Больно касаться тебя

      Когда Лютик проснулся, он ощутил себя прижатым к Ламберту. К теплому сильному телу, укрытым одеялом, они лежали в обнимку. Мягкие ласковые касания скользили по его спине, плечам и шее. Теплые губы касались макушки, лба и висков. Все это было таким невесомым, что Лютик, едва отошедший ото сна, ощущал их на себе как какое-то марево, шелк.       Ламберт был так поразительно ласков, что это заставляло внутри у Лютика что-то сжиматься. А потом… потом нахлынули воспоминания. О том, как они провели эту ночь. Лютик испугался не сколько факта недо-насилия, не его обращение к нему, а того, что ему… понравилось.       Ему понравилось, и он просил большего. Фактически, Ламберт был с ним грубее вместе с тем, как росло желание Лютика. Он не позволил себе лишнего — лишь улавливал настроение Лютика, будто читал его мысли и додавал того, чего так хотелось Лютику. Его телу, его чувствам.       Он вспомнил себя, желающего к себе грубости и унижений, хотящий этого так сильно, что в какой-то момент все, что делал Ламберт стало недостаточным.       Он вспомнил это и испугался. Раскрыл глаза, в ужасе уставившись на кулон Ламберта.       — М, проснулся? Кошмар приснился? — Ламберт мягко коснулся губами его лба, а потом протянул: — Тш-ш-ш-ш, все в порядке, — и обнял за спину, крепче прижимая к себе.       Лютик в ужасе смотрел на комнату за его плечом. Давно светило солнце, было слышно пение птиц и голоса людей с улицы. Парил запах выпечки и свежескошенной травы. Легкий ситец, представленный в виде шторы, струился от дуновения теплого ветра.       Ламберт обнимал его, прижимая к себе, и утро, казалось, было таким хорошим, но Лютик… Лютик ощущал себя ужасно. Его сердце билось тяжело-тяжело, в глотке застыл ком обиды, который грохнулся прямо на сердце, придавливая своей тяжестью.       Он в самом деле… такой. Просто секс-игрушка, которая согласна на все, нужно просто разогреть. Наверное, подсознательно ему даже нравится то, что его держат в заложниках — просто нужно больше времени, чтобы понять.       А потом... а что потом? Ламберт станет обращаться с ним как лошадью, потому что, возможно, Лютику и это будет нравиться? Вдруг ему в самом деле захочется, чтобы Ламберт его и в обычной жизни ни во что не ставил и вытирал о него ноги? Вдруг он в самом деле… просто идеальный раб?       Все эти мысли, наслоившиеся на воспоминания о вчерашнем вечере, застревали у него в глотке, не давали толком вдохнуть, были мерзкими и пугающими.       — Эй, птенчик, ты чего? Тебя напугало что-то или что?       Лютик продолжал смотреть в освещенную утренним солнцем комнату. Пытался абстрагироваться, пытался представить, что это все не с ним.       Ламберт погладил его по спине и, уткнувшись в макушку, поцеловав, протянул:       — М? Чего ты?       И медленно взял двумя пальцами за подбородок, заставляя оторваться от его плеча и посмотреть в глаза. Внезапно… лицо Ламберта успокоило. Не то чтобы Ламберт для него был шибко стабильной персоной, а уж тем более гарантом безопасности, но… застывшая в его глазах уверенность медленно будто заползала в сознание Лютика, и заставляла его быть уверенным в том, что, может быть, все в порядке и все так, как надо.       — Это… это неправильно, — прошептал он, найдя в себе внезапное желание быть с ним таким откровенным, как это вообще возможно. Внезапно ему стало казаться, что Ламберт может решить все его проблемы, ответить на все вопросы — стоит лишь попросить.       — Что неправильно?       — Вчера! Вчера все было неправильно! Я… это не так должно быть! Мне не должно такое нравиться! Это больное извращение, и…       Лютик прервался, когда Ламберт тяжело выдохнул, покачав головой, а потом его одарил таким снисходительным взглядом, что Лютику начало казаться, что он просто маленький мальчик, который пока просто чего-то не знает.       — Больное извращение это заниматься тем в сексе, что тебе не нравится, а если это доставляет тебе удовольствие, то почему нет? Это нравилось нам обоим, и… кажется, ты был в восторге.       — Был в восторге от того, что я животное без прав… — отчаянно просипел Лютик. Наверное, больше всего он желал, чтобы его убедили в обратном.       Но, что самое страшное, Ламберт так и сделал.       — Что за чертовщину ты несешь, гуль тебя дери, — крайне возмущено спросил, едва не воскликнул, Ламберт, и это его возмущение заставляло поверить Лютика, что он сказал какой-то бред, а значит — неправду. — Какое животное без прав? Животное без прав это если бы ногами тебя отпинал и заставил спать на полу. А вчера я делал все, чтоб нам обоим было хорошо. Все, как тебе нравилось, и не сделал ничего, что бы причинило тебе боль или заставляло чувствовать тебя униженным.       — Только мне нравилось чувствовать себя униженным!       Ламберт закатил глаза и, устало простонав, потер переносицу.       — Ну и как я тебя унизил, напомни мне?       Лютик захлопал глазами, смотря на него во все глаза, а потом шмыгнул носом. Ламберт внезапно мягко улыбнулся и подался вперед, чмокнув в уголок губы. Лютик поморщился, но отталкивать не стал.       — Тебе нравилось быть не униженным, а быть в моей власти, это разное, — мурлыкнул Ламберт, потираясь носом о его висок. — А быть в моей власти не значит быть униженным. Это значит довериться мне и знать, что ты в безопасности.       Он обнял его, и Лютик снова уткнулся взглядом в наполненную солнечным светом комнату. Наблюдая за тем, как в воздухе летала пыль, он думал о том, насколько эти слова были сладкими. Что хорошего в доверии в этой ситуации? Нет, Ламберту нельзя было доверять. Все его действия даже в эту секунду — в первую очередь насилие, попытка приучить к рукам. Но все же…       Все же где-то глубоко внутри Лютик был благодарен, что Ламберт был заботлив, нежен и обходителен.       Все же, лучше такой насильник, чем избивающий и в самом деле унижающий.       Ламберт оторвался от его лица и, перекатившись на спину, обняв за плечи и прижимая к своей груди, сказал, поглаживая по плечу:       — Бля, были планы пойти поохотиться, но вообще никуда идти не хочется. Сутки бы так с тобой лежал, — Ламберт шумно выдохнул, почти мечтательно и, поцеловав в макушку, добавил: — Никогда еще ни с кем не ощущал такого покоя и уюта, как с тобой.       Лютик молчал, вглядываясь в доски, которыми были покрыты стены, на кривой крючок в виде гвоздя. Валяющиеся на полу сумки и чехлы, мечи. На стуле лежала их одежда — почти аккуратно сложенная, видимо, Ламбертом после секса.       — М, а ты как? — обратился внезапно к нему. — Уже ведь легче со мной?       Лютик ответил не сразу. Он слушал как билось его сердце и, словив себя на мысли, что больше всего желал бы, чтобы оно больше не билось, он только прошептал:       — Да, мне уже легче.       По крайней мере страха сейчас не было. Страх, возможно, будет потом, но сейчас его не было.       Ламберт довольно выдохнул и снова откинул голову на подушки, поглаживая того по бледному, искусанному плечу.       В целом день прошел спокойно. Ламберт, видимо, решив, что Лютик пытается отойти от столь бурной ночи, не давил на него, не требовал, чтобы тот улыбался или разговаривал с ним. И, что не самое ужасное, но и не хорошее, они и вправду провели весь день вместе. Ламберт просто валялся с ним на кровати, обнимал его, иногда мимолетно целовал.       