Больно касаться тебя

      После пробуждения Лютику хотелось… не то умереть, не то забыть о вчерашнем. Он помнил о том, что с ним делал Ламберт и, что самое страшное, Лютик даже не пытался отбиться от него. Он даже не припомнит, чтобы боялся.       Он помнит его крики там, в лесу, и какую невинную мордашку он строил потом. Якобы не помнил, якобы просто перепугался.       Может, у Лютика и была истерика, но это вовсе не значит, что он ничего не помнит. Он все прекрасно помнит и никакие из этих воспоминаний не кажутся ему прекрасными.       Он медленно встал с кровати, следя за плечом и рукой. Боли не было, хоть и ощущалась легкая стянутость. Видимо, Ламберт его потом отмыл, потому что на теле не осталось крови. Лютик поморщился, вспоминая, что Ламберт был с ним, когда тот был весь… в крови.       Нет, Лютик сам пребывал с Геральтом в разные моменты, даже отмывал от кишок, касался их своими руками, но в случае Ламберта… близость с человеком, который был в собственной крови и едва ли не без сознания.       Даже попытки успокоить себя тем, что где-то глубоко внутри Ламберт нормальный, сейчас не могли сгладить углы.       Ламберт затирал там что-то про любовь, но нет, это не любовь, а какое-то больное, иррациональное чувство. И вовсе не к тонкой его личности, а к телу и к поведению. Голый рефлекс.       Лютик порылся в сумках, найдя новую сорочку. Достал даже дублет и новые штаны, решив, что те нужно постирать.       Снова медленно присев на край кровати, он устало застонал и потер лицо ладонями.       Самое ужасное во всем происходящем было то, что от Ламберта в самом деле непонятно было, чего можно было ожидать. Он же дикий. Дикий, непонятый, будто бы алогичный, без мотивации. То у него радость, то слезы, то смех истерический.       И это пугает еще больше.       Что в самом деле мешает Ламберту начать кормить Лютика овсом, когда он разозлится?       Кто такой этот ебучий Ламберт и какие у него на самом деле мотивы? Что в нем и какой он?       Лютику кажется, что все не так просто, и… или все-таки так, и он просто болен на голову.       Какое-то время он сидел один, наслаждаясь одиночеством. А потом дверь открылась и, вертя на пальце ключи, зашел Ламберт.       — А я думал, что ты спишь, будить не хотел.       — Не хотел будить, поэтому ворвался в комнату так, будто у нас тут пожар? — спросил Лютик у своих сапог, чувствуя себя абсолютно эмоционально выпотрошенным. А это только начало. Он знал, что снова ощутит это отчаяние и невозможность не думать ни о чем, кроме происходящего.       Ламберт хмыкнул.       — Как себя чувствуешь вообще? Голова не кружится?       — Нет, не кружится.       — Хорошо, а то ты много крови вчера потерял…       — И еще ты меня изнасиловал.       Лютик не услышал ответа сразу же, поэтому он медленно поднял взгляд на Ламберта. Он ожидал увидеть лживую вину. Ту маску, которую натягивал на себя Ламберт, якобы он жалел о своих поступках. Это была ожидаемая реакция, но…       Ламберт смотрел на него со снисходительной улыбкой, вскинув бровь.       Но Ламберта невозможно понять.       — Тебе смешно? — вскинул брови Лютик. Ему казалось, что он как-то быстро пришел к стадии отчаяния, но почему-то страшно не было. Лютик не был уверен, что это чувство было многим лучше страха, но хоть что-то новое, в самом деле.       — Но я тебя не насиловал. Ты не сказал, что не хочешь, ты спокойно мне это позволил.       — Наверное потому что я ничего не понимал?       Ламберт устало закатил глаза, цыкнув языком.       — Тебя как не послушай, так вечно что-то не так. На все у тебя найдется сотня отговорок, а принять, что ты в самом деле кайфуешь от этого не можешь, да?       — Я не кайфую, — он сказал это так спокойно, что сам удивился этому. Наверное, силы полностью не восстановились. Не то из-за истерики, не то из-за потери крови. — Ламберт, возбуждение может быть вызвано даже при… не знаю, когда подростка будет домогаться старый дед.       — И этот подросток будет стонать? Будет хвататься за его волосы, сжимать меж своих бедер? Будет крепко сжимать его руку? — уточнил Ламберт. — Лютик, на моем счету числится пару изнасилований, и даже тогда, когда девушка подо мной возбуждалась и была мокрой, но никто из них не вел себя так, как ты. Никто не надрывался в стонах, не поддавался ко мне навстречу, не вставал в крайне унизительные позы только от того, что я в них пальцы засунул. Лютик, тебе нравится. Нравится, когда я тебя трахаю, когда беру тебя, когда ласкаю. Тебе нравится.       Лютик моргнул, глядя на него почти испуганно.       Неужели ему правду нравилось? Он просто врет? Пытается убедить себя, что это не так, убежать от собственного я?       Неужели… он вправду такой?       В груди поселилось четкое чувство отвращения к себе за вчерашнее. Он ощутил себя виноватым, ощутил себя неправильно. Чувствовал, насколько это было грязно.       Ламберт тяжело выдохнул и, подойдя к нему ближе, присел перед ним на одно колено.       — Лютик, я же говорил тебе… Ты просто сейчас ничего не знаешь и не понимаешь. Не понимаешь собственное тело и сознание. Я делаю это все не просто так. Я просто не хочу тратить время зря. Ты еще сам мне скажешь «спасибо».       Лютик содрогнулся и отдалился от него.       — Хватит… хватит строить из себя благодетеля. Мне страшно на тебя такого смотреть.       Ламберт только хмыкнул и повел плечом, будто бы не понимал, о чем он говорит.       — Лют…       — Нет, правда! Ламберт, будь ты в самом деле добрым, то не стал бы…       — Подожди, но я никогда не убеждал тебя в том, что я добрый, — нахмурился Ламберт.       — Прямо сейчас!       Лютик едва не топнул ногой, в груди стояло странное чувство отторжения, желание скрыться и убежать. Слезились глаза. Он не хотел видеть Ламберта. Не хотел ничего знать о своем теле. И уж тем более он не хотел даже представлять себе тот момент, когда скажет Ламберту спасибо за хер разбери что.       — Я веду себя как обычно.       — Нет! — крикнул Лютик. — Нет-нет-нет! Неправда! Ты пытаешься меня задобрить, и…       — Лютик… у тебя точно хорошая психика? — он вскинул бровь и склонил голову чуть к плечу. — Мне кажется, ты начинаешь видеть то, чего нет, и спихивать это на меня. Слушай, я понимаю, ты молод и юн, и тебе легче спихнуть все на меня. Якобы ты увидел во мне центр всех своих бед, но это же не так.       Ламберт говорил так спокойно, будто бы говорил правду. Говорил какие-то априорные вещи.       Лютик растерянно моргнул, сбитый с толку. Неужели он просто пошел головой из-за стресса? Или... возможно, он просто сам пытается оправдать Ламберта из-за того, что, на самом деле, он ему нравится? Что если… если это Лютик видит все не так?       Ламберт зевнул и встал. Протянув ему руку, он сказал:       — Пойдем лучше купим тебе новую сорочку.       Он взял его за плечо, потянув на себя. Лютик отдернул его и сказал, глядя прямо в глаза:       — Нет, не хочу с тобой никуда идти.              Ламберт переменился в лице. Так резко, что Лютик едва успел проследить эту перемену. Будто на улице только что сияло солнце, а в один момент небо затянулось тучами, стало холодно и страшно. А ты совсем один стоишь под чистым небом, которое мечет молнии и отовсюду слышится гром.       Ламберт сказал ледяным тоном:       — Лютик, солнышко, не зли меня.       Лютик снова ощутил странную, непонятую лавину страха — ледяного и склизкого — которая проскользнула в глотку и облепила собой все его внутренние органы. Тело стало холодным и тяжелым.       — А то что? — пересиливая себя, свой страх, голос Ламберта, спросил он, ощущая, как стали трястись руки. — Ты сказал, что не ударишь меня. А сейчас что, докажешь обратное, а потом придумаешь новую отмазку?       Ламберт смотрел ему в глаза чуть сощурившись. По его лицу и взгляду едва ли можно было понять, какую эмоцию он сейчас испытывал, о чем думал и, самое главное, испытывал ли сейчас что-то в принципе?       Лютику казалось, что Ламберт просто придумывал каждую свою эмоцию и сейчас, наверное, просто задумался о том, каким ему надо быть.       