Больно касаться тебя

      Когда Лютик очнулся — именно очнулся, потому что он не заснул, а просто вырубился — он уставился в потолок. В комнате было темно, кажется, самая ночь. Дышать было тяжело, будто на груди что-то лежало.       Лютик попытался вдохнуть, ощущая то, как немного дерло горло, а потом понял, что у него на груди в самом деле что-то лежит. Он перепугался, потому что плохо помнил, как вчера все кончилось — только теплые руки, сильные и крепкие, которые прятали его, спасали, облегчали боль — но кто знал, что было потом.       Потому что проснувшись в темноте, с чем-то давящим на грудь, он перепугался, хотел поднять руку, но ощутил, что и на ней что-то было. Он ужаснулся, быстро заморгал. Вдруг Ламберт его связал? Просто привязал к кровати и теперь будет отпускать только чтобы сходить в туалет? Если Ламберт сошел с ума, и...       Вторая рука все-таки поднялась. Лютик моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд. Он медленно опустил его вниз и увидел на своей груди мирно лежащую черную макушку. Расслабленные черты лица, с трудом различающиеся мутным зрением в темноте.       А то, что было на той руке — всего лишь рука Ламберта, которой он ее сжимал.       Лютик пораженно моргнул и снова откинул голову на подушку, глядя в потолок и слыша, теперь слыша, как ровно дышал Ламберт. Ладонь немного вспотела от того, как долго Ламберт сжимал его руку в своей.       Он облегченно выдохнул, и через мгновение Ламберт завозился. Едва оторвавшись от его груди, он спросил сонным, хриплым голосом:       — Лютик? Тебя что-то напугало? Меня разбудил ритм твоего сердца.       Лютик глубоко вдохнул и медленно покачал головой. Отчего-то Ламберт сейчас его не пугал. В голове стояла картина того, как он прижал к себе, и как стало совсем не больно.       — Тс-с-с, — он погладил его по щеке. — Ты в порядке, — медленно разжав свою руку, он взял его лицо в ладони, ласково целуя в лоб. — Он тебя не тронет. И он пожалеет об этом. Я обещаю. Тс-с-с-с.       Лютик пораженно выдохнул, когда Ламберт чуть отстранился, поглаживая его по волосам, шепча какие-то слова успокоения. Лютик уже не волновался о том мужике, ему вообще на него насрать было, но… но это было поразительно, что Ламберт в самом деле защищал его, заботился, не наказывал даже.       Ламберт был с ним, рядом. По-странному рядом, но был. И покупал все, что он просит, защищал. Может Лютик в самом деле чего-то не знает? Что-то упустил?       Ведь если он был бы злым, то не стал бы так заботиться о нем? Он мог бы просто дать ему зелья и кинуть в кровать. Но он сидел с ним на полу, обнимал, заботился.       И все время, что Лютик отходил, он лежал рядом с ним, сжимая его руку. Так долго, что аж заснул.       И сейчас обещал, что тот мужик пожалеет. Он вовсе не хотел, чтобы он жалел, но Ламберта так задело произошедшее, что этого хотел он.       И сейчас он сидел и успокаивал его, думая, что Лютик боялся этого до сих пор.       — О, сердце успокоилось, — с мягким смешком сказал Ламберт. Так по-доброму и даже радуясь.       Лютик медленно повернулся к нему, смотря в его горящие медные глаза, ощущая нечто непонятное в груди. Ни страха, ни отторжения, ни боли. Ничего. Что-то другое.       А вдруг Лютик чего-то в самом деле не знает?       Ведь Ламберт волнуется о нем по-настоящему. Заботится. Может, любит. Да, по-своему, по-больному, но любит.       И Лютик медленно потянулся к нему, к его губам. Ламберт пораженно выдохнул, Лютик видел из-под полуприкрытых век, как широко он раскрыл глаза. А после Лютик его поцеловал. Сам. Конечно, на поцелуй это было мало чем похоже. Он просто прижался своими губами к его — горячим и мягким. И только спустя нескольких мгновений, ощущая, как Ламберт замер, чувствуя его дыхание, он медленно обхватил нижнюю губу, посасывая.       