Больно касаться тебя

Tief in mir Глубоко во мне Ruft die Endlichkeit Покоится твоя тленность. Schenk sie mir Она дарит мне Deine Seligkeit Твое наслаждение. Atem

      Ламберт дал ему сутки перед отъездом хрен знает куда, и Лютик просто лежал весь этот день в кровати, смотря в стену, пытался осмыслить и принять произошедшее. Иногда он смотрел на Ламберта, пытался увидеть в нем что-то хорошее, но нет, ничего.       Тот элементарно скучал, иногда пытался с ним говорить и, видимо, только чудом не начал биться головой о стену от того, что заняться тому попросту нечем было.       Но он его не трогал. Совсем. Даже перед сном он спросил, может ли он лечь рядом с ним.       Лютик посмотрел ему в глаза, сказал: «нет» и повернулся к нему спиной.       Ламберт тяжело выдохнул, но не разозлился, не стал приставать, просто… принял его выбор. И хотел бы Лютик верить, что Ламберт теперь просто вбил себе в голову, что у них отношения, а в отношениях людей не насилуют, но так же понял, что Ламберт не отличает реального желания от принуждения и, помимо прочего, в воздухе все еще висела его фраза о том, что он не намерен ждать долго.       ничего нового.       Лютику казалось, что Ламберт только и думает, что о ебле. Даром у него такие навыки к манипуляциям, он, наверное, и использует это, чтобы потрахаться.       Утром, за завтраком, который Лютик искренне хотел в себя запихнуть, потому что не ел четверо суток, но его по-прежнему подташнивало (Лютик не сдавался и пихал в себя яичницу), он спросил у сидящего напротив Ламберта, который смотрел в сторону:       — Хорошо. А если ты пойдешь на какое-то опасное задание? Супер опасное. Неужели потащишь меня с собой? Подставишь опасности?       Ламберт посмотрел на него и нахмурился.       — Глупости не говори. Я могу контролировать дистанцию. Немного манипуляций, и ее можно продлить до километра. Я знаю, что ты любишь влипать в неприятности, так что давать тебе лишний повод я не намерен.       Лютик только кивнул и напряженно выдохнул. Он-то думал, что сейчас выяснится, что Ламберт будет на это время убирать это проклятье, и у Лютика будет реальная возможность сбежать, но, видимо, он планировал просто привязать его к столбу. Как лошадь.       Абсурдность ситуации просто витала в воздухе, и Лютику хотелось истерично засмеяться, а после просто зарыдать и орать имя Геральта до тех пор, пока тот не придет.       Ламберт был, блять, безумен.       Болен.       Нет, возможно, когда-то он был нормальным, но эта больная страсть, влечение к Лютику, просто уничтожали все те зачатки адекватности, что в нем остались.       На самом деле Лютик, вспоминая поведение Ламберта после, стал понимать, что он уже тогда вел себя странно. Как ебанутый. Ни один маньяк не будет светить своими щенячьими глазками.       Только сейчас до Лютика дошло, что Ламберт в самом деле просто манипулировал им и давил на жалость.       Хорошим был бы Ламберт человеком, умным да смекалистым, если б головой не ебнулся. Ну с такой работой любой бы ебнулся. Наверное Геральта тоже клинит, только в другом направлении.       О чем-то же он постоянно думает. Столько молчать, надо же о чем-то ему думать. А столько думать — тоже головой пойти можно.       — И куда ты хочешь пойти сейчас?       Ламберт зевнул и пожал плечами.       — Как часто у Геральта было знание, куда ему идти?       — Я не хочу спать в лесу, — резко выпалил Лютик. Мысль о нахождении в лесу, темной ночью, рядом с Ламбертом, его пугала до усрачки. Когда весь этот театр сюра происходил на фоне людей и шумихи Лютику было немного легче, создавалась иллюзия вовлеченности в адекватную жизнь, а в лесу он же реально зарыдает.       Ламберт посмотрел на него и хмыкнул.       — Такой ты у меня капризный. Ну я такого и ожидал, по тебе видно, что ты с прибабахом в этом плане.       