Больно касаться тебя

      Первую половину дня, что странно, Ламберт его вообще не трогал. Не подходил к нему даже, слова не сказал, не смотрел почти. Впрочем, Лютик все утро, вплоть до обеда, просто пролежал в кровати, не находя в себе сил, чтобы вставать и что-то делать. Все ему казалось бессмысленным и глупым. Теперь он не видел спасения и в какой раз убедился, что Ламберт настолько был уверен в себе и своих действиях, что искренне был убежден, что все делает правильно и ни при каких обстоятельствах его не отпустит.       Все в Лютике сжалось в ужасе от осознания, что над ним нависла угроза провести всю жизнь с ним, с Ламбертом. С этим больным на голову психом, который выстроил какой-то свой идеальный мир, который абсолютно полностью противоречил настоящему.       Имея в себе свойство не терять надежду, Лютик пообещал, что если он еще раз встретит Геральта, то первым же делом бросится к нему на шею и будет орать. Даже если Ламберт будет угрожать ему кинжалом. Нет, больше он не позволит себя обмануть.       Только к обеду Ламберт позвал его поесть, и Лютик, ощутив, что в самом деле был жутко голоден, кивнул и встал с кровати. Что его немного успокаивало: Ламберт, вроде, не собирался его избивать. Лютик помнил, что он там что-то говорил про наказание, кроме того, абсолютно точно продуманном, но… возможно, он передумал после его истерики. Или еще что-то. Лютик не знал. О Ламберте в принципе нельзя ничего знать.       Обед они провели в тишине, как и все время до ужина. Только Ламберт куда-то уходил, а по возвращению, выдохнув, подошел к Лютику, который просто смотрел в окно, пытаясь прийти в себя, успокоиться тем, что он жил в этом несколько месяцев, и сейчас проживет. Условия у него не ухудшились, а то, что Ламберт ебанутый он знал и до этого. Просто… Просто все это смягчалось из-за поведения Ламберта, которое заставило верить в его фантомную адекватность.       — Лютик, —позвал он его, присев перед ним на одно колено. Лютик лениво перевел взгляд на него. — Что с тобой? Я не понимаю, честно, не понимаю. Ничего нового ты для себе не открыл. Ты ведь и так знал, что я тебя не отпущу, так в чем проблема?       — Проблема в том, что я соскучился по Геральту, я хотел с ним поговорить, пообщаться. Я ни с кем не общаюсь кроме тебя, Ламберт. Только служанки в трактирах да продавщицы на рынках. Ты заменяешь мне все. Людей, солнце, воздух… Я устал, Ламберт.       — Не глупи. Ведь день назад тебе было абсолютно нормально, разве нет? Хочешь общаться с кем-то — так спускайся и общайся с кем тебе угодно. Я против сексуальных контактов, а в других случаях, — он фыркнул, — как угодно и с кем угодно.       — То есть ты считаешь это нормальным?       — Лютик, ты не думаешь, что проблема не во мне?       — А в ком еще?! — всполошился Лютик.       — В тебе. Снова в тебе. Да, ситуация неприятная, да, я отчасти ограничиваю тебя, но недавно ты понял, что можно приспособится, а что сейчас? Неужели ты думаешь, что если будешь страдать, то тебе станет легче? Пойми…       Ламберт прервался и сел рядом. Он обнял его за плечи, прижав к себе. От Ламберта пахло тысячу раз знакомо, это даже немного успокоило, и почему-то Лютику на какой-то миг показалось, что Ламберт не мучитель, а защитник. Просто сам Лютик смотрит не под тем углом.       — Пойми меня, кошечка, я тебя не отпущу. Ни за что. Никому тебя не отдам. И то, что ты вырываешься — ты делаешь хуже себе, крылья себе свои переломаешь, когти сломаешь. Зачем? Я не самый плохой вариант, сам знаешь.       Лютик даже не мог это оспорить. Если не смотреть на весь этот ужас в виде отчаяния, то Ламберт был не самым плохим вариантом, и многие, наверное, хотели бы иметь такого партнера.       — Порой я жесток, перегибаю палку, я знаю. Это мои проблемы, не твои. Я пытаюсь с ними бороться, но эмоции сильнее и…       — В смысле? — Лютик вскинул голову, ощущая то, как грубые немного пальцы перебирали его волосы. — Что за проблема такая?       Ламберт криво усмехнулся. Эта усмешка уже не делала его лицо уродливым.       — Это… ты ведь заметил, наверное, что в один момент я спокойный, а когда что-то идет не так, я просто…       — Дикий. Ты становишься диким.       Ламберт тяжело выдохнул и заторможённо, будто нехотя, кивнул.       — Да. И в этом моя проблема. Я не умею это контролировать в такие моменты. В моей жизни случалась куча неприятных вещей, и теперь, когда что-то идет не по плану, меня накрывает жуткий флешбек, и этот страх… а потом ничего. Будто забытье. Я знаю, блять, знаю, что так нельзя, знаю, что это пугает тебя, — он прервался для того, чтобы поцеловать его в лоб. — Я стараюсь это немного… успокоить, но не всегда выходит.       Лютик судорожно выдохнул, прижавшись щекой к его груди, смотря в стену напротив. Куда ему бежать-то вообще? Надо снова начать смиряться, и тогда будет легче.       — И что, не будешь теперь наказывать?       Ламберт не ответил, и это заставило напрячься. Тело потяжелело, и Лютик, уткнувшись ладонями о его грудь, медленно отстранился и посмотрел в глаза, ощущая, как неприятно ему внезапно стало.       — Наказывать? — уточнил Ламберт, будто впервые услышал это слово.       — Да… До сих пор мурашки по коже, как вспоминаю, с каким лицом ты это говорил… Что сначала будет унизительно и больно, а потом очень хорошо…       Ламберт посидел секунду, будто бы что-то обдумывал, а потом усмехнулся и довольно кивнул.       — Лютик, я ведь тебя преду…       — Нет! — зло крикнул Лютик и буквально оттолкнул его от себя, вскочив на ноги. — Ты не можешь меня наказывать и применять ко мне физическую силу! Ты сам говорил, что тебе нравится мой характер, а теперь что?! Теперь я должен нести за него наказание, так?       Лютик закончил предложение так, будто кто-то его оборвал, будто бы он чего-то испугался, и сам Лютик в ужасе уставился на Ламберта.       Почему… почему он оправдывается? Разве такое он должен говорить? Однако другие слова на ум ему и не лезли, он чувствовал себя так, будто был обязан оправдать свое поведение.       Ламберт выдохнул.       — Я не против твоих коготков, Лютик. Мне нравится, когда ты капризничаешь, когда заставляешь меня носиться по всему городу, ведь тебе нужна именно такая сорочка и именно с такими кружевами, — он медленно встал и обнял его за талию, прижав к себе. — Знаешь, мне даже доставит удовольствие ползать перед тобой на коленях.       Это была абсолютная правда, но Лютик неверяще покосился, считая, что это была лишь метафора, лишь красивое сравнение. Ламберт был рад этой наивности в Лютике.       — Но одно дело, когда я трачу свое время, а другое — деньги и нервы.       — Допплеры не берут много! Они достаточно бе…       — Да что ты говоришь? А что говорят о ведьмаках? Что мы тоже все поголовно бедные и несчастные, и доедаем последний хер без соли, ага.       Лютик расстерянно моргнул.       — Допплеры видят, когда человек в отчаянии и прекрасно понимают, что можно тащить деньги сколько душе угодно, — Ламберт тяжело выдохнул. Его руки за спиной сомкнулись в замок.       — Тебя твоими же способами?       — Ага.       — И что ты думаешь, то, что ты меня отпизидшь тебе легче станет?       — Да что ты заладил с этим отпиздить! — взвился Ламберт, выглядя почти обиженно. — Я тебя хоть раз ударил?       — Пощечина вчера! И как ты меня ремнем отстегал!       — Я говорю про настоящий удар, Лютик. Ты прекрасно понимаешь, о чем я. О том же, о чем и ты, когда говоришь слово «отпиздить». Кстати, тебе не идут маты.       