Ich habe nachtelang gewartet По ночам я ждал, Dass du zu mir kommst Что ты придешь ко мне. Jetzt gib mir endlich deine Hand Теперь, наконец, дай мне руку Und komm ins Licht И пойдем на свет. Es ist ein winzig kleiner Schritt Один крохотный шажок — Und es gibt kein Zurück mehr И нет пути назад.
OOMPH! "Träumst Du"
Прошел еще год, и Лютику стало… нормально. В самом деле нормально. Он даже смог начать заниматься сексом, хоть и стал обходительнее с дамами в сто раз больше, чем обычно. Наверное поэтому все были от него в таком восторге. Живя нормальной жизнью, в следующий раз, когда они снова встретили Ламберта, он даже смог с ними выпить, ведя себя абсолютно непринужденно. Ламберт не требовал от него никаких диалогов, только спросил, когда Геральт отошел, не нужно ли ему что-то. Лютик сказал, что нет, не нужно, потому что ему в самом деле ничего не надо. У него все есть и он доволен жизнью. Ламберт на такой ответ улыбнулся и кивнул головой, снова возвращаясь к своей кружке. Единственное, что напрягло Лютика это было то, что уже ночью, когда они с Геральтом собрались спать, ведьмак сказал, расстилая свою кровать: — Забавно, не находишь? — Что именно? — Лютик присел на край кровати, стаскивая с себя сапоги, пытаясь не завалиться на бок от того, что его вело от выпитого. — Мы с тобой Ламберта уже встречаем третий раз, в то время как других моих знакомых — ни разу. Интересно, да? Лютик заторможенно кивнул. Это в самом деле было… интересно. Сначала Лютика взволновало это совпадение, но потом он понял, что это в самом деле просто совпадение и ничего более. Ведь если бы Ламберт их каким-то образом преследовал, то в чем смысл? Они виделись с ним два раза за полтора года, и в этой встрече Ламберт его вообще не тронул и ничего не спрашивал толком. Просто совпадение, ничего лишнего. Другие ведьмаки еще встретятся, главное, чтобы у них не было плохого настроения… Лютик сидел один в таверне, недовольно смотря в угол, сложив руки на груди. Они расстались с Геральтом неделю назад, и эту неделю Лютик таскается из деревни в деревню абсолютно один. Они и до этого периодически разделялись на какое-то время, но сейчас Геральт нужен был ему как никогда! Ему нужен был телохранитель, если он не хотел, чтобы ему лютню в задницу запихнули прямо при королеве с королем! Грозно пялясь в угол таверны, он все думал о том, кого можно найти на эту роль. Если нанимать, то денег возьмут столько, что нет смысла идти выступать, а знакомых у Лютика здесь не было. По крайней мере тех, кто мог бы постоять за них двоих. Трактирщик, признав в Лютике несколько известное лицо, спросил у того, когда он подошел попросить еще о кружке пива: — Чего понурый такой, а? Пиво мое не понравилось иль шо? — Хорошее пиво, — покачал головой Лютик. — Мне, понимаете ли… в некотором роде нужно лицо, которое могло бы мне подсобить своей физической силой. — А ведьмак твойный хде? — Он… по своим делам ходит. Вот. Не говорить же незнакомому лицу, что они поссорились из-за того, что им пришлось спать в одной кровати, и Лютик не дал ему уснуть от того, что ему было то мало места, то холодно, то жарко. — А шо, тута не твойный ходить? Понурый такой, недовольный, злой до ужаса… задание выполнил недавно у войта нашава. — Какой еще ведьмак? Беловолосый? — оживился Лютик, надеясь, что просто не заметил Геральта. — Не. Этот черный. Лютик едва устало не застонал. — И три шрама слева, да? — Ага. Дык твой ета ходить? Лютик устало выдохнул и кивнул: — Ага, мой, как же… Он снова вернулся с чашкой пива в угол, неуверенный, что хотел обращаться к Ламберту. Он знал, что тот его выручит, и в последнюю встречу Лютик его даже не боялся. Но… что-то в нем все противилось идти к нему, тем более просить о чем-то. Может гордость, может еще что… Лютик долго вел внутреннюю баталию, не понимая, чего он хотел больше: повеселиться и заработать денег или… или что? Что же его так отвращало от Ламберта? Тем