Попала

Все дороги ведут в никуда, Ведь кто знает, что ждет после смерти. Оказалась как я здесь тогда, В сумасшедшей чужой круговерти?

Последний день каникул начался с утреннего мандража, который перелился в дневной, вечерний и ночной. Я проснулась разбитой, с неприятным осадком после очередного сна о жизни Гарри и долго лежала в кровати, ощущая, как пижамная майка прилипла к коже. Как только в жизни хоть на секунду прерывался поток дел, все мысли занимались прошлой жизнью, нынешняя начинала казаться неважной, хотелось просто спать, потому что только тогда мне являлось лицо матери. Короче говоря, я с головой ныряла в депрессию. Сейчас я буквально силком подняла себя с кровати, взяла первую попавшуюся сухую одежду, по привычке надела очки, но, поняв, что за ночь зрение снова съехало, а нулевочки нифига не увеличивают, раздраженно стащила их с носа. Зайдя в ванну, я хмуро глянула на себя в зеркало. Отросшая щетина и синяки под глазами не добавляли лицу свежести. Я заползла под душ, включила прохладную воду, смывая липкий пот, лениво налила шампунь прямо на голову, подставила под струи воды лицо. Но, как всегда, пена защипала глаза и пришлось тереть их пальцами. От череды свалившегося на голову дерьма я разревелась. А ведь все так хорошо было последнюю неделю! Ни истерик, ни слез. Но вот, я снова с опухшим лицом, красными глазами, мокрыми губами, как будто после неудачной пластики, и дрожащими руками, тихо дергаюсь и стараюсь не напугать Дадли воем белуги. Еще минут двадцать рассказывала я мылу и мочалке о тяжелой судьбе. И ныла бы еще очень долго, но голова разболелась так, что пришлось срочно прекращать, а горячий лоб приложить к холодной стенке. Когда прокрученный до синенького кран с удовольствием окатил меня ледяной водой, перед глазами немного прояснилось, и я, перескакивая с ноги на ногу и пытаясь обнять руками все тело, выскочила из душа. Завернулась в полотенце, взъерошила волосы — капли разлетелись во всей комнате — и достала из стаканчика бритву. Ее, многоразовую, новенькую, я в свое время упорно отвоевывала. Дядя Вернон считал что-то новое для приемыша расточительством, но битва была не на жизнь, а на смерть, и в итоге станок тихонько купила не желавшая слушать перебранки тетя. Я улыбнулась. Вообще, когда Гарри перестал вести себя как гриффиндорский заморыш, Дурсли как-то поуспокоились, и мне, желающей найти хоть немного поддержки, тепла и любви в новом мире, снова ощутить родственную связь, больше не казались такими ужасными. Более того, иногда, лежа в постели, я мечтала, чтобы мы стали нормальной семьей, хотя понимала, что это маловероятно. Точнее, чтобы добиться такого счастья, мне нужно было трудиться над отношениями, насильственно вливаясь в круг общения семейки, не позволяя себя угнетать, но одновременно проявляя заботу. Однако для меня в нынешнем состоянии это было слишком тяжело, поэтому проблемы упорно игнорировались. Я нанесла на лицо пену для бритья и взялась за станок. Из-под белой пелены появлялись полоски гладкой смуглой кожи, потом еще и еще. Вскоре подростковые усики и редкая борода под подбородком исчезли, а лицо посвежело. Я почистила зубы, более-менее загладила волосы назад, вытерлась полотенцем и надела синие шорты и зеленую майку — ту самую первую попавшуюся одежду. Дадли смотрел телевизор на кухне, правой рукой поедая макароны с сыром, а левой поднимая гантель. — Утро доброе, — поздоровалась я и прошла к столу. Там стояли две оставленные тетей Петуньей тарелки с кашей, полностью проигнорированные Дадли. Я придвинула одну из них и принялась усердно поглощать далеко не любимую овсянку, думая о ее полезных свойствах и пытаясь не выплюнуть