Ламберт судорожно выдохнул и ответил, поглаживая ладонью его по щеке. Лютик лежал под ним и даже дышал едва. Снова все происходящее казалось чем-то нормальным. Это просто он, Лютик, чего-то не понимает. Но когда-нибудь поймет.       — Если… если хочешь… то... — Лютик говорил тихо, с придыханием, дергаясь от каждого движения, но страшно не было. Даже мерзко. — То можешь лечь со мной.       Ламберт судорожно выдохнул, прижавшись своим лбом к его и потираясь носом о нос.       — Хочу. Очень хочу.       Лютик поерзал, чуть отодвигаясь, и Ламберт, даже не раздеваясь, мягко присел сначала на край кровати, а потом лег рядом, обняв за поясницу и прижав к себе. Лютик почти испуганно вздрогнул, а после расслабился, поправляя на себе одеяло и прижавшись щекой к ключичной ямке, глядя на тусклый отсвет от лунного света на стене, чувствуя, как Ламберт его обнимал и ласково поглаживал.       Целовал в лоб и щеки, гладил, прижимал ближе. Он был почти болезненно-горячим, но Лютику, ужасно продрогшему, с ним становилось теплее, и тело стало медленно отогреваться.       Вскоре он заснул, пряча лицо в его шее.       Некоторое время после Ламберт едва не запретил ему вставать с кровати, потому что за последнее время он потерял слишком много крови. Лютик и против не был, потому что у него не было сил встать с кровати. Голова начинала кружится.       Все это время Ламберт сидел едва не на полу у его кровати и кормил с ложечки. Приносил то варенье, то мед, то сухофруктов, чтобы восполнить уровень глюкозы. Лютик спросил, откуда у него столько денег, ведь что мед с вареньем, а тем более сухофрукты, стоят не то чтобы дешево. Ламберт пожал плечами и сказал, что ему для Лютика не жалко.       — Тебе не скучно здесь сидеть? — спросил вяло Лютик, когда Ламберт менял ему повязки. Из-за недавнего инцидента раны раскрылись так, что сейчас с трудом затягивались, и Ламберт купил какую-то штуку, чтобы шрамов хотя бы не осталось.       — Не особо, — повел плечом Ламберт, сняв повязку с плеча и оглядывая рану. Тяжело выдохнув, он покачал головой. Нагнулся, целуя в края, и Лютик поморщился и айкнул:       — Борода колется.       — Прости, забыл, — он медленно отстранился, беря новые тряпицы, перевязывая рану, перед этим чем-то смазав.       — А что за условие?       — М? — вскинул бровь Ламберт, чуть приподняв Лютика, чтобы удобнее было перевязывать.       — Ты говорил, что какое-то условие должно выполниться.       — А, да. Неважно. Это то, что ты не сможешь сделать сам, даже если захочешь. Такие вещи просто случаются.       — А если оно случится? Что тогда? Ты меня отпустишь?       Лютик, с помощью Ламберта, аккуратно прилег обратно, поднимая руку, когда Ламберт стал снимать с нее старую перевязку.       — Ну, если это исполнится, а оно исполнится, я знаю, — кивнул Ламберт, мягко втирая в руку какую-то мазь. Лютик заинтересованно склонил голову к плечу и вздернул бровь. — То… ты уже не захочешь от меня уходить. Лютик, сам посмотри, разве я делаю что-то во вред тебе?       Лютик не ответил.       Сейчас он сам ничего не знал. Ламберт так задурил ему голову, что ночами Лютик лежал и только и думал, что о том, что на самом деле Ламберт старается, просто немного у него искалеченное восприятие. И он хочет как лучше и, возможно, это он, Лютик, что-то не понимает.       Но на самом деле сейчас Лютик ничего не знал.       — Пойми, я все делаю для тебя. И я не сделаю ничего, что ранит тебя. Да, начал я, может, резко… Но, — он повел плечом. — Все ошибаются.       — А что по поводу расстояния? Оно всегда разное?       Ламберт выдохнул и сказал:       — Да. Кроме того, я могу полностью его убрать, если сочту это безопасным для тебя. Но ты не узнаешь, когда это будет.       Лютик моргнул и отвернулся, смотря в стену.       — Эй, малышка, не злись, — он склонился над ним, целуя в щеку, гладя по мягкому боку. — Ты в порядке. Рядом со мной — ты в порядке. Хочешь что-нибудь еще?       