Тучка золотая

            Лето выдалось превосходное, у мамы на даче созрело море вишни, но Анна выбралась ей помочь со сбором урожая едва ли один раз: у неё была любовь в самом разгаре. Все выходные, вообще всё свободное время хотелось проводить с Мариной — ездить на природу, гулять, заниматься сексом. О, этим Марина была готова заняться в любой миг, и эта готовность Анну опьяняла. Девочка-зажигалочка с огненными чёртиками в глазах, длинноногая блондинка, выше Анны на восемь сантиметров.             Познакомились они в клубе любителей квадроциклов, в котором Анна состояла на тот момент уже лет пять, а Маринин водительский стаж едва ли превышал один год. Она была новичком в клубе, и Анна взяла над ней своеобразное шефство. Облегающие кожаные брюки сидели на Марине обалденно. Ножки — точёные, стройные, просто бесконечные. И этот сводящий с ума просвет между бёдрами. Соблазнительная круглая попка, изгиб поясницы, струящиеся по спине пшенично-золотые пряди... Парни из их компании поглядывали на неё выразительными раздевающими взглядами, но Анна чувствовала нутром, что именно ей здесь горит зелёный свет. Однозначный флиртующий взор девушки она ни с чем бы не спутала. И то, как Марина призывно демонстрировала перед ней свои прелести — тоже. Марина явно не пренебрегала спортзалом, но и Анна была в хорошей физической форме. Тогда она весила килограммов на шесть меньше, чем сейчас, и выглядела более сухой и стройной, поджарой, носила асимметричный боб — одна сторона чуть длиннее. На её густых волосах стрижка смотрелась пышно и объёмно.             Закрутилось у них всё быстро. Анна клюнула прежде всего на вызывающую сексуальность Марины, но и в общении девушка оказалась приятной, весёлой. Они часто ездили одной устоявшейся компанией на природу, катались по бездорожью, но были и прогулки только вдвоём. При ребятах они старались не обнаруживать своих отношений, но пару раз Марина втянула Анну в секс в палатке, когда они ездили с ночёвкой. Присутствие спящих друзей (кто знает, а может, и не спящих?) в соседних палатках и нависшая опасность разоблачения, вот это будоражащее хождение по краю — всё это придавало ощущениям особую остроту.             Вот и в тот раз всё начиналось прекрасно. Сначала — захватывающие и увлекательные покатушки с ветерком, потом весёлый пикник на берегу реки (без алкоголя, так как все были за рулём), а на следующее утро планировалась рыбалка. Их было девять человек: Анна с Мариной, Дима, Марк, Саша, Артём, Надя, Рамиз и Толя. Место они выбрали живописное: река здесь образовывала небольшой водопад, а ещё они нашли любопытные руины старого моста. От него мало что осталось: затянутая толстым слоем грунта и заросшая мхом и травой каменная кладка с трудом различалась, местами проступая наружу. На противоположном берегу, судя по всему, можно было обнаружить такие же развалины — начало и конец, а всё, что некогда находилось между ними, покоилось на дне реки, похороненное под донными отложениями. Но всё же это были явно остатки рукотворного сооружения, а не естественная горная порода со странной структурой. Никто из ребят не знал, что тут было, в списке местных достопримечательностей эти руины не значились и не являлись туристическим местом. Сложно было даже определить возраст этой постройки. Когда-то по этому мосту переходили через реку, но вот когда? Сто, двести лет назад? Или ещё раньше?             — Это не кирпич, а камень. — Анна вынула слабо державшийся обломок, живописно поросший грязновато-жёлтым и бледно-зелёным лишайником, повертела в руках, положила на место. — Очень, очень старые развалины... Даже не знаю, сколько им может быть веков.             Марина тем временем рассматривала какие-то небольшие жёлтые цветочки и фотографировала телефоном.             — Ой, грибочек! — воскликнула она. — Малюсенький. Какая прелесть!             И сделала снимок. А Анна не удержалась, чтобы не сфотографировать её задний, весьма соблазнительный ракурс.             — Ты что там фоткаешь? — смешливо покосилась через плечо Марина.             — Твою восхитительную попку, конечно, — созналась Анна.             Та живо обернулась.             — Так, что там у тебя? А ну-ка, удали!             