Из его объятий Лютик выбрался только ночью, когда Ламберт заснул, и во сне, перевернувшись на другой бок, расцепил хватку. Тогда Лютик медленно встал с кровати и босыми ногами пошлепал к окну. Он приставил к нему стул, присаживаясь и подпирая кулаком подбородок, смотря на темное небо. Приоткрыв створку, пропуская прохладный ночной ветер в комнату, он прикрыл глаза, стараясь представить, что все это было не с ним.       Он тихо, так тихо, как это было возможно, стал напевать мелодию, думая о том, что проводит очередной одинокий вечер вдали от Геральта в таверне. Или же с ним, но все еще ждет того с задания.       Он облизал губы, ощутив, что те были влажными и солеными.       Когда он открыл глаза, с ресниц проскользнула очередная соленая капелька. Крупица морской воды оставила за собой влажный след и соскользнула с подбородка вниз, разбиваясь.       Ночь он провел почти без сна.       — Ты странно молчаливый… Что опять не так?       Ламберт взял того за руку и помог залезть на лошадь. Лютик уселся сзади, дабы Ламберт его не обнимал и не лапал, и ухватился за седло. Он закусил губу и сказал:       — Нет настроения и сил.       Ламберт выдохнул и сначала ничего не сказал, и только через, кажется, несколько километров, он сказал:       — Кажется, нам надо обсудить все сейчас происходящее.       — А какой смысл обсуждать? Лично мне все предельно ясно.       — Тогда что у тебя с лицом вторые сутки?       — Ты не поймешь.       — Не пойму, если ты не объяснишь.       Лютик раздраженно выдохнул.       — Ламберт, езжай, пожалуйста, молча.       Он хмыкнул, почти что раздраженно, но ничего не сказал. Только через какое-то время обмолвился, что эту ночь они проведут в лесу. Лютик ничего не сказал, только в один момент, ощутив странный порыв, подался вперед и оперся щекой о плечо Ламберта.       Он стал ощущать себя настолько бессильным, что нуждался в любом тактильном контакте. И, если быть честным, то Ламберт был сильным, уверенным и в нем даже было какое-то странное, ускользающее от взгляда спокойствие, и рядом с ним, иной раз, Лютику самому становилось спокойнее. Как в подобные моменты.       Лютик всю дорогу анализировал свои чувства, пришел к мысли, что Ламберт все-таки своими манипуляциями довел его до того состояния, когда он благодарен Ламберту за его ласку. Мысли об этой якобы ревности показались глупыми, и он так и не понял, с чего этот странный порыв вообще взялся.       Он шмыгнул носом и нерешительно обнял Ламберта, скрепив руки в замок, хоть и не прижимался тесно. Вздрогнул почти боязливо, когда Ламберт погладил тыльную сторону его ладони, а после снова убрал руки. Однотипный пейзаж был скучным и навевал дрему. В отличие от вчерашнего дня, сегодня небо заняли темные тучи. Холодно не было, как и дождя, но настроение от этого все равно было не самым светлым.       Он зевнул и, хотев прикрыть рот ладонью, дернул рукой и поцарапался о какую-то застежку на Ламберте. Он резко одернул руку, ойкнув.       — Что случилось? — обеспокоенно спросил Ламберт, посмотрев через плечо.       Лютик нахмурился, обхватив губами раненое запястье, почти разозлился.       — Да о застёжки твои гребаные поранился, — зло выпалил он и с силой дернул за край кожаной куртки.       Из кармана что-то вывалилось, и Ламберт, проматерившись, резко понудил Густава остановиться и так же резко спрыгнул с лошади, склоняясь к земле. Лютик захлопал глазами, заинтересованно наклонившись, пытаясь углядеть, что же там такое выпало.       Но Ламберт, найдя это, так же быстро спрятал в карман.       Лютик нахмурился и уставился на него.       — Эй, что это было? Покажи мне.       — Неважно, это личное, — выпалил Ламберт и хотел снова залезть на лошадь, но Лютик схватил его за запястье, отдернув.       — Это нечестно! Почему ты скрываешь это от меня? Это что-то опасное, да?       — Ничего опасного.       — Тогда почему скрываешь? Ты вообще в курсе, что если ты изо всех сил ратуешь за наши якобы отношения, то ты должен мне, как своему партнеру, до…       Лютик замолчал, когда Ламберт зарычал и достал из кармана кулак и сунул его раскрытой ладонью тому под нос.       Лютик растерянно уткнулся взглядом в девчачью кружевную ленту, которые использовали, как правило, девочки и девушки из более-менее обеспеченных семей, чтобы подвязать волосы. Ленточка была вся затертая, кое-где оборвался кружев, а где-то торчали нитки.       Лента пахла дымом, потом и пылью. У левого края было засохшее выцветшее пятно крови.       Лютик моргнул и поднял взгляд на Ламберта.       — Доволен?       Ламберт засунул ленточку обратно, выругался себе под нос и снова залез на лошадь, дернув за поводья. Лютик растерянно уставился в его широкую спину. Осмелился он его позвать только минутами позже.       — Ламберт?       — Что?       — Чья это лента?       — Неважно.       — Ламберт.       Ведьмак тяжело выдохнул, а следом его плечи опустились.       — Это… моего права неожиданности.       — У тебя было дитя предназначения? — тихо спросил Лютик. Он аккуратно подался вперед, обняв его за талию, уложив подбородок на его плечо.       — Да.       — Лам…       — Потом, Лютик, хорошо? Пожалуйста, потом.       — Это что-то важное для тебя?       — Было.       — Тебе больно от этого?       В ответ только вой ветра, гудящего среди деревьев.       — Было.       Лютик моргнул и, тяжело выдохнув, прижался щекой к его плечу, прикрыв глаза.       — Как твое запястье?       — Это всего лишь царапина, все в порядке.       Ламберт медленно взял его руку, отцепил от себя и посмотрел на царапину. А потом поднес к своему лицу и широко лизнул, слизывая засохшую кровь. По затылку Лютика прошлись мурашки и он поспешил вырвать руку и снова обнять его.       Иногда, когда они молчали, или говорили кратко, Лютик позволял себе думать, что их история не про насилие — не про него. Просто он сейчас проводит время с кем-то своим, и чувствует себя вполне в порядке. Иногда Лютик верил этой уверенности, и тоже становился уверенным и спокойным.       Ближе к вечеру, когда Ламберт уже, видимо, хотел выискать место, где можно остановиться, раздался шум от переполошенных птиц, и следом — крик. Потом еще один, глухой звук и приглушенный стон.       — Ламберт! — Лютик одернул его. — Ты что, не слышишь? Оглох?       — Слышу.       — Ты должен помочь! — он буквально дернул его за рукав, думая, что это как-то поможет.       — А мне за это кто-то заплатит, что ли?       — Это девушка, Ламберт! Ты не слышал по крику или что?       — И что?       Лютик выругался и сам спрыгнул с лошади. Хотел спрыгнуть с лошади, как Ламберт схватил его за шиворот дублета. А потом раздался треск ткани, и тот просто порвался. Лютик заматерился и резко отскочил.       — Тоже мне, мужик, — выплюнул он ему, и резко побежал в сторону крика.       Ламберт выругался и, спрыгнув с лошади, вынужденно побежал вслед за ним. Конечно же он догнал его быстрее, чем Лютик даже успел убежать в лес. Он схватил его за порванный дублет, как раздался еще один крик, и Лютик сказал:       — Если ты не поможешь ей, я не буду с тобой разговорить! Слышишь меня?!       Ламберт зарычал, дернул его за шиворот дублета и, достав один меч, пошел вперед, на голос.       — Так бы сразу, — фыркнул Лютик, кивнув и просеменив за ним.       В лесу было холодно и темно, и Лютик почти испуганно кинулся за Ламбертом, когда тот резко побежал. Он догадывался, что даже если он и заблудится, то Ламберт по запаху его вычислит, но перспектива стоять одному в лесу, где черт ногу сломит, его не особо прельщала.       