Попала

Я смотрела в зеркало, пытаясь запомнить каждую деталь внешности, чему не особо способствовали застилающие глаза слезы. Парень был худ и высок, его волосы лежали неаккуратно и были подстрижены нелепо, а большие круглые очки делали лицо невыразительным. Выстиранная и выглаженная одежда выглядела старше Дамблдора. На животе не было и намека на мышцы — тело явно знало значение слова «недоедание». Я всхлипнула, не имея сил больше смотреть на отражение, подошла к кровати и села на краешек, сгорбившись, опустив голову на руки. Хотелось выть волком и рвать волосы на голове от безысходности. Рыдать, истерить и звать маму. Но если я действительно была Гарри Поттером, то где-то рядом спали Дурсли, которые бы явно не оценили ночных криков. В любом случае, это ведь могло оказаться просто сном? Так зачем нервничать раньше времени? Я дернула себя за волосы, и боль показалась абсолютно настоящей, потом хлопнула по покрасневшим от слез щекам, но результат был тем же — никакого намека на то, что тело начинает просыпаться, только неприятное жжение. Я начала глубоко дышать, чтобы остановить зарождающуюся истерику, и пытаться успокоить мысли тем фактом, что, по крайней мере, еще жива. Это дало плоды, но все равно не избавило от чувства непонимания, страха и безысходности. В любом случае, нужно было чем-то заняться и минимум изучить комнату, а жалеть себя — действие, которое не приносит ни пользы, ни должного облегчения, поэтому я вскочила и подошла к книгам. Несмотря на то что в магию, души и прочее я не то чтобы верила, в голове прочно обосновалась мысль, что это не кошмар: все было слишком реальным, начиная от ощущений и мелких вещей на столе и заканчивая видом из окна. Мне было нужно приспосабливаться, познавать новый мир, вливаться в общество и новое тело. Хоть я не хотела это признавать, но понимала, что вернуться домой не смогу минимум в ближайшее время: мое прошлое тело либо мертво, либо существует за счет аппаратов. Я, возможно, больше никогда не смогу увидеть ни маму, ни папу, ни брата, ни даже ненавистную математичку. Слезы стекали по подбородку на книгу заклинаний, которую я взяла в руки, текст размывался, но я все равно хвалила себя хотя бы за то, что не устраиваю истерик и, похоже, никого не разбудила. Поняв, что читать не выходит, я нашла бумагу и обычную шариковую ручку. Пока что в голове был штиль. Никаких идей, как выбраться из сложившейся ситуации. И это нужно было исправить хотя бы потому, что с появлением цели проблемы отходили на второй план. Я была из тех, кто любил высказывать мысли на бумаге — могла легко что-то забыть, а после того, как записывала, слова глубже врезались в память. Выполнение плана же приносило невероятное удовольствие, которого сейчас конкретно не хватало. Дрожащей рукой я начала писать: 1. Изучить все книги. Стол Гарри был буквально завален ими, и если я хотела хоть немного разобраться в ситуации, стоило прошерстить их от и до с особой внимательностью. 2. Разобраться с Дурслями. Это заставило меня сначала вяло улыбнуться, потому что написанное выглядело угрожающе, а потом жалобно всхлипнуть, сдерживая звук рукой, потому что сейчас, не зная ни магии, ни боевых искусств, я даже агрессивного подростка отпинать не смогу, потому что Дурсли — единственная семья, что осталась, потому что жизнь с жестокими и беспринципными людьми после любящих родителей и брата казалась невозможной. На самом деле под «разобраться» я подразумевала «узнать поближе». Вдруг все окажется не так плохо? Они поймут и примут? Найдется что-то, благодаря чему выйдет дать отпор? 3. Узнать как можно больше о мире. Мозг сделал кульбит к желудку и обратно, потому что того, что я знала по книгам и фильмам, для реальной жизни было явно недостаточно. И вообще, вдруг мальчик просто был похож на Гарри, а книга по зельеварению — просто шутка? Но чуйка подсказывала, что шутит тут только судьба над одной бедной Женей Козловой. Больше стоящих идей для списка не было, я сидела над бумагой, размывая слова слезами и вытирая рукавом сопли. Наверняка выглядела я сейчас просто отвратно, и именно из-за этой мысли появилось вдохновение. 