Лютик только тяжело выдохнул и покачал головой. Нет, ничего он не хотел. Да и вряд ли захочет.       Лютик сидел на кровати, медленно пытаясь играть на лютне, хоть это и давалось ему сложно. В последнее время постоянная тяжесть не уходила, мешала думать или сконцентрироваться. Все шло не так, и Лютику казалось, что он терял даже сам себя. Что он — не он.       Эмоции были не те, поведение не то, даже лютня не клалась в руки. Прошло всего-то две недели, а у Лютика уже ни сил, ни стремлений. Он страстно желал, чтобы за это время что-нибудь изменилось. Отчего-то в самом начале он считал, что в какой-то момент, в скором времени, все наладится и будет хорошо.       Нет, ничего не наладилось и не было хорошо.       Ну хоть он теперь мог ходить. Что будет дальше он не знал. Все это время Ламберт его особо не трогал, не насиловал, не угрожал. Вел себя как заботливый муженек. А сейчас… сейчас Лютик встал на ноги, и он не знал, чего ожидать.       Дверь аккуратно открылась, и он вздрогнул, посмотрев в проем. Ламберт слабо улыбнулся ему, закрыв дверь.       — Уезжаем? — подал тихо голос Лютик, а затем откашлялся. Надо прийти в себя. И он не был уверен, что хотел этого по-настоящему. Ведь тогда снова будет страшно и мерзко, а сейчас… просто усталость и нет сил.       — Да, вечером. Я ходил по делам.       — Что за дела?       Ламберт повел плечом, а потом медленно подошел к нему, и, улыбнувшись, присел перед ним на одно колено, ласково беря его руку в свою.       — Так, мелочи. Объяснял тому мужику, почему не следует трогать всяких милых бардов. У него теперь… есть небольшой долг у войта. Совсем не большой. Подумаешь, продаст какое-нибудь имение, мелочи, — фыркнул Ламберт, гладя его руку.       Лютик моргнул.       — Ты… то есть все это время здесь, ты бегал по делам и пытался подставить этого мужика?       — Мг, — мурлыкнул Ламберт, и прижался щекой к тыльной стороне ладони Лютика, потираясь. — Каждый должен понимать, на какой риск идет, вредя тебе.       Он поцеловал его в тыльную сторону ладони.       — И, да, у меня еще есть для тебя кое-что… Я просто долго думал, что в твоем образе не достает…       Лютик моргнул. Он еще и на его образ смотрел?       Лютик, на самом деле, на миг перепугался, что Ламберт сейчас достанет ошейник, или поводок, или еще что-то…       Но в его руке мелькнуло кольцо. Серебряное, широкое, с красивой гравировкой. Начищенное до того, что аж блестит.       — Украшения. Тебе не хватает украшений, — он мягко улыбнулся, надевая его на указательный палец. — Тебе нравится?       Лютик моргнул и уставился во все глаза на кольцо. Он подарил ему кольцо. Лютик быстро заморгал и смущенно спрятал взгляд.       — Зачем ты его купил? Оно ведь… стоит денег.       — Хм, и что? Все в этом мире стоит денег.       Лютик неловко повел плечом и снова посмотрел на свою руку, глядя на кольцо. Оно было красивым, Лютику понравилось. Он даже как-то отвлекся на секунду и улыбнулся. Он и вправду любил украшения, но из-за их цены пока что не мог себе позволить, лишь перебиваясь воспоминаниями о том, как носил их еще тогда, когда был при дворе.       На секунду он понял всех тех девушек, которых выдавали замуж насильно.       Некоторые даже, вроде, становились счастливыми.       Может, Лютик тоже станет?       — Тебе оно нравится, м?       Лютик кивнул, смотря на кольцо.       Наверное, Ламберт на самом деле его любит, просто Лютик пока не понимает.       Еще несколько дней все было абсолютно спокойно. Ламберт зачастую просто усаживал Лютика на лошадь, а сам шел рядом. Спрашивал разрешения, можно ли ему сесть рядом, и через несколько дней Лютик даже смог начать с ним разговаривать. Нормально разговаривать.       