Лютик едва не зашипел. И сам не понял, от чего. То ли от того, что Ламберт сказал, что Лютик у него капризный, то ли от того, что крайне ебнутый человек, заявил, что это у него, у Лютика, прибабах есть.       — Так если сразу понял, что на меня надо тратиться, то зачем решил со мной таскаться? Или ты просто будешь пренебрегать всеми моими просьбами? Относиться как к собаке?       Ламберт прищурился и растянулся в довольной улыбке.       Он подпер подбородок рукой и сказал, глядя прямо в глаза, мягко улыбаясь:       — Когда показываешь свои коготки и зубки — меня аж мурашки пробирают. Я вот все думал, что же я нашел в тебе такого, чего не было в других. Что такого особенного. Потом понял, что ты до последнего собой остаешься. Нравится мне это, — он склонил голову к плечу. — Нет, я не собираюсь игнорировать твои просьбы. Таверна так таверна. Но.       Он прервался и Лютик напрягся, медленно жуя яичницу.       — Я не собираюсь снимать номер с двумя кроватями. И на полу я спать тоже не буду.       — Я буду, — резко выпалил Лютик и замер в ожидании реакции Ламберта.       Какой бы там характер Лютик не показывал, он сидел как на иглах, напряженный и напуганный, потому что он понимал, что сейчас он ощупывал границы. Те границы, перейдя которые, Ламберт взбесится, ударит его, наорет. Лютик примерно понимал, что Ламберт собирался за ним ухаживать. Ну, якобы вести себя как адекватный партнер, которого Лютик якобы выбрал, так что он верил, что тот в самом деле будет пытаться быть нормальным.       И в то же время Лютик понимал, что насилия не избежать. Потому что он не сможет отдаться ему ни одного раза добровольно. И Ламберт будет брать. Брать, доводить до исступления и уверять и себя, и его, что все тут довольные и рады, и все на все согласны.       — Я подумаю, — сказал Ламберт. — Ты не невинная девственница, чтобы я с тобой тут месяц носился. Тем более ты просто не представляешь, что у меня в голове творится. Я два года таскался, и все, что мне оставалось — дрочить и представлять вместо всех тех девиц тебя. Так что, — он повел плечом. — Посмотрим.       — Я не хочу.       — Захочешь. Я знаю, как легко ты входишь во вкус.       Лютик поджал губы. Да, именно об этом он и думал. Ламберт вовсе не собирается в самом деле быть нормальным. Он просто выстроил себе идеальный мир, в котором Лютик даже согласен на то, чтобы он ему кулак в задницу запихнул, просто надо начать и Лютику обязательно понравится!       От обиды за то, что Ламберт в самом деле не видит в нем ничего, кроме как согласную на все секс-игрушку, что выдает свои больные сексуальные желания за чистые чувства, Лютику едва выть не захотелось.       Он поморгал, сжал плотно губы и отвернулся, чувствуя, как щипали глаза.       Не было ничего унизительнее, страшнее и ужаснее, чем оказаться в таком положении. В одном пространстве с человеком, которой не считает тебя за личность, который уверен, что с тобой можно делать все и по-всякому.       — Эй, — позвал его Ламберт. — Ты что, обиделся?       — Нет, — явно издеваясь, ответил Лютик, шмыгнув. — Мне не обидно, что ты решил, что я на все согласен, а мое нет — это всегда «да». Правильно, я ж вообще все хочу и по-всякому. Хоть в болото меня закинь к кикиморе — я войду во вкус.       Ламберт внезапно не ответил, и Лютик настороженно поднял на него взгляд. Тот сидел нахмурившись, будто о чем-то задумался. Он закусил губу и сказал:       — Ладно, прости… Я понял тебя.       — И что дальше? В следующий раз, когда я скажу «нет» ты якобы меня послушаешься?       — Лютик, я смотрю не на твои слова, я сужу по твоему поведению и по запаху. Сейчас я чувствую, что тебя это в самом деле задело. Я не монстр, Лютик, и я все прекрасно чувствую.       — Какой запах? Ламберт, ты понимаешь, что эмоции бывают разные, и иногда они проявляются сильнее и слабее! Мне все время надо быть напуганным до усрачки или на грани с истерикой, чтобы ты не делал то, чего я не хочу?       