Лютик закатил глаза.       — Тебя забыл спросить, — фыркнул недовольно он. — И что ты хочешь сделать?       — Ничего нового, — он пожал плечами. — Просто хочу заняться с тобой сексом так, как давно этого хотел.       — Это будет грубо?       — Наверное… Не знаю. Сначала да.       Лютик поджал губы.       — Ты… в последний наш раз ты заявил, что хочешь нежного секса. Хочешь… эмоциональную связь.       — Эмоциональной связи мне, кажется, не видать месяц, — он усмехнулся, когда Лютик фыркнул. — Так что я своего рода тоже наказан.       — И… что не так в этом сексе? Мы всегда занимались грубым сексом.       — Боялся, что ты мне откажешь.       — А сейчас я не имею права отказаться, что ли?! Тебе все равно будет, если мне будет больно, если я не захочу эту боль терпе…       — Когда я почувствую, что тебе в самом деле больно, когда происходящее тебя будет максимально отторгать — я остановлюсь. Но не забывай, Лютик, наказание на то и наказание, оно не должно нравиться, и…       Он прервался, когда Лютик оттолкнул и резко отвернулся.       — Лю…       — Заткнись, блять, заткнись, не хочу больше тебя слушать.       Что-то внутри противились происходящему, как бы Лютик не пытался снова в это влиться, привыкнуть и пристроиться, что-то внутри отторгало все происходящее. Ему было противно от этих слов, ему не нравилось, что к нему обращались как к какому-то рабу, которого надо наказывать. Хер теперь Ламберту, а не нежный секс. Он его больше никогда не коснется, даже не подумает сделать приятное сам.       Пускай ебет его как секс-игрушку, но ни грамма отдачи, ни грамма ласки Ламберт теперь не получит.       Лютик даже озвучил часть этих мыслей вслух, и Ламберт тяжело выдохнул.       Лютик не был напуган самим грубым сексом, в конце концов, он ему даже нравился и он входил во вкус, и вполне мог стерпеть любого рода боль или унижения, но… но постановка предложения, и это тупое наказать, заставляли его ощущать себя отвратительно.       Мужская ладонь коснулась его плеча, и Лютик кинул, отходя:       — Не трогай меня.       — Лю…       — Я все сказал. Хуй тебе, Ламберт, а не ласка. Никакого нежного секса. Нет, ты, конечно, можешь меня и потрахивать нежно, но отдачи не жди.       Ламберт покачал головой и все-таки обнял Лютика против воли, но послушно отошел, когда Лютик больно ударил локтем в живот и буквально гаркнул:       — Ты дашь мне побыть одному или как?!       Ламберт заторможенно кивнул, пожал плечами и вовсе вышел из комнаты.       Вернулся он совсем к поздней ночи, немного пьяный, и Лютик испугался, что сейчас… сейчас он что-то сделает. Но Ламберт только разделся и лег к нему в кровать, обняв со спины и выдохнув в затылок. Лютик поморщился от запаха яблочной водки.       — Что, наказывать не будешь?       — Я пьяный, это небезопасно.       — Вот это забота, — закатил глаза Лютик.       — И я сделаю это в лесу.       — Почему?       — На случай, если ты будешь слишком громко кричать.       Лютик не ответил, лишь испуганно замер, в ужасе уставившись на луч света, идущий от луны.       Ламберт чмокнул его в плечо и сказал:       — Успокойся, от удовольствия кричать, не от боли. Я же сказал, что больно будет только в начале, потом непривычно, возможно, будешь чувствовать отторжение, потом хорошо, потом очень хорошо.       — Не хочу тебя даже слушать.       Лютик вздрогнул и судорожно выдохнул, когда Ламберт схватил его за плечо и перевернул на спину, сам нависая сверху. Вместо удара, вместо даже простой пощечины, Ламберт просто поцеловал его. Глубоко и жарко, начав тут же лапать его под сорочкой. Лютик замер, почти беспомощно, не совсем понимая, чего он от него хотел.       Ламберт отдалился и потерся носом о его, потом поцеловал в висок и так и прижался к нему губами. Лютик во все глаза смотрел в пространство за его плечом.       — Знаешь, понаблюдал сейчас за всякими в таверне… теперь думаю о том, как же мне с тобой повезло. Все такие вульгарные, ни манер, ни юмора, ни характера, ничего. Ходячая пустышка, будто и внутри у них только органы, и никакого внутреннего мира, никаких трагедий, никаких переживаний или даже мыслей. Ты другой. Ты вообще-вообще другой. В тебе утопиться можно. Ты интересный. Ты лучшее, что я знал.       Лютик моргнул, не совсем понимая происходящего и всех этих слов.       — Слышишь, Лютик, ты не такой, как они все. Ты особенный. Ты совмещаешь в себе несовместимое. Похабность с искусством. Манерность и изящество ты мешаешь с дерзостью и наглостью. Ты все, чего я когда-либо хотел. Абсолют, понимаешь? Поэтому я так тебя хочу, потому никто больше мне не интересен. Все они либо пресыщены этими качествами в них самих, либо вообще ничего не имеют. Но ты — ты золотое сечение.       Лютик сглотнул и уставился Ламберту в глаза, когда тот отдалился. Он мягко, немного пьяно улыбнулся и убрал русую прядь волос за ухо.       — Когда-нибудь ты поймешь меня, Лютик. И себя поймешь. И сам не захочешь уходить. Поймешь, каким глупым был.       Он подался вперед, мягко поцеловал, а потом снова рухнул рядом на бок, подгребая Лютика к себе, крепко-крепко обнимая.       — Ты нечто особенное, Лютик.       Ламберт поцеловал его в лоб, а Лютик ощутил превосходное чувство того, что эти слова… были приятными. Будто Лютику нравилось слышать похвалу, нравилось слышать это от Ламберта. Что он видел в нем все это, видел личность, и обожал его за все это в нем.       Лютик не понимал, откуда взялось то наитие, но он совсем-совсем расслабился в его руках и уткнулся носом в его шею, вдыхая запах его тела, и даже почти наслаждаясь тем, как лежали на его спине грубоватые горячие мужские ладони. Правильное что-то он находил в этом.       Он заснул почти без тяжести внутри, ощущая странную правильность в происходящем. Будто так и надо, он просто чего-то не понял, чего-то не разглядел, но скоро поймет и разглядит.       Духота на следующий день стояла ужасная, так что даже Ламберт ходил без своих доспехов, в одной рубашке, расстегнутой на несколько пуговиц. Сам же Лютик хотел и вовсе ходить голым, но сдерживался.       — Зато ночью будет тепло, — утешал не то Лютика, не то сам себя Ламберт, привязывая сумки к вьюкам и постоянно махая на себя рукой, будто бы это в самом деле помогало. — Потому что, насколько я знаю, следующие две деревни ужасно бедны, нам делать там ничего.       — Круто. Лес. Комары. Вау.       Ламберт скосил взгляд на недовольного и умирающего от жары Лютика, который спрятался под навесом и обмахивался собственным блокнотом. Хоть как-то он пригодился.       — Есть варианты получше?       — Море.       — Ближайшее в сотнях километрах, если не тысячи, а ты что, на море хочешь?       Лютик задумался. Сощурился, глядя на небо, жмурясь от солнечного света, а потом отвернулся, не вынося даже взгляда на этот палящий кусок лавы, или из чего оно там сделано, Лютик никогда не интересовался.       — Да, море было бы хорошей идеей.       — Можно будет там остановиться, а сейчас могу предложить тебе только озеро. Главное, что без утопцев и русалок.       — А то не сдержишься и трахнешь одну из них?       Ламберт уставился на него, нахмурившись.       — Что? — вскинул бровь Лютик. — Я думал, это я ебу все, что движется, оказывается, что нет, ты еще более повернут на этом. Ты от сисек той бруксы вообще взгляд, такое чувство, не отрывал.       — А ты смотрю аж заметил?       — Я тебе уже высказал мнение по этому поводу. Да, мне неприятно. Еще вопросы?       