Правда, вместе с адекватностью, вернулись сомнения в происходящем. Будто бы вместе с кровью из него вытекло сознание и мозг, а сейчас все встало на свои места, и образ Ламберта стал напрягать. Он смотрел на кольцо, вспомнил про тот случай с тем мужчиной… Сомнительный метод ухаживания. Это же просто болезненная тяга к получению его, Лютика, любыми методами.       Или нет.       Возможно, Ламберт действовал из чистых побуждений. Никто не знал. Ламберта, казалось, не понимал он сам, но пока он вел себя адекватно, Лютик позволил себе расслабиться. Единственное, он стал слишком часто лезть с поцелуями, сначала задевая уголки губ, когда целовал в щеку, потом легонько касался своими губами его, но послушно отстранялся и не злился, если Лютик вздрагивал и отшатывался.       Все было более-менее спокойно.       В одной из таверн Ламберт снял только одну комнату. С одной кроватью. Тогда Лютик похолодел от осознания и даже проигнорировал неоднозначный взгляд корчмаря.       Ламберт забросил в комнату Лютика, сумки, и куда-то ушел. Вернувшись, позвал того на ужин, и был странно хмурым и злым. Будто раздраженным. Вечно дергался от любого звука и хмурился.       И Лютик понял, что если он откажет ему такому, то… то вряд ли случится что-то хорошее. Но он, глупо надеясь, спросил у него:       — Что-то случилось?       Ламберт отмахнулся, что-то кинув про какого-то своего знакомого, а потом спросил:       — Хочешь выпить? Я бы выпил… Нормального чего, а не пива этого разбавленного.       Лютик лишь моргнул и кивнул.       — Тихий ты сейчас что-то. Заболело что? Зуб? Голова?       Лютик сглотнул и не совсем уверенно сказал:       — Меня... меня напрягает, когда ты такой злой. Мне кажется, что ты… можешь... навредить или…       — Могу, — кивнул Ламберт, откусывая кусок хлеба. — Но не тебе, Лютик, просто ешь, потом я схожу за вином, тебе поною о том, какие уебки нынче водятся не пунктуальные, и мне станет легче.       Лютик кивнул. Хотелось верить.       За это время он привык, что Ламберт ведет себя просто как дружок. На моменты попыток поцелуев Лютик старался закрывать глаза. И… одна блядская кровать. Он хотел верить, что Ламберт так снял, потому что сейчас у него проблемы с деньгами, и он вовсе не собирается его сегодня насиловать, но откуда-то же у него взялись деньги на алкоголь?       Лютик ощущал себя паршиво.       При покупке вина, Ламберт даже спросил мнения у Лютика, но у того в голове не было ничего, кроме гудения, а в груди — только кусок камня, который давил на сердце и распирал его грудную клетку. В общем, думать было сложно, поэтому он только сказал:       — Хочу… сухое.       — Кислятина, — фыркнул Ламберт. — Хорошо, тебе сухое, себе возьму что покрепче.       Лютик кивнул, смотря в угол магазина. От напряжения едва ли колени не дрожали и внутри было так противно-противно. Хотелось плакать, но плакать было нечем. Казалось, та истерика его иссушила на несколько недель вперед. Или же у Лютика просто не хватало уже сил на слезы.       Купив алкоголь, Ламберт мягко толкнул Лютика к выходу и тот, опомнившись, сделав шаг, едва не споткнулся и не упал, полетев носом вперед.       Выйдя на улицу, Ламберт огляделся и, не приметив лишних глаз, нагнулся к Лютику, чмокнув в лоб и, обняв за плечо, прижимая к себе к боку, спросил:       — Ну, что с лицом? В самом деле меня боишься?       — Честно?       — Да. Я не обижусь.       — Боюсь.       Ламберт тяжело выдохнул и чуть разогнулся, оглядевшись. Погладив по плечу, снова посмотрев в глаза, он спросил:       — Почему? Все же спокойно в последнее время. Чем я тебя пугаю?       — Снятой на двоих комнатой. Одной кроватью.       Ламберт вдохнул сквозь зубы и повел плечом. Заторможенно кивнул, а потом сказал:       — Насиловать я тебя не буду.       — А что будешь? Скажешь, что я сам захотел, да?       