Ламберт посмотрел ему в глаза и, оперевшись на локти, чуть подался вперед, смотря в глаза. И он сказал:       — Я чувствую твои любые эмоции. Даже самые слабые. Я даже почувствовал твой интерес, когда там прошла крестьянка с вырезом до пупа. Лютик, я все чувствую. Поэтому я знаю, что делаю все правильно.       Лютик глубоко вдохнул и, глядя с истинным ужасом, он сказал:       — Нет, Ламберт, что бы ты не говорил, ты монстр. Монстр с извращенным восприятием.       Ламберт усмехнулся и тихо рассмеялся, покачав головой.       — Может. Может быть я и монстр. Но я стану твоим любимым монстром. Ночной кошмар, который ты захочешь.       Лютик едва не отшатнулся и, быстро забегав взглядом, он отставил тарелку и сказал:       — Спасибо, я наелся.       Он сам не понял, чего испугался. Интонации или того, как правдиво он звучал?       — Нет, я не поеду с тобой на одной лошади. Не хочу тебя нюхать, я хочу личное пространство, понимаешь, нет?       Ламберт уставился на него очень сложным, недовольным взглядом. Он сказал:       — Я хоть и чувствую, что ты сейчас просто выебываешься, но, все же, я хочу загладить свой просчет за завтраком, так что хорошо… Садись, я пойду рядом.       У Лютика едва глаза из орбит не выпали, он думал, что тот скажет идти ему пешком, а Лютик потом ему будет давить на его это «чувствую все», что он заставил его идти, и он дьявольски устал, у него болят ноги и мозоли. Но он просто… разрешил сесть рядом.       Глубоко вдохнув, Лютик кивнул. Все же, вариант был хороший, и он не знал, выйдет ли ему еще раз ехать одному на лошади.       А потом Лютик стал сдыхать от скуки. Кажется, через несколько часов. Он не привык столько молчать, обычно он вел монологи, которые даже оказывались диалогами, потому что если он что-то резко спрашивал — Геральт отвечал, но сейчас… Черт, он просто грустно оглядывал одинаковый пейзаж и хотел сдохнуть. Идея убежать как можно дальше и сдохнуть от болевого шока или потери крови уже не казалась такой плохой.       С усталым выдохом, он просто подался вперед, укладываясь на загривок, и пялясь на Ламберта. Тот, кажется, не скучал, заинтересованно о чем-то думая. У всех ведьмаков есть такой навык? Молчать весь день и не скучать?       Лютик сдался. Несмотря на все свои отвращение, обиду и злость, он сдался.       — Эй, — позвал он его, и Ламберт тут же повернул голову к нему, вскинув бровь. — Как ты получил эти шрамы?       — Ты про эти три, что на лице?       — Ну про них тоже, но у тебя еще на лбу, и чуть вот, слева, от губы и вверх.       Ламберт повел бровью и состроил какое-то странное выражение лица, которое даже заставило Лютика усмехнуться.       — Которые на губе и лбу это... не монстр.       — А от кого? Страстная любовница?       — Это… кошка.       — Что? — Лютик аж прыснул от смеха. — Тебя поцарапала кошка?!       Ламберт недовольно фыркнул, пройдясь рукой по волосам, убирая выбившиеся на лоб пряди.       — Слушай, мне всегда было интересно, какие кошки на ощупь! Я еле ее поймал, и… ну, она чудесно показала мне, что об этом думает.       Лютик едва снова не рассмеялся от представления того, как Ламберт бегал за агрессивной, взъерошенной кошкой, а потом, словив ее, получил по харе до того, что аж шрамы остались.       — И какие они на ощупь? — вскинул бровь Лютик.       — Откуда я знаю? Я только успел заценить то, какой эта кошка была жирной.       Лютик усмехнулся, прикрыв глаза.       — Расскажи про эти три, что ли…       В конце концов, Ламберта можно было просто слушать. Отвлечься от его личности, от ситуации, и просто слушать. Чем-то занять время, это молчание, которое давило на нервы, заставляя снова и снова обдумывать случившееся, собственное положение и гадать момент, когда Ламберт решит, что Лютик созрел для изнасилования.       В конце концов, к какому-то моменту Лютик заснул. Видимо, истощение дало о себе знать. Как и нервное перенапряжение. Сквозь дрему он различал голоса людей, голос Ламберта, как тот с кем-то договаривался, а потом он ощутил, как его потянули на себя.       