Картина, открывшаяся перед его глазами, повергла того в шок, и он схватился за дерево. Все поляна была в крови, поодаль валялась лошадь с вспоротым брюхом и с перевернутую тележкой, из-под которой виднелся труп мужчины в луже крови. Трое мужчин окружали нечто, от чего шли эти странные звуки.       Лютик впился пальцами в кору дерева и зажмурился, когда Ламберт замахнулся мечом. Они не видели его, не слышали, как он подкрался.       Приоткрыв один глаз, Лютик в ужасе зажмурил его обратно, глядя, как к тележке покатилась голова.       Он стоял так какое-то время, пока раздавалась ругань, попытки отбиться и хриплые крики — женские.       А потом все это прекратилось, и Ламберт громко выругался:       — Блять, какого хуя?!       Лютик осторожно открыл глаза, и с какой-то странной беспомощностью уткнулся взглядом в почти голую девушку. Она сидела, перепуганная, со спутанными черными, как смоль, длинными волосами. Они все слиплись из-за крови. Все вокруг нее было в крови, включая ее молодое, миниатюрное белое тело. Она сидела, сжавшись, вздернув голову и смотря во все глаза на Ламберта.       Ламберт, который был злой, как черт, глядя на нее, в то время как Лютик ощущал странную нежность, глядя на эту девушку.       — Ты доволен, Лютик?! Спасли ебаную бруксу, нихуя не скажешь!       Бруксы, как знал Лютик, не могли оказаться в такой ситуации, чтобы ее насиловали трое сомнительных мужиков, с которыми за минуту управился обычный ведьмак.       — Стой, Ламберт, с ней наверное что-то случилось!       Он выскочил из-за дерева и хотел кинуться к девушке, но Ламберт ухватил его за шкирку и рыкнул. Лютик, однако, на это внимание не обратил, когда перепуганные, черные, блестящие чем-то неясным глаза девушки уставились с немым криком помощи на него.       — Мне похуй, что с ней случилось, Лютик. Пошли отсюда.       — Нет!       Лютик отпихнул Ламберта от себя и кинулся к бруксе. Ламберт заматерился и снова перехватил Лютика, на этот раз схватив за горло. Лютик замер и уставился на Ламберта, едва дыхание не затаив.       — Подойдешь к ней ближе — вспорет тебе глотку, и…       — Как?! Она больна наверняка, посмотри! Она не смогла отбиться от трех мужчин и…       Лютик прервался, когда в его голове появились мысли, прося о помощи. Не его мысли.       Он снова уставился на девушку, а после, оттолкнув от себя Ламберта с неизвестной ему силой, кинулся к ней, рухнув на колени в лужу крови. Девушка убрала трясущуюся руку от своего горла, и Лютик разглядел огромную рваную рану.       — Ты должен ей помочь!       — Чудовищу? Могу только если убить. Я специализируюсь на убийствах, а не спасениях.       Лютик посмотрел на него через плечо, горящим раздраженным взглядом, и Ламберт ощутил себя неуютно. Никогда еще Лютик не выглядел перед ним так.       — Если не поможешь, то я вспорю себе вены твоим мечом. И я обязательно обеспечу Геральта письмом, которое сообщит ему, что это случилось по твоей вине.       Ламберт не считал эту угрозу достаточно убедительной, он был уверен, что Лютик слишком любит себя, любит жизнь и имеет слишком много надежд, чтобы добровольно с ней расстаться, но… что-то в его взгляде заставило Ламберта его слушаться.       Он раздраженно выругался и, спрятав меч в ножны, подошел ближе. Опустившись на одно колено перед бруксой, которая сейчас бы сама не смогла бы ни встать, ни отбиться, ни крикнуть толком, сказал:       — Если ты хоть что-то сделаешь не так, дернешься или попытаешься ранить меня или его — я прикончу тебя в этот же миг.       Девушка закивала головой, и Ламберт устало выдохнул, возведя глаза к небу, взял ее на руки. В руках она ощущалась на удивление легко и удобно. Ее кожа была бледной, глаза перепуганными. Как будто она была совсем юной, или, возможно, она была одна из тех вампиров, которые так быстро и хорошо социализировались, что во многих своих повадках и характере становились похожими на людей.       