Ламберт лишь кинул на него быстрый взгляд, так, будто о чем-то сожалел, и снова мягко подтолкнул вперед. Дальше они не разговаривали, и это молчание напрягло Лютика больше, чем раздраженный Ламберт. Или не больше. В последнее время у Лютика в голове совсем ничего, кроме то страха, то отторжения, то отчаяния, то ужасного томящегося ожидания о том, что там, в будущем. И есть ли у него будущее в принципе.       Зайдя в комнату, Ламберт открыл ему бутылку и начал активно сетовать на какого-то мужика. Ламберт оперся бедром о подоконник, параллельно отхлебывая свое странное высокопроцентное пойло. Лютик лишь присел на кровать, смотря на него, слушая. Если начать сильно вслушиваться и представлять, то на какой-то миг ты выпадаешь из реальности и оказываешься в этой истории, проникаешься ей и становится немного легче.       Поэтому Лютик отчаянно строчил баллады. Да, может, некоторые из них были отвратительными, но он старался погрузиться в другой, новый мир.       Потом, после половины бутылки, стало как-то веселее да проще, так что он даже смог начать что-то говорить и даже шутить. Ламберт улыбался на это, щурился, выглядел… нормально. Или Лютик уже был пьян ровно настолько, чтобы снова видеть в Ламберте человека.       Человечность в нем можно разглядеть либо под алкоголем, либо потеряв два литра крови. Когда реальность искажается, тогда все становится не так плохо или больно.       Кто-то использует алкоголь, чтобы не страдать, кто-то — наркотики. Лютик перестал винить всех этих людей. Страдать он устал.       В один момент Ламберт оттолкнулся от подоконника и медленно подошел к нему, садясь рядом. Лютик посмотрел на него и, нервно улыбнувшись, сделал глоток из бутылки, содержимое которой почти допил. Лютик был пьян, поэтому Ламберт подсел рядом.       — Сейчас тебе легче? — спросил Ламберт, склонив голову к плечу.       Лютик заторможенно кивнул и поставил пустую бутылку на пол.       — Ламберт… а ты… ты делал так раньше?       — Ты про что?       — Про меня. Про мое положение сейчас.       Ламберт медленно покачал головой.       — Нет, не было необходимости.       — В смысле?       — В смысле мне не был нужен никто так, как ты.       — Да что ты во мне такого углядел особого?!       — Много. Много чего. И ты потом во мне углядишь. И все поймешь.       Лютик шмыгнул носом и отвернулся.       — Не хочу ничего я понимать.       Ламберт, тяжело выдохнул, отставил и свою бутылку, медленно обняв Лютика и прижав к себе, внимательно следя за его реакцией. Сердце у того билось как обычно, он не дрожал, не вздрагивал, не было чувства отторжения или страха.       Ламберт прижал к себе крепче, поцеловав в макушку.       Погладил по спине, сначала ненавязчиво, потом все более интенсивно, сжимая ладони на боках. Поцелуи медленно опустились на лоб, а после на щеки.       — Ты сказал, что не…       — Не буду, — пообещал Ламберт, жарко прошептав это в его губы. — Просто дай себе некоторое время. Позволь мне все сделать, а ты послушай себя и свои эмоции, свои чувства…       Лютик замер, когда он его поцеловал, притягивая к себе ближе, гладя его бока и спину, беспорядочно и интенсивно, сжимая и ощупывая, продолжая целовать.       Лютик замер.       — Попытайся расслабиться. Я не собираюсь сегодня думать о себе или о своем члене. Расслабься, давай, малыш, доверься мне…       Лютика значительно успокоило то, что в него не собираются засовывать член. Может так, полапают да отпустит. Он попытался расслабиться, закрыв глаза, и активно представляя, что он не здесь, что это не о нем. Ощущение касаний Ламберта не вызывало ничего, кроме отвращения, хоть и тело, наверное, отзывалось. На самом деле для Лютика смешались ощущения и тела, и разума. Все стало неясной кашей.       Он вздрогнул, когда Ламберт огладил грудь и живот через ткань тонкой сорочки. Медленно и плавно, теплая ладонь снова подалась вверх, а потом сжала сосок и Лютик, сам не ожидав, тихо застонал, а после едва в ужасе не отстранился. Он хотел убрать его руку, но Ламберт прижал к себе, целуя в шею, продолжая потирать сосок меж пальцев.       