В результате шутливой борьбы за телефон получилось ещё несколько смазанных снимков. Прежде чем отправить их в цифровое небытие, они вдоволь над ними посмеялись. «Эффектный ракурс» Марина всё-таки заставила Анну удалить тоже, к сожалению. Подошёл Дима.             — По какому поводу веселье, девчонки? — поинтересовался он.             — Да так, цветочки-грибочки фотографируем, — сделав невинное лицо, сказала Анна.             А Марина захлопала ресницами с подчёркнуто «блондинистым» выражением и в доказательство показала недавно сфотографированный гриб.             — Вот. Красиво же?             — Камера — супер, — оценил Дима. — В режиме «макро» хорошо снимает.             Смартфон у Марины действительно был дорогой, один из флагманов. У Анны — тоже не дешёвый, но всё же попроще. Впрочем, он вполне отвечал её потребностям, а мериться с кем-то крутостью техники она считала глупым. Достаточно того, что и на этот телефон, и на машину, и на квадроцикл она заработала сама. Квартира, правда, от бабушки досталась. Марина вела бьюти-блог и зарабатывала на рекламе, а ещё трудилась свадебным фотографом и визажистом — в одном флаконе, что называется. Свою рабочую фотокамеру (видимо, ещё более «навороченную») она берегла, в поездку взяла только телефон.             На ночь они устроились вдвоём — в некотором удалении от всех остальных. Застегнув палатку изнутри, Марина сладострастно облизнулась, а в следующую секунду уже придавила собой Анну.             — Погоди, может, не все ещё уснули, — выдохнула та, выныривая из страстного поцелуя. — Услышит кто-нибудь...             — Так это ж ещё интереснее, — поиграла Марина бровями.             Авантюра удалась наилучшим образом, принеся обеим массу острого удовольствия.             Проснулась Анна в пять утра одна: озябла. Зевая и протирая глаза, она высунула голову из палатки в поисках Марины. Не нашла, оделась и вышла, ёжась от утренней прохлады.             Марина, в пижамных шортах и кожаной куртке на голое тело, фотографировала рассвет над рекой, стоя на развалинах моста. Анна обеспокоилась: выдержит ли кладка, не обрушится ли? Ветхая ведь...             — Марин, ты там того... Поосторожнее, — сказала она. — Руины старые.             Девушка обернулась и улыбнулась.             — Да не, всё норм. Я, прежде чем залезть, пощупала — вроде крепко держится.             И снова принялась увлечённо снимать. И вдруг один непрочно державшийся камень покачнулся и вылетел из-под её ног, и Марина, вскрикнув и замахав руками, потеряла равновесие.             От её крика взлетели над розово-золотистым зеркалом реки всполошённые птицы. В следующий миг Анна с леденящим ужасом не увидела Марины... Шаг вперёд на подгибающихся, трясущихся ногах — и облегчение: невесть каким чудом цепляясь одной рукой за каменный выступ, Марина висела над обрывом. В другой руке она сжимала свой дорогущий телефон, который тоже каким-то чудом не выронила. Высота там была не очень большая, метра четыре до воды, но прямо под Мариной торчали довольно внушительные каменные глыбы. Ударишься о такие — костей потом не собрать.             — Держись, я тебя вытащу! Сейчас! — И Анна, рухнув на колени, перегнулась вниз и вцепилась в куртку Марины, потащила изо всех сил. Положение у неё самой было не очень-то устойчивое, но о собственной безопасности ей не думалось сейчас. — Второй рукой хватайся за меня!             Во второй руке у Марины был телефон. Ей бы бросить его или убрать в карман куртки, но она зачем-то стала совать его Анне:             — На, положи на траву! — А у самой глаза — перепуганные, стеклянные, без капли разума.             — В жопу телефон, я не удержу тебя одной рукой! — пыхтя от натуги, прорычала Анна. — В карман сунь, если он тебе дороже жизни!             Но куртка, за которую Анна держала её обеими руками, задралась и перекосилась, до кармана не достать.             — Марина, мать твою, хватайся уже за меня! — взревела Анна в бешенстве.             Всё-таки не зря она ходила в качалку: каким-то сверхчеловеческим усилием ей удалось втащить Марину наверх вместе с её драгоценным аппаратом. А может, адреналин сил прибавил. Упав на траву и откатившись от края, Марина истерически захохотала.             Анна ещё была на краю, переводя дух. Глухой треск — и целый большой кусок поросшей травой кладки начал съезжать вниз вместе с Анной. Всё виделось как при замедленном показе. Странная, отчуждённая мысль: у этого куска уже не было сцепления с берегом, и Анна сидела на нём. На куске, а не на берегу.             