Мощь и немощь

Клигану хотелось встать между столом и капитаном, и если понадобится, то с мечом в руке защищать пирог, но в это время сквозь ораву моряков протиснулся Бориль. Как всегда, он тихо зашелестел, с поклоном обращаясь к капитану: — Женщины приходят в этот мир страдать. В муках они порождают детей, рано стареют в тревогах о своих сыновьях, их сердца полны скорби по безвременно ушедшим мужьям. Смерть стоит у изголовья их родильного ложа... Твоя мать даровала тебе жизнь, а взамен отдала свою. Почти её память. Капитан Дорео слушал старика со склоненной головой. Пёс поражался, как старик так легко овладевал умами людей. Он ведь даже почти приручил Джоффри. Пташка глядела ему в рот. Вся команда кланялась ему в пояс при каждой встрече. А уж капитан Дорео, чтящий лишь золото, и вовсе был околдован мудростью старца, находил в нём достойного собеседника. — Я помнить о цене своей жизни каждый день – это ли не почтение к памяти моей матери? — печально ответствовал Дорео, когда старческий шелест умолк. Все вокруг затаили дыхание – всем хотелось хоть одним глазком заглянуть в потаённый сундук капитанского сердца. — На корабле есть ещё одна женщина. Она несёт тяжкое бремя, какое не под силу ни одному мужчине... Пёс замер и даже перестал дышать. — Видал я эту женщину на пристани! – фыркнул кто-то с задних рядов. — Страшная, как смертный грех! Вот уж точно, непосильное бремя для бабы! Клиган свернул бы ему шею, но команда грянула дружным хохотом – момент был упущен. Санса сидела как на иголках. Вот-вот придёт Сандор и выпустит её на волю. Он не пришёл днём, как она просила, но, значит, на то были причины. Санса прихорошилась, как смогла, и теперь ждала только условного стука. Радостное предвкушение развеялось, чуть только она открыла дверь припозднившемуся гостю. Он был сердит и мрачен. — Что-то случилось? — осторожно спросила Санса, впуская Сандора в свою келью. — Капитан желает с вами отужинать, миледи, — словно оскорбление выплюнул Пёс. Санса округлила глаза и только хотела возразить, как он продолжал: — Благодари своего мудрого мейстера! Твои прятки закончены! Теперь будешь делить с трапезу с самим капитаном, а то, может, и постель! Санса вспыхнула и даже забыла о мучительной тошноте. — Но ведь есть мазь! — обиженно воскликнула она. — Нету! Наш сердобольный старец почти всю её извел на вшивого матроса с больными ногами! Облегчил его страдания! Санса стала судорожно соображать, как можно предстать пред капитаном. — Но ведь мне совсем не обязательно с ним говорить. Я надену ваш плащ, опущу капюшон и не пророню ни слова! — В прошлый раз капюшон не помог! Санса с ужасом вспомнила, как несчастный Маркус полетел за борт. С капитаном такой фокус не пройдёт. — Вы могли бы ударить меня. Лицо опухнет... — робко прошептала она, боясь поднять очи. Клиган опешил от такого заявления. Она, действительно, думает, что он станет? — А не боишься, что я могу не рассчитать силу и убить? — Нет. Я вам доверяю. — Нам плыть ещё целую луну! Что ж мне тебя лупить, пока не доберёмся до Лиса? Санса обречённо пожала плечами. Клиган не мог злиться на неё. — Не могу взять в толк, зачем мейстеру понадобилось так нас подставлять? — пробормотал он. — А затем, юноша, что леди Санса носит дитя, и ей категорически противопоказано продолжать сидеть здесь в её положении, — наставительно изрёк старец, тихо входя через незапертую дверь. Немая сцена, которую мейстер спровоцировал своим заявлением длилась несколько оглушительных ударов сердца. — Да чтоб тебя! — выдохнул Клиган, запустив пятерню в жидкие волосы и, оттолкнув плечом Бориля, вылетел из каюты так стремительно, что затхлый воздух её всколыхнулся. Санса печально поглядела вслед Сандору. — Так всё таки это правда, — прошептала она, и мейстер сочувственно покачал головой. — Боюсь, что да... — Моя мать, вынашивая Рикона, первое время не вставала с постели, её тошнило до самых родин... Я гнала от себя эти мысли... — Вы мудры не по годам, леди Санса. Я, признаться, боялся худшего, но всё же это случилось. — Худшего? — Санса