Тучка золотая

            Мысленно, эмоционально Анна и правда постоянно находилась с Оксаной, даже когда они были врозь. Она несла часть этого груза в виде переживания за неё — о том, удаётся ли ей нормально есть, сколько-нибудь спать, не устроила ли ей мать очередную нервотрёпку. Друзей она старалась как раз таки «не грузить» этими проблемами, но в осенней поездке на квадроциклах не участвовала. Но расспросов о том, куда пропала Оксана из чатов, комментариев, а также почему не появляется на видео на канале Димы, избегать не удавалось. Друзьям она объяснила:             — Она за бабушкой лежачей ухаживает. Плюс дома обстановка нервная. Поэтому если она встанет перед выбором — посмотреть видео или поспать, она выберет второе.             В чате, конечно, очень не хватало её зажигательного веселья. Нет, атмосфера оставалась по-прежнему дружеской, полной юмора, но как будто пропал огонёк — особенный, поддающий жару. Без неё стало не так искромётно. Анна тоже не могла веселиться в полной мере. Она посматривала видео и песенные стримы в записи, но вся эта непростая и нервная ситуация, постоянно маячившая на горизонте сознания, не позволяла ей выдохнуть, расслабиться и просто отдаться душевности и лёгкости общения. Друзья не могли это не чувствовать. Дима даже предложил:             — Ань, если нужна какая-то помощь — пусть Оксана не стесняется обращаться. Поможем, чем сможем.             А между тем то, чего Анна опасалась, случилось. Дело шло к Новому году, у Оксаны были зачёты, близилась зимняя сессия. В переписке она частенько жаловалась на головную боль и постоянную усталость, а сердце иногда начинало будто с ума сходить — колотилось, как бешеное. Зимним вечером, подходя к машине Анны во дворе университета, Оксана вдруг остановилась, прижав руку к груди.             — Солнце, ты чего? — встревожилась Анна, обнимая её за талию и сжимая её руку в своей.             Летел снег, в свете фонарей Оксана выглядела бледной, больной и измученной. Она ловила ртом воздух, будто её лёгкие вдруг разучились извлекать кислород, и выглядело это жутко. Её колени начали подкашиваться, и Анна еле успела подхватить её на руки и усадить в машину. Она вызвала скорую, несмотря на вялые протесты девушки.             Врачей пришлось ждать около получаса. Оксане тем временем стало чуть лучше, её ледяная рука немного согрелась в руке Анны. У неё уже три раза звонил телефон, но она сбрасывала звонок. На четвёртый раз всё-таки взяла трубку.             — Да... Мам, я немного задержусь. Врачей жду... Приедут, посмотрят меня, тогда домой поеду... Всё, не дёргай меня, пожалуйста. Мне и так хреново.             Оксану осмотрели прямо в салоне приехавшей машины скорой помощи, сняли кардиограмму. Врач, мужчина лет сорока, сказал:             — Похоже на приступ аритмии. Сейчас состояние стабилизировалось, госпитализировать не будем. Но я бы рекомендовал обратиться в свою поликлинику.             — У меня в последнее время постоянные стрессы, нервы, недосып... Это может быть из-за этого? — спросила Оксана.             — Да запросто. Ещё раз повторяю: обратитесь в поликлинику, и чем скорее, тем лучше.             Анна повезла девушку домой — опять в эту удушающую и изматывающую атмосферу, которая и довела Оксану до этого состояния. Зубы Анны стискивались, хотелось отвезти её не туда, а к себе — в тишину и покой. И положить спать. Но Оксана не могла оставить бабушку без своего присмотра. На родителей она не полагалась: знала, что те всё сделают не так, а то и просто не будут подходить к ней.             На сей раз Анна проводила Оксану до самой квартиры. Та поднималась по ступенькам медленно, часто останавливалась, чтобы перевести дух.             — Ань, всё, мы уже пришли... Дальше не надо, а то мать опять орать будет, если тебя увидит.             — Пусть орёт, — сказала Анна. — Но я твоим родителям скажу всё, что я о них думаю. Давно хотела.             — Ой, Ань, не надо, а?..             — Не бойся. Всё будет хорошо.             В квартире было чисто убрано, но чувствовался этот характерный тяжёлый, мерзостно-сладковатый запах, который с непривычки вставал комом в горле. Это был запах старого умирающего тела. В прихожей горел свет, в одной из комнат в полумраке негромко бормотал телевизор. Анну с Оксаной встретила стройная женщина в длинном шёлковом халате, с зачёсанными со лба и убранными в пучок светлыми волосами. Её руки были недружелюбно и угрожающе скрещены на груди, губы жёстко поджаты. Черты её лица очень напоминали Оксану, особенно глаза — большие и светлые, но было в нём что-то неприятное. Печать вечного недовольства, нервозности и какой-то пристально-стеклянный блеск взгляда без капли тепла и душевности. От него становилось не по себе, но Анна держалась спокойно.             — Это ещё что за фокусы? Оксана, какие врачи? Ты ничего поинтереснее не могла придумать? — сразу обрушилась женщина на девушку раздражённым, резким голосом. Его звук неприятно бил по ушам и нервам. — И почему чужие люди в доме?             