все обратно. На пятой ложке энтузиазм закончился, и меня хватило лишь на узоры в тарелке. Желание правильно и плотно питаться, чтобы в первый учебный день не свалиться в обморок, поугасло. Я отставила кашу в сторону, надеясь скинуть посуду на кузена, и поднялась к себе. Нужно было собрать вещи и повторить школьную программу хотя бы на первые недели. Конечно, с магией по-любому возникнут проблемы, но это можно будет списать на палочку, которая начала глючить… да даже из-за Волдеморта! Перед тем, как заниматься делами, я выставила на стол, подальше от книг, свечку. В последнее время я, читая, рисуя, отжимаясь, играя с Хедвиг, тренировалась зажигать ее беспалочковой магией. Надо сказать, тренировки были успешны, если можно было сказать о великом колдуне, который на сотый раз мог зажечь свечу. Чтобы сотворить магию, нужно было поверить. Но я не понимала, чем отличается вера тех разов, когда не получилось, от тех, когда все вышло. Я не чувствовала магию, как ее не чувствуют дети со стихийными выбросами, и это приносило дополнительные неприятности. Отсутствие ощущений угнетало, я понимала, что сейчас на уровне первокурсников, если не ниже, и все, что у меня получалось, — череда стихийной магии, которая выходила, просто потому что я задрала саму себя. Свеча горит. Свеча точно горит, ее пламя охватывает фитиль. По привычке начала монотонно думать я, вытаскивая из-под кровати большой чемодан и направляясь к шкафу, чтобы вывалить из него немногочисленные запасы одежды. Огонь вздымается высоко, его жар наверняка ощутиться, если провести рукой поверху. Свеча горит. Первой я уложила форму, вздыхая от того, что больше не смогу носить мини-юбки, так как толерантность магической Британии явно не дошла до такого уровня одобрения. Дальше последовали аккуратно сложенные трусы и распарованные носки. Свечка горит. Я достала из шкафчика бутыль с зельем и чуть-чуть отпила. Зрение, как и прошлый раз, вернулось резким толчком, являя на идеально сложенных вещах мелкие складки. В окно лениво заползло солнце, до этого скрытое за тучами, и я подпрыгнула от нахлынувшей радости и чувства ожидания чего-то неизвестного, пугающего, но желанного. Я уверена свеча горит, она была зажжена мной минуту назад. Из всех маек я отобрала пять, выглядящих более-менее прилично. Из штанов взяла только джинсы и спортивки. Еще одни штаны, классические, купленные перед первой поездкой к магам, я решила надеть завтра вместе с широкой рубашкой Дадли. В чемодан отправились три свитера, теплый шарф и шапка из прошлогоднего школьного набора, рукавицы. В принципе, из одежды было почти все. Ну, после походов в секонды гардероб Гарри был не так уж и скуден, я, не желавшая тратить при прошлой жизни лишние деньги на одежду, обходилась примерно таким же количеством вещей. — Похоже, деньги портят человека, — сказала я дремлющей Хедвиг, вспоминая все те колечки-мантии-штанишки, которые купила. «Как сорока, надо что-то с этим делать, — хмыкнула я, и это была чистая правда, ибо то, что блестящие камушки вызывали нежную улыбку на моем лице, было не так уж похоже на Гарри Поттера, — хотя кто знает, вдруг он просто немного изменился за лето. Точно, это плохое влияние Волдеморта!» Сраная свеча, давай загорайся! Снимая временную сережку, я пропрыгала минут десять, пытаясь расстегнуть замочек и ругая изготовителя всеми, как оказалось на практике, многочисленными английскими матами. — Что, нельзя было не так туго сделать? Да пробить безболезненнее, чем эту херь снять! Наконец, раздался щелчок, а потом, почти сразу, второй, и я вытащила гвоздик и осмотрела прокол. Ухо покраснело, но ранка выглядела поджившей. По своему опыту я знала, что