Ламберт растянулся в неприятной наглой усмешке, он медленно подошел к Лютику и обнял его.       — Фу, не смей меня обнимать, от тебе веет, как от печки, а еще ты вспотел!       — Так уж тебе неприятен мой пот? А кто его с меня слизывает во время секса?       — Отвали, говорю же, жарко! — он пнул его, и Ламберт, рассмеявшись, послушно отошел.       — Просто хотел сказать, как мне нравится твоя ревность.       — Я не ревную, это вопрос принципа, — буркнул Лютик, сложив руки на груди и отвернувшись. Дернул завязки у горловины, открывая шею и ключицы, подставляя их под дуновение лёгкого ветра.       Ламберт посмотрел на него со странной нежностью во взгляде, улыбнулся и вернулся к Густаву, чтоб проверить все сумки.       Только когда он забрался на лошадь и помог Лютику усесться позади него, Ламберт посмотрел через плечо и сказал, усмехаясь:       — С этого момента обещаю смотреть только на твою сочную задницу и ни на чьи больше сиськи.       Лютик нахмурился, недовольно хапнул воздуха и ущипнул того за бок, а потом демонстративно отвернулся, сложив руки на груди. Ламберт расхохотался и, понудив Густава рвануть вперед, услышал, как Лютик ойкнул, чуть не свалившись с лошади, и ухватился за его талию, однако прижиматься не спешил. Да и слава Богу, сам бы Ламберт не выдержал жара его тела в такую духоту.       Всю дорогу, не переставая, Лютик ныл о том, что ему жарко, и Ламберту начало казаться, что у него скоро глаз будет дергаться, потому он буквально у каждого встречного спрашивал о наличии рядом озера. Оно, как назло, не попадалось, и Лютик ныл еще сильнее.       — Ты там себе еще солнечный удар не схватил? — букрнул недовольно Ламберт, желая, чтоб он в самом деле его словил и вырубился нахер.       — С чего мне его схватывать?       — Да бубнишь одну и ту же фразу уже подряд минут двадцать, я думал, у тебя удар.       Лютик с размаху зарядил ему такой подзатыльник, что Ламберт аж зажмурился и немного сжался в плечах, не ожидав такого удара. Он цыкнул и потер ушибленное место.       — А ты что хотел? Ты жару легче переносишь, а я хуже.       — С хуя ли я легче?       — Ты ведьмак, у тебя выдержка! И вообще, Ламберт, не мне одному мучиться. А то ишь, меня он ограничивает, страдать заставляет, а сам хочет сидеть на тепленьком и…       — Ага, именно что на тепленьком.       — Ну на холодненьком, какая разница? — Лютик внезапно навалился на него всем телом, и Ламберт чуть не заскулил от того, что Лютик своим телом его едва не ошпарил. — Сидеть там, где приятно и радоваться жизни. Нет, Ламберт, я страдаю и ты страдай.       — Я тебя утоплю, чтобы у тебя был реальный повод страдать.       — А когда я стану утопцем убьешь? Или трахнешь?       — Трахнуть утопца? Что у тебя в голове вообще?       — По крайне мере я не обещаю тебя убить, Ламберт! А у меня, — он ухмыльнутся на ухо так, что у Ламберта мурашки прошлись по шее. — У меня есть очень стоящий повод.       Он лизнул мочку уха, а одна рука прошлась под рубашку.       Ламберта слабо пробрало, и он посмотрел на Лютика через плечо, косясь с подозрением.       Лютик рассмеялся и убрал руку, опираясь ими позади себя.       — Расслабься, большой мальчик, не сейчас.       Лютик шутил, но звучал так, будто в самом деле собирался его убить. Поэтому Ламберт предупредил сухим и серьезным голосом:       — Если я поймаю тебя за попыткой меня убить, то наказание тебе не понравится.       Вместо ожидаемого напряжения, Лютик улыбулся еще шире, склонив голову к плечу.       — Если когда-нибудь соберусь это сделать, то моя попытка будет сто процентов удачной, Ламберт, я не так глуп, как ты хочешь думать.       Ламберт отвернулся, позабыв и о жаре, и о духоте.       — Я вовсе не считаю тебя глупым, Лютик. Ты даже умнее, чем тебе кажется. Просто ты не хочешь этим пользоваться.       И это, определенно, шло Ламберту на руку.       Наконец, они доехали до озера. Вода была теплой, невероятно блестящей в солнечном свету. Лютик тут же соскочил с лошади и, буквально скидывая на ходу с себя одежду, побежал в сторону озера.       — Эй, Лютик, ты не голоден?! — крикнул ему в спину Ламберт.       — Нет, но чего-нибудь сладкого бы перекусил!       А потом раздался плюх в воду. Ламберт моргнул, покачал головой и сам слез с лошади, оставив ее у травы, под теньком развесистого дуба, а сам удалился в сторону. Впрочем, Лютику это было на радость.       Он с удовольствием плескался один, погружаясь в воду до самого подбородка.       Одиночество было прекрасно. А уж тем более когда это одиночество было в прохладе озера при такой жаре.       Будь воля Лютика он бы провел так весь день, но к какому-то моменту он вымотался и проголодался, так что нехотя пришлось вылазить.       — А ты в воду не пойдешь? — удивился Лютик, осматривая Ламберта, который просто сидел на траве и пялился в его сторону.       — Не знаю.       — Ты что, плавать не умеешь?       — Умею. Не люблю. Там, если что, лежат ягоды и яблоки с грушами. И чистая родниковая вода. Вяленое мясо сам знаешь где, дай Бог, чтоб не испортилось.       Лютик кивнул, однако мысль о слишком питательной пище не вызывала особого аппетита. Так что сожрав три яблока, грушу и почти все ягоды, он грохнулся на песок у воды, подставляя свое тело солнечным лучам.       Он валялся как огромный кот, перекатываясь с живота на спину, потягиваясь и жмурясь, едва не мурлыкая. А потом заметил, что Ламберт все еще сидел в одежде, в теньке, и смотрел на воду стеклянным взглядом.       Иногда Ламберт его пугал. Вообще-то, пугал он его часто, но в такие моменты — тоже. Он и не был похож на человека, скорее на трупа, которого взяли и посадили вот так сидеть. Какой-то неплохо выглядящий утопец.       Лютик вскинул брови и, перевернувшись на живот, подпер подбородок кулаком и окликнул Ламберта:       — Эй!       — Что? — Ламберт перевел на него уставший взгляд.       — Не хочешь… раздеться? Позагорать? Вода теплая, кстати, можешь искупаться… Ты ведь тоже от жары умирал.       — В теньке нормально, — хмыкнул он.       — Но вода теплая.       — Я понял, Лютик, не тупой.       — У тебя что, и по поводу воды какая-то травма? — вздернул он бровь, закусив губу.       Ламберт тяжело выдохнул и возвел глаза к небу.       — Лютик, у меня просто дохуя чувствительная к солнцу кожа. Обгораю как черт знает кто. Может к вечеру и искупаюсь.       Лютик тихо рассмеялся.       — Я знаю, что у тебя чувствительная кожа, Ламберт.       Он подмигнул ему, а Ламберт, выругавшись, отвернулся, подперев щеку кулаком, смотря куда-то в сторону. Лютик пожал плечами и перевернулся на спину, раскинув руки и чуть согнув ногу в колене.       — Такой кайф теряешь.       — Я не люблю солнце.       — Кажется, ты и холод не любишь. Какая ж погода для тебя оптимальна?       — Когда нет такой жары. Прошедшие дни были прекрасны, — Ламберт снова скосил взгляд на Лютика, точнее — на его тело. Почти полностью обнаженное, будто бы лоснящееся на солнце.       Ламберт медленно встал и подобрался к Лютику ближе, вылезая из-под тени и мягко перешел с травы к песку, на котором валялся Лютик. Он присел рядом, уперевшись локтями о колени, разглядывая его.       Лютик приоткрыл один глаз и вскинул бровь.       — Что?       — Ничего. Просто ты очень красивый.       Лютик усмехнулся, снова закрывая глаза.       — Да, я знаю. Мне много кто это говорил. Очень много. И мужчины, и женщины. Честно… иногда не совсем понимаю, почему вы все так думаете. Когда я вижу себя в зеркале, это просто… лицо. Глаза и рот, да и не самой удачной формы, — он фыркнул.       — Дело не в лице. Очень мало кто воспринимает только внешность. Это совокупность внешнего и внутреннего — вот так люди тебя и видят.       — Я красивый внутри? — он усмехнулся, потянувшись на песке.       — Везде. Ты везде — совершенство.       Ламберт скользил взглядом по плечам, выступающим ключицам, бледно-розовым соскам — настолько бледным, что сейчас они едва с кожей не сливались — по линии пресса, подтянутым бедрам.       Лютик тихо хихикнул, когда Ламберт сжал в кулаке песок, и провел рукой, медленно высыпая его над животом Лютика. Маленькие песчинки приятно посыпались по телу, скатились по линии пресса к пупку и Лютик смахнул его. Ламберт сделал снова то же самое, и Лютик улыбнулся, слабо дернувшись, убирая с себя песок. Потом вместо песка на живот легла горячая мужская ладонь — кожа немного грубоватая, шероховатая, подушечки пальцев, как и у Лютика, все истерзаны в мозолях, огрубевшие, но от этого такое нежное касание доводило буквально до мурашек. Именно поэтому Лютик крупно вздрогнул и рвано выдохнул.       Ламберт оперся на локоть рядом с ним, смотря в глаза, оглаживая его живот, убирая оставшиеся песчинки.       Лютик закусил губу, приоткрывая глаза, смотря сначала на его руку на своем теле, а после подняв взгляд вверх, смотря уже Ламберту в глаза.       Когда рука соскользнула ниже, проскользнув аккурат меж ног с легким нажимом, Лютик шумно выдохнул и, откинув голову назад, блаженно закрыл глаза. Рука повторила свое движение, и Лютик облизал губы, сжав в руках песок, пропуская его сквозь пальцы.       — Не хочу сейчас, — прошептал Лютик, и Ламберт, хмыкнув, убрал руку, вернув ее на живот. Склонился над ним, целуя в шею, и Лютик издал неясный звук.       Это было забавно, что Ламберт его послушался, ведь его собственное тело определенно этого хотело, но одна мысль о сексе в такую, пусть и поубавившеюся, но жару вызывала дискомфорт.       — А ты, Ламберт? — усмехнулся внезапно Лютик, и ведьмак оторвался от его шеи, серьезно посмотрев в его глаза.       — Что?       — Обожаешь себя и поэтому на тебе виснут девки?       — Понятия не имею, о каких девках ты говоришь.       — Ох, да ладно, я вижу, как на тебя смотрят. Я знаю эти взгляды. Знаешь, почему? Потому что так же ты смотришь на меня. И так они смотрят на тебя.       Ламберт только хмыкнул и ничего не ответил, будто его это совсем не интересовало, несмотря на его привычку пялиться на сиськи. Хотя, наверное, поэтому он и не видит чужих взглядов.       — Ты мне не ответил, — сказал Лютик, когда Ламберт мягко погладил его по волосам, заправляя одну прядь за ухо.       — О чем?       — Ну, вся это внутренняя красота. Я уверен в себе, и это как-то воспринимается другими, а ты? Что думаешь ты о себе?       Ламберт посмотрел ему в глаза, потом отвел взгляд, будто задумался. Закусил губу, все еще выглядя так, будто ему это все не очень-то и интересно.       Только перед тем, как его поцеловать, он прошептал едва разборчиво:       — Я ненавижу свое тело и свое лицо.       Лютик пораженно раскрыл глаза, хотел открыть рот, чтобы что-то сказать, но в этот же момент его губы накрыли губы Ламберта.       Лютик вовсе его не жалел. Ненавидит и ненавидит, это не то, что он хотел бы исправить, ему просто… просто интересно, почему он так считает и почему так вышло.       В остальном вечер прошел так же как, и сотня других вечеров. Лютик продолжал плескаться, а Ламберт, поохотившись, принес три туши кролика. Из которых Лютик съедал, как правило, меньше одного, в то время как Ламберт — остальных. Лютик не понимал, почему тот столько жрет, но по-прежнему достаточно сухой.       Вечером все еще было тепло, но терпимо.       Лютик валялся на траве, смотря на небо, в этот раз почти ничего не съев. Видимо, жара давала о себе знать.       — Видимо, без сирен, — зевнул Лютик.       — Откуда сирене взяться в озере? Да и утопцам тут делать нечего. Они только в морях да океанах.       Лютик фыркнул.       — Я б послушал, как сирена поет.       — Ага, а мне потом от нее тебя оттягивать.       — Это кто еще кого бы оттягивал.       Лютик приоткрыл один глаза, когда Ламберт, допив свое какое-то крепкое пойло, которое на нем никак не сказывалось, подсел к нему. Костер они не разожгли, ночь была достаточно светлой, да и греться не было необходимости.       Лютик вздрогнул, когда Ламберт уложил руку на его колено и медленно провел ею вверх, сжимая ляжку. Лютик попытался сбросить ее со своей ноги, пробубнив:       — Сказал же, что не хочу.       Ламберт усмехнутся и навис над ним.       — Ты же не забыл? Наказание, Лютик, наказание.       Лютик напрягся, уставившись на Ламберта впритык. Думать об этом было неприятно, однако Лютик хотел, чтобы это началось и так же быстро кончилось, а потом просто забыть это, игнорировать, не думать.       — И что ты собираешься со мной делать?       — Думаю, ты войдешь во вкус.       Лютик сморщился, ощущая, что собственное сердце забилось тяжелее. Он отвел взгляд, демонстрируя, что в этом не заинтересован и вообще планирует вести себя как бревно.       Ламберт резко схватил его за горло и поцеловал. Глубоко и страстно, буквально вылизывая его рот, не давая нормально дышать. Однако он так же быстро оторвался и сказал:       — Возьму выделку и полотенце. Жди. Можешь раздеться пока.       Лютик сглотнул, наблюдая за тем, как Ламберт слез с него и пошел к вьюкам. На секунду возникла идея просто сорваться и сбежать. Да, смысла в этом немного, зато Ламберт не будет с ним делать то, что напридумывал. Сложно, наверное, трахать каким бы то ни было способом блюющего кровью человека.       Честно говоря, Лютик думал, что Ламберт заставит его отсосать себе, потому что если сам Ламберт был щедр на оральные ласки, желая вылизать все, что находилось у Лютика между ног, то вот сам Лютик еще ни разу после этого заточения не находился лицом напротив его члена.       Он снял с себя сорочку, а затем развязал завязки на штанах, снимая и их, наблюдая за Ламбертом. Внезапно захотелось спрятаться и, вместе с тем, по всему телу прошелся странный импульс. Будто бы ожидания, будто бы где-то внутри Лютик… хотел, чтобы с ним сделали что-то абсолютно против его воли, пусть это будет больно и унизительно. Одна мысль о принятии любых действий без возможности выбора была… возбуждающей.       Он заморгал и быстро отвел взгляд.       — Чего раскраснелся? — усмехнулся Ламберт и скинул рядом выделку.       Лютик только пробурчал что-то неясное и, расстелив ее нормальным образом, плюхнулся на нее, готовый уже думать о Туссенте и верить, что все нормально. Ламберт издал неясный смешок и рядом грохнулась сумка, на которую Лютик бросил быстрый взгляд.       Потом поднял его на Ламберта, который расстегивал свою рубашку, и Лютик оперся на локти, сам не понимая, почему хотел это разглядывать. Хотя нет, отчасти понимал. Тело у Ламберта было хорошее. И красивые мышцы, и, вены, которые, казалось, обвивали все тело — руки, немного у плеч и у самого низа живота.       И шрамы эти, которых отчего-то было не слишком много, что для ведьмака большая редкость, даже волосы на груди, черной дорожкой идущие вниз и те, блять, Лютику нравились. И внизу живота все выбрито, не было этих гребаных зарослей, в которых член бы приходилось искать. Не то чтобы Лютик заинтересован в поисках члена Ламберта, но его все-таки приятно удивило, что Ламберт и вправду… ухаживал за собой. Большинство мужчин, как знал Лютик, вообще не думали, что ниже пупка надо что-то трогать, а оттуда куча неприятных запахов, на которые с усталом стоном сетовали девушки, когда жаловались на своих мужей.       