Лютик ощутил панику, и этот страх едва не парализовал его, и он на миг так и замер.       — Давай, расслабься, просто слушай свое тело… Нравится ведь?       Лютик не ответил. Что значит слушай тело? Нельзя же в такой ситуации говорить только о теле? Прикосновения Ламберта с этой стороны были приятны ему, но это ведь даже не добровольно! И Лютик даже попытался:       — Я не… не уверен, что хочу.       — Тссс, — и снова поцеловал.       Это было поразительно, как Ламберт прикрыл отсутствие выбора иллюзией его присутствия. Якобы Лютику просто надо прислушаться к себе, немного потерпеть. И тогда он поймет. Ламберт целовал его, гладил, ласкал соски и не давал толком и слова сказать. Лютик сидел парализованный происходящим. Двигаться быстро или резко, пытаясь оттолкнуть, начать сопротивляться — все это казалось слишком опасным.       Неоправданным.       Куда легче было просто претерпеть, слушать только свое тело, дать Ламберту наиграться и... попытаться верить, что этого не было и вообще ему показалось, что тоже было невыносимым.       Тем более он обещал, что не будет его… трахать. Что по меркам Лютика уже неплохо.       Ламберт склонился и обхватил сосок губами через ткань сорочки, продолжая гладить по пояснице, спине и бедрам. Лютик вздрогнул, выдохнул, закрыл глаза и попытался не думать об этом. Пытался представить кого-то другого, но любой «кто-то» на месте Ламберта вызывал абсолютно такие же эмоции.       — Видишь, тебе нравится, — и в доказательство своих слов Ламберт уложил свою ладонь на вставший член, мягко поглаживая и массируя.       — Это не… не то.       — Что не то? Очень даже то, — воспротивился Ламберт и, мягко взяв за талию, заставил улечься на кровать. Лютик ощущал себя оловянной, не гнущейся игрушкой в его руках. — Я же говорил, когда в самом деле не нравится — тело не реагирует. Возбуждение начинается в голове, Лютик. Значит что-то в тебе такое есть, ты просто… мешаешь этому. Надумал себе, что раз я привязал нас к друг другу таким образом, то это априори плохо и нечестно. Но нет, это не так. Я просто ускорил процесс, а ты должен это принять, понимаешь?       ты должен это принять.       В манипуляциях Ламберт был мастером, даром, что пользовался не в тех областях.       Медленно задрав его сорочку, он поцеловал над пупком, и поднялся выше, сменяя мягкие касания губ с жаркими мокрыми касаниями языка, которые заставляли Лютика вздрагивать и жмурится. Он вцепился пальцами в покрывало под ним, напрягся всем телом и больше всего хотел, чтобы это кончилось. Он уже понял, что Ламберт от него не отстанет, пока не добьется своего, чего бы он там не хотел, так что ему надо было просто претерпеть и попытаться его не злить.       Ламберт задрал сорочку до самой шеи и, лизнув сосок, подул на него, а после обхватил губами, посасывая. Лютик, не выдержав, тихо-тихо застонал, и Ламберт прикусил зубами, оттягивая, легонько потираясь животом о его вставший член.       Подняв на него взгляд, Ламберт усмехнулся и, начав развязывать завязки, поцеловал его в щеку. Лютик напрягся сильнее, ощутив, как Ламберт потянул штаны вместе с бельем вниз, и тот прошептал:       — Тс-с-с, расслабься, кому сказал. Слушай свое тело. Только его. Оно лучше знает.       Лютику казалось, что это неправда, но, на деле, это все, что ему оставалось.       — Приподними бедра, — прохрипел Ламберт, шлепнув по ним же.       Лютик сглотнул и послушался, позволяя Ламберту снять с него всю нижнюю одежду. Отложив белье со штанами на кровать, Ламберт обхватил одной рукой член, а другой принялся гладить и сжимать его бедра, скользя к мягкой внутренней стороне бедра, к которой позже и вовсе склонился, сначала зарываясь носом, а после проведя широко языком, принялся вылизывать.       