более он в самом деле… просто тогда был без настроения, он раскаивается и сам сказал, что готов загладить свою вину. Нельзя же просто взять и закрепить за ним клеймо насильника… Нет, можно, но Лютик все-таки решил, что хочет повеселиться и заработать много денег. Уточнив у трактирщика комнату, он поплелся к нему, до последнего съедаемый сомнениями. Что-то все его тормозило, так что он еще минут пять просто стоял перед дверью в комнату, но в итоге, тяжело выдохнув, постучался. Прислушался. Тишина. Что-то скрипнуло, звуки шагов и дверь открыли. — Лютик? Бард первым делом заметил, что тот себя… зашивал. Ламберт прикрывал на боку рану, и Лютик заметил блеснувшую иглу. — Ты комнатой ошибся? Геральта потерял? — Нет, я к тебе. Мне попозже зайти? — Нет-нет, можешь и сейчас, проходи, я не занят… Ламберт завертел головой и открыл шире дверь. Лютик пораженно раскрыл глаза, потому что Лабмерт определенно был занят, но... кажется, так сильно боялся потерять возможность поговорить с ним, с Лютиком, что готов был бы пропустить его даже если бы трахался сейчас с лучшей девицей континента. Лютику этот жест в какой-то мере даже... польстил, что ли. Приятно это было, что Ламберт до сих пор чувствовал вину и так сильно радовался возможности просто с ним поговорить. Лютик почти с ужасом осмотрел количество окровавленных тряпиц и такую же окровавленную простынь. Куча зелий и Ламберт, прикрывший кровоточащую рану рукой. Лютик сам не знал, как из его глотки вырвалось: — Давай я тебе помогу? Ламберт удивился этому еще больше. Он был похож на сбитого с толку, почти напуганного ребенка. Но, завертев головой, он сказал: — Нет, ты не должен. Я сам. — Если ты будешь сидеть тут и истекать кровью, то я уйду. Все-таки, Лютик слишком добрый и наивный, но в то же время он видел перед собой другого человека. Одинокого, который сидел один и пытался, сгорбившись, зашить себя. Запах крови чувствовался, и Лютик видел взгляд Ламберта и то, каким уставшим он был. Ламберт пожал плечами, неуверенно на него глядя. — Садись, заодно расскажу, зачем я пришел. Ламберт кивнул, медленно присев на стул и убирая ладонь от раны. — Ну и ну, это как постараться надо, чтоб такое золото себе получить, а? Шрамы коллекционируешь или что? — покачал головой Лютик. — Продезинфицировал хоть? — Мг. — Врешь? — Мг… Лютик снова посмотрел на его лицо, понимая, что Ламберт был смущен как мальчишка. Просто сидел сбитый с толку и понятия не имел, куда ему пристроить руки. Лютик выдохнул и покачал головой. — Водка есть? Или зелье какое? — Водка во фляге… Лютик кивнул, порывшись в его сумке, доставая иглу. Смочил рану, услышав, как Ламберт сдавленно зашипел, и принялся штопать это несчастье, которое, видимо, один раз в жизни выглядело отвратительно, и то это перепало на Лютика. Он выдохнул, покачав головой. — В общем, я не просто так пришел, — сказал Лютик, делая стежок. — Мне нужен в некотором смысле… охранник. Понимаешь? — Да. Наверное, да. — Ну вот… Ты ведь… — Без проблем. Лютик вскинул бровь, подняв взгляд и застыл иглой в воздухе. — Ты даже не уточнил куда и от кого. Вдруг я иду в бандитское логово? Или к супер крутому чародею? Ламберт медленно моргнул, посмотрев в глаза. — Я сказал, что помогу тебе в чем угодно. Значит, мне не нужны подробности для того, чтобы согласиться. Лютик моргнул, потом потупил взгляд, принявшись снова зашивать его, чувствуя, как покраснели щеки. Он не ожидал, что Ламберт в самом деле имел ввиду то, что… то что говорил. Закончив со швом, Лютик завязал узелок и встал, отмывая руки. Потом смочил тряпицу и снова подошел, промокнув кожу от засохшей крови. Ламберт сказал, удивленно и сипло: — Ты не… — Заткнись. Меня твои препинания бесят даже больше, чем твой частично ублюдочный характер. Вообще, веди себя как мужик, а? Раз я пришел, значит, уже не боюсь тебя и успокоился. Да, ты мудак и животное, но так же… — он прервался, убирая тряпицу и смотря на