Сам Лютик за собой ухаживал, и было приятно, что Ламберт тоже что-то слышал о гигиене. Даже у самого лобка пахло мятным маслом и обычной кожей! Никаких неприятных запахов!       Он стащил с себя рубашку под заинтересованный взгляд Лютика и уселся на колени, разведя его ноги в сторону. Прошелся от коленей вниз, к бедрам, прошептав:       — Ты возбудился.       Лютик не ответил, продолжая настойчиво смотреть в глаза, будто его ничего не смущало.       — Интересненько. Рефлекс? — усмехнулся Ламберт и, дернув за завязки на его белье, потянул вверх, снимая его. Откинул к куче одежды и погладил по бедрам, проходясь к тазовым косточкам, чуть нажимая.       — Теперь скажешь, что ты будешь со мной делать?       — Выпорю, — хмыкнул он, и Лютик напрягся, сморщившись. — Не корчи рожи, не смертельно. А потом… а потом тебя будет ждать сюрприз.       — Это будет очень больно? — настороженно спросил он.       Ламберт хмыкнул.       — Если быть неаккуратным, то да, но я буду максимально с тобой аккуратен, так что нет, вполне нормально. Тебе даже понравится.       Ламберт прошелся рукой меж ног, сначала нажимая на кожу над входом, потом помассировав его, а после сжав яйца, легонько массируя. Лютик вздрогнул.       Ламберт, облизавшись, достал бутылек с маслом, и, вылив немного на свою ладонь, принялся максимально интенсивно лапать его меж ног, склонившись и целуя, покусывая губы, вылизывая его рот и снова и снова кусая.       Рукой он то ласкал член, то массировал, а потом гладил чуть ниже, чуть нажимал, но не входил. К какому-то моменту касания стали нестерпимыми, независимо от того, где он трогал. Лютик ощутил странное желание, чтоб он скорее вставил в него свои пальцы, но он не спешил этого делать.       Лютик сдавленно простонал, когда Ламберт накрыл губами сосок, легонько покусывая, и надавливая пальцами на вход так, что пальцы почти проскользнули, но он прошелся вверх, гладя нежную кожу на промежности.       Член уже полноценно стоял, прижимаясь к коже под пупком, головка была в естественной смазке. Ламберт отстранился от его шеи с влажным звуком и, взяв того за талию, перевернул на живот. Вздернув его за бедра повыше, он зарылся лицом меж ягодиц, проталкивая язык внутрь.       Лютик издал приглушенный стон сквозь зубы и сжал под собой выделку.       — Давно масла не ел? — усмехнулся Лютик.       Ламберт не ответил, продолжая вылизывать его и крепко держа за бедра. Лютик закусил губу, заведя одну руку за спину и зарываясь в волосы Ламберта, притягивая того ближе. Ламберт едва не трахал его языком, а после вылизывал, спускаясь чуть ниже.       Отстранившись от него и вытерев рот рукой, он достал из сумки уже привычное полотенце, которое подстелил под Лютика. Тот поерзал, невольно повыше вздернув задницу, прижавшись щекой к выделке, смотря в сторону, вглядываясь во тьму леса, прислушиваясь к звукам, но, на самом деле, не слышал ничего, кроме биения своего сердца.       Ламберт погладил его сначала по ягодицам, а потом — меж них. Снова нажал пальцами, но не входил, лишь немного покружил ими. Потом раздалось какое-то неясное шуршание, и Лютик прислушался, стараясь понять, что происходило. Лютик подумал, что он вынимает ремень из шлевок, но нет, кажется, он что-то искал в сумках.       Шорох прекратился, и Ламберт поцеловал его в родинки на ягодицах. А потом касания прекратились, и Лютик хотел было посмотреть через плечо, как что-то тонкое обожгло ягодицы. Лютик аж взвизгнул и оперся на выпрямленные руки.       — Тшш, — протянул Ламберт и нажал на лопатки, заставляя снова упасть на грудь.       А следом — еще один удар.       Лютик зажмурился и заскулил.       — Блять, Ламберт, что это?!       Вместо ответа — звук разрезаемого воздуха, а после — снова удар. Это было что-то тонкое, но оно буквально жалило, будто бы резало, оставляя жгущее ощущение на ягодицах, будто кто-то капал на него раскаленное железо.       Еще один удар.       — Больно, Ламберт, мне больно! — проскулил он, ерзая, а в итоге плюхнувшийся бедрами на покрывало, но, конечно, от удара его это не спасло. Он сильно зажмурился, когда глаза заслезились.       — Мне тоже было неприятно, Лютик. Ты заставил меня нервничать. Я напугался до усрачки, что Геральт догадается и заберет тебя, но, — еще один удар, и Лютик заскулил. — Но все оказалось куда проще.       — Это не повод меня бить! Я… ах, блять!       Лютик заскулил, когда вместо удара Ламберт сжал в ладони яйца, легонько массируя, продолжая больно нажимать на лопатки, не давая подняться, и Лютик просто лежал плашмя, не понимая, что происходит, как сильно Ламберт будет его бить и сколько это продлится.       Сжимая в руке яйца, Ламберт массировал большим пальцем вход, нажимая и даже входя, но только до первой фаланги.       Лютик лежал и слушал, как бешено билось собственное сердце.       Потом снова удар, но на этот раз ладонью. Сильный и звонкий — по правой и по левой ягодице. Лютик зажмурился, больно закусив губу. Ламберт, кажется, шлепал его около десяти раз прежде чем снова начать гладить его меж ног.       Задница горела, блять, ужасно горела, несмотря на то, что Ламберт перешел на ладонь легче не стало. Силы в Ламберте было много, и удары у него были довольно ощутимые.       — Лютик?       — Что? — всхлипнул он, не понимая, что ощущал. С одной стороны и сама эта позиция, и унижение были неприятными, но с другой… у него все еще стояло, а меж ног все горело, желая касаний.       — Будешь хорошим и послушным сейчас? Не будешь же меня злить?       Лютик не ответил, только всхлипнул.       — Обопрись о локти и вскинь повыше бедра. Не меняй позу. Свое ты все равно получишь, но так все будет быстрее и я не разозлюсь.       Он убрал ладонь с его лопаток и Лютик снова всхлипнул, послушно оперся на локти и выгнулся в спине, отпячивая задницу.       Послышался довольный хмык, и Ламберт снова ударил два раза подряд по ягодицам этой странной штуковиной, но на этот раз это было не так больно.       Удары иногда спускались по ляжкам, по бедрам и по икрам. Особенно больно Ламберт бил по бедрам — на них Лютик скулил каждый раз. Глаза слезились, и он плотно сжимал зубы, чтобы не выдать себя.       Иногда Ламберт останавливался и гладил его между ног. Член, яйца, промежность и колечко мышц, которое из-за происходящего было так сжато, что Ламберт, казалось, не смог бы и с маслом войти, но он только оглаживал и массировал. Иногда вылизывая языком, проходя ниже.       — Лютик?       Лютик в ответ только всхлипнул. Ягодицы и бедра болели и ныли, все горело так сильно, будто бы у него там был ожог, который он подставил под горячую воду.       Услышав всхлип, который Ламберт принял за отклик, он сказал:       — Разведи ягодицы.       — Что?! — истерично взвизгнул Лютик. — Ты… ты что, с ума сошел?! Нет, не смей!       — Лютик, — более строго и низко сказал Ламберт, и уже более болезненно ударил по правой ягодице. Удар прошелся аккурат рядом с прошлым, и Лютик взвыл. — Будь послушным. Я сделаю это так или иначе, а так мы быстро закончим.       Лютик шмыгнул носом и зажмурился. Он плюхнулся на грудь и неуверенно завел руки за спину. Коснулся ягодиц и поморщился от боли от касания к ним. Под пальцами ощущались вспухшие участки кожи — воспаления от ударов. Сжав зубы, он медленно развел ягодицы в стороны и уткнулся лицом в покрыло, желая задохнуться.       