Оксана опустилась на стульчик в прихожей и стала медленно стаскивать с себя сапоги. Анна, присев на корточки, помогла ей разуться, повесила её куртку на вешалку.             — Сердце забарахлило, пришлось скорую вызывать, — глухо ответила девушка.             — Оксана, какое может быть сердце в твоём возрасте? Ты мне эти выдумки брось! — сказала женщина. Слова она произносила отчётливо, жёстко, будто впечатывала каждое в собеседника, вколачивала гвоздями.             — У неё был приступ аритмии, — сочла нужным вмешаться Анна. — Врач скорой рекомендовал как можно скорее обратиться в поликлинику по месту жительства.             Женщина даже взглядом её не удостоила, как будто Анна была пустым местом. Она по-прежнему не сводила злых, требовательных, полных стервозности и раздражения глаз с девушки.             — Иди, бабушку подмой и лекарства дай, — приказным тоном сказала она. — Она опять к еде не притронулась без тебя.             — Сейчас, — устало выдохнула Оксана.             — Ей отдохнуть нужно, — снова подала голос Анна. — Вы не видите, что она плохо себя чувствует?             Женщина наконец посмотрела на неё — вернее, как бы сквозь, будто Анна была стеклянной.             — А вас вообще не спрашивают. И попрошу покинуть квартиру. Вас никто не приглашал.             — Ир, чего там? — послышался из комнаты с телевизором низкий мужской голос. — Можно потише орать? А то я ничего не слышу.             Послышалось шарканье тапочек, и на пороге прихожей показался высокий и крупный мужчина с круглым животиком, в майке и семейных трусах, остриженный коротким ёжиком, в очках. Увидев Анну, он сказал:             — Здрасьте.             В отличие от своей жены, он хотя бы поздороваться не забыл, хотя появление в трусах перед незнакомым человеком его, видимо, не смущало. Он обратился к Анне с вопросом:             — А что, собственно, случилось?             — Что, что! Как обычно, наша дочь хочет привлечь к себе внимание! — бесцеремонно вмешалась его супруга, не дав Анне рта раскрыть. — Вот, врачей уже каких-то выдумала. Здорова, как лошадь, просто на жалость давит! Да, Оксаночка? — обратилась она к двери ванной, за которой слышался плеск воды: Оксана умывалась. — В актёрском мастерстве тебе не откажешь, что правда, то правда.             Муж посмотрел на неё рассеянно, поморщившись от её неприятного и резкого голоса, потом снова перевёл взгляд на Анну, по-видимому, всё ещё ожидая ответа от неё. Та коротко объяснила и серьёзно добавила:             — Оксане нужен отдых. Если её здоровье даст сбой, за бабушкой ухаживать станет некому. Потому что вы-то, как я вижу, не особо этим занимаетесь, всё взвалили на дочь.             Несмотря на внушительные габариты, отчим Оксаны не казался агрессивным. Гораздо больше злости и дурного нрава было в его щуплой, сухощавой жене, а он выглядел этаким большим увальнем, любителем вкусно поесть, бесхитростным и простым, как валенок. Он не огрызнулся в ответ на довольно жёсткое замечание Анны в свой адрес, даже оправдания забормотал:             — Так а что я сделаю, если бабка никого, кроме неё, к себе не подпускает? Ни еду не берёт, ни лекарства, а если тронешь её — кричать начинает. Что я сделаю-то?             Оксана вышла из ванной с безжизненным лицом и опустилась на кухне на табурет у стола, закрыла глаза. Её ресницы намокли, сквозь сомкнутые веки просочились слёзы.             — Вы бы хоть чаю ей налили, — сказала Анна матери девушки. — На ней просто лица нет, вы не видите?             Та только скривилась, процедила:             — Щас, разбежалась... Буду я ещё тут чаи-кофеи ей подносить! Бедненькая-несчастненькая нашлась... — И, встряхнув Оксану за плечо, грубо сказала: — Может, хватит уже тут жертву изображать, а? Сам Станиславский сказал бы «верю!»             Анна, будучи здесь на правах гостьи, чувствовала себя связанной по рукам и ногам. Больше всего ей хотелось взять эту стерву за пучок волос на затылке и шмякнуть лицом об стол, но она лишь процедила с плохо сдерживаемым бешенством:             — Чего вы на неё набросились? Ей реально плохо.             — Вы всё ещё здесь?! Я, кажется, вас просила покинуть квартиру! — заорала женщина с перекошенным лицом.             Анна поняла, что это и есть то самое «на ультразвуке». У неё даже в ушах зазвенело. Отчим Оксаны, пройдя на кухню, загремел чайником: налил воды, поставил на плиту.             — Сейчас заварю, — сказал он миролюбиво. — Какие проблемы? Ир, ты будешь?             Ирина смотрела на него, как на предателя Родины, подпирая руками бока.             — Давай, прыгай вокруг неё, скачи! Расстарался! Может, ещё кофе ей в постель принесёшь?             — Ир, чего ты расшумелась на ночь глядя? — проговорил отчим мягко. — Все устали, всем хочется отдохнуть... в тишине... У нас, между прочим, гости, если ты не заметила... А ты так себя ведёшь при посторонних людях...             — Ага, поучи ещё меня! — прошипела Ирина. — Гостей этих никто не звал, они сами припёрлись!             — Ирунь, ну чего ж ты так, в самом-то деле! — поцокал языком её супруг, почесав пятернёй волосатую грудь под майкой. — Иди-ка ты в комнату, я тебе чаю туда принесу.             — Не надо мне чаю твоего! — истерично взвизгнула женщина.             — Ну, не надо так не надо, — примирительно бубнил отчим Оксаны басом. — Всё, всё, тихо, тихо. Иди, приляг, а то давление поднимется.             — Я тут с вами в гроб скоро лягу! — с плаксивым всхлипом воскликнула Ирина.             Действуя мягко, но настойчиво, он выпроваживал жену с кухни — сдвигал её потихоньку в комнату с работавшим телевизором. Она упиралась, истерично протестовала, но его напор был неумолим — она скрылась за его широкой спиной. Как бульдозер своим отвалом сдвигает грунт, так и он засунул супругу в комнату, вошёл сам и прикрыл дверь. Минут пять слышалось его басовитое бубнение: он что-то успокоительно говорил Ирине.             Когда он вернулся, чайник уже свистел. Залив пакетики кипятком, он открыл холодильник.             — Могу предложить сыр, колбасу, конфеты.             — Спасибо, ничего не нужно, — ответила Анна.             — Кстати, Евгений, — представился мужчина. — А к вам как можно обращаться?             — Анна, — ответила та.             Евгений зачем-то достал из шкафчика коньяк, вопросительно показал ей бутылку. Анна покачала головой:             — Я за рулём.             — Как хотите... А я себе пятнадцать капель плесну. Завтра выходной. — Налив немного в свою кружку с чаем, он вздохнул. — Вы мою супругу уж извините... Нервная она.             — Я заметила, — хмыкнула Анна.             Оксана тем временем открыла глаза и собралась встать, но видно было, что движения даются ей с трудом. Анна положила ей руку на плечо.             — Оксан, сиди. Чай вот пей.             — Мне к бабушке надо, — простонала та.             — Сначала сама отдохни хоть немного, — настояла Анна.             Удалось заставить девушку посидеть пять минут и выпить несколько глотков чая, а потом она всё-таки ушла к бабушке, чтобы сделать всё необходимое. Анна осталась на кухне вдвоём с Евгением. Тот налил коньяк себе уже не в чай, а в стопку, запустил ручищу в вазочку с конфетами на подоконнике и бросил на стол увесистую горсть. Выпил, закусил половинкой конфеты и запил чаем.             — Точно не будете?             — Я за рулём, спасибо, — повторила Анна.             Евгений долго крякал, откашливался, как будто собираясь с мыслями. Доел остатки конфеты, сполоснул рот чаем.             — Вы... Это... В смысле — Оксанкина... ну, типа, подруга? — наконец выговорил он.             — Типа да, — усмехнулась Анна.             — То есть, не подруга, а, в смысле, ну... Вы с ней, типа... того? — охваченный неловкостью, промямлил Евгений. — Ну, вы поняли... Я про это самое.             Анна кивнула. Отчим Оксаны от смущения налил и опрокинул в себя ещё стопку коньяка, закусил второй конфетой, взял целый лимон, лежавший на блюдце рядом с сахарницей, шумно занюхал. Крякнул, откашлялся, опять озадачился подбором слов.             — Я, это... В смысле, хотел сказать вот что. Мне-то, в принципе, всё равно, с кем она там... того. Ну, не в смысле, что мне пофиг на её судьбу, просто... пусть хоть с мужиками встречается, хоть с бабами. Главное — чтоб она уже своей жизнью зажила, замуж вышла... Ну, или... другой вариант. Нелады у неё с матерью. А если бы она уже, так сказать, вылетела из родительского гнезда, может, и поспокойнее бы стало жить всем.             — Я тоже считаю, что отдельно жить Оксане было бы гораздо лучше, — сказала Анна. — Но из-за ситуации с бабушкой она вынуждена оставаться с вами. Ей и так тяжело, а ваша жена создаёт ей невыносимые условия.             Евгений взял со стола пачку сигарет, предложил Анне. Та не отказалась, он галантно поднёс ей пламя зажигалки, а потом включил вытяжку над плитой.             — Чтоб не воняло, а то Ира ругаться будет, — пояснил он, также закуривая. Сев на место, выпустил дым. — Да, согласен, перегибает жена палку. Девчонка выросла, дерзкая стала, самостоятельная... А Ируся любит, чтоб все вокруг шёлковые да послушные были. Ну и пытается её под себя подмять... А Оксанку хрен подомнёшь... Скорее сломаешь, чем согнёшь. Я для неё не авторитет, она меня за отца не считает... А её родной батя... того. Другую бабу встретил, нравом поспокойнее. И с меньшим количеством тараканов. За границей живёт сейчас с ней. Оксанка в батю характером пошла, не в мамку.             — Скажите, а... А ваша жена всегда такая была или только в последнее время? — спросила Анна.             — Давай уже на «ты», по-родственному, — предложил тот, наливая себе ещё стопку коньяка. — Понимаю, на что ты намекаешь... Типа, может, климакс у неё... Да не, рановато вроде пока. Но несколько лет назад она потише себя вела, твоя правда.             — Может, у неё со здоровьем проблемы? — осторожно спросила Анна.             Она хотела добавить «с головой», но из вежливости ограничилась обтекаемой формулировкой. Евгений пожал плечами.             — Да вроде ничего такого...             