Лютик сжал зубы, ощущая, что возбуждение в самом деле становилось… ярче. Многим ярче. Привычная тяжесть в самом низу, меж ног, легкая пульсация, пока Ламберт ласкал его и вылизывал. Лютик искренне верил, что сейчас будет очередной минет, но Ламберт не спешил переходить к члену, который просто медленно ласкал рукой, предпочитая губами и языком выцеловывать и вылизывать внутреннюю сторону бедра.       На самом деле… если бы каким-то чудом вышло так, что все это в самом деле было добровольно, то Лютик был бы на седьмом небе от счастья, потому что как любовник в постели Ламберт был хорош. Почти не думал о себе, не брезговал, ласкал и целовал, растягивал ласки, не торопился, был аккуратным и нежным.       Но все-таки… все-таки они были не в тех обстоятельствах.       Лютик напрягся, когда Ламберт чуть отдалился и, взяв за бедра, подтянул к краю кровати, сам присев на корточки.       — Упрись пятками мне в плечи, — скомандовал ему Ламберт, и Лютик, ничего не поняв, только послушался.       Горячее дыхание Ламберта гуляло по коже ожогами. Он целовал, вылизывал языком, присасывался к коже, желая оставить засос и, крепко взяв за бедра, резко зарылся лицом меж ягодиц. Лютик взвизгнул, напрягся и впился рукой в его волосы, желая отдалить его от себя. Но Ламберт, зарычав, крепко сжал его бедра и так же быстро толкнулся языком внутрь. Лютик зажмурился, продолжая больно сжимать его волосы, и едва не заскулил.       Да, как любовник, он смог бы поражать и вызывать восторг, но сейчас Лютик отчего-то не ощутил ничего кроме стыда и… ну, если в самом деле слушать только тело, то может и возбуждение, но за всем происходящим в голове и в душе, Лютик вообще смутно соображал. Член стоял, да, ощущалась пульсация, импульсами гудящая меж ног, привычная тяжесть, но настоящего желания не было, как бы Лютик не старался себя слушать.       Да и ласки были… сомнительными. Хотя Лютик, наверное, просто не ожидал такого.       Ламберт толкнулся глубже, прошелся по стенкам, и медленно вышел, обвел колечко, прикусил кожу и проскользнул языком вверх, вылизывая промежность, а после снова спустился ниже, сначала лизнув меж ягодиц, а после, снова мягко укусив, толкнулся, вылизывая и оглаживая.       Лютик с трудом отцепил руку от его волос и снова вцепился в простынь, попытавшись смотреть в потолок и думать о Туссенте. О вине и жарком лете. Приятной лени и безделье. Винограде и девушках.       За этими мыслями ему даже удалось расслабиться. Сильные мужские руки стали мягко оглаживать его бедра, изредка обхватывая член, начиная двигать по нему, и Лютик даже тихо что-то выстонал, сам не понимая своей реакции, но мечтая скорее кончить.       Ламберт был очень… терпеливым, что ли. Это было удивительно — как долго он его ласкал. Лютик ни с одной девушкой так долго не возился.       Продолжая ласкать его языком, Ламберт медленно вставил один палец сначала до второй фаланги, а потом — до костяшки. Давно забытые ощущения сначала не отдались ничем, кроме дискомфорта, а потом, вместе с тем, как он начал им двигать — приятная дрожь и нарастающее давление внизу живота. Лютик чаще задышал, закрыв глаза, уже забываясь о том, с кем он. Борода разве что не очень приятно колола нежную кожу, но в целом… Ламберт был поразительно нежен и аккуратен.       Продолжая вылизывать его и толкаться одним пальцем, медленно добавляя второй лишь чуть дальше, чем до второй фаланги, Ламберт обхватил его член рукой, параллельно задвигав пальцами.       И Лютик кончил. Тихо простонав, почти сквозь зубы, оттянув покрывало, которое сжимал, он ощутил, как тело свела знакомая приятная судорога, он в миг расслабился, позволяя пальцам проскальзывать максимально глубоко.       