Вместо ожидаемого удара, кожу знакомо уколола щетина, а после прошелся горячий влажный язык. Лютик закусил губу, жмурясь, разрываемый противоречивыми ощущениями.       Ламберт жадно его вылизывал, покусывая кожу, а потом снова толкаясь языком. Все движения были настолько наученными, что Лютик даже забылся на какое-то время, ощущая, что был готов кончить.       Однако Ламберт отстранился и погладил по болящим бедрам. Потом провел пальцами меж ягодиц.       — Лютик, я напомню тебе, что я не делаю ничего, что навредит тебе. Более того, тебе все это нравится. Так же, как и в прошлый раз. Тебе нравится, что ты в моей власти, что я сам выбираю, что мне с тобой делать и как это будет происходить. У тебя до сих пор стоит, твое возбуждение не прошло и ты становишься чувствительнее с каждой секундой. Почему? Потому что тебе нравится.       Лютик всхлипнул, не уверенный в происходящем, но в каком-то смысле… Да, наверное, ему нравилось, иначе бы у него не стояло, иначе бы он не хотел, чтоб Ламберт коснулся его снова.       Но вместо очередного касания удар прошелся аккурат меж ягодиц и Лютик взвизгнул. Это было… странно. Болезненно, больнее, чем по ягодицам, несмотря на то, что удар был щадящий, но вместе с тем… Лютик ощутил, как по телу прошлась странная дрожь. Он резко убрал одну руку, оперевшись ей о выделку, чтоб не потерять равновесие.       Ламберт заменил его руку на свою, отводя ягодицу в сторону, а потом ударил снова. Лютик взвыл, и сжался, и едва снова не плюхнулся на бедра, но Ламберт быстро соскользнул рукой под живот, удерживая его в такой позе.       Следующий удар прошелся по ягодице, медленно подступая к линии меж ягодиц, и потом — удар. Сильный и такой, что у Лютика на секунду перед глазами что-то неясное вспыхнуло.       — Тшш, детка, тебе хорошо. Ты в порядке.       Лютик не был уверен, что ему и вправду хорошо, но вырываться и протестовать не решился. Стерпел удар по бедрам, по ягодицам и, когда Ламберт снова отвел ягодицу в сторону, подавил глухой всхлип в выделке. Удар показался слишком обжигающим на фоне предыдущих.       Лицо было все мокрое от пота и слез, а член, блять, продолжал стоять. Ламберт провел пальцами меж ягодиц, и это было дискомфортно, из-за того, что чувствительная кожа была слишком восприимчива к касаниям, и это было почти болезненно. Пальцы заменились на язык, и Лютик издал неясный стон, чувствуя то, как странно было ощущать и боль, и удовольствие от этих касаний.       Он убрал и вторую руку, схватившись за штаны на Ламберте, думая, что вот-вот упадет, пока Ламберт продолжал его вылизывать, параллельно сильно шлепая по и так болящим и ноющим ягодицам.       Лютик неуверенно потянулся одной рукой к своему члену, и, едва успел сделать два или три движения, бурно кончил, содрогнувшись всем телом и зажмурившись. Его все еще немного потряхивало, он судорожно дышал, будто бы до сих пор рыдал.       Ламберт отстранился от него с пошлым звуком и погладил по болящим ягодицам.       — Видишь, не так уж это страшно, — хмыкнул он, вытерев рот. — На самом деле, сначала я хотел заняться этим основательно. Сначала ладонью, потом ремнем, потом стеком. Так, чтобы вся задница в синяках была, чтобы ты скулил и рыдал, но… — он пожал плечами и шлепнул сначала по правой, потом по левой ягодице, — после твоей истерики я поменял свое мнение, решив, что это была стрессовая для тебя ситуация.       Лютик не ответил, утирая глаза рукой.       — Тебе было больно?       Лютик повременил с ответом. Он снова шмыгнул и сказал дрожащим голосом:       — Да.       Ламберт довольно усмехнулся.       — И тебе понравилось?       — Да.       Он медленно опустился бедрами на выделку, смотря в сторону, а потом тихо сказал:       — Ламберт?       — М?       — Ремень.       — Что? — не понял он, нахмурившись.       — Выпори меня ремнем.       Ламберт опешил. Он просто уставился на него в упор, когда Лютик посмотрел на него через плечо мутными, покрасневшими от слез глазами.       Он искренне думал, что порка для Лютика будет наказанием, ведь когда он выпорол его в первый раз у того аж истерика случилась, а в итоге… в итоге ему понравилось?!       — Лютик, тебе будет больно. Очень больно.       В ответ тот лишь завел руки за спину, говоря о том, что он может связать ему руки, чтобы тот не сильно ерзал. Ламберт… Ламберт охуел, если честно. Он даже растерялся, понятия не имея, что ему делать, но потом быстро пришел в себя.       Откинул стек и достал ремень из шлевок, ловко затягивая его на запястьях.       — Моя ж ты ненастная сучка. И как тогда прикажешь тебя наказывать, м? Я-то думал, что проучу тебя, а в итоге ты обыграл меня в моей же игре, — он рыкнул и шлепнул по ягодицам. Лютик сдавленно простонал. — Нравится же тебе быть беззащитным и чтобы с тобой обращались, как с самой доступной шлюхой континента.       Он потуже затянул его запястья и вздернул за бедра вверх. Погладил меж ягодиц и резко встал, оставляя его вот такого вот — доступного, открытого, истерзанного — одного. Он покопался в сумках, наспех находя еще один ремень. Проверил, чтоб он был чистый, не заношенный, проверил качество кожи и, сложив его вдвое, шлепнул одну сторону о другую, удовлетворенно кивнув.       Вернулся к Лютику и застыл на миг перед таким видом. Перед истерзанными ягодицами, иссеченными красными полосами, перед этой открытой позой. Внутри все сжалось от понимания, что Лютику нравилось быть таким… доступным, открытым.       Ламберт зарычал и поправил собственный член, который обещал, видимо, взорваться от напряжения. Он взял его за основание, погладив сквозь ткань штанов, и едва не содрогнулся от ощущений.       Однако, переведя взгляд на бледную задницу с красными полосами быстро вернулся к реальности. Ламберт навис над ним и дёрнул за плечо, заставляя перевернуться на бок. Лютик зашипел от того, как свело руки, и посмотрел Ламберту в глаза. Взгляд у того был неясный и мутный. Рыкнув, Ламберт подался вперёд, взяв за горло, целуя. Лютик довольно простонал в его рот. Целовал он жарко и мокро, вылизывая и едва зубы не пересчитав.       — Кто моя послушная сучка?       — Я, — жарко выдохнул Лютик в его губы без всякого отторжения.       Ламберт довольно рыкнул и снова поцеловал. Лютику иногда казалось, что он мог кончить только от одного поцелуя.       Ламберт чуть отдалился от него, видя, как от их губ протянулись ниточки слюны, и широко лизнул языком по подбородку и губам.       — Моя грязная ненасытная девочка, — он потерся о его нос своим.       Укусил за губу, словил судорожный выдох, будто Лютик задыхался и, схватив за щеки, сплюнул в рот. Лютик едва глаза не закатил и потерся о него своим бедром.       Ламберт присел на край выделки и, дернув Лютика за щиколотки, уложил его на свои колени. Лютик издал неясный звук, но тут же расслабился.       — И все же, — задумчиво протянул Ламберт, медленно огладив ягодицы и смотря на то, каким он там был покрасневшим от ударов, — как мне тебя наказывать-то теперь? Реально бить, что ли?       — Только попробуй, — хриплым голосом сказал Лютик.       — М, а я спрашивал у тебя твоего мнения?       — Ты не ударишь меня.       Ламберт выдохнул и занес ремень, шлепнув поперек ягодицу.       — Не ударю, — согласился он, видя, как Лютика пробрало от первого шлепка. Он сжал правую ягодицу, сминая в руке. — Завтра не сядешь, Лютик, ой, не сядешь. А ведь у меня еще один пунктик есть на сегодня.       