***
Часы вылета дались многим с тяжким трудом. Кто-то еще не отошел от пьянки, кто-то отошел, но дико раскалывалась голова. Чуя вместе с избранными спокойно сидел в зале ожидания, в ожидании рейса, пока его парень сидел и скулил от головной боли. — А вот нехер столько пить. — говорил Накахара, сидя в телефоне и не смотря в сторону Осаму. — Злой ты, Чуя. — говорил Дазай, держась за голову, которая была готова расколоться на несколько частей. Не лучше дела обстояли у Ацуши и Акутагавы. Голова болела сильно только у тигрёнка, а вот обладатель рассемона боль почти не чувствовал. Парня спасла таблетка, которую он в отличии от Ацуши успел принять. — Аку, есть таблетка? — спросил Ацуши, посмотрев на Рюноске взглядом полным боли. — Да. Но тебе не дам. — спокойно ответил Акутагава, не говоря своему возлюбленному причину. Да он видел, что Ацуши страдает и ему это нравилось. Он прекрасно помнил, что они с Дазаем начудили и теперь наказывал Накаджиму. — Ну, Аку… — про ныл Ацуши, хватаясь за голову. — Нет и не смотри на меня так. Меньше пить надо. — ответил брюнет, сидя в телефоне и улыбаясь. Ацуши на эти слова своего возлюбленного лишь недовольно фыркнул и отвернулся. Акутагава понял, что поговорить во время перелета не получиться, ну если тигренок сам этого не захочет. Гин с Мичизу спокойно сидели и о чем-то переговаривались, как вдруг… — И трех детишек потом завести. — пропел Мичизу строчку из песни, которую к чему-то вспомнил. В следующую секунду влюблённая парочка была краснее помидора. — Мичизу… — начала было говорить Гин, но как назло все слова в голове юной мафиози выветрились, словно в голову попал ветер. — Прости, я не знаю к чему вообще вспомнил именно эту строчку из песни. — начал оправдываться Тачихара, краснея и отводя взгляд от любимой. Девушка рассмеялась и обняла парня, уткнувшись носом в плечо рыжеволосого. — Я конечно не против, но давай лучше попозже. Все таки мы совсем недавно начали встречаться. — Тачихара кивнул, соглашаясь со словами сестры Акутагавы и молча обнял черноволосую, заводя прядь волос за ухо. В такие моменты они понимали насколько счастливы находясь рядом друг с другом. Акутагава наблюдая эту картину издалека радовался за сестру, превосходно помня, как собирался придушить своего коллегу. На лице брюнета проскочила ухмылка. — Ребят, нам пора! — крикнул Мори, собирая всех и идя к самолету. Ни от кого не укрылось то, что Мори шел рядом с Фукудзавой и о чем-то оживленно разговаривал. Многие стали строить теории насчет заговора этих двоих, а кто-то ради шутки начал их шипперить, но никто не знал, что эти двое встречаются.***
Белые облака и голубое небо. Это все, что можно было увидеть в иллюминаторе самолета. Такая картина быстро на скучивала, особенно если лететь еще часов так 5-6. Дазай сидел рядом с Чуей и читал книгу, в то время как голубоглазый пялился в иллюминатор, думая чем себя можно отвлечь. — Эй, Дазай. — сказал парень, поворачивая голову и разминая затекшую шею. — Что такое, солнце? — спросил Осаму, перелистывая страницу. — Тебе не надоело читать одну и ту же книгу? — спросил Накахара, хотя собирался задать совершенно другой вопрос. Осаму ухмыльнулся и отрицательно покачал головой. — Книга, которая не стоит того, чтобы читать её дважды, не стоит и того, чтобы читать её один раз. — ответил на вопрос любимого Дазай, закрывая книгу и посмотрев в голубые глаза Накахары, пленяющие своей красотой. — Писать о настоящей любви — это значит испытать самое прекрасное из творческих разочарований: ее невозможно ни описать, ни выразить. — прошептал шатен, гладя Чую по щеке и нежно целуя, не стесняясь того, что их кто-то увидит или что-то скажет. Сейчас для него существовали лишь он и Чуя. Больше никого. — Сколько бы мудрых слов ты ни прочел, сколько бы ни произнес, какой тебе от них толк, коль ты не применяешь их на деле? — спросил Чуя, смотря в глаза своего парня, на что Дазай рассмеялся. — Да, ты прав, но некоторые я все же употребляю в речи. — посмеиваясь, говорил Осаму. — Угу. Например слово сука, верно? — рассмеялся Чуя, а Дазай лишь положил голову на плечо. — Не обязательно. — ответил на вопрос голубоглазого шатен и прикрыл глаза, устало вздыхая. Оба устали и хотели лишь одного — спать. В салоне стоит гробовая тишина. Никто не говорит ни слова. Все боялись нарушить идиллию, которая царила вокруг мило спящей пары.