вышедший шов. Аккуратный, а не такие, какие обычно делал Геральт. Лютик уже давно к ним приловчился. — Так же я хочу относиться к тебе как к хорошему другу Геральта, а не боящейся всего девчонке. — Я просто не хочу тебя напугать. Я знаю, что такое насилие и как от него сложно отходить. — Откуда знаешь? — удивленно вскинул брови Лютик, промокая кожу над полоской ремня. Ламберт сначала не ответил. Он тяжело выдохнул, поджав губы, и только когда Лютик встал, чтобы прочистить тряпицу, он сказал: — Меня все детство насиловали. Я знаю, что это, Лютик. Лютик моргнул, а потом тяжело выдохнул, кивнув. — Отлично. Собрались значит две жертвы насилия, и одна жертва стала жалеть другую. Успокойся, Ламберт, у меня отличная крепкая психика, для меня все это уже пустой звук. Иногда мне кажется, что это и вовсе было не про меня. Наверное, защитный механизм, — он хмыкнул, а потом снова к нему подошел и коснулся его лица. Будто проверял себя на прочность, но… оно далось ему абсолютно легко и просто. В отличие от Ламберта, который вздрогнул. — Отмойся и приведи себя в порядок? И… я прикуплю тебе одежды. Судя по всему, с Геральтом вы одинаковые, так? Хотя ты более поджарый и худее… Ладно, надеюсь, что с размером не ошибусь. Буду здесь к пяти, ладно? Костюм подошел по размеру, и Ламберт в самом деле был меньше Геральта. Более поджарый и худой, он был пластичным, как хлыст. Кроме того, Лютик заметил, что с их последней встречи, когда он отлично ознакомился с его телом, он заметил, что тот похудел. — Ламберт, умоляю тебя, веди себя нормально. Я не могу с тобой таким общаться, будто побитая жизнью псина. Ламберт выдохнул сквозь зубы и сказал: — Ты меня пойми правильно, но… Это немного сложно. — Что? Просто общайся со мной как с Геральтом. Ламберт закатил глаза, открывая перед ним дверь. И он сказал ему в затылок: — Я не могу общаться с тобой как с Геральтом. — И почему же? Из-за чувства вины? Думаешь вызвать жалость? Если тебе интересно, то жалость меня отвра… — Потому что ты мне нравишься, гуль тебя дери. Я говорил тебе это уже. Лютик был рад, что Ламберт шел за ним и не увидел, как покраснело его лицо. Почему, блять, почему он смущался этого? Почему он в самом деле… не видел сейчас того человека, который стоял перед ним в тот день? Где эта гадкая ухмылка, и едкий взгляд, и грудное рычание, и все эти мерзкие словечки, похабное к нему отношение? Лютик просил о таком, потому что ему было бы легче. Легче держать Ламберта на дистанции, не подпускать к себе, потому что такой он… такой он был новым человеком для него, и этот новый человек был с ним нежнее матери. Это неправильно, насильники это насильники, так почему же… почему ноги Лютика мягчеют, когда он слышит его голос? Это было невозможно. Невозможным для него испытанием. Во дворце Ламберт постоянно держался поблизости с ним, а даже если и отходил, чтобы выпить, Лютик ощущал, что тот не сводил с него внимательного взгляда. Но в общем… в общем вечер прошел хорошо. Лютик расслабился, Ламберт не перегибал палку, не ввязывался в драки. Был самой послушной псиной. Даже послушнее Геральта. Лютик не верил, что это в самом деле тот... человек. Нет, это кто-то другой, или нет, не так. Тогда был другой, его кто-то околдовал, принудил к этому, он не хотел. Лютик чувствовал себя обманутым, но не понимал до конца в отношении кого точно. Возвращаясь, Лютик весело продолжал тихо напевать себе под нос песню, будучи абсолютно пьяным и веселым. Ламберт шел рядом, безразлично оглядывая улицу, а потом Лютик услышал, что он свистел. Лютик встал как вкопанный и Ламберт аж врезался в него плечом. — Чего встал? — вскинул бровь Ламберт. — Ты… ты насвистывал мое имя, — переплетал он не то удивленно, не то испуганно. — А, да. Уже привычка. Лютик медленно повернулся к нему. От выпивки Ламберту, видимо, отлегли все его нравственные страдания, и ему стало легче быть… просто быть собой. Все еще чересчур с ним