подняла глаза на Бориля. Она словно не понимала смысла этого слова. — Да, худшего,— повторил мейстер. — Я понимаю, что дитя, зачатое подобным образом, не принесёт вам радости материнства. Оно будет напоминать о человеке, свершившем над вами насилие... Санса вдруг встала, натянутой тетивой звенел гнев в ее словах: — Единственный человек, свершивший надо мной насилие, мёртв! Джоффри мёртв, мейстер! Старик деликатно покашлял в сморщенный кулак и потупил взор. — Я имел ввиду... — Я знаю, что вы имели ввиду! — Санса стояла прямая и гордая, возвышаясь над мейстером на добрых полголовы, с вызовом взирая на него сверху вниз. — Идите и передайте капитану, что я отужинаю с ним сегодня! — велела она. ****** Настенные гобелены со сценами морских сражений поблескивали золотыми нитями в свете масляных фонарей. Жирный Пит, словно художник, наносил последние штрихи и после каждого мазка немного отклонялся назад, чтобы полюбоваться своей работой. Пританцовывая, он водрузил на середину стола блюдо с крошечными зажареными куропатками и лимонный пирог, украшенный молоденькими листиками мяты, которую он сам вырастил в деревянном ящике вместе с другими травами. Кок был несказанно доволен своей выдумкой, ведь ему удалось так ловко замаскировать и украсить пригоревшую выпечку. Капитан Дорео, разодетый и надушенный, вошёл в свою просторную, роскошно убранную каюту и всплеснул руками. — Восхитительно! Бедняжка в жизни не видать такой красоты! Я радовать её в память о матушке! Пит зарделся, его толстые круглые щёки пошли красными пятнами, а глазки засверкали довольством. Одному ему известно, чего стоит хорошо приготовить пищу в подобных условиях. Но для такого случая, как день рождения капитана, он постарался на славу! — Много света! — сказал капитан, оглядевшись. — Моей гостье быть неприятно, — он сам прошёлся вдоль стен, затушил два из трёх масляных фонарей и оставил гореть свечи в настольном канделябре. — Всё! — он вновь хлопнул в ладоши, — Пит проваливать! Бедная девочка скоро быть здесь! Щёки повара уныло повисли. Он, как и вся команда, жаждал хоть одним глазком поглядеть на чудовище, что так долго скрывалось в трюме. Капитан Дорео разлил вино в драгоценные кубки и принял самую изящную позу, на какую был способен мужчина столь немалого роста и внушительной комплекции. Он был неплохим, но тщеславным человеком – его тешила благотворительность, а скука, которая была извечной спутницей пытливого и быстрого ума, толкала его на широкие жесты в условиях бескрайнего моря. Дорео был смел и отважен, за долгие годы странствий пираты и кораблекрушения потрепали его выдубленую всеми ветрами шкуру, закалили характер, но от стука в дверь храбрый капитан подпрыгнул, как мальчишка, наслушавшийся страшных историй. Робуст, возникший на пороге, поклонился ему и провел внутрь гостью, закутанную в огромный плащ с нахлобученным капюшоном. — Оставьте нас! — велела она, присаживаясь в глубокое кресло. Дорео опешил. Обычно, он распоряжается на своем корабле. Но что за голос?! Старик вновь поклонился и исчез, тихо прикрыв за собой дверь. Капитан встал. — Простить моё замешательство! Я не хотеть быть невежлив... — Рада нашему знакомству, капитан Дорео, — оборвала девушка его неловкие расшаркивания . Она аккуратно сняла капюшон и улыбнулась. Дорео застыл в неловкой позе с глупо открытым ртом. Он рассчитывал с самого начала взять покровительственный тон, но теперь не знал, как себя держать – редчайшее явление. Санса переливалась в тусклом свете свечей янтарными бликами и искрилась ясными голубыми глазами. — О... Прошу простить, госпожа... — капитан вновь смешался. Их не представили, а сам он не потрудился узнать имени своей гостьи заранее. — Алейна, капитан. Зовите меня Алейна, — улыбнулась Санса. Имя само всплыло в памяти. Когда-то давно она слышала балладу о скитающейся принцессе от проезжего менестреля. И там, конечно, был принц, что отыскал её и вернул батюшке, получив в награду любовь красавицы и полцарства впридачу. Реальный же человек был вовсе не похож на принца, но