствует себя точно таким же оленем, потому что не может долго держать холодную маску, она быстро тает под тёплым взглядом тренера. — Спасибо, — он всё же решает быть вежливым, — но не стоило… — Прости меня, маленький, — снова не даёт ему продолжить тренер. — Я дурак, я знаю. Я так боялся тебя потерять, что не нашёл ничего лучше, чем совсем отпустить. Я никогда не сравнивал тебя с Хёджином, даже не думай, вы абсолютно разные, но боль утраты настолько засела во мне, что я не мог ни о чём другом думать, как только уберечь тебя, даже если ты ничего и не принимал. Это было моей ошибкой. — Он подходит чуть ближе, желая прикоснуться к возлюбленному, но не смеет, он просрал все имеющиеся возможности. — Ты очень сильно дорог мне, пойми, и без тебя мне нестерпимо плохо. — Насколько? — Что? — Насколько тебе плохо? — Прямо совсем хуёво, — отвечает Тэхён, после некоторой паузы. Чонгук это и так знает, чувствует разбитое состояние своего тренера, видит по исхудавшему лицу. Переживал. Даже, может, больше, чем сам Чонгук. — Прошу тебя, подари мне ещё один шанс, я обещаю, что больше не упущу его. — Вообще-то, день рождения сегодня у меня и подарки положены мне. — Всё, что захочешь, милый. Чонгук медленно приближается к мужчине, постукивая манящим пальчиком по губе, обозначая свой подарок. Тэхён с облегчением выдыхает своё напряжение и немедля рвётся к молодым губам. Он хаотично сжимает их одну за другой, а когда Чонгук чуть приоткрывает рот, приглашая его, тренер мгновенно проникает туда языком, наслаждаясь головокружительной сладостью юноши. Яркое наслаждение тренера неожиданно прерывается резкой болью. Его яйца сжали в стальные тиски так, что искры из глаз посыпались. — Ты прощён! Но если ты ещё раз решишь отказаться от меня, — рука в паху сжимается ещё сильнее так, что становится слышен слабый болезненный скулёж, — я вырву их и повешу себе вместо кулона. Чонгук знает одно, что без Тэхёна он не может, и то, что он испытал без него, тому доказательство — это медленная мучительная смерть без «воздуха». А Тэхён поражён, что в его маленьком милом оленёнке ещё, оказывается, живёт стервозная сучка, и это пиздец, как заводит. — Ни за что! — Ким снова пытается наброситься на сладкие губы, но получает отворот. — Держите себя в руках, господин тренер, мы в общественном месте. Долго ещё будем потешать соседей? Тэхён и забыл, где он: когда Чонгук рядом, вообще сложно о чём-то нормально думать, особенно, когда он ещё и дразнит. Ох уж этот дерзкий мальчишка. — Иди собирайся, я забираю тебя обратно, — командует Ким, снова превращаясь в грозного тренера. — Я-то соберусь, — хихикает Чон, — но для начала тебе придётся сказать моей маме, что я возвращаюсь в клуб. — Чонгук может поклясться, что заметил, как впервые в глазах тренера промелькнул страх, и это понятно, от этой женщины можно ожидать чего угодно. — Пойдём, — тянет его за руку юноша, — познакомлю тебя с братом. Поможешь свечки на торте задуть? — совсем развеселился Чон, пытаясь сдвинуть остолбеневшего тренера.⚽️⚽️⚽️
Gallant — Weight In Gold
Он прогуливается по полю, ведь скучал по нему в отпуске, перекатывает футбольный мяч, по нему тоже скучал. Идёт дальше, вдоль корпусов: универ, столовая, стадион, скучал по всему этому и вернулся с радостью в ставшие родными стены. Чимин замедляется возле госпиталя и чувствует, как пульс значительно учащается. Нет, не по всему этому он скучал, а по кому и его сердце безошибочно определяет это, подавая сигналы. Он медлит, прохаживается туда-сюда, теребит пальцы, затем зачёсывает вечно спадающую на глаза чёлку, раздражаясь на себя за то, что он какого-то хрена здесь завис в нерешительности. Хотя решение может быть только одно! Он же давно определился, что ничего серьёзного ему не нужно. Всё. Точка. Ведь определился же? Нужно просто взять себя в руки и пойти к себе, разбирать чемодан, который уже неделю так и валяется посреди комнаты с одеждой, торчащей со всех его щелей. Тогда почему так сложно уйти? В который раз проходит мимо медпункта, упорно пытаясь придумать причину войти. И вот парадокс: такому выдумщику, весельчаку и фантазеру ничего не приходит в голову. Тренировки пока ещё не начались, а значит «производственная» травма исключена. Можно, конечно, сказать, что споткнулся