Они посидели ещё немного, беседуя вполне мирно. Анна медленно потягивала уже остывший чай, и Евгений услужливо подлил ей кипятка, а сам выпил ещё пару рюмок. Работал он в фирме по строительству колодцев и септиков, установке систем отопления и водоснабжения — работяга, словом. Анна тоже сказала пару слов о себе, упомянув своё увлечение поездками по бездорожью. Евгений поинтересовался, что у неё за машина, и некоторое время они обсуждали железных коней. Опрокинув ещё пару рюмок, отчим Оксаны сказал:             — А ты ничего так... нормальная. Не отказался бы с тобой как-нибудь посидеть, выпить, потрындеть... Но, раз уж ты за рулём!.. — И он развёл руками.             — Как-нибудь в другой раз, — усмехнулась Анна. И добавила серьёзнее: — Вот что, Женя: ты, как я понимаю, занял по отношению ко всей этой ситуации позицию наблюдателя-пофигиста, который побаивается лишний раз связываться со своей женой... Я бы тебя всё-таки попросила не быть таким отстранённым. Не подкаблучник же ты? Ты сам признаёшь, что супруга твоя — малость того... неуравновешенная. И по отношению к своей дочери ведет себя — уж будем честными — крайне мерзко. Вот честно, я бы прямо сейчас забрала Оксану отсюда, но она не согласится — из-за бабушки. Ей жалко её, а на тебя с матерью она рассчитывать не может, видя, как вы безалаберно относитесь к уходу за бабушкой. Но и жить ей здесь, в такой атмосфере, невыносимо — даже не столько из-за бабушки, сколько из-за матери. Ты бы, Женя, как-то жену свою... ну, не приструнил, так хотя бы утихомиривал. Ну, не знаю... Трахай её почаще, что ли.             — Да какой там секс, когда в соседней комнате — бабка, — хмыкнул Евгений.             — Придумай что-нибудь, ты же не глупый мужик, ленивый только. Лень тебе стать буфером между твоей женой и дочерью — это же напрягаться надо, прилагать усилия. — Анна потушила окурок, отказалась от новой сигареты, предложенной хозяином. — Трудная у вас ситуация, никому такой не пожелаешь, но твоя жена усугубляет её. Придумала себе развлечение — девчонку изводить... Это нормально, по-твоему?             — Да нет, конечно, — вздохнул Евгений. — Да только сложно всё. Если я на сторону Оксанки буду вставать, жена вообще с катушек слетит. Я тебе по секрету скажу... — Он понизил голос до шёпота, доверительно склоняясь вперёд, ближе к Анне. — Ируся же меня того... к собственной дочери ревнует. Когда мы поженились, девчонке двенадцать было — мелкая ещё. А вот лет этак с четырнадцати начала расцветать, в красотку превращаться. И у Ируси что-то переклинило в мозгах — вообразила себе, будто красавица-дочурка угрожает её женскому счастью. Не-не, Ань, ты не подумай ничего плохого! — поспешно заверил Евгений, заметив сжавшиеся челюсти и грозный взгляд Анны. — Я не по этой части, боже упаси! Если бы что-то такое было, разве бы я сейчас тебе об этом говорил? Вот именно, молчал бы в тряпочку. Не-не, мне малолетки нафиг не сдались, меня взрослые бабы привлекают. Но у Ируси на этой почве такие жирные тараканы в голове завелись, что никаким дихлофосом не вытравишь. А когда выяснилось, что Оксанка у нас — того... в смысле, девочками интересуется, это вроде должно было её успокоить... Так ведь нет, ни фига подобного. Она решила, что дочь — и по тем, и по другим... Ну, в смысле, и с девочками, и с мальчиками может. Развратница малолетняя, в общем. А раз у неё такие интересы разнообразные, то отчима ей до кучи соблазнить — как нефиг делать. Как тебе такая логика?             У Анны от услышанного рука сама невольно потянулась к сигарете, а Евгений тут же услужливо поднёс ей огонь.             — Мда... — Она выпустила дым, озадаченно щурясь сквозь его завесу. — Хорошие таракашки, знатные. Размером с носорога.             — А я о чём? — Евгений уже просто так, без коньяка, взял конфету, освободил от фантика и сунул в рот. — Теперь ты понимаешь, в каком я положении? Ируся таки-и-ие далеко идущие выводы сделает, что только держись... Она это умеет. Типа, если я её защищаю — значит, неравнодушен к ней. Видела, как она взбесилась, когда я чай стал для Оксанки заваривать? И так — во всём. Во всём она видит какой-то умысел, какую-то подоплёку. То она, значит, нашла чьи-то трусы на полу в машине... А я тут вообще не при делах! Каюсь, давал Оксанке машину, она там каких-то своих девок катала. Так-то она с правами, водить умеет, только машины пока своей нет. Вот ведь зараза мелкая, устроила мне подляну!.. Развлекалась она, а проблемы потом были у меня!             — Когда это было? — нахмурилась Анна.             — Давно, до тебя ещё, — усмехнулся Евгений.             Пошли какие-то уже совсем ненужные подробности, и Анна, поморщившись, сказала:             — Не завидую я тебе, Женя. Бред ревности — это жесть, конечно. А из ситуации мне видится единственный выход — как можно скорее убрать Оксану из этой нездоровой обстановки.             — Да я только за, обеими руками! — Евгений с долгим вздохом развернул очередную конфету. — Вот только бабка тогда загнётся у нас гораздо раньше. Она же никого, кроме Оксанки, не подпускает к себе... Есть отказывается, пить отказывается. Оно бы и ладно, и чёрт бы с ним, помрёт скорее — всем только легче станет, но ведь не по-человечески же это. И Оксанка расстраиваться будет. И обвинит нас в том, что голодом бабку заморили. Не знаю я, что делать. Оксанка думает, что я козёл и чмо, что я тоже ненавижу её, как и мать, а я просто лишний раз стараюсь не провоцировать жену. Если я буду показывать хорошее отношение к дочери — такое начнётся!.. Мол, и чего это я такой добренький стал, и чего это я её защищаю...             — Лечить твою Ирусю надо, вот что, — вздохнула Анна. — По-моему, она опасна для окружающих. А за Оксану я уже боюсь. Ну вот как её сейчас здесь, с вами, оставлять?             — Ну, бери её на ночь к себе, — предложил Евгений. — Пусть хоть высыпается нормально. А утром пусть сюда приезжает — как на работу. Ну а ночью мы уж, поди, как-нибудь справимся.             — Это мысль, — согласилась Анна. — Хотя бы так.             В процессе общения у неё сложилось впечатление, что отчим Оксаны — мужик простой и грубоватый, слегка трусоватый и нерешительный, но, в общем-то, не злой. Ещё он был обжора и сладкоежка: пока они сидели и беседовали, от большой горсти конфет, которую он бросил на стол, остались одни фантики. Насчёт продуктов для бабушки и невозможности её питания с общего стола его, к слову, удалось вразумить, и он пообещал, что будет учитывать при покупках её рацион. Он реально недопонимал всех этих тонкостей диеты и искренне считал, что пельмени из жирного мяса бабушке не повредят. Анна доходчиво и популярно объяснила ему разницу между молодым здоровым организмом и организмом старого больного человека. Евгений понял и пообещал исправиться. Ещё и извинился за то, что Анне пришлось самой покупать продукты и кормить бабушку. Пожалуй, он был не безнадёжен, решила Анна.             Уговорить Оксану поехать к Анне удалось с трудом. Она беспокоилась, что родители не справятся, и в этом беспокойстве тоже было что-то нервозное, болезненное. Когда они приехали, сил у неё осталось только на то, чтобы принять душ и выпить стакан кефира, налитого Анной. Анна уже не стелила ей на диване, как гостье, теперь Оксана имела все права на место в её постели. При других обстоятельствах это приятное и волнующее соседство непременно имело бы последствия, но сейчас девушка могла только свернуться клубочком под одеялом и уткнуться в плечо Анны. Сработал «подушечный рефлекс» — через минуту она уже сонно посапывала. Анна тихонько коснулась губами её волос.             — Спи, птаха. Набирайся сил...             Но посреди ночи Оксана вдруг проснулась и села в постели, охваченная какой-то паникой. Анне еле удалось её успокоить. Она заварила ей травяной чай с мелиссой, которая у неё никогда не переводилась благодаря даче и маме.             — Спасибо, Ань, — вздохнула Оксана. — Даже не верится, что я не там, дома, а здесь, с тобой. Мне здесь так хорошо... Так непривычно тихо и спокойно... Здесь я больше чувствую себя дома, чем там. А ведь это то место, где я жила, когда была маленькая, место, где я росла. Не могу сказать, что у меня было плохое детство... Нормальное. А потом маму как будто подменили.             Анна не решалась её спросить, знала ли она о «тараканах» своей матери, о патологической ревности. Та воспринимала Оксану не как дочь, а как соперницу. Ревность самки, тупая и злобная. Впрочем, вопрос прояснился сам.             — Да, у меня было в целом неплохое детство, только вот оно иногда омрачалось ссорами родителей... Мама постоянно ревновала папу. Иногда были мирные периоды, иногда творился ад. У папы не было никаких других женщин, но как в пословице — назови человека сто раз свиньёй, и он захрюкает. Однажды у него и правда появилась другая. Теперь она его жена, они живут в США. Бабушка с дедом считали, что мама сама виновата — сама потеряла папу из-за своей ревности. А мама, естественно, не считала себя ни в чём виноватой, а с бабушкой и дедом отношения испортились. Теперь вот история повторяется с отчимом. Он не злой, просто тряпка. Боится дать ей малейший повод... Но маме, чтобы ревновать, повод и не нужен, вот в чём засада. Если его нет, она его придумает. — Оксана отпила глоток, грея руки о чашку. — Я понимаю, что она просто человек с нездоровой психикой... Начала это понимать пару лет назад. Но временами я её просто ненавижу. Не убить её помогает понимание, что это болезнь... Но, Господи, как же тяжело с ней! Ей надо к врачу, причём давно, но от малейшего намёка на это она приходит в ярость.             Допив чай, она обхватила руками голову, запустила пальцы в волосы. Её локти опирались на колени. В такой скрюченной позе она сидела на кровати и смотрела перед собой застывшим, полным напряжённой тревоги, боли и усталости взглядом.             — Я вот что думаю, Ань... Бабушка заболела в старости, мама больна уже сейчас. Как думаешь, у меня есть шанс остаться адекватной хотя бы годам к тридцати? Потому что, насколько я знаю, лечится это хреново. Старческое — вообще не лечится, что бы там ни говорили про профилактику, питание, витамины, кроссворды. Но это — всё-таки отдалённая перспектива, до этих лет ещё дожить надо. А вот что делать, чтобы крыша не протекла в молодости?             