Ее черные волосы, длинные настолько, что она могла бы при ходьбе подметать ими пол, были слипавшиеся от крови, так же, как и ее тело, но оно было настолько хрупким, маленьким и бледным, такой идеальной правильной формы были ее бедра и грудь, и такими длинными ноги, что он просто всю дорогу без стеснения ее оглядывал, не обращая внимания на бубнеж Лютика. Особенно ему нравилась небольшая, правильной формы грудь с настолько бледными сосками, что они едва не терялись на фоне ее кожи.       Девушка смущено прикрыла ее руками, и Ламберт пристально посмотрел бруксе в глаза. Она, моргнув, отвела и взгляд.       — Черт тебя дери, Лютик, вместе с твоим альтруизмом, — на тяжелом выдохе сказал Ламберт, поднимая глаза к небу.       — Это брукса, и они бывают человечнее людей! И ты сам видел, что она была с мужчиной, которого она не тронула!       Ламберт только закатил глаза и раздраженно цыкнул. Девушка в его руках прижалась к нему ближе, обжигая своим холодным телом.       Они развели костер, и Ламберт внимательно осмотрел ее горло. Сняв с себя мешавшую ему куртку, закатав рукава, достал иглу, нитку и кучу зелий. Девушка сначала вздрагивала от каждого его касания, но потом успокоилась, подставляя открытое горло под все его действия.       Лютик наблюдал за этим с какой-то странной эмоцией в глазах.       — Ну, вроде все. Жива будешь. Не знаю, сможешь орать или нет — в глотку тебе залезть не могу, да и залечивать мне там нечего. Все, что могло залечить внутренние разрывы — я в тебя уже залил. На этом мои полномочия все.       Лютик хихикнул, и девушка мягко улыбнулась, кивнув. В голове раздалось безголосое, без пола и тембра «спасибо».       Затем Ламберт сказал, что собирается пойти в речку, отмыться от ее крови и, всунув Лютику кинжал для самообороны, быстро ушел. Лютик остался сидеть с ней, однако, не чувствуя никакой опасности, спрятал кинжал за пояс и завернул ее в свой плащ. Она мило ему улыбнулась, кивнув. Потом Лютик достал немного воды и помог ей вытереться, хотя крови было так много, что ей необходимо было тоже отмыться в ручье.       Однако, когда он спросил, не хочет ли она сходить отмыться, та ответила отказом.       Лютик пытался узнать, как ее зовут, куда и от кого ехала, но она не отвечала, но сказала, что она их не тронет и как только восстановит силы, уйдет.       — Ты нас не притесняешь, так что…       — Притесняешь, — подал голос Ламберт, вышедший из тени, вытирая мокрые волосы. На нем были только штаны, да и те — расстегнутые. — Я не собираюсь обеспечивать кровью какую-то бруксу, понял меня?       Лютик фыркнул, а брукса лишь пожала плечами, пристально оглядывая Ламберта.       Он отложил кусок ткани, которым вытирался, и резко подошел к бруксе, оглядывая горло и шов. Кивнул, хотел отойти, но остался, когда ощутил на себе мягкое касание. Ее руки были мягкими и теплее ее тела. Ламберт уже и позабыл о том, насколько нежная у девушек бывает кожа. Несмотря на то, что Лютик тоже обладал достаточно нежной, чувствительной и мягкой кожей, у девушек она все равно была другой.       Он нахмурился, вскинув брови.       Девушка заинтересовано прошлась ладонью от груди ниже, потом снова вверх, вырисовывая мышцы. Лютик следил за этим со странным взглядом, поджав губы, ощущая противоречивые чувства от того, как она его трогала, и как он на нее смотрел. И он снова пялился на ее грудь, с которой сполз плащ.       Лютик, кстати, обнаружил, что ее грудь ему совсем не интересна. Он был возмущен происходящем.       В голове Ламберта раздалось «ты очень сильный».       Он завис на миг, а потом кивнул и сказал:       — Да, это нормально, я ведьмак.       