на лестнице, но с такой чушью вообще стыдно идти. Чимин в шоке сам от себя, до этого он с ноги дверь открывал в кабинет главного врача, приходил, когда хотел его увидеть, писал всякую пошлую хрень и ничего. А теперь что? Они не общались два месяца, даже ни одного сообщения. Чимин пытался пару раз, отправлял какую-то ерунду доктору, но тот так ничего и не ответил. Все каникулы он рьяно заставлял себя не думать о Юнги, пытался знакомиться с другими, но всё не то: цвет волос слишком тёмный, плечи слишком широкие, и ни от кого, мать твою, не пахнет лекарствами, а ему это почему-то стало жизненно необходимо. Ладно, может, Чимин готов признать у себя лёгкое помешательство. За что ему всё это? Ведь нормально же общались! И сейчас, если Чимин придёт, это будет означать, что… он принял условия их последнего разговора. А он ведь не принял, так? Поэтому нужно уходить, принимает решение Чимин, но ноги всё равно целенаправленно ведут его в сторону медпункта. Он сам не знает, зачем идёт туда, может, доктора там и не будет. Пак знает, что тот тоже приехал неделю назад и видел его всего лишь один раз, мельком, когда тот скрылся в здании администрации. Но, тем не менее, всю неделю зачем-то наряжается и подкрашивает глаза, на всякий случай. На всякий случай? На какой, блять? Случайно наткнется на конкурс мейкапа? Чимину самому хочется вьебать себе хорошенько, чтобы не мучился этой хернёй. Парень нервно проходит в медпункт, где сразу же наблюдает занимательную картину: молоденькая медсестра присела на край своего стола, пытаясь совладать с волкодавом, который на неё набросился. Югем яростно выцеловывает рот девушки, которая слабо пытается его отстранить, покраснев щеками. Они не замечают никого вокруг, и Югем идёт в атаку, залезая рукой под короткий халатик. — Кхм-кхм! Перепуганная медсестра резко спихивает с себя футболиста, который, наконец, замечает Чимина. — Эй, братан, зачем пугаешь девушку? — А вы не охренели на рабочем месте таким заниматься? Скажите спасибо, что это я зашёл, а не доктор Мин. При упоминании главврача глаза девушки испуганно забегали. — Прошу, только не рассказывайте ему, — запаниковала медсестра, — он точно выгонит меня, — она печально посмотрела на Югема, негласно давая понять, что тогда они больше не увидятся. — Ты же не сдашь, братан? Имей понимание, мы давно не виделись. — Делать мне нечего. Ладно, так и быть, можете отойти куда-нибудь на часок, я сам тут за всем пока пригляжу, — делает одолжение Чимин, — а то, смотрю, твой парус скоро молнию прорвёт. Югем не особо пытается скрыть вздыбленную ширинку и только самодовольно тычет ею в бедро девушки, которая не знает, куда скрыться от смущения. — Круто! Спасибо, друг, — Югем уже тащит девушку к выходу. — Должен будешь! — Не вопрос, — поднимает большой палец вверх, не слушая возмущения девушки, что она не может оставить рабочее место и вообще так нельзя, и что теперь доктор Мин её точно уволит. Но её почти сразу затыкают поцелуем, подтверждая, что сейчас не отпустят. — И не спалитесь там, озабоченные! — кричит им вдогонку Чимин и большой палец в воздухе меняется на средний. Чимин остаётся один посреди кабинета медпункта, вдыхая знакомый запах лекарств, от которого почему-то бегут мурашки. Он осматривается вокруг: в шкафчиках мензурки, шприцы, таблетки. Пак медленно проходится, изучая их содержимое, сейчас это вдруг стало не на шутку интересным. Обезболивающие, успокоительные, антигистаминные, он не знает, зачем всё это разглядывает. В углу, за ширмой, стоит кушетка, Чимин заглядывает и туда. Сначала приседает на неё, проверяя на мягкость — жестко! — а затем и ложится, задрав руки за голову. Прикрыв глаза, он погружается в свои мысли. Он не знает, сколько так пролежал, может, пять минут, а может, полчаса, но в реальность его возвращает шум шагов в коридоре. Чимин подрывается с кушетки, прислушиваясь. — Юна, а где у нас омепразол? — доктор заглядывает в медпункт с папкой в руках, озираясь в поисках девушки. — Юна? — вновь зовёт доктор, заметив, что за ширмой просвечивает фигура девушки. Фигура застыла не двигаясь и не издавая ни звука. — Что за шутки? — доктор направляется в конец кабинета. — Зачем ты… — Юнги заглядывает за ширму и осекается, потому что это совсем не Юна. Несколько