***
Бомжих повели вниз по обшарпанной подъездной лестнице. На улице их ждала полицейская машина. Толстенный служитель полосатой палки открыл скрипучую дверь и грубо запихнул детективов на заднее сиденье, громко хлопнул дверью, чуть не прищемив Мире нос, и сам, кряхтя, залез на место водителя. Рука его потянулась к кнопочкам, нажав одну, он включил какое-то дебильное радио, на котором двадцать три часа в сутки играет шансон, а оставшийся час — реклама термобелья «Меховая жопка». Спустя пару минут из подъезда выволокли Арама. Он кричал что-то неприличное про Зухру. Его тоже засунули на несчастное заднее, и своей тушей он окончательно впечатал Миру в окно. А сам то полицай, затолкавший его сюда, сел на просторненькое пассажирское. Он стукнул кулаком по бардачку и грубо обратился к толстяку: — Блин, Глухарев, ты меня так задрал уже своим шансоном! — с этими словами он вставил в дисковод сборник своих любимых песен. Несколько секунд шипения, жужжания, пищания, и салон наполнился звуками отборного хэви металла. Взъерошив волосы, офицер, не оборачивая головы, слегка раздраженно фыркнул: — Трогай.***
Педаль газа в пол, машина несется по неестественно пустому шоссе. Мира, уткнувшись носом в стекло, наблюдает за стекающими по нему дождевыми каплями и размышляет о том, в какой момент жизни она свернула не туда. Арам проклинает весь белый свет про себя, а Кира разглядывает того самого черноволосого полицейского, который по счастливой, или не очень, раз он снова наткнулся на эту тупорылую компашку, случайности сегодня патрулировал район.***
Спустя полчаса езды по кочкам они наконец подъехали к серому мрачному зданию, на котором большими зелеными буквами красовалось «ПОЛИЦИЯ». Менты выволокли преступников из машины и завели внутрь. Церемониться с ними не стали, и после небольшого обыска сразу запихнули их в камеру. — Здесь посидите пока, — произнес черноволосый низким твердым голосом, закрывая замок на ключ, — потом разберемся, что с вами делать. — и ушел по длинному коридору, оставив их только втроем. Арам сразу же плюхнулся на единственную скамейку, не дав бомжихам возможности присесть. Ситуация была странная, все молчали. Пугающую тишину нарушало лишь тиканье настенных часов. — Ровно девять вечера… — прошептала Кира, пустыми глазами рассматривая циферблат. — Ты совсем посовсемилась? — выпучив глаза, не без иронии спросил наркоброн. — Какие девять? Пятнадцать минут одиннадцатого сейчас! — Ой, знаешь, у меня… свое восприятие времени. — Да, точно, ты ведь вовсе не тупыч, который не умеет пользоваться часами, а совершенно необычная и удивительная натура! — на удивление, Арам был слишком спокойный. Даже глаза не закатил и не фыркнул ни разу. Ну, хоть тонну сарказма вылить на Киру не забыл. Она же пропустила его слова мимо ушей и устроилась на полу, облокотившись на решетку. Она прикрыла глазки и стала размышлять о своей прошлой, настоящей и будущей жизни: "Раньше я спала на улице, а теперь нас закрыли в обезьяннике. Что же дальше?"***
Ночь провел кто как: Арам развалился на койке, бомжихи калачиком свернулись на холодном бетонном полу. Им не впервой. Утром их разбудил крик черноволосого полицая: — Та-ак, подъем! Жирдяй, за мной, пойдешь на допрос! — подошел к решетке, провернул ключ и буквально за шкирку вытащил из камеры наркоброна. Кира с Мирой сразу же вскочили и прыгнули на скамью. — Ох, как же классно лежать не на полу! — Да не очень, тут Арам своей жирной жопой нагрел уже…***
Прошло несколько часов. Арама так и не вернули. Бомжихи уже начали волноваться, а не убили ли его часом? Хотя, че это они за него волнуются. Сами живы и ладно. Ну, не очень то они и живы, конечно. Пожрать ниче не дали, спать неудобно, но не может же это вечно продолжаться? Подтверждением этому стали твердые шаги где-то в начале темного коридора. Вскоре показался уже всеми полюбившийся (или всех доставший?) черноволосый офицер. Он презрительно осмотрел «детективов» и коротко пояснил: — Этого наркоторговца завтра будут судить, скорее всего, посадят на немаленький срок. На вас мы завели новое дело, к нему также причастна пострадавшая Зухра Вантузова, ее тоже взяли под арест, по выздоровлении ее привезут сюда. Ориентировочная дата вашего суда — шестое июля. — потом бросил еще один взгляд на арестованных и, не сказав больше ни слова, развернулся и пошел обратно, приглаживая волосы. — Седьмое… — задумчиво пробубнила Мира. Давайте сделаем вид, что она не снова затупила, а просто не расслышала. — Это через три дня получается. — Надеемся, что она посчитала правильно. — Да-а, через три дня, — тоскливо поддержала ее Кира, хотя единственное, что она запомнила из всей речи полицейского, было его имя «Веснес Эсфак» серебристыми буквами на бейджике.***
Уже почти целый день прошел с момента, как Арамчик наконец свалил и оставил бомжих в покое. Ну, не то чтобы прям в покое… Наши «детективы» страшились каждого стука часовой стрелки, который разносился по всему коридору. Кира даже отыскала где-то белую крыску с длинным хвостом, испугавшись которой, заверещала на все здание. Но, вскоре она нашла в ней интересного собеседника, и они скрашивали мрачное заточение в камере увлекательными разговорами о жизни. Наверное, бедная зверушка уже устала слушать о том, как бы Кира хотела набить морду Зухре. Мира же предпочла в таких высокоинтеллектуальных дискуссиях не участвовать, и сама с собой у себя в голове задумалась о том, что она может стать кошкой и пролезть через прутья, «Но нет, это бессмысленно» — вновь пришла ей гениальнейшая мысль.***
Наступило пятое число. Бомжихи уже от скуки на стенку лезть начали. Даже их животы больше не разговаривали между собой. Мира когтями начала выцарапывать на стенке число просиженных здесь дней. Теплый утренний свет из маленького окошка под потолком озарял три кривые зазубринки на кирпичах. Ровно в одиннадцать утра в конце коридора послышались шаги — ежедневный обход. Все тот же стук ботинок, все тот же еле слышный голос, отвечающий на что-то в рацию. Даже птицы на улице пели ту же мелодию. Но что-то было не так. Разумеется, к этому времени Кира была уже готова увидеть своего черноволосого надзирателя, но сегодня она встревожилась из-за этого куда больше. Она услышала сквозь гулкое эхо до боли знакомый голос.