Лютик не ответил, только впился ногтями в кожу ремня на запястье.       В этот раз Ламберт бил жестко, не жалея силы, глядя, как раскраснелась кожа. Лютик скулил, дергался и бил ногами по траве, но каждый раз, когда Ламберт делал небольшую паузу и хватал его меж ног, массируя, Лютик взвизгивал и стонал.       Удары были размашистыми, тяжелыми, красные следы медленно превратились в одно огромное красное пятно по всем ягодицам, становясь более насыщенным.       Лютик на нем скулил, плакал, а когда Ламберт схватил его за волосы и вжал его лицо в выделку, сдавлено простонал и крупно вздрогнул.       Лютик тщетно попытался потереться вставшим членом о ногу Ламберта, но в этом не было никакой необходимости, потому что связанные руки, и бесконечные жесткие удары — с каждым разом все чувствительнее — и грубость Ламберта, его хватка на волосах заставляли его дрожать от удовольствия. Его колени разъезжались и он впился ногтями в кожу ремня, потому что ему было хорошо. Ему просто было хорошо.       Вздернув того за волосы, заставляя сильнее выгнуться, Ламберт сжал в руке горящую от боли ягодицу, и прошептал:       — Чья ты вещь? Кто твой хозяин?       — Ты, только ты, — прошептал Лютик совсем не соображая. Меж ног все пульсировало, боль на ягодицах горела праведным огнем, и вообще все те ощущения, что он испытывал ниже пупка были… были прекрасным.       — И я могу драть тебя как захочу? Могу не спрашивать твоего мнения?       — Да, пожалуйста, как ты захочешь, — слова вырвались тихим стоном, потому что Ламберт принялся гладить его меж ягодиц, размазывая остатки масла.       — Я приготовил для тебя кое-что… Кое-что, что дьявольски хотел попробовать после нашего первого раза. Тебе понравится, клянусь, ты будешь в восторге. Твоя задница будет в восторге, — прохрипел он, шлепнув по указанной части тела.       Лютик уже не ответил.       В ушах шумело — и пульс, и шум крови, и, соответственно, сердце, все это было в его голове, в его ушах, и заставляло думать, что его сердце сейчас взорвется.       Ламберт аккуратно убрал его со своих колен и уложил животом на покрывало. Он медленно развел его ягодицы, оглядывая его меж ног.       Колени у Лютика дрожали, да и сам он вздрагивал от каждого касания к себе.       Лютик, казалось, уже не выносил никаких к себе касаний, но мысль того, что Ламберт продолжит, и будет делать что душе угодно все то время, пока не успокоится, изводила его сильнее, и откуда-то у Лютика брались силы и на возбуждение, и на азарт, и на влечение.       Ламберт навис над ним, целуя в смещенные лопатки и плечи. Он проверил, насколько хорошо были зафиксированы руки, и кивнул.       — Хочешь узнать, что я для тебя приготовил, м? — мурлыкнул Ламберт. Лютик не видел смысла в том, чтобы отвечать. — Это что-то… внушительное.       — Трахнешь меня конским хером?       Ламберт рассмеялся.       — Такие тоже есть. Ты видел разнообразие этих штуковин? Член орка, член лошади, член дракона. Какие хочешь, любой размер.       — Главное, чтобы не лошади.       Ламберт усмехнулся и укусил за мочку уха, а затем отстранился и вздернул повыше бедра. Лютик простонал от неудобной позы, и уперся щекой о выделку. Бедра мелко дрожали, и когда Ламберт сжал в ладонях ягодицы, Лютик болезненно простонал.       Он всхлипнул:       — Там хоть есть живое место?       — Не-а. Вся задница с бедрами бордовая. Ты будто бы упал с третьего этажа на камни.       Лютик поморщился.       — Не волнуйся, я смажу все на ночь, утром все капилляры восстановятся, будешь дальше светить своей белоснежной задницей, — усмехнулся Ламберт и хотел было шлепнуть, но сдержался. Несмотря на то, что Лютик был возбужден, он решил, что очередной удар будет лишним.       Лютик дышал сбито и, несмотря на то, что они сделали небольшую паузу и дикое желание чуть спало, когда он увидел, как Ламберт снова взял бутылек масла, он ощутил привычное давление и невольно повертел задницей. В голове становилось мутно и неясно от мыслей о том, что в него, наконец, хоть что-то вставят.       Ему нравилась каждая секунда проникновения — даже когда он только-только входил, и не было ничего, кроме дискомфорта, ему, сука, тоже нравилось. И скорее за счет того, что он понимал, что у него нет других вариантов, он не может передумать, он должен просто лежать и принимать. И даже первые толчки, которые тоже не были приятными с физической стороны, Лютику нравились. Был особый кайф в этой некой безвыходности.       Ламберт погладил его одной рукой по ягодицам — нежно — а потом вылил на ладонь масло. Лютик закусил губу, когда скользкие пальцы огладили его меж ягодиц. Кожа там еще немного ныла от ударов, но Лютику… ему нравилось, определенно, ему нравилось.       Он поерзал, пытаясь убрать боль с плеч, и закусил губу, когда Ламберт медленно вошел двумя пальцами, проскользнув ими сразу до основания. Лютик замер, в паху приятно заныло.       Ламберт гладил его по бедру и ягодице, медленно двигая двумя пальцами, попытался вставить третий, но, заметив, что они не входили легко, продолжил двигать двумя. Он выходил ими и снова входил, пытаясь максимально расслабить мышцы, из-за которых и были трудности.       Лютик тяжело дышал, кусая губы. Движения пока были лишь отдаленно приятными, но Лютику все равно хотелось больше. Больше пальцев. Хотелось член. Твердый и толстый, наполняющий его до краев, такой, что вначале нельзя было начать двигаться резко — надо было начинать с плавных медленных движений до основания, чтобы подготовить.       Только от мыслей о члене Ламберта Лютик едва не застонал и желание усилилось.       Ламберт медленно вставил третий палец, а потом нажал еще и четвертым на левой руке, но не вошел. Лютик дышал рвано, очень смутно соображая. Ему было неважно, что и как будет делать Ламберт, он просто хотел, чтобы все это время Ламберт не давал ему выбора, не давал ему пошевелиться без разрешения.       Лютик не понимал, откуда каждый раз бралось это непонятное желание, ведь в обычной жизни одна эта мысль его передергивала, но сейчас… ох, сейчас была вовсе не обычная жизнь, был особый момент, где тело Лютика было чувствительным, а каждое движение Ламберта правильным, и не было разницы, насколько грубым оно было.       Когда Ламберт вставил четвертый, и Лютик неоднозначно замычал, Ламберт погладил его свободной рукой по яйцам, чуть спустился к члену, сжимая его, и медленно стал проникать пальцами до костяшек.       Лютик заскулил, а потом его повело буквально всем телом, когда Ламберт вставил пальцы до самых костяшек, замерев на несколько мгновений.       — Господи-блять-прости, — залепетал Лютик, ощущая, что Ламберт медленно потирался ребром ладони о ту точку, от которой Лютика всего вело и он запросто мог кончить. А затем Ламберт протолкнул пальцы так, что и костяшки оказались в нем.       Лютик зажмурился, не понимая, что ощущал, но… блять, да-да-да, он был в восторге, все равно он был в восторге. Ламберт сначала повернул руку чуть влево и вправо, потом медленно двинулся назад, и снова вперед — так, что из Лютика то выскальзывали костяшки, то снова оказывались внутри. Лютик крупно вздрагивал, ощущая, как растягивались и снова сжимались мышцы вокруг руки — то на более узкой ее части, то на самой широкой.       Ламберт медленно обхватил свободный рукой его член, и бедра Лютика вновь мелко задрожали. Он проскулил в выделку, и Ламберт снова убрал руку, теперь только аккуратно, почти невесомо лаская поджатые яйца.       