он был предан, силён и надёжен, как стены родного Винтерфелла. Всё это утвердилось в ней за то недолгое время, пока она собиралась на ужин и шла сюда в сопровождении мейстера. Так долго она металась, сомневалась, корила себя, строила несбыточные планы по возвращению своего имени и прав на Север, но когда Бориль подтвердил её подозрения насчёт ребёнка, всё враз отпало, осыпалось ненужной шелухой. Самая большая ценность уже в ней. Новая жизнь растет под сердцем, и кто она такая, чтобы обречь дитя на унизительную роль пешки в игре престолов. У неё будет другое имя, иной путь. — Я, признаться, поражён...— обескураженно прошептал Дорео. — Ваша красота ослепить меня, прекрасная Алейна. Санса смущенно покраснела под пристальным взглядом синих глаз и опустила ресницы. Дорео встрепенулся и поспешил предложить даме вина, сам положил на её серебряное блюдо перепелку и сел напротив, не в силах оторваться от чарующего зрелища. — Мне стало известно, что сегодня день вашего рождения, — сказала Санса с лёгкой улыбкой, обнимая длинными пальцами свой кубок. — Примите мои поздравления, капитан... — Эээ...да...да, я благодарить вас леди, Алейна... Но я не ожидать, что старик приподнесет мне такой королевский подарок. В Лисе вас будут боготворить, миледи. Дорео забыл о еде, глядя, как Санса разламывает маленькую птичку у себя на блюде. Было в этой девушке что-то опасное и беззащитное одновременно. Ореол тайны, облекающий её тончайшей вуалью, распалял воображение. Не иначе, как тут замешано колдовство. Дорео одним глотком осушил половину кубка и, набравшись смелости, задал самый важный для него вопрос: — Но как, позвольте спрашивать, вы перевоплощаться?! Ведь я видеть своими глазами... Санса вздохнула и отложила маленькую косточку. Казалось, ей сложно говорить. Дорео уже успел пожалеть о своей бестактности, но она вдруг совершенно серьезно произнесла: — Старое проклятье по материнской линии. Никогда не знаешь, когда хворь проявит себя снова Дорео затрепетал и трясущейся рукой вновь взял кубок. — Вы ничего не едите, капитан, — вновь улыбнулась Санса. — А между тем, повар постарался для вас выше всяких похвал! Дорео облокотился локтями на стол, вглядываясь в льдистые глаза спутницы; еда – последнее, что его сейчас интересовало. — Вы сочетать в себе удивительные черты, прекрасная Алейна. Вы очаровательны в своей молодости, но казаться умудренной горьким опытом. — Вы проницательны, милорд. Падкий на лесть лисениец огладил свою прекрасную серебристую бороду и улыбнулся гостье поверх кубка. Позднее он достал для неё свои карты и рассказал о дальнейшем курсе "Ромильды". Капитану Дорео льстило внимание гостьи и то, как она пристально следила за его указующим перстом. После ужина они вышли на палубу прогуляться и подышать. В черном небе дрожали мириады алмазов, ветер трепал плащи двух затерянных в бесконечном океане людей, шептался с пурпурными парусами и ласково укачивал судно на темных волнах. Капитан Дорео словно обрёл молодые крылья, он показывал Алейне самые яркие звёзды, называл их по именам, читал стихи на валирийском с тем особым придыханием, от которого в своё время кружилась голова у многих прекрасных дев. Алейна задумчиво улыбалась и изредка поднимала на спутника взор. Он проводил её в трюм и уже у двери с поклоном произнес: — Позвольте мне уступать вам мою каюту, прекрасная Алейна. Мне, право, неловко, что я не сделать это раньше... — Раньше мы не были знакомы, милорд, — прошептала Санса, глядя ему в глаза. Он был красив, мужественен даже в своих пестрых одеждах и украшениях, и он был смущён как мальчишка. На прощание Дорео целомудренно приник губами к кончикам её пальцев. Санса присела в изящном поклоне и скользнула в свою каюту. В душе она ликовала. Чуть только за ней захлопнулась дверь и звякнула задвижка, Санса оказалась прижата к стене с таким яростным напором, что задохнулась от боли. — Хорошо прогулялись, миледи?! — низко зарычал Пёс, удерживая её за плечи. От него сильно пахло вином, голос звучал надтреснуто. — Мне больно! — гневно зашипела