Прямо так, сидя на нём, она и рухнула вниз с высоты четырёх метров. Со стороны, наверно, это смотрелось нелепо и комично, как в мультике, но у мультяшных героев от таких падений только шишки остаются обычно. В жизни всё хуже.             Посадка была очень жёсткой, удар сотряс Анну снизу вверх вдоль позвоночника. Падала она, как ни странно, молча, а вот сейчас крик боли вырвался из груди. От падения кусок ветхой кладки раскололся на несколько частей, зад Анны провалился в какое-то углубление, а Марина, стоя на четвереньках, с ужасом смотрела на неё, раскинувшуюся внизу на камнях, будто сломанная марионетка. Её белокурые волосы свесились вперёд и реяли на лёгком утреннем ветерке.             — А-ань?! Ты там живая?! — с дрожью слёз в голосе проскулила она.             Анна была в сознании, но заторможенная, оглушённая. Боль охватывала поясницу, отдавала в ноги. Получился только хриплый стон.             — Ребята-а-а!!! — истошно завопила Марина, судорожно тряся сжатыми в кулаки руками. — Помогите-е-е!!!             Она металась и орала, как резаная, и вскоре начали подтягиваться заспанные парни. Увидели и разом проснулись.             — Ох, ё...             К Анне быстро спустились трое ребят, а Марина истерично давала указания сверху:             — Не трогайте её! Не шевелите! Я читала, что при падениях нельзя трогать человека до приезда врачей, у него позвоночник может быть сломан!!!             Рассудок вернулся в её белокурую голову вместе с действительно дельной и правильной мыслью. Дима закричал ей:             — Ну так вызывай, чего стоишь?!             Телефон трясся у Марины в руках, и Марку, оставшемуся наверху, пришлось взять у неё аппарат и сделать звонок самому.             Недалеко был коттеджный посёлок — он и стал основным ориентиром для спасателей и медиков. Марк рванул на своём квадроцикле туда, чтобы встретить их и проводить сюда, на место происшествия.             — Пошевели пальцами ног — чувствуешь? — спросил Дима, склоняясь над Анной.             Ей удалось шевельнуть целой ступнёй. Сначала одной, потом второй, но по ногам ползали мурашки онемения. Ощущение, будто тело ниже пояса находилось в холодной воде. Но вода текла в паре шагов от камней, на которых Анна была распластана. Под обрывом тянулась тонкая полоска каменной крошки и песка, по которой можно было пройти вдоль реки.             — Цела спина, значит! — обрадовался Дима.             А Саша сказал:             — Погоди радоваться, неизвестно ещё. Всякое может быть. Рентген надо делать, МРТ или как его там...             Как потом выяснилось, он оказался прав.             Начиналось прекрасное погожее утро, мирно шелестели наверху озарённые поднимающимся солнцем кусты, чирикали птицы, журчала река. Друзья могли бы рыбачить сейчас, но планы рухнули в одночасье, всем стало не до рыбалки. Парни не отходили от Анны. У Димы оказались в кармане штанов сигареты и зажигалка, и они закурили. Дали несколько затяжек и Анне, поднося сигарету к её рту, хотя та курила от случая к случаю — за компанию, в основном, без полного погружения в привычку. Умиротворяющие звуки природы временами слышались как бы сквозь ватную пелену, череп гудел, подкатывала тошнота, которую Анна пыталась заглушить дымом. Может, ещё и сотрясение. Даже самый лёгкий кашель отдавался болью в пояснице, и Дима убрал сигарету от её рта: плохая идея.             Подъём Анны наверх оказался делом непростым. Врачам пришлось карабкаться вниз, чтобы прямо на месте вколоть ей сильное обезболивающее, и уж только потом спасатели одним слаженным и дружным, выверенным движением сняли её с камней.             — Раз, два, взяли!             Её осторожно перенесли и пристегнули к спинальному щиту. Несмотря на анальгетик, боль во время перемещения с камней на щит всё равно была дикая.             — Не действует ваш укол, — рычала Анна. — Ещё колите!             — Действует, голубушка, — сказала женщина-врач. — Без укола у тебя уже был бы болевой шок.             Но ещё одну дозу ей всё же вкололи. Стало полегче, в голове зазвенело, всё вокруг стало далёким и нереальным.             