Ламберт резко нагнулся к нему, и Лютик испуганно сжался, готовясь к удару. На самом деле, его тело и его разум, его психика и его реакция уже подменили слова «боясь удара» и «ожидая». Ему казалось, что это коснется его рано или поздно.       Но только висок обожгло тепло мягких губ, и Лютик замер, во все глаза пялясь в часть ремня, виднеющегося из-под черной рубашки. Тяжело вдохнув, Ламберт потерся носом о его висок, сказав:       — Пойми, это в твоих же интересах. Чем быстрее ты начнешь слушаться меня, понимать себя, свое тело, к чему все это идет, тем лучше тебе будет. А теперь пошли…       Он мягко подтянул его за предплечье и Лютик встал как по струнке. Наверное, это и было самым страшным. Ламберту не нужно было применять силу, чтобы запугивать Лютика. Его, откровенно говоря, до усрачки пугали эти странные обещания о далеком будущем, где он все поймет, осознает и примет Ламберта с распростертыми объятиями.       Ламберт поцеловал его в обе щеки едва не мурлыкнув, и Лютик непонимающе пялился в пространство за плечом Ламберта, считая, что если не Ламберт сошел с ума, то тогда точно он сам.       Лютику уже не хотелось ни есть, ни пить, ни новой одежды. Однако, не решаясь прилюдно злить Ламберта, он сам выбрал сорочку. Намного лучше, конечно, было бы шить у портной, но Лютик не мог находиться на людях и давить улыбочку. Все его узнавали, и для всех он должен остаться жизнерадостным бардом, ничего более.       Так что Лютик убедил Ламберта, что лучше купить сорочку так, размер у него вполне универсальный. Ламберт хмыкнул и спорить не стал, ссылаясь на то, что сам в этом не особо разбирается.       Самым тяжелым для Лютика было то, что Ламберт все старался вовлечь его в диалог, на который у Лютика попросту не было сил. Вообще никаких. Он пытался отвечать, правда пытался, не хотел злить, но у него не получалось. В голове все мысли были завязаны на одной лишь теме.       И Лютик ощущал, что Ламберт начинал раздражаться. Вообще все это было похоже на то, что Ламберт с чего-то решил, что все всегда должно быть так, как он сам захочет, и его очень бесило, если выходило отчего-то… не так. Действительно — почему? Об этом Ламберт не задумывался.       Лютик большую часть времени ощущал непринятие вчерашней ситуации, и все поверить не мог в слова Ламберта. Он вообще не знал, с чего ему надо было верить в его слова. Но он почему-то решил, что так себя жертвы в самом деле не ведут, значит, он хочет и ему нравится.       От этого он ощущал себя еще более мерзко, загнанно и запуганно.       — Ну и куда пропала твоя разговорчивость, а, пташка? — спросил раздраженно Ламберт, поведя плечом. Даже интонация у него была такая, будто он был в бешенстве.       — Плохо себя чувствую.       Ламберт шмыгнул носом и чуть склонил голову так, чтобы видеть его лицо.       — Цвет кожи нормальный вроде. Хочешь чего?       Лютик посмотрел на него — затравленно — и поджал губы. Он хотел, чтобы Ламберт исчез из его жизни как плохой сон. Но он лишь сказал:       — Сухофруктов.       — Без проблем.       — Я здесь постою, ладно? На свежем воздухе.       Ламберт ответил не сразу. Он осмотрелся вокруг и, приметив, что магазинчик не находится на слишком большом расстоянии, кивнул. Лютик облегченно выдохнул, глядя в его удаляющуюся спину. Он чуть отошел к дереву, оперевшись на него и, закинув голову назад, смотря на ясное небо. Чувство непроходимой тяжести внутри мешало, казалось, даже дышать. Думать.       Он не знал, чего ожидать от Ламберта, хоть он и убедился, что чем тише себя вести, тем спокойнее вел себя Ламберт, будто бы у них тут в самом деле отношения, которые Ламберт старался всячески поддерживать.       Лютик прикрыл глаза, стараясь успокоиться, прийти в себя. Хотя, на самом деле, приходить было некуда. Он пытался думать о других способах сказать людям о его положении, но понял, что в этом пока попросту нет смысла. Ведь никто не захочет связываться с ведьмаком и таким мощным проклятьем.       Только… Геральт.       