Она прищурилась, оглядывая его, а потом наконец подняла взгляд на его лицо. Ее губы тоже были бледным, но достаточно пухлыми. Черные глаза вызывали странную слабость в ногах.       Он, казалось, готов был позабыть обо всем на свете, но девушка резко отпрянула от него и с каким-то ужасом уставилась на Лютика. На Лютика, который смотрел на него недовольно.       Потом она посмотрела на Ламберта, снова на Лютика и почему-то извинилась.       Лютик фыркнул:       — Да я не против, лапай сколько влезет. Он мой друг.       Ламберт закатил глаза и пошел в сторону костра, чтобы разделать парочку кроликов для себя и Лютика. Бруксу, как он сказал, кормить он не собирался. Просто от того, что нечем.       Она и не просила.       Ламберт проследил, как та аккуратно подсела ближе к Лютику. Лютик, который снова его ревновал, но на этот раз по делу, потому что он почти готов был сорваться.       Она что-то ему говорила своим этим способом, на что Лютик лишь закатывал глаза и цыкал языком.       Внезапно его лицо переменилось. Он широко раскрыл глаза, посмотрев на нее удивленно. Его щеки покраснели.       Ламберт прислушался, и он услышал, как с губ Лютика сорвалось раздосадованное:       — Ты издеваешься.       Брукса пожала плечами и посмотрела на Ламберта. Так пристально, будто видела его насквозь, и он поспешил спрятать взгляд в разделанной туше кролика. По спине прошелся холодок.       Ему казалось, что узнали какой-то его грязный секрет.       Он пытался отбросить все эти мысли, но не получалось. Даже после ужина, и после какого-то отвлеченного диалога с этой странной компанией, Ламберт изнывал от любопытства.       Уже перед самым сном, выделив бруксе даже выделку, Ламберт улегся рядом с Лютиком, обнимая его. Тот пнул его локтем, зашипев что-то вроде:       — Еще и трахни меня при ней.       — Тебя возбуждает мысль, что за нами будут подсматривать?       — Меня возбуждает мысль о твоем трупе.       — А вот это уже извращение, солнышко, — цокнул Ламберт и, взяв его за щеки, заставил сильнее повернуть к нему голову и поцеловал.       Лютик, однако, капризничать не стал, и даже ответил на поцелуй. Ламберт погладил его по груди и животу, и, медленно остранившись, ощущая его горячее дыхание на своих губах, спросил:       — Что она тебе такого сказала, что ты был так удивлен?       Лютик выдохнул и покачал головой. Вздрогнул едва ощутимо, когда Ламберт переплел их пальцы и провел носом по его шее.       — Она сказала, что ты меня любишь, и поэтому перестала чувствовать к тебе интерес. Какая же глупость, а?       Ламберт на секунду застыл, почти испуганно, а потом легонько поцеловал в линию челюсти.       — Да, глупость. Давай спать, этот вечер меня вымотал.       Лютик пожал плечами и отвернулся, подложив руку под голову.       Ламберт обнял его, прижимая к себе крепче, и уткнулся носом в его шею, закрыв глаза. За спиной догорал костер, сердце Лютика билось медленно, а дыхание было тихим.       Ламберт радовался, что Лютик не знал, что бруксы способны наверняка ощущать лишь одно чувство — любовь.       Как же хорошо, что он об этом не знал. Потому что Ламберту было страшно даже допустить мысль о том, что Лютик поймет весь масштаб его, Ламберта, чувств, и догадается, как этим пользоваться. С помощью этого, с помощью нескольких манипуляций, он сможет подчинить его так, что Ламберт никогда и ни в чем не сможет ему отказать.       Такая власть над ним Ламберта пугала. Она была желанна, в каком-то смысле, потому что мысли удовлетворять малейшие потребности Лютика были ему приятны, но… но пусть Лютик будет в неведении.       Меньше знает, лучше спит.       Ламберт закрыл глаза, слушая, как за спиной догорал, потрескивая, костер.