еще некоторое время не стоит спать без сережки или носить что-то слишком длинное, так как каждое покачивание будет отдаваться в ухе, но менять украшения вполне можно, да и на обработку можно подзабить. Новая сережка закручивалась, поэтому пришлось провозиться еще некоторое время, пытаясь найти непослушными пальцами резьбу. Но вскоре на ухе блестела аккуратненькая точечка серебряного цвета. Счастью не было предела. Я покрутилась возле зеркала, откинула назад волосы, надела колечко, нарциссично вглядываясь в черты Гарри. Хедвиг тихо и долго угукнула в клетке, что звучало как нечто среднее между издевательством и «ну сколько мо-ожно». Я немного пристыдилась и захлопнула шкаф с зеркалом. Гори. Гори. Гори. Гори. Сова снова громко ухнула, потому что на кончике фитиля вспыхнуло пламя. А я как всегда не могла понять, какое из всех «гори» подействовало, что за мысли пролетели в голове и что за чувства были в душе. — Ммм, охренеть! — прикрикнула я на свечку и скривила ей рожу. — Чтоб ты вообще не горела! Пламя шатнулось, будто от ветра, но тут же выпрямилось. — Ебал Дамблдор Гриндевальда, — протянула я. — Ты это видела? — Хедвиг нахохлились и отодвинулась подальше от хозяйки с фанатично блестящими глазами. — Я ей приказала! Оно же… Это точно не ветер! В тот момент я, кажется, ощутила то ускользающее ощущение. Будто огонь и не горел, будто свеча просто стояла на столе, никто не зажигал ее заклинанием. Дыхание сбивалось, пульс зачастил, виски сдавило. Я боялась, что снова провалюсь и ничего не выйдет. — Ну же, давай… Никого я в своей жизни не умоляла (да, пизди больше, Женя, вспомни, сколько раз клянчила у мамы новую игрушку), но для свечки готова была сделать исключение. От боязни облажаться пришлось зажмуриться, закусить губу. Я просто поставила свечу на стол, чтобы позаниматься, и она стоит. Думать лишнее не стоит, поэтому, чтобы не приплести чего-то еще, я рывком открыла глаза. Над воском лишь поднимался легкий дымок. Огня не было. Я запрыгала по комнате, еле сдерживаясь от того, чтобы по-девчачьи запищать, потому что с басом Гарри это звучало бы минимум странно. — Ну конечно, Хедвиг, как я могла не подумать, магия создания сложнее магии разрушения! Убедить себя в плохом легче, чем в хорошем: легче представить, что Волдеморт умер или не рождался, чем сделать его добрым, изменив миллиард нюансов! Ощущение осадка от прогресса засело внутри, и я ликовала. Зажгла свечку обычными спичками и со второго раза потушила. Это было невероятно: наконец понимать, что что-то тебе подвластно. Особенно магия, которая здорово напугала в первые дни пребывания в этом мире, так как вырывалась без моего желания. Я пробовала снова и снова, начала размахивать руками и даже давать тихие команды голосом, что, на удивление, помогало. Разошедшись, даже смогла слегка сместить монетку на столе, но через некоторое время лихорадочное возбуждение сменилось напряжением, раздражением и усталостью, и стало понятно, что если я продолжу, то снова сяду в лужу депрессии с суицидальными мыслями в осадке и химической пленкой апатии наверху. Я решила отойти от магии, загрузила в чемодан обувь и школьные принадлежности, собрала в маленьком кармашке мини-косметичку, выложила на стол палочку, на спинку стула вывесила одежду, летний хогвартский комплект школьной формы переместила на самый верх, чтобы быстро переодеться в купе, ключ повесила на шею. И, что самое главное, качественно выщипала брови, отчего лицо стало выглядеть намного ухоженнее. Хедвиг начала грызть прутья клетки и пищать, требуя прогулки, и я отпустила ее полетать. Дело осталось за малым: перечитать первые главы всех книг и не сойти с ума до следующего утра.