Лютик резко открыл глаза, ощущая внутри странную надежду. Точно. Если… если он сможет сказать Геральту, то тогда… тогда он поможет ему. Только надо найти способ! Например, можно при встрече с ним тут же начать реветь и кинуться к нему на шею. Зашептать на ухо ему «помоги-помоги-помоги», и Геральт по-любому поймет, что здесь что-то не так. Умолять Геральта не уходить, не оставлять одного, и все наладится.       Точно.       Надо просто дождаться Геральта. А он появится. Не может не появиться.       Он не знал, с какого черта он встречал Ламберта несколько раз, но был уверен в одном точно: сколько бы раз они не расставались с Геральтом, они снова находили друг друга.       Внезапно Лютик услышал, как кто-то его окликнул. Он встрепенулся и воровато огляделся, напрягся, заметив какого-то мужлана. Под метра два ростом, но по комплекции уступал даже Ламберту. Но Лютика это все равно не успокаивало.       Он уставился на него во все глаза, ошалело заморгав.       — Эй-эй, ты, да-да! Каким-то знакомым ты мне кажешься… не встречались ли мы с тобой?       Лютик придурковато огляделся, озираясь по сторонам.       — Ну, я отчасти знаменитый бард, может, вы слышали мое пе…       — Да-да, твое пение из моей с женой спальни! Кажется, у меня есть к тебе парочка вопросов!       Лютик вновь заозирался. Мужлан привлекал внимание зевак, которые, конечно же, не собирались помогать, а пришли с одной лишь целью: насладиться бесплатными кулачными боями. Правда из Лютика боец, а тем более кулачный, был никудышный.       Ламберта нигде видно не было.       — Возможно, это было недоразумение, и…       Лютик стал медленно отступать, надеясь, что расстояния хватит. Что Ламберт придет и хорошенько вмажет этому мужику. А если и не вмажет, то хотя бы спасет Лютика от судорог из-за боли. Но Ламберта нигде видать не было.       — Недоразумение только если ты и то, что у тебя в штанах.       Лютик испуганно икнул, продолжая отходить.       В руках мужика блеснуло лезвие, и даже зеваки перепуганно зашушукались. Собственный кинжал Лютика остался лежать в сумке, он перестал верить в необходимость самообороны, считая, что теперь не будет отходить от Ламберта дальше, чем на несколько метров.       Возможно, это было глупым решением, но Лютик стал отходить назад быстрее. Хотел бы побежать прямиком к магазинчику, в который пошел Ламберт, но он находился за спиной этого амбала, что увеличивало возможность быть пойманным, а после остаться с сувениром в виде нескольких шрамов. Или с отрезанными яйцами. Или членом.       — Давай поговорим по-мужски, а? Что ты ссышь так, объясни мне? Трахать чужих жен тебе значит не страшно было, да?       Лютик был очень расстроен, что не мог объяснить разницу между тем, что он бы изнасиловал эту даму и тем, что она сама залезла к нему в штаны. Он ведь никого не принуждал к сексу, дамы всегда были согласны, а некоторые еще и сетовали на явную неспособность их мужей удовлетворить их в постели!       Но времени на эти объяснения не было.       Поэтому, перепуганный, он просто рванул вперед, услышав, как сзади него за ним же кинулся этот мужик. Лютик уже успел обрадоваться, что Ламберт и вовсе успел снять заклятие, как в какой-то момент он ощутил слабость, затем — тошноту, после он просто полетел носом вперед, проехавшись по земле, подняв столб пыли. Его вывернуло наизнанку, что-то теплое потекло по расстегнутому дублету и сорочке, окрасило шею и землю. Лютик только успел заметить красную лужу под собой и в ужасе раскрыл глаза, ощущая, что стал задыхаться. Подняться не представлялось возможным.       Казалось, что кто-то вывернул ему колени.       Рядом все зашушукались, и мужик, быстро догнавший его, встал как вкопанный.       Кто-то шептался о том, что его Бог покарал, кто-то о болезни, но никто не пытался подойти и помочь. Все просто пялились, пока Лютик блевал кровью.       Это не было унизительно или мерзко, скорее очень страшно и больно. Горло дерло и болело, желудок сокращался в спазмах, и все тело покрылось испариной. Стало очень холодно, в ушах зазвенело, и Лютик сначала думал, что теряет сознание, а после — что умирает.       