милым и нежным, но он хотя бы уже не был похож на побитого жизнью щенка, и на том спасибо. — Привычка? — уточнил Лютик, медленно моргая. — Да. — Ты думал обо мне? — Постоянно. Лютик смущённо уставился на землю, поджав губы. Он думал о нем, много и часто, и его имя постоянно слетало с его губ. Лютик покачал головой, развернулся и снова пошел к таверне. Уже у двери в свою комнату, Лютик посмотрел через плечо на уходящего Ламберта, который не собирался задерживаться, настаивать на чем-то, который в самом деле понимал, какое примерно должно быть состояние у Лютика, и поэтому… поэтому был таким. И Лютик сказал: — Знаешь, было бы неплохо, если бы ты угостил меня завтра вином. Только хорошим. Ламберт резко остановился. Его плечи напряглись, и он посмотрел на него через плечо. Его напряженный взгляд, в котором все равно можно было разглядеть удивление, испуг, шок. — Хочешь? — спросил Лютик, смотря снизу вверх. Ламберт собрался не сразу, но когда собрался, наконец, он звучал уверенно и четко: — Да, хочу, конечно хочу. Лютик усмехнулся, кивнул и зашел в свою комнату. А потом присел на кровать и, глядя в полной темноте в сторону окна, выглядывая на небе звезды, он подумал: неужели он в самом деле собрался простить своего насильника? Что, блять, с ним не так? Может, это все алкоголь? Он спускает Ламберту все с рук, убирает все те детали, делает его образ идеальным и таким далеким от прекрасного. Что это? Что-то чужое. То же, из-за чего случилось это совпадение, из-за которого они всегда встречают Ламберта. Лютик лег спать, решив, что это единственное, что ему нужно. Ламберт утром даже уточнил, действительно ли он хочет с ним выпить. Не было ли это предложение. из-за опьянения, потому что он все поймет. Лютик, жуя яичницу, смотрел на Ламберта и сам не знал ответа на этот вопрос. Вот сидит перед ним Ламберт. Просто Ламберт. Не насильник, не маньяк, не больной ублюдок. Человек, совершивший ошибку, и теперь желавший ее загладить. Кроме того, Лютику думалось, благодаря этому чувству вины им будет очень легко манипулировать. Поэтому он сказал: — Нет, я был серьезен. Я буду рад. Ламберт изумлённо моргнул, а потом заторможенно кивнул, поведя плечом. Лютик видел, как нервно и почти смущенно он улыбнулся, и это тоже его почему-то покоряло. Поэтому он оказался там, где оказался. Пьяным в своей комнате, смеющийся со всех этих шуток Ламберта, и его баек, и рассказов. В момент, когда Ламберт перестал думать, что его все еще считают уродом и боятся. Он стал более разговорчивым и свободнее в действиях, и это было даже привычнее для Лютика. Вино и вправду было хорошим, и, видимо, неплохой цены, поэтому он спросил: — Откуда у тебя столько денег? Ламберт повел плечом, глядя на бутылку. — У меня не всегда так много денег. Я ведьмак, у нас никогда не бывает стабильности в плане денег. — И все же? Откуда они у тебя сейчас? — За задания я всегда деру втридорога. Я ненавижу эту работу, и себя тоже ненавижу, я и не хочу пахать за символическую цену. Лютик моргнул. Геральт тоже не очень-то и сильно пылал любовью к данному делу, но то, с каким отвращением об этом говорил Ламберт — о, это было что-то абсолютно другое. Он не хотел по-настоящему. — Ты не хочешь этим заниматься? — Не хочу. Но ничего другого больше не умею. Меня научили только этому, — Ламберт натянуто улыбнулся и добавил, сухо и без эмоций: — это тоже своего рода насилие. У меня вся жизнь — насилие. Над собой, над другими, все одно и то же. Одно действие, растянутое на сотню лет. — Ты ведь можешь… ну, попробовать начать что-то делать другое? Учиться. Ламберт посмотрел на него уставшим взглядом человека, который уже вообще ничего не хотел. — Не уверен, что мне это нужно. После стольких лет… ты уже делаешь это по инерции, и иногда ты ненавидишь это чуть меньше. Называй это ленью, но… — Нет, это называется аутоагрессия, все куда проще, — пожал плечами Лютик. — Когда человек уже настолько