Анна не знала толком, что ответить. Она присела рядом и обняла её за плечи, погрузила губы в её пышную гриву, наматывая золотистые пряди на пальцы.             — Я не очень в этом разбираюсь, птаха, — призналась она. — Из наследственных психических недугов что-то слышала только про шизофрению. А остальное... Наверно, тут многие факторы должны сложиться, чтобы болячка развилась.             Оксана разжалась из комочка, вытянула ноги и опустилась на подушку.             — Думаю, ещё пара недель в этом аду с маманей — и у меня точно что-то разовьётся, — сказала она с невесёлой усмешкой. — Да ещё сессия скоро — для полного счастья. А преподам пофиг, что там у тебя дома творится. Да и не будешь же, в самом деле, жаловаться и на жалость давить...             — Говорила же тебе — академ брать надо было, — вздохнула Анна. — Но ты же решила, что ты железная и всё выдержишь...             — Я просто не думала, что будет настолько тяжело... — Оксана подползла к Анне поближе, устроилась в её объятиях. — А теперь уже поздно что-то переигрывать. Сдам сессию, а там посмотрим... А с другой стороны — один семестр останется доучиться. Есть ли смысл дёргаться?             — Солнце, на кону уже твои нервы и здоровье, — серьёзно сказала Анна, щекоча губами пушистое золото её волос. — Ноша может оказаться непосильной, и ты надорвёшься просто. Ладно, поспи ещё... А то какой смысл был ко мне перебираться, если ты всё равно не будешь высыпаться?             Оксане удалось кое-как заснуть снова. Анна, несколько выбитая из колеи всеми этими переживаниями, не услышала будильник, девушка тоже спала крепко. В итоге времени на завтрак не оставалось — оставалось только прыгнуть в машину и ехать.             — Едрёна кочерыжка! — пробормотала Анна, торопливо выбираясь из постели и ловя ногами тапочки.             Не нашла, плюнула и пошлёпала босиком в ванную, чтобы хотя бы плеснуть себе в лицо горсть воды и разлепить склеенные сном глаза.             — Что за спешка, что за шум? — Оксана, сев в постели, сладко зевала и потягивалась.             — Мы проспали, вот что! — И Анна, танцуя на одной ноге, торопливо натягивала джинсы. — Бегом, бегом! А то и я на работу опоздаю, и ты... на свой пост.             Оксана была вялая, недовольная и капризная, собиралась возмутительно медленно, и Анне, может быть, и хотелось бы её встряхнуть, поторопить, но что-то не давало ей быть резкой и нетерпеливой. Нельзя, понимала она: девушка и так в аду ежечасно; не хватало, чтобы ещё и здесь она получала негатив. Здесь — только любовь и нежность, только отдых и покой.             — Солнышко, поскорее, — мягко поторопила её Анна, стоя в прихожей и позвякивая ключами от машины. — Мы реально опаздываем.             Наконец они сели в машину. Анна вела на предельно допустимой скорости, обгоняла там, где это было возможно. Оксана пыталась проснуться: массировала себе уши и шею, вращала головой. Обнаружив в машине початую бутылку минеральной воды, спросила:             — Ань, можно, я попью?             — Конечно.             Негоже было оставлять Оксану без завтрака, и Анна притормозила у попутной точки быстрого питания. Фаст-фуд, конечно, не самый полезный выбор, но тут уж было не до капризов: из-за причуд матери Оксана могла вообще на весь день остаться голодной. Родительские продукты ей трогать запрещалось, а при обнаружении недостачи мать поднимала выматывающий нервы крик. Вручая девушке пакет с едой, Анна чмокнула её в уголок губ, а та опять блеснула слезинками.             Заехав за Оксаной вечером, чтобы отвезти её в университет, Анна спросила:             — Ну, как ночь прошла?             Та устало вздохнула.             — Плохо... Когда я утром пришла, мать сразу стала кричать, что бабушка им всю ночь спать не давала и что она не согласна так... Отчим, правда, мне потом потихоньку сказал, что бабуля побеспокоила их всего один раз, когда пришлось ей среди ночи менять подгузник. У бабули стресс, конечно... Она не любит, когда кто-то, кроме меня, к ней прикасается. Мать требует, чтобы я по-прежнему ночами за бабулей присматривала, а они с отчимом, дескать, спать хотят, им утром на работу.             — Слушай, может, всё-таки попробовать найти ночную сиделку — хотя бы на время твоей сессии? — предложила Анна. — Мы с Димой и Марком даже можем скинуться.             — Не знаю, согласится ли мать, — с сомнением покачала головой Оксана. — Я попробую с ней поговорить на эту тему.             Вторую ночь, несмотря на требовательные звонки матери, она тоже провела у Анны. И снова проснулась в панике, с сердцебиением и одышкой.             — Тебе снится что-то? — спросила Анна, наливая ей чай с мелиссой, как и в прошлый раз.             Оксана, устало проводя по лицу дрожащими ладонями, выдохнула.             — Чушь всякая... Будто бабуля ползает по полу и агукает, как младенец, а мать с отчимом служат чёрную мессу... Ну, или какая-то оргия у них с сатанинским оттенком. Бред, в общем. И ещё препод, Анатолий Иваныч, будто бы зашёл на чашечку чая... А я разрываюсь: и бабуле подгузник менять надо, и для этих сатанистов петуха резать, и преподу, будь он неладен, чай подавать... Всем надо всё и сразу, а у меня не десять рук. Вот такая вот веселуха! — И девушка издала нервный смешок.             Утром она опять отправилась домой. На сей раз они проснулись вовремя, и Анна покормила Оксану сытным завтраком: варёные яйца, трёхслойные бутерброды — с маслом, сыром и ветчиной, кофе со сливками, мамино яблочное повидло.             — Господи, как мало человеку надо для кайфа! — проговорила девушка, допивая мелкими глоточками кофе.             На сливки Анна не поскупилась — купила с жирностью тридцать три процента. Они предназначались для взбивания, но она любила их добавлять в кофе. Оксана пришла в восторг. Анна дала ей с собой контейнер с обедом — куриное филе с макаронами и томатным соусом, а также упаковку её любимых «Чоко-пай». Та растроганно обняла её, и по её дыханию Анна почувствовала, что у девушки опять слёзы близко.             — Ты меня балуешь, Ань, — с влажным блеском в глазах улыбнулась Оксана.             — Ты это заслуживаешь, — ответила та, пощекотав поцелуем её ушко.             — «Чоко-пай» — вы этого достойны! — дурашливо пародируя рекламу, приняла Оксана изящно-экранную позу с коробкой в руках.             У неё ещё остались силы и нервы шутить и улыбаться, подумалось Анне. Это был хороший признак.             Вечером Анна спросила:             — Ну как, поговорила с матерью насчёт сиделки?             Кружил снегопад, танцуя около уличных фонарей, переливались светодиодные гирлянды — по городу уже гулял дух Нового года. Вот только будет ли нынешний праздник для Оксаны радостным? Мерцающие разноцветные слёзы тающих на стекле снежинок просили: пусть он будет хорошим и добрым, пусть никто её не расстраивает и не нервирует, пусть не донимает идиотскими издевательствами. Самым актуальным подарком для неё могла стать тишина, спокойствие и уют — всего лишь. У Анны уже крутилась в голове кое-какая мысль.             Оксана вздохнула:             — Поговорить-то поговорила, но толку не вышло. Мать отказывается. Говорит, что сиделки — все сплошь непорядочные. А она не хочет, чтобы ночью по квартире шастала какая-то чужая тётка, суя нос во все шкафы. Ещё и за ней следить придётся, чтобы не своровала что-нибудь. Ань, я, если честно, тоже сомневаюсь, что бабуля кого-то чужого примет, если уж даже свою дочь и зятя не принимает...             — Ясно, — мрачно глядя из-под нахмуренных бровей на дорогу, процедила Анна. — Ну а если мы с Димой и Марком кинем клич среди народа — в смысле, подписчиков — и найдём-таки по рекомендации хорошего, проверенного и надёжного человека? А ты её бабушке представишь — мол, так и так, это моя хорошая знакомая и коллега, она будет помогать мне, приглядывать за тобой по ночам.             — Да попробовать-то можно... — Оксана устало потёрла внутренние уголки глаз пальцами, поморщилась, будто бы от головной боли. — Вот только мама может её просто на порог не пустить. Или выгнать. Без её согласия всё равно ничего сделать нельзя. А она упёрлась.             — Блин, не понимаю, зачем упираться, если ей даже платить не придётся из своего кармана? Просто чтоб тебя помучить? — воскликнула Анна, стискивая кулак.             — Из вредности. И чтоб меня помучить, да. — С выражением предельной усталости Оксана откинулась на подголовник. — Не надо напрягать Диму с Марком, Ань... Они потратят своё время, усилия, деньги, а мать может всё испортить. Глупо получится.             Это была последняя ночь, которую Оксана провела у Анны. Вечером следующего дня она попросила Анну отвезти её домой: она боялась оставлять бабушку с матерью и отчимом. После этих трёх ночей, как ей казалось, та стала хуже себя чувствовать. Её нужно было успокоить.             — Я ей обычно на ночь что-нибудь вслух читаю, — сказала Оксана. — Это её умиротворяет. И она лучше засыпает.             — Слушай, у меня мысль, — сказала Анна, осенённая. — У Марка приятный голос, он мог бы почитать вслух для твоей бабушки. Попрошу их с Димой провести сегодня внеочередной стрим, а ты включишь его ей через колонки. Что ты ей обычно читаешь?             — Да что угодно... Её просто спокойное, размеренное чтение убаюкивает. В последний раз читала «Сандро из Чегема». — Оксана немного оживилась, даже бледноватый лучик улыбки промелькнул на её лице. — Вообще неплохая идея... Можно попробовать. Ты мне только напиши, если всё получится, когда примерно начнётся стрим.             — Обязательно, солнышко.             