Внизу было странно ощущение, когда Ламберт вынул пальцы и напоследок лизнув и мягко прикусив кожу. Он отстранился, сбросив с себя ноги Лютика, и, оперевшись на руки, погладил его по груди, не запачканной спермой.       Лютик смотрел на него не то запуганно, не то просто пока что не до конца соображая. Уже ближе к оргазму Лютику вообще все равно стало, кто с ним и как. Казалось, он был согласен на то, чтобы его прямо сейчас трахнули в два члена — и чем грубее, тем лучше. Но как только он кончил — подобное желание испарилось.       Лютик и этого перепугался: вдруг он в самом деле… хочет этого? Вдруг ему нравится и насилие над собой, и грубый секс, и чтобы с ним обращались, как с вещью без прав? Просто он боится себе в этом признаться? А Ламберт может ему это дать.       — Хорошо, да? — спросил Ламберт, прищурившись, гладя его по груди, задевая упругие нежно-розовое соски. — Ты так сладко стонал. Так тихо, неуверенно, беззащитно. Хотелось сорваться и начать тебя трахать. Но… — он улыбнулся, склонив голову вправо. — Но я старался. Думал о тебе, в первую очередь. Не так это уже и страшно, правда?       Лютик не отвечал, просто смотря ему в глаза.       Ламберта в принципе его молчание не обидело. Он склонился над ним, поцеловал в веко, а после, вытерев с того сперму, стащил с него сорочку.       — Хочешь меня порадовать, м? — он склонился над ним, близко-близко, почти обжигая своим дыханием, и уложил ладонь Лютика на свой член — стоял тот хорошо и был твердым-твердым.       Лютик замер, не зная, что ответить. Он определенно точно не хотел.       — Блять, меня так возбуждает, что ты сейчас полностью раздет… Вроде ж обычная вещь, а так нравится смотреть, какой ты сейчас… — он прервался, расстегнув бляшку ремня, — беззащитный что ли. Не знаю.       Ламберт резко дернул за завязки и спустил штаны. Лютик вздрогнул, ощутив, как его живота коснулся горячий, каменно-стоящий член. Медленно моргнув, он боязливо опустил взгляд вниз. Ничего нового. Вот раздвинутые ноги Лютика, вот бедра Ламберта меж его ног и вот его член — так должно быть всегда, и Лютик должен к этому привыкнуть.       В конце концов, наверное, ему это все нравится, просто он этого еще не уяснил.       — Давай, порадуй меня. Да-да, вот так, смелей, — Ламберт рвано выдохнул, когда Лютик обхватил рукой его член.       В конце концов, это его роль и его место. Лютик просто должен доставлять Ламберту удовольствие, ведь ему самому нравится подобная роль. Нравится быть вещью для его удовлетворения, у которой ничего не спрашивают. Ему ведь с Ламбертом даже повезло — тот ведь думает о его удовольствии!       Лютик двигал рукой по его члену, боязливо уткнувшись носом в его шею, и пытался убедить себя, что ему все нравится и так и должно быть.       Ламберт тяжело дышал, толкался в его руку, изредка что-то шептал и даже постанывал сквозь сжатые губы.       Определенно, Лютику все это не нравится.       Правда он так и не понял, от чего он просто зарыдал в его плечо. Ламберт зарычал, рвано толкаясь в его руку и, кончив, отдалил его лицо, сцеловывая слезы, проскользнувшие по вискам. Лютик жмурился, сдавлено всхлипывал и ощущал себя парализованным.       Когда-нибудь он обязательно поймет, что ему все это нравится. А сейчас он лишь слабо оттолкнул от себя Ламберта и, свернувшись калачиком, уткнулся лицом в подушку, слабо подрагивая и продолжая рыдать в подушку.       Ламберт над ухом лишь тяжело выдохнул и, встав, обтер Лютика, с трудом дотянувшись до живота, а после, потушив свечи, разделся и лег рядом, обняв и прижав к себе, что-то шепча и целуя в затылок, плечи, и виски.       Лютик игнорировал, продолжая прятать лицо в подушке и пытаясь просто понять, чем он это заслужил. Пока Ламберт шептал ему о том, что все в порядке, Лютик впервые понял всех людей, пришедших к смерти. Иногда смерть кажется многим прекрасней той жизни, которую ты проживаешь сейчас.       Но Ламберт шептал ему, что все в порядке.