ненавидит себя, что считает, якобы не заслуживает нормальной работы, хорошего положения в обществе и вообще хорошей жизни, которую бы он хотел. Такие люди как ты считают, что так наказывают себя, потому что ухудшение единственное, чего они достойны. Ламберт моргнул, смотря на свою бутылку из-под вина. Он выглядел так, будто у него крутил желудок. Он спросил, тихо и неуверенно: — А ты… ты любишь себя? — он кивнул в сторону лютни. — После всего в твоей жизни ты еще любишь себя? Лютик моргнул, не до конца понимая, о чем он. — В смысле… я говорю о том, что после всех этих неприятностей, после боли, унижения, ты еще веришь, что достоин чего-то хорошего? У тебя это получается? Лютик молчал. Он опустил взгляд, начиная медленно понимать, и это понимание ему абсолютно точно не нравилось. Ему не нравилось проникаться Ламбертом, понимать, какой жизнью он жил и живет сейчас. Осознавать, что он... сам себя не считал за человека. Лютику казалось это худшим наказанием: то, что ты не можешь воспринять себя как человека, достойного счастья. Ведь даже если ты не веришь в это, то не сможешь получить этого никогда. — Ламберт, пережитое не делает тебя... таким. Даже если тебя кто-то унижал, это не значит, что ты в самом деле такой. Ты меня только так шлюхой назвал, и что мне теперь, считать себя таким и что я не… — он прервался, заметив, как Ламберт едва заметно сжался. — Прости. Все, что я говорил — неправда. Это не касается тебя. Просто… да, я до сих пор хочу, чтобы люди знали, каково это. Мщу тем, кто не виноват, кто ни при чем… Да, я слабак, ну и хули сделать теперь? Мне сотня, куда от этого деться? Ламберт посмотрел ему в глаза, и нет, это не было взглядом. Это было криком утопающего. Так на тебя смотрят люди, умоляющие о спасении. И так говорят люди, принявшие свою смерть. Ламберт был смиренным и страждущим, желающим сбежать и умереть одновременно. Лютик смотрел на него, в его глаза, и все больше ему казалось, что в произошедшем нет его вины, что это даже не было его выбором. — Я знаю, что это неправда. Все знают. И то, что говорили тебе — тоже неправда. Слушай, я видел твою отвратительную сторону, и ты все равно в моих глазах не ублюдок. О чем речь? — Лютик, не надо меня утешать, от тебя я этого точно не заслужил. — А это уже мне решать. Кого захочу утешать, того и буду! Меня вообще бесит твоё унылое лицо! Ламберт усмехнулся и сказал: — Ну, такой я человек, Лютик. Меня уже не переделать. — Глупый ты человек, вот и все. Тебя просто никто не любил, вот и все. — Потому что не за что любить. А было бы за что — полюбили бы. И вообще, не хочу я это обсуждать. Много я плохого за жизнь сделал. Ты меня не знаешь, Лютик, так что спрячь свое сочувствие, оно ни к чему. Мы получаем то, что заслужили. — Неправда. Чем ты заслужил то, что с тобой делали будучи ребенком? Ламберт, ты… ты сам себя колесуешь, вместо того, чтобы раскрыть глаза! Ламберт непонимающе моргнул и покачал головой. — Я не понимаю, зачем ты… зачем ты пытаешься меня утешать? Геральт говорил, что твое сердце слишком большое для твоего тела, но чтобы прямо так… Лютик моргнул и снова смущённо опустил взгляд. Он поджал губы, дернув плечами, будто бы пытался с них что-то скинуть. И он проскрипел: — Я не знаю, честно говоря, почему делаю это… Я пытался убедить себя, что ты плохой, монстр, ублюдок, но… Но я не знаю, я не вижу в тебе того человека, который был в тот раз. Может, я и вправду слишком мягкий. Не знаю. Да и не хочу знать. Лютик шмыгнул носом и опустил взгляд. И тут же резко выпалил: — Да почему ты смотришь так на меня? Будто… — Потому что ты мне очень нравишься, я же уже сказал. — Чудесно, насильник полюбил жертву. Но знаешь, что самое ужасное в этом твоем взгляде? Что он мне нравится, вот что. И когда я смотрю на тебя, мне даже начинает казаться, что я бы… я бы хотел… — Коснуться меня, не испытывая отвращения? Лютик сглотнул и нерешительно посмотрел ему в глаза: — Я и так касаюсь тебя без отвращения, Ламберт… И я уже не вижу в тебе своего насильника… Ты изменился. Ты другой. Ламберт улыбнулся — непонятно и мягко. И эта улыбка покорила Лютика окончательно, и ему даже показалось, что он захотел продать Ламберту душу, и отдать сердце, и вообще всего себя. Он доверился ему, и это доверие его пугало, потому что его природа была дикой, неправильной, но главное — абсолютно непонятной. — Тогда что ты хочешь, чтобы я сделал? Лютик был пьян. Он был так пьян, и его смущало одно присутствие Ламберта. Его лицо, его взгляд. Лютик чувствовал себя обманутым, но он никак не мог понять суть этого обмана. Будто прямо в эту секунду его обводили вокруг пальца, но этот обман был таким сладким, что его хотелось. Так сильно хотелось, что это желание было больным. Животным. — Чтобы ты коснулся меня, и чтобы я не испугался этого… Ламберт усмехнулся, покачав головой. Он осмотрелся и, снова посмотрев в глаза, медленно подобрался к нему ближе. Лютик напрягся, ощутив странный узел внутри себя. Он так и не понял, какое именно чувство накрыло его от такой близости Ламберта. Другой, с иной целью. Его запах был обманчив, его взгляд — что-то с ним было не так. И чем ближе он к нему подкрадывался, чем больше обмана он ощущал. Он заставлял его задыхаться. В комнате было душно. Ламберт медленно взял его лицо в свои ладони, и Лютик зажмурился. Не от испуга, нет, что-то другое пронзило его разум, его сердце, что-то закололо у него внутри, а потом… обожгло. Обожгло его губы. Такие же мягкие, без насилия, без угрозы, это все равно было… чем-то отталкивающем, но в то же время — зовущим. Лютик замер, он даже затаил дыхание, и Ламберт поцеловал его. Его ладони были теплыми, и он просто гладил его щеки, а не удерживал. Его губы на вкус были как вино, и это было знакомым, и вместе — так далеко и пугающе. Сердце Лютика забилось сильнее, и он не имел понятия, от чего именно. От ужаса? Страха? Неправильности? Желания? Вожделения? Или от того, что что-то было абсолютно, нахрен, не так? Лютик не сразу заметил, что медальон на груди Ламберта завибрировал, а когда заметил — протестующе замычал и попытался оттолкнуть от себя. Ламберт не давал этого сделать. Он навалился на него сильнее, ощутимее взяв его лицо в свои ладони, продолжая целовать. И тогда Лютику показалось, что либо он упадет в обморок от ужаса, либо у него начнется истерика. но ничего из этого. Он просто с силой его оттолкнул, и Ламберт, будто отошедший от транса, сам резко отшатнулся. Уставился на него широко раскрытыми глазами, дыша испуганно, а потом одернул руки. — Блять, поэтому я не хотел этого. Знал, что не удержусь. Сука, — прошипел он, вскочив с кровати. Лютик посмотрел ему в спину, коснувшийся своих губ, ощущая острую недостачу дыхания. Сейчас ему поведение Ламберта показалось не просто враньем, а заранее отрепетированным действием. В голове было шумно, а виски сдавило давлением. — Ламберт?.. — позвал он его и попытался встать, но тот внезапно подскочил к нему и, присев рядом, надавил на плечи, усаживая обратно. Что-то под видом его заботы. Что-то, из-за чего вибрировал его медальон. — Почему он… он... вибрирует? И мне... мне сложно дышать, — он попытался вдохнуть, глядя на его медальон, а потом поднял взгляд, встретившись с взволнованным взглядом Ламберта. Настолько фальшивым, будто он надел на себя плохо сделанную маску. — Может, это приступ? От страха? Я уйду. Мне уйти, Лютик? — Какой приступ? — зашипел Лютик и резко схватил его за медальон. — Какого гуля он вибрирует, Ламберт? Что ты сделал? Лютик обнаружил, что не контролировал свое тело. Он не мог встать, голова кружилась, перед глазами плыло. Он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. — Тшш, детка, выдохни, ты в порядке. И он снова его поцеловал. На этот раз Лютику не хватило сил его оттолкнуть, и он так и вырубился, ощущая жар его губ на своих. Этот нежеланный поцелуй.