секунд он оглядывает парня. — Что ты здесь делаешь? Вот так! Ни «здравствуй», ни «как поживаешь?». Но вопрос заставляет задуматься. — Я… эм… как сказать… — почёсывает затылок Чимин. Юнги терпеливо ждёт, когда огрызки его слов сформируются в ответ. — Я вместо неё. — Что? — Говорю, я вместо Юны, — увереннее продолжает Пак. — Ты вместо Юны? Что-то не замечал у тебя раньше медицинского образования. — Она отошла буквально ненадолго, я обещал приглядеть. — Хм, как любезно с твоей стороны, — ещё раз оглядывает парня Мин. — Значит, приглядеть, говоришь? — Вы говорите, омепразол? — Чимин сразу отводит взгляд, переводя тему и максимально стараясь не встречаться с глазами доктора. — Кажется, я видел его вон на той полке, — Чимин пытается ужом скользнуть между ширмой и Юнги, но его крепко хватают за предплечье. — Оказывается, мы снова на «вы»? А как же те пошлые картиночки, которые ты присылал мне летом? Мы оба понимаем, что ты давно перечеркнул ими всё наше формальное общение. — Ты не ответил ни на одну из них, — обиженно произносит Чимин. — Не ответил, потому что сначала я жду ответ на свой вопрос, которого до сих пор не получил, — он ласково поглаживает большим пальцем молодое предплечье. — Где моё признание? Думаю, ты за этим пришёл? — шепчет на ухо Мин. Глаза Чимина прикрываются, а дыхание учащается. — Не дождёшься, — шипит сквозь зубы Пак, выдёргивая свою руку из докторских лап. — До сих пор сопротивляешься, — приближается сзади Юнги, касаясь талии Чимина. — Ты же думал обо мне, — руки медленно ведут к бокам, — скучал, — пробираются к животу, — мечтал оказаться в моих объятиях. Признай. Чимин дрожит от его прикосновений, теряется в запахе и сходит с ума от близости, но остаётся упрямым ослом. — Признай, что хочешь меня, — продолжает Юнги, позволяя рукам ползти выше, к груди, — хочешь, чтобы только я обнимал так, только я целовал, — Чимин чувствует губы на своей шее, затем язык, что ведёт к мочке уха. — Скажи, — мягкий шёпот в ушко. — Что ты делаешь? Пусти, — ослабевшее в руках доктора тело отказывается сопротивляться. — Скажи мне, — губы мужчины мягко проходятся по тонкой шее. — Я сказал, пусти, — раздражённо (больше на себя, за слабость) произносит Пак, чем очень злит доктора. — С тобой нельзя по-хорошему, — рычит Юнги, грубо хватая парня за предплечья, — до сих пор строишь из себя строптивую сучку? — Он швыряет его на кушетку. — Тогда я вытрахаю из тебя это признание! Глаза Чимина в испуге расширяются, он мечется встать, но тут же становится обездвижен навалившемся телом сверху. Он упирается ладонями в грудь доктора, пытаясь сопротивляться, но его запястья сковывают сильные пальцы жилистых рук, оттягивая к его голове. — Не дёргайся, милашка, я сделаю только приятно. Блондинистая голова опускается ниже и губы доктора зацеловывают отчаянно пульсирующую венку на тонкой шее. Юнги делает сильный засос, помечая своего истинного, после зализывает его и дует в это место. Он знает, Чимину это точно нравится. Нравится настолько, что он забыл, что нужно сопротивляться, так как его руки давно отпустили. Своими Юнги гуляет по бокам и бёдрам парня. Чимин автоматически расставляет ноги, чтобы доктор мог улечься удобнее, а когда мужчина приближается к лицу, оглядывая идеально ровную кожу, когда останавливает свой обволакивающий взгляд на спелых губах, эти самые губы сами набрасываются на него, яростно сминая в бешеном поцелуе. Руки Чимина сходятся на спине доктора, крепко прижимая к себе. Тихий сладкий стон срывается прямо в губы Мина. Словно в горячке Чимин, не отрываясь от доктора, приподнимается, усаживая их, спешно и хаотично снимая с него одежду. Мин с удовольствием проделывает с Чимином тоже самое и усаживает к себе на колени. Оглаживая изящную фигурку, руки наконец-то елозят где хотят, но стоит им добраться до пышной задницы и схватиться за неё, то и сам уже не может сдержать низкого восторженного стона. Тело Чимина превосходно! Тело, кожа, лицо, весь Чимин! Его Чимин. Обласкав губами шею, плечи и ключицы, Юнги добрался до груди. Играть с бусинами сосков выходит очень занимательным, Чимин оказывается здесь слишком чувствительным и каждое касание выгибает его дугой. А стоит Юнги лишь слегка на них надавить, и парня всего трясёт. В это время он решает, что