Санса и попыталась вывернуться. — Не тебе одной! — рыкнул в ответ Сандор и поцеловал её в губы так жестоко, что их зубы столкнулись. Он почувствовал вкус крови во рту, но это лишь раззадорило проснувшегося в нем зверя. Не отдавая себе отчёта, он повелся на поводу у инстинкта, который велел ему пометить свою женщину. Он чуть не чокнулся под дверью капитанской каюты, сжимая рукоять клинка, готовый в любой миг ворваться и проткнуть старого павлина. Он зорко следил за расстоянием между капитаном и своей Пташкой на палубе, а уж когда они ворковали в трюме, готов был и вовсе разорвать его голыми руками, вытащить кишки и нанизать на них все те блестящие бусины, которыми увешивается старый хрен. И вот теперь вся его бурлящая ярость была направлена на неё одну. — Как мне теперь тебя называть? М-м? Алейна? Санса едва дышала от гнева, она попыталась ударить Пса по лицу, но тот увернулся и лишь покрепче прижал ее к доскам. Руки Сандора сжимали её талию, грудь, забирались под плащ и путались в подоле. Он яростно сопел, кусал длинную шею, зная, что причиняет боль. От девчонки так несло удушливым благовониями Дорео, что он готов был сломать её пополам. От неё так сладко пахло вином и лимоном, что кружилась голова. Сандора вело, он еле сдерживал рычание, хотелось сожрать её, подмять под себя, заставить смотреть лишь на его уродливую рожу, и плевать, если в заплаканных глазах вновь только ужас. В своём помешательстве Сандор не заметил, как Санса сама льнёт к нему, как подставляется под грубые ласки, как тихо постанывает, когда он сжимает её тощие ягодицы и сминает упругие налившиеся груди. Он закинул её ногу себе на талию, спустил бриджи и легко вошёл в узкое истекающее лоно. На мгновение Пёс замер, но лишь для того, чтобы подхватить её вторую ногу и покрепче прижать к стене. Санса вонзила ногти в плечи Клигана и отдалась на его милость, кусая губы и до боли зажмуривая глаза. Он вбивал её в стену с глухим стуком, трахал, вымещая сегодняшнюю жгучую ревность и долгое мучительное воздержание. Пташка дрожала в его руках, задыхалась, всхлипывала, молила, вероятно, о пощаде, но дикому зверю неведома жалость... Перед глазами мелькали сцены её прогулки с капитаном – он стоял позади, касался грудью пташкиной спины, указывая на звёзды... — Я покажу тебе чертовы звёзды! — захрипел он вслух и до боли сжал пальцы на худосочных ляжках. В темноте поплыли разноцветные круги. Пёс почувствовал, как она содрогается внутри, сжимает его член своим лоном, и едва ли успел заглушить её крик ладонью, прежде чем излился в самое чрево. Пташка обмякла, обняла его и осторожно спустила вниз ноги. Сандор, не в силах стоять, опустился на колени и обнял её бедра, уткнувшись лицом в курчавый треугольник. Санса тяжело дышала, её била мелкая дрожь. Она положила свою маленькую вспотевшую ладонь на макушку Клигана и неуверенно погладила. Простая незатейливая ласка, но после того, что произошло, это было как отпущение грехов – прощение и покаяние в одном лёгком жесте. Сандор взглянул на Сансу снизу вверх. Она глядела в потолок, откинув голову на стену, и улыбалась. — Я рассмешил вас, миледи? — с издёвкой осведомился Пёс, вставая с колен. — Немного, — шепнула Санса севшим голосом. Сандор вновь ощутил прилив гнева. — Скоро будем в Лисе. Я попрошу капитана об услуге. Он не сможет мне отказать, — сообщила Санса. Клиган бесцеремонно задрал ей подол платья и с нажимом провел пальцами по набухшим, ещё влажным нижним губам. Санса невольно ахнула и закатила глаза. — Об этом хочешь его просить?! — зашипел Пёс, разделяя нежные лепестки пальцам и растирая по ним внутренние соки. — В тебе растёт МОЙ ребенок, по твоим ногам течет МОЁ семя, а ты собралась ещё о чем-то просить этого индюка ?! — почти каждое слово сопровождалось толчком двух пальцев внутрь. Клиган, склонившись, стоял лицом к лицу, ловил каждый судорожный выдох, невесомо касался приоткрытым губами кончика носа и раскрасневшихся щёк. — Я...— Санса всхлипнула от очередного толчка, — попрошу его...поженить...