Он чуть поменял угол, и Лютик сожмурился, впившись ногтями в кожу ремня, когда Ламберт снова начал ритмично толкаться. Медленно вынув пальцы, Ламберт развел ягодицы в сторону, натягивая кожу, смотря на то, как хорошо тот был растянут.       Лютик уже не смущался подобной демонстрации — наоборот, это возбуждало его еще больше. Понимание, что он был в его власти, что он видел его в таком ракурсе именно в такой момент.       Ламберт довольно хмыкнул и снова вставил четыре пальца, двигая ими резко и рвано, так, что Лютик взвыл от удовольствия — простата максимально интенсивно стимулировалась, Ламберт ласкал кожу на промежности и яйца, иногда дразняще спускаясь к члену, поглаживая, но не сжимая.       Потом Ламберт снова подался рукой назад, до второй фаланги, и Лютик широко раскрыл глаза, когда ощутил, как Ламберт попытался добавить пятый палец. Пятый, сука, палец.       — Ламберт, ты что, с ума со... Ай!       Он поморщился от мощного шлепка.       — Тсс, не забывай, что я тут решаю, как много ты можешь принять, м? — он нагнулся над ним, прикусив кожу на загривке, плавно вставил и большой палец до первой фаланги, и чуть дальше.       Лютик застыл, не понимая, что ощущал. Боли не было, Ламберт его последние десять минут четырьмя пальцами трахал, так что пятый не особо его удивил (точнее его задницу), но от представления, что он хочет сделать, как сильно его растянуть, Лютику плохо становилось. Или хорошо. Мысль о таком его немного пугала, но тут же накрывало понимание того, что Ламберт все равно это сделает, и он будет это делать, пока не наиграется.       Ламберт выругался, пытаясь протолкнуть пальцы до костяшек, но та не шла.       — Блять, ну вот… Ну вот какого черта?       Ламберт выпрямился и, вынув большой палец, входя сначала до костяшек, а потом, чуть вынимая, добавил масла. Лютику казалось, что он вообще уже пребывал где-то за гранью мира. Было неясно, мутно, странно. Его тело дрожало от удовольствия, осознание полной беззащитности и обязанности принимать от Ламберта все было невероятным, и каждый раз, когда он думал, что для него это слишком, эта мысль накрывала волной возбуждения.       Ламберт снова вставил большой палец, начиная медленно двигать рукой, так плавно и аккуратно, и, поменяв угол, найдя нужную точку, стал двигаться аккурат по ней, стимулируя. Лютик заскулил от удовольствия, по телу прошлась дрожь, а следом — невероятное наслаждение, из-за которого все тело в миг расслабилось, а когда Лютик пришел в себя — после того, как Ламберт перестал стимулировать эту точку — то ощутил, что рука была в нем почти до костяшек. Он издал неясный звук и снова сжался.       — Тсс, пташка, тише, тебе же нравится, м? — Ламберт снова склонился над ним, покусывая ухо и вылизывая шею, мелко двигая рукой. — Давай, скажи, что тебе нравится, м? Нравится быть моим. Нравится все, что я делаю.       Лютик в ответ только что-то неясно промычал уже вообще не соображая. Было хорошо, но не столько на физическом уровне, это было что-то… другое. Будто бы он перепил, или обдолбался наркотиками.       Ламберт обхватил его горло, прижимая к себе и надавил, продолжая мелко толкаться пальцами.       Лютик стонал. Стонал, блять, как последняя шлюха, которой так щедро заплатили, что не отыгрывать такую роль просто нельзя. Его бедра дрожали, колени разъезжались, заломленные за спину руки, наверное, болели, но Лютик не чувствовал. Было всегда два чувства — давление на глотке и то, как много, блять, как много было там, внизу, внутри него.       — Расслабься, детка, давай, для меня. Порадуй меня, — прохрипел Ламберт, лизнув ухо и с трудом поменяв угол, прижался пальцами к нужному месту, начиная снова толкаться.       Ноги Лютика задрожали сильнее, его всего затрясло, и тот едва не грохнулся на живот, но каким-то чудом удержался.       Ламберт ощущал, как было узко, как, сука, узко, и как тесно, и жарко, и мокро, и он, сильнее придушивая, рваным движением протолкнулся глубже.       — Ох, блять, — удивленно пролепетал Ламберт, сам не ожидав, что рука в самом деле пройдет.       Лютик крупно вздрогнул и захныкал, ощущая, что это было… много, очень много, и так возбуждающе, что движения внизу стали такими нестерпимыми, что Лютику казалось, что да, он скоро кончит.       Ламберт сам едва глаза от удовольствия не закатил, хотя единственное, что он ощущал в своем паху — боль от ноющих яиц.       Он чувствовал, как плотно было обхвачено его запястье, а еще как охуенно жарко было внутри. И какие прекрасные звуки издавал Лютик — поскуливал, стонал, мычал, а после и вовсе взвыл, когда Ламберт стал рвано и кратко двигать рукой. Лютик напрягся и тут же расслабился, стонал так, что это было больше похоже на крик, и как охуенно хорошо ему было. Ламберт чувствовал это, всем своим телом ощущал, как ему нравилось.       Он придушивал его сильнее, ограничивая все те звуки, продолжая двигать рукой. Не решался проталкивать запястье глубже, чтобы ничего не повредить, а после, ощутив, как сильно Лютик его сжал от удовольствия, немного ослабил хватку на горле.       Ламберт двигал рукой ритмично пусть и кратко, и стимуляция той зоны была просто, блять, беспрерывной и такой интенсивной, что Лютик норовился вновь и вновь грохнуться от того, что удерживать свое тело он больше не мог. Этого было много, так много, что у Лютика уже в ушах гудело от удовольствия.       Он мычал в покрывало, когда Ламберт совсем ослабил хватку на горле, скулил, плакал, дрожал или иногда вздрагивал всем телом.       Ламберт подался рукой назад, вынимая до костяшек, и снова вставляя.       Он убрал руку от его горла и медленно обхватил его член, начиная ласкать. Лютик напрягся, следом так же быстро расслабился. Он вел себя так, будто вообще был не здесь. Дергался, выгибался, едва не выворачивая себе плечи, но Ламберт шикал на него, и тот послушно успокаивался.       Звуки, что он издавал, были нетипичными, не те, что Ламберт слышал обычно, но они все равно были прекрасными. То поскуливания, то мычание, то рваные выдохи, то сдавленные стоны, со временем становившиеся более откровенными.       А потом, уже ближе к оргазму, Лютик, казалась, едва не то не засмеялся, не то заскулил от удовольствия, и Ламберт клянется, блять, клянется, это было лучшим.       Лютик задыхался, просто задыхался, путаясь во всех тех ощущениях, что охватывали его ниже пупка. Он сжимался, будто старался удержать Ламберта в себе, ерзая, насаживаясь глубже, когда Ламберт двигал рукой так, будто хотел выйти. Его вело, в ушах шумело, он весь дрожал, но, ох, все это было мелочью по сравнению с оргазмом.       Он оглушил, заставил забыться, издать неясный вскрик, судорожно сжаться, и следом за оргазмом расслабиться.       Ламберт больно укусил его за загривок, и, пока тот кончал, медленно вынул руку, дабы не вызвать неприятных ощущений после.       Ламберт судорожно выдохнул и чуть отпрянул от Лютика, и тот тут же рухнул на живот, так беззащитно дрожа. Ламберт развел его ягодицы в сторону и облизнулся, оглядывая, кусая губу, ощущая, что у самого руки дрожали. Лютик валялся плашмя, без возможности даже пошевелиться, его всего трясло, такой расхристанный, беспомощный, охуенно растянутый и растраханный. Настолько хорошо, что мышцы до сих пор не сомкнулись, сжимаясь вокруг воздуха, так приглашающе раскрыты.       Ламберт зарычал, захотел довести себя до оргазма рукой и кончить на