4. Сделать что-то с внешностью и разобрать вещи. В конце концов, первые пункты плана не то чтобы казались легкими, позитивными и способными отвлечь от грустных мыслей, а вот рыться в шкафу и пытаться подобрать приличный гардероб — то, что могло оторвать от абсолютной подавленности. Закончив со списком, я отложила бумажку на край стола, глядя на пару неровных поплывших строчек, а затем пересекла комнату и упала лицом в подушку. Голова раскалывалась, свет все еще горел и резал глаза, из-за чего пришлось встать, чтобы выключить его, а потом вернуться в прежнюю позу, стягивая очки, которые уже отбили переносицу от второго удара о подушку. Казалось, что я отрублюсь прямо сейчас, но мозг продолжал работать. Более того, явно в неправильном направлении, потому что меня трясло, как при отходняке (не то чтобы я испытала это на себе, но фильмы от Нетфликс не прошли даром). Незнакомое место, тело, горящий лоб вкупе с темнотой, которую все равно не хотелось развеивать отвратительной желтой лампочкой, привели меня к панике. Сердце заходилось так быстро, будто пыталось вторить Эминему. Зубы отбивали дробь, дышать стало тяжело. Я вскочила и начала мерить шагами темную комнату, для успокоения нашептывая молитву, которой в детстве научила бабушка, пополам с тихими размышлениями вслух. Наверняка это звучало жутковато или нелепо, но в тот момент мне хотелось одного: успокоиться. Открытое окно и свежий воздух помогли. Удушье и дикая паника унялись, но в голову полезли мысли по типу: «Хмм, второй этаж. Не слишком высоко, но может и получится свернуть шею», — и я отбежала от окна и снова нырнула в кровать. — Я просто проснусь, просто проснусь, просто проснусь… К сожалению, таких реалистичных снов не бывает. В относительное душевное равновесие я пришла, когда в комнату пробралось солнце. Липкий страх отступил, дыхание, сбившееся настолько, что дышать было практически невозможно и казалось, что еще чуть-чуть, и я умру от нехватки кислорода, успокоилось, дрожать продолжали только подбородок и пальцы. С лучами, упавшими на лицо, ко мне пришло чувство опустошенности, утягивая в беспокойный сон. *** Первое, что я, проснувшись, ощутила, — боль в голове и ватное тело. Я не хотела вставать и нежилась в кровати, сквозь щелочки глаз наблюдая залитую солнцем комнату. Мне снилось что-то спокойное, но что? Я вскочила. У меня не было обычных сновидений, это были скорее воспоминания. Чужие, в мелких подробностях. Теперь мне казалось, что, вставая в восемь каждый день (а Гарри просыпался очень рано), именно я чистила зубы потрепанной синей щеткой, наскоро мылась под душем, вытиралась дырявым полотенцем, сбривала отросшую щетину одноразовым станком, который использовали явно больше положенного, вместо пены для бритья намазывая обычный гель для душа. Именно я готовила завтрак, садилась за стол напротив дяди Вернона и убирала за всеми тарелки. Мне снилась жизнь Гарри Поттера. Настоящего Гарри Поттера! — Гарри! Сколько можно спать?! Уже девять часов! Вставай, лентяй! — крикнул кто-то снизу, судя по голосу, дядя Вернон. — Сейчас, встаю! — ответила я и поднялась с кровати. За ночь в комнате ничего не изменилось, но теперь я глядела на вещи немного по-другому. Вот этот шкаф был предназначен для всякого хлама, но потом он перекочевал ко мне. Стол пылился много лет на чердаке и достался от прошлого хозяина дома. Книги Гарри купил в Косой аллее еще в конце прошлого курса (знать бы еще, какого именно). Но многие вещи еще оставались для меня загадкой. Я подошла к открытому окну. На подоконнике сидела большая белая сова, оглядывая комнату своими умными глазами. — Хедвиг? — неуверенно позвала я и с опаской подставила руку. Сова села на предплечье, грея меня перьями и приятно оттягивая конечность, смотря с интересом на покрасневшие глаза, снова поблескивающие от мысли, что кошмар не закончился. Что вся моя жизнь превратилась в кошмар. — Красавица. Я провела по перышкам на голове, чувствуя, как слезы снова норовят потечь по щекам, и птица моргнула особо медленно, показывая, как ей нравится прикосновение. — Извини дорогая, но мне нужно собираться. Я нашла глазами клетку в углу стола на стопке книг, шмыгнула носом и поднесла к ней Хедвиг. Та сама прыгнула внутрь, поражая своим послушанием. Пройдя к шкафу, я потянула на себя дверцу. Зеркало показывало неутешительную картину: синие круги под глазами, припухшие щеки, потрескавшиеся губы и еще более светлые мертвые глаза, выделяющиеся на лице, как две почти белые точки. Рана на лбу, о которой я вчера подзабыла, покрылась коркой, будто по волшебству, но от этого менее жуткой не становилась. Мне казалось, будто под ней черная дыра, ведущая в мою голову. — Два трупецких глаза и шрам — тот еще Бермудский треугольник, — жалобно сказала я отражению. Порывшись в вещах, я нашла более-менее сносные джинсы и майку с каким-то выцветшим, но вполне себе симпатичным принтом, прикрыла лоб челкой, протерла глаза, вдохнула побольше воздуха, пытаясь унять ком, подступающий к горлу, и ступила за порог.