нас. Сандор резко остановился и уставился на нее совершенно глупым образом. Он был уверен, что ослышался, кровь в ушах пульсировала так громко, что и немудрено. — Вы не рады? — усмехнулась Пташка уголком рта, самостоятельно насаживаясь на замершие вдруг пальцы. — Кто ты такая? Я не знаю тебя... — засмеялся Пёс, целуя её в распухшие губы. Он снял с Сансы плащ, стащил через бедра её поношенное платье и, бросив всё это тряпьё на лавку, уложил сверху эту незнакомку. Полностью обнаженная, она была прекрасна в своей трогательной хрупкости. Даже в тусклом свете фонаря на бледной коже отчётливо проступали следы его ярости. Шея, бедра и, наверняка, хребет были усеяны синяками. Пёс легко скинул холщовые бриджи и навис над Пташкой. Она ласково приняла его в свои объятия, прижимаясь всем телом и обвивая ногами крепкие бедра. Санса смотрела ему в лицо без страха и сомнения, вглядывалась в глубину потемневших очей, бесстыдно подставляла искусанную шею и хватала губами воздух. Он все ещё не мог поверить, что берёт её по доброй воле, что нет над ними власти ни у кого из смертных, и только боги могут вершить их судьбу, но и они пусть катятся в пекло... ***** Капитан Дорео же, окрылённый, вернулся в свою каюту, допил вино, велел подать ещё – всё это время он нараспев читал вслух вирши собственного сочинения и улыбался в бороду, позвякивая серебряными бусинами. Образ прекрасной Алейны произвел на его романтичную натуру совершенно неизгладимое впечатление. Эти глаза! Губы! Стройный стан! Её восхищённый взор, доверчиво обращённый на него снизу вверх! Дорео почувствовал прилив желания и, умостившись на расшитых подушках, готовился с наслаждением отдаться зову плоти. Он смежил веки и вдруг скривился – желание его потухло, так и не разгоревшись в полную силу – он слишком хорошо помнил то существо, что взошло на его корабль. Нет, как бы ни была прекрасна юная Алейна, однажды она вновь превратится в чудовище, а Дорео слишком любит всё красивое, чтобы самозабвенно сносить подобные метаморфозы. Но капитан был всего лишь человек, и потому при следующей встрече, очарованный и побежденный, дал дозволение на свободное перемещение леди Алейны по кораблю в компании Робуста. Он любовался ею издалека, не позволяя себе окончательно потерять голову, и с содроганием ждал, когда же начнется превращение. Алейна чахла день ото дня, всё чаще он видел в её прекрасных глазах дрожащие слёзы. — Вы так печальны, моя госпожа, — говорил он ей поутру, когда Санса стояла на носу корабля вглядываясь в предрассветную дымку. — Что гложет вас? Могу ли я помочь? — Нет, капитан, — вздохнула Санса, изобразив самую печальную улыбку. — До полнолуния осталось несколько дней... Всё оказалось пустым... — и девушка заплакала, отвернувшись. — Вас кто-то обидеть, Алейна? Скажите мне, и он тот час отправиться к Кракену! Она лишь покачала головой и, пряча лицо, удалилась в свою каюту. Капитан остался в полной растерянности. Последнее время Алейна занимала все его мысли, её печаль тронула даже такого себялюбивца, как Дорео. Сзади неслышно подошёл Робуст и поднес с поклоном чашу. — Что с ней? — прямо спросил капитан. Старик обречённо покачал лысой головой. — Из-за штиля, застигшего нас в пути, мы не успели попасть в Лис и вовремя найти колдуна. Теперь проклятие станет необратимым... Дорео давно не ощущал чувства вины, но именно сейчас ему казалось, что ответственность за тот проклятый штиль лежит именно на нём. — Почему ты не сказать мне этого раньше?! — воскликнул капитан. — Мы бы не заходить ни в один порт! Мы бы пройти иным курсом! — Ты не стал бы, не поверил бы... А сейчас уже поздно... — вздохнул Робуст, серьезно взглянув на взволнованного лисенийца. — Её отец перед смертью заставил нас дать клятву, что мы спасём девочку, но мы не смогли... — вдохновенно вещал старик. Капитан Дорео раздражённо выплеснул остывший кофе за борт и, развернувшись на каблуках, ушёл. Мейстер Бориль усмехнулся в отросшую редкую бороденку. Леди Санса оказалась весьма изобретательна в интригах, её пребывание в Красном замке не прошло бесследно.