А потом расслышал чей-то голос, затем — оправдания, которые тот мужик проскулил. Что-то про то, что он хотел поговорить, а «этот безумный как вскочил, как побежал, так я за ним, хотел узнать, в порядке ли…»       Дальше Лютик не слышал. Было очень громко. Прямо в его ушах. Раздался такой звон, какой обычно идет от колоколов в церквях. Звонкий и противный. Ругань, звук от удара, всполошившийся народ, а потом его ледяного тела коснулись теплые руки. Звон в ушах и судороги прошли, но слабость — нет. Перед глазами все продолжало танцевать, смешиваться в неясную палитру безумного художника. Он пытался что-то сказать, но, казалось, что даже вместо дыхания у него было булькание крови в глотке.       Потом через какой-то неясный промежуток времени его усадили на что-то твердое и принялись бить по щекам, от ударов Лютик старался уклоняться, думая, что тот мужик его все-таки словил и сейчас изобьет до смерти.              Потом в глотку что-то полилось. Что-то мерзкое, на вкус как горькое-горькое лекарство, как будто трава, а еще — обжигающее, как самый крепкий ведьмачий алкоголь. Лютика затошнило, он завертел головой, но ее резко зажали, потом и рот, заставляя проглотить. Лютик не глотал. Потом ему зажали и нос.       С трудом, смаргивая слезы, которые затрудняли обзор и без того мутных глаз, он сглотнул, ощутив, как содрогнулись стенки желудка, какое давление наполнило его глотку вместо воздуха.       Ладонь медленно убрали, висок обожгло горячее дыхание. Стук сердца, который ранее стоял у него в ушах вместо посторонних шумов, резко стал успокаиваться.       И Лютик услышал запах. Ламберта.       Лютик буквально вцепился в его рубашку, пытаясь ровно дышать. Ему казалось, что он задыхался, что это зелье вытолкало из него весь воздух, перед глазами снова все закружилось, и он сильно-сильно зажмурился, но голова продолжала кружиться, будто Лютик бегал кругами вокруг дерева.       Он сжал его рубашку сильнее, подался лицом в сторону запаха, вжавшись лицом во что-то теплое, и захныкал от боли, от головокружения, от вездесущего чувства нытья по всему телу. Болела голова, глотка, желудок, выкручивало суставы.       Теплая натруженная ладонь коснулась его волос, поглаживая, чужие руки обвили его теплым кольцом, накрыли, как одеяло, стали укачивать.       Тепло капало то на лоб, то на щеки, то на плотно зажмуренные веки. Лютик всхлипнул в последний раз, и боль его резко отпустила. Все отпустило, оставалось только давление где-то в глотке, но после такого оно казалось совсем слабым и незначительным.       Он медленно открыл глаза, смаргивая слезы, поняв, что сидит на полу, прижимающийся, почти что вжавшись в Ламберта. Его руки ощутил вокруг себя. Губы его теплые на лбу.       Будто бы Ламберт в самом деле умел быть настоящим, заботиться и желать уберечь.       Лютик об этом, впрочем, не особо думал. Ему вообще ни о чем не думалось. В голове будто стоял приятный ровный шум, на тело навалилась приятная теплая слабость и стало так хорошо и приятно. Даже несмотря на то, как мерзко липла сорочка к груди из-за крови.       Он облегченно выдохнул, ощутив, что все совсем болеть перестало. Он почувствовавал собственное тело, уже даже было тепло и не кидало в озноб. Теплая ладонь поглаживала его, прижимала ближе, и Лютику даже не было страшно.       Но…       но самое страшное, что Лютик слышал, как быстро билось у Ламберта сердце.       Он прекрасно помнил, что ритм у него обычно был двадцать ударов в минуту, если не меньше. А сейчас бился как у нормального человека.       Лютик захлопал глазами и медленно отдалился, посмотрев вверх. Ламберт посмотрел ему в глаза. Казался перепуганным каким-то, будто до сих пор не смог собраться. И Лютик зашептал:       — Я не собирался сбегать, я не хотел, он на меня…       — Тссс, — прервал он его, прижавшись губами к его лбу. — Я знаю, малыш, я знаю, что он хотел на тебя напасть. Успокойся. Все хорошо.       Он плотно-плотно прижал его к себе, обнимая так крепко, что Лютику показалось, что он сейчас задохнется. Но он лишь поерзал, подобрав ноги, удобнее устраиваясь и закрывая глаза, чувствуя, как немного гудело голове, немного плыла картинка… Ему просто нужно поспать. Немного поспать, и он будет в порядке.