Когда Анну с великими предосторожностями подняли наверх, к машине скорой, к носилкам подбежала кутающаяся в куртку зарёванная Марина. Она плотно запахивала полы, прикрывая голую грудь. У неё тряслись губы, трясся подбородок. В руке она по-прежнему стискивала злосчастный телефон.             Нет, аппарат, скорее всего, был ни в чём не виноват — к такому выводу пришла Анна, размышляя о случившемся уже после первой операции. Повлияла ли возня с ним на что-то? Задержка, лишние секунды нагрузки на непрочную, рассыпающуюся древнюю кладку моста... Сложно сказать. Слишком неоднозначно всё, чтобы что-то или кого-то обвинять — одни догадки и предположения. На их зыбком основании Анна не хотела бросаться обвинениями ни вслух, ни мысленно.             Два позвонка в поясничном отделе были разрушены, но до необратимого повреждения спинного мозга дело не дошло, слава Богу. Спинномозговой канал был только сдавлен в месте перелома, но незамедлительно проведённая операция его восстановила. Из-за большой области разрушения костей и сложности перелома вертебропластикой дело не обошлось, пришлось делать разрез. А потом оставалось лежать неподвижно и ждать, когда всё окончательно срастётся. Всё остальное было цело, если не считать ушибов и сотрясения мозга.             Всё, что происходило между её поступлением в больницу и операцией, было словно дымкой окутано. Ни ощущений, ни своих мыслей Анна не помнила. Как давали наркоз, тоже не помнила.             Мама была первая, кого она увидела, очнувшись после операции. А у мамы уже лежал на сердечной мышце рубец от инфаркта в прошлом. Анна очень боялась за неё, всматривалась: не морщится ли, не хватается ли за сердце.             — Мам, ты не волнуйся, — плохо слушающимися, сухими губами пробормотала она. — Ходить я буду, это точно. Не плачь, всё будет хорошо. Держись.             Да, мама понимала, что ей надо держаться, нельзя раскисать. Не до инфарктов сейчас.             — Да... Сейчас я возьму себя в руки, — всхлипывала она, вытирая глаза бумажным платочком.             Она справилась со слезами и улыбнулась. А потом сдвинула брови:             — Больше никаких покатушек, поняла меня? Доездилась уже! Это смерть на колёсах!             — Мам, да квадроцикл там вообще ни при чём был, — простонала Анна. — Я же не с него упала...             Но мама замахала руками: подробностей она не знала и знать не желала. А много разговаривать Анне сейчас нельзя.             Марина пришла к ней в больницу только один раз, когда Анну уже перевели из реанимации в обычную палату, куда пускали уже не только близких родственников. Девушка пожаловалась, что её «дёргали менты» — разбирались, не криминальный ли случай. Пришли к выводу, что криминала нет, и отстали, но нервы Марине потрепали. Она во всех подробностях поведала Анне о своём общении с полицией; казалось, только это её и заботило — факт её потрёпанных нервов. Действительно, мало приятного, конечно, но Марина говорила только о себе, о своих чувствах, о своём потрясении, о том, «какой кошмар это всё». О том, что у неё получился перерыв в ведении блога и пришлось упустить нескольких клиентов на свадебную фотосъёмку. Простой в работе, убытки, нервотрёпка, моральный ущерб. Прискорбно, конечно, и неприятно, согласилась Анна. Но не смертельно. Марина пожелала ей скорейшего выздоровления и ушла с таким лицом, как будто это не она сама первоначально полезла на хрупкие и ненадёжные развалины ради эффектного кадра, а Анна сдуру чебурахнулась вниз и испортила всем отдых. Тот факт, что Анна её, в общем-то, спасла едва ли не ценой своей жизни, как будто стёрся у Марины из памяти. Может, стресс...             Впрочем, Анна ведь решила не спешить с обвинениями и обидами... Она заморозила в себе эти мысли, отложила их в сторону, но звонить Марине и общаться уже не хотелось. Девушка тоже не звонила и не приходила, не справлялась об её самочувствии. Стресс, наверное, да.             Маме приходилось тяжко, но она держалась. Принесла Анне вишнёвое варенье свежего урожая. А в один дождливый день Анна сквозь пасмурную дрёму почуяла свежий, лёгкий, грустновато-проникновенный аромат духов... Знакомый до дрожи сердца.             На стуле около её кровати сидела Вера. Сердце на миг оборвалось в пустоту, а потом бухнуло несколько раз сильно, свинцово-болезненно.             — Привет, Ань.             — Привет, — сипло сказала Анна, когда дыхание выровнялось.