Друзья откликнулись на просьбу Анны, хотя она получилась внезапной и спонтанной. Дима сказал в своей немногословной манере: «Окей, сделаем». Марк отозвался более развёрнуто: «Почему бы и нет? Чего мы только не делали на стримах: и пели, и шутили, и ели, а вот вслух ещё не читали. Интересно будет попробовать». А спонтанность... У них иногда в компании так бывало: пришла идея в голову — взяли и сделали. При удачном стечении обстоятельств, конечно. Особенно, если чем-то загорался Марк. Тогда его энергии хватало, чтобы пробить мощным лучом стену под названием «блин, ребята, это круто, но в другой раз, сегодня я не могу». Когда Марк хотел, обстоятельства сами начинали волшебным образом складываться так, как надо всем. Может быть, он был чуточку волшебник, кто знает...             Когда Анна приехала домой и включила компьютер, стрим шёл уже двадцать минут, но читать ещё не начинали — ждали сигнала от Оксаны, а пока пили кофе, курили и беседовали. Марк перебирал струны гитары, напевая под нос.             «Всем привет», — написала Анна в чат.             — Привет, Ань, — ответил Дима. — Рад, что ты с нами. Заваривай пока чай... или кофе. В общем, чего душа пожелает.             Пока ждали сообщения от Оксаны, Марк успел исполнить пару песен — «Мне бы дьявола-коня» и «Спрячь за высоким забором девчонку». Наконец в чате появилось:             «Марк, привет) Мы на связи».             — А, отлично, — сказал он, когда Дима, занятый съёмкой и чтением комментариев, передал ему это сообщение. — Уважаемые зрители, сегодня мы попробуем сделать то, чего ещё не делали на наших стримах — почитаем вслух. Идея принадлежит Ане, которая нас сейчас смотрит, а книгу порекомендовала Оксана. Она называется «Сандро из Чегема», автор — Фазиль Искандер. Книга эта представляет собой роман в рассказах, трёхтомник. Она состоит из новелл, не объединённых общим сюжетом, но рассказывающих о главном герое — дяде Сандро, а также о его родственниках и односельчанах. Книга эта примечательна тем, что её можно начать читать с любого места — и будет, в принципе, всё понятно. Любую новеллу можно читать практически как самостоятельное произведение. Я читал эту книгу очень давно, но хорошо помню, что получил массу удовольствия от её юмора, от описания обычаев и жизни абхазского народа. Это замечательная вещь, очень душевная, очень «вкусно» написанная. Спасибо тебе, Оксана, что напомнила мне о ней — надо будет на досуге обязательно перечитать. Если кто-то из зрителей с ней не знаком — рекомендую.             Он начал читать сразу одиннадцатую главу первого тома, а объяснялся такой выбор тем, что в прошлый раз Оксана закончила читать бабушке десятую. Впрочем, с тем же успехом можно было выбрать любую другую новеллу: бабушка всё равно вряд ли что-нибудь толком запоминала. Она, вероятно, и за сюжетом-то не особо могла уследить, её умиротворяло само чтение, производя на неё успокоительно-гипнотический эффект. Новелла повествовала о Тали, дочери дяди Сандро — непревзойдённой низальщице табака и необычайно живой, своевольной и горячей, как огонь, девушке.             «Интересная книга, спасибо за наводку», — писали в чате.             «Марк, вам с вашим голосом надо аудиокниги начитывать!» — хвалили чтеца.             Время от времени он давал отдых своим голосовым связкам, замолкая и делая глоточки горячего чая, которым его бесперебойно снабжали. Потом он отлучился на перекур, а Дима, дабы заполнить паузу, исполнил на гитаре кавказский мотив.             «А лезгинку сможете?» — написали в чате.             Вернувшийся с перекура Марк принял вызов, и они с Димой дуэтом сыграли зажигательно и темпераментно. После этого перерыва Марк вернулся к чтению. Почитав ещё полчаса, он попросил чаю. Оксана написала в чате:             «Марк, а романсы какие-нибудь можно? Бабушка их любит».             — Попробуем, — кивнул тот.             Промочив горло горячим чаем, он исполнил «Любовь — волшебная страна», а Дима ему аккомпанировал вторым гитаристом.             — Нет, высоковато для меня, — оборвал себя Марк.             Надя пришла на помощь, и песня была всё-таки допета. Почти без паузы Марк перешёл на «Две гитары», затем — «Письмо матери» на стихи Есенина, «Отговорила роща золотая...», «Не жалею, не зову, не плачу...», «Над окошком месяц», «Клён ты мой опавший...». Спев напоследок «Белой акации гроздья душистые...» дуэтом с Надей, он потянулся к кружке с остывшим чаем.             — Пощадите!             Анна написала Оксане в личных сообщениях:             «Ну, как там бабушка?»             Минут через пять девушка ответила:             «Слушай, Марк имеет явный успех! Бабушке очень понравилось. Она только последний романс про гроздья акации не слышала — уснула. А жалко, эту песню она очень любит».             Народу в чате эти подробности знать было необязательно, и Оксана написала Марку об успехе их затеи также в личных сообщениях. Тот во время перекура прочёл и ответил. Анне он написал:             «Ань, спасибо тебе за идею насчёт чтения. Кажется, народу понравилось, просят ещё))»             Они договорились, что пару раз в неделю будут устраивать такие чтения — главным образом, конечно, для бабушки. Ну, а раз народу, что называется, зашло — то и для зрителей тоже. Романсы будут включены в обязательную программу.