может начать подготовку, пока тот отвлекается на соски. Для начала доктор нежно проводит пальцами по входу, почувствовав, как там всё сжимается. — Сам, — останавливает его Чимин. Видимо, ему пока не доверяют на столько, чтобы позволить сделать это в первый раз. Что ж, посмотрим, так даже интереснее, думает Мин. — Дай чем-нибудь смазаться. Мин протягивает руку к полке над головой и достаёт какой-то тюбик. Чимин разглядывает его: — Это для ультразвука? Юнги лишь пожимает плечами, он не собирается сейчас бежать за настоящей смазкой. Он ждёт, когда начнётся самое интересное и Чимин не заставляет ждать, погружая один смазанный палец в себя. Спина выгнута, глаза прикрыты, рот приоткрыт, издавая рваное дыхание — потрясающий вид, которым Юнги позволяет себе насладиться. Чимин — это произведение искусства, который принадлежит теперь лишь частной коллекции. Мин больше никому не позволит дотронуться до него. Этот мальчик создан только для него. Пак ерзает на коленях доктора, закусывает губки, когда растягивает себя двумя пальцами и возбуждённо ахает, когда рука Юнги начинает нежно поглаживает головку его члена. Движения Чимина становятся более интенсивными, когда он вводит в себя третий палец, наблюдая за завороженным взором доктора. Пак сделает всё, на что способен, чтобы тот не смог этот взгляд оторвать. Сладкий стон раздаётся в кабинете медпункта, когда Чимин уже не может сдерживаться, руки доктора ласкают его мучительно нежно, доводя до предела. Мутными глазами он смотрит перед собой: Юнги — этот чёртов доктор, настолько соблазнительный. Чимин приникает к его губам, потому что нравится их вкус до безумия, нравятся его узловатые пальцы, руки, касания, всё, что он делает с ним. Это то, что было ему нужно: сводящее с ума желание и принадлежность одному человеку. — Скажи, что хочешь меня, — хрипит Юнги в поцелуй. Чимин кивает головой в ответ. — Скажи! Я хочу слышать! — Хочу! Хочу, я так сильно тебя хочу, — Чимин слишком на взводе, чтобы понимать, что он повышает голос. С рыком мужчина укладывает его спиной на кушетку. Целует шею и грудь, прикусывает соски, зализывает засосы, тем временем сам ещё раз подготавливая его для себя, чтобы наверняка войти безболезненно в это бесподобное тело. Этот мальчишка так много себе позволяет, играет с ним, в то время как у Юнги сердце разрывается от переполняющих к нему чувств. Несносный! Несносный мальчишка! Мин входит в него одним грубым толчком, заставляя парня взвыть, но сразу останавливается, давая привыкнуть. Злость и нежность смешались в нём, не уступая место друг другу. Стоит Чимину отдышаться, как Юнги сразу начинает двигаться в нём. Парень наконец расслабляется и принимает доктора полностью, заламывая брови, хватаясь руками за его плечи, вплетая пальцы в его светлые волосы, наматывая и дёргая их. Ощущения до банально правильные, доктор заставляет плавиться его изнутри. Юнги так близко, как должен был быть давно. Чимин не позволял, сам виноват. Он не был готов. Но готов ли сейчас?.. Странный вопрос для человека, который за два месяца так ни с кем и не переспал, представляя в себе один-единственный член. Юнги начинает ревниво вбиваться в него, вспоминая, сколько раз он доставался не ему. — Мой, ты слышишь? Только мой! Чимину слишком хорошо, чтобы он мог что-то сказать, кроме короткого «аха». Доктор так хорошо толкается в нём, задевая точку удовольствия, что Пак почти совсем теряет связь с реальностью. Его собственный член дико сочится, находясь на грани. Ещё немного сильнее, чуть резче и Пак кончит. Но Юнги, наоборот, замедляется, чувствуя, что оба на пике. Парень выдаёт жалобный всхлип и его тут же продолжают трахать, меняя ритм на 'размеренно и глубоко'. Волна, словно в море, снова формируется в середине, надвигаясь в район паха нарастающим цунами. А когда Юнги берётся водить крепкой рукой по его члену в такт, у Пака выступают слёзы радости. — Скажи! — требует доктор. — Скажи, что ты чувствуешь! — Мха…мм, — Чимин почти на самом пике. — Признай! — Мин резко вставляет несколько раз и это как раз то, что так сильно было нужно Чимину, он взрывается яркими вспышками, обильно изливаясь на них обоих. — Люблю, — тихо произносит Пак, растворяясь в оргазме. С глухим стоном Юнги извергается глубоко внутри футболиста.