Он завозился и с трудом разлепил сонные глаза. Первое, что он ощутил — почти уютное тепло. Запах… знакомый. Лютик поморщился, сощурился и принюхался, поднял голову, глядя на таверну, прислушался к звукам шагов, и понял, что Ламберт несет его на руках. Знакомый запах. Знакомый до того, что отталкивающий, что вызывает желание спрятаться.       Лютик тяжело выдохнул, на него навалилась какая-то сложная, непонятная тяжесть от понимания, что это всего один день из… скольких? Сколько этих дней, сколько ему придется говорить с Ламбертом, пытаясь отстраниться и представлять вместо него кого-то другого? Сколько там, впереди, изнасилований, угроз и боли?       По крайней мере он был рад, что один из всех этих дней он провел почти в забытье.       Дверь тихо проскрипела, когда Ламберт открыл ее. В комнате было прохладно и пахло пылью.       Ламберт неловко закрыл дверь на ключ, а потом повернулся к нему. Лютик поднял взгляд и тут же отвернулся, почти дерганно, отшатнулся. Так, будто испугался.       потому что он и вправду испугался.       Его лицо так близко пугало, давало вспомнить каждую секунду их близости, кричало о том, что этой близости будет очень много, и всякий раз — против его воли.       Близость, которой Ламберт якобы надеялся приластить его к себе, влюбить в себя или черт знает, что еще.       Ламберт тяжело выдохнул, уложив его на кровать, и Лютик, смотря в стену, сказал:       — Все же, тебе все равно на мое мнение? Ты ляжешь со мной, потому что тебе так хочется, да? Тебе все равно.       Ламберт тяжело выдохнул и принялся медленно расстегивать его дублет. Лютик напрягся, понимания, что раздевает он его не просто так. Ну, правильно, что кота-то тянуть? Лютик же войдет во вкус. Нечего ждать, тем более Ламберт так долго терпел и так сильно его хотел, что мнение Лютика теперь абсолютно неважно.       Это давило на Лютика. Давило на его грудь и на плечи, и это было тяжело.       Тяжело лежать, слышать его запах, его дыхание и чувствовать, как он расстегивал на нем дублет.       Ламберт снял с него дублет и, аккуратно развязав горловину сорочки, стянул и ее через голову. Лютик уже ждал влажный язык на своей щеке, шее или сосках. Руки на животе, зубы на горле. Все те штуки, которыми он заставит тело Лютика реагировать, из-за которых потом скажет, что ему понравилось и что он хотел.       Но вместо этого Ламберт развязал завязки на его штанах и медленно стянул и их. Отложил в сторону, и Лютик, моргнув, оперевшись о локти, посмотрел на него, вздернув бровь, не до конца понимая, чего он хотел от него. Даже в том первом изнасиловании от Ламберта было больше причастности, а сейчас он будто вообще обезличивал личность Лютика и в самом деле относился к нему как к секс-игрушке, поэтому просто раздел и, смазав, засунет в него член.       Лютик, казалось, смирился с любым исходом.       Даже с кулаком в заднице.       Но Ламберт, смотря в глаза, просто кончиками пальцев прошелся от колена к голени. Лютик вздрогнул от того, каким нежным было это касание. Ламберт склонился, поцеловал в коленку, продолжая касаться только кончиками пальцев, и Лютик сглотнул, абсолютно точно не понимая, чего он от него хотел.       Ламберт выдохнул, и невинность его касаний сбивала с толку, Лютик уже просто перестал понимать, чего от него ожидать. Даже поцелуй в коленку был до того невесомым, что Лютик едва ощутил его только от касания бороды.       — Сладких снов. Спи крепко, — слабо усмехнулся Ламберт, и эта усмешка на секунду — всего на секунду — показалась Лютику тоскливой.       Ламберт укрыл его одеялом, все еще улыбаясь так, будто это его в плен забрали, и он пытался сделать вид, что все нормально. Будто это ему, Ламберту, было плохо и тяжело, хотя единственная здесь жертва — Лютик.       Лютик, которого его эта нежность отвращала и прельщала одновременно.       Он хотел его касаний снова с физической составляющей, но эти мысли казались ему мерзкими, и когда он вспоминал, чьи это были руки и что за обстоятельства.       Лютик поднял на него напряженный взгляд, просипев:       — Ты что, ляжешь на полу? Или в ногах? Как собака?       Ламберт усмехнулся, покачав головой.       — Я взял себе другую комнату, буквально за стенкой. Я же сказал, что чувствую твое состояние.       — Ты… ты просто пытаешься мне понравиться, — просипел Лютик, и сам не понял, чего он на самом деле хотел от Ламберта. Чтобы он вел себя как мудак, тем самым отвращая от себя и при этом обеспечивая на теле Лютика побои, или чтобы он вел себя так всегда и тем самым… заставляя Лютика метаться как безумный между собственными мыслями и состоянием. Заставляя этим снова верить в этот цирк уродов, вестись на эти улыбочки, на эти глаза якобы понимающие, когда Ламберт нихуя не понимал, живя в своем больном мирке, который сам себе выдумал.       ламберт выдохнул и повел плечом.       — Да, пытаюсь тебе понравится. Я же с самого начала обозначал свои намерения. Я хочу тебя, Лютик. Хочу, чтобы ты был рядом. И я не хочу сломать тебя, ты мне нравишься настоящим.       Лютик моргнул. С одной стороны его успокоило, что Ламберт не собирался в самом деле его постоянно насиловать, ломать его характер, но с другой… понимаете, мало приятного в том, когда маньяк говорит тебе, что ты ему нравишься.       никто не хочет себе в поклонников таких типов.       — Мне очень понравилось с тобой сегодня говорить, Лютик. Когда ты смеялся. Даже больше, чем целовать тебя... а если тебе будет плохо, если я в самом деле… не буду прислушиваться к тебе, к твоему телу и чувствам, то сломаю тебя. А я хочу, чтобы ты улыбался и смеялся.       Лютик попятился, как от огня, не до конца понимая Ламберта.       Неужели он не понимал, что Лютик не будет счастлив по-настоящему, пока их связывает проклятье, пока он делает это насильно?       Неужели он в самом деле верит, что сможет влюбить в себя Лютика по-настоящему через насилие и принуждение?       — Ты мог бы достичь этого добровольно, Ламберт. Я мог бы смеяться, сидя у тебя на коленях. Я почти поверил в тебя, поверил, когда ты раскаивался, но ты… ты тогда врал мне. Тому человеку я бы смог довериться, смог бы отнестись к нему хорошо, но не к тебе, Ламберт. Мне приятно, что ты мил со мной, что не собираешься меня в самом деле постоянно насиловать каждым действием, но… но нет, Ламберт, насильно мил не будешь.       Ламберт выглядел как потерянный ребенок. Будто бы слова Лютика сбили его с толку, стали для него откровением, будто бы он в самом деле думал, что его план хороший.       Однако, он пожал плечами и сказал, хотя нет, скорее пообещал:       — Ты еще поменяешь свое мнение.       И это звучало как угроза.       Он склонился над ним, поцеловал в лоб, и Лютик испуганно вздрогнул, сожмурившись. Ламберт медленно отстранился, поджав губы, сжав зубы. будто бы разозлился. Посмотрел на него как-то напряженно и, выдохнув сквозь зубы, медленно вышел из комнаты.       Лютик ощутил, как бешено у него билось сердце.       Он улегся на подушку, смотря в потолок, пытаясь дождаться момента, когда его сердце успокоится, чтобы заснуть.       Но каждый раз, закрывая глаза, на веках плясало лицо Ламберта — и сердце снова забивалось быстрее.       И снова Лютик смотрел в потолок, сжимая кулаки и плотно челюсти, мечтая, чтобы завтрашний день не настал никогда.       За стеной что-то громко захлопнулось, и Лютик испуганно вздрогнул.       И он подумал о том, как долго Ламберт в самом деле будет терпелив и мил с ним? Ведь настанет момент, когда он сорвется, не выдержит, захочет все и сразу и, не дождавшись этого от Лютика, будет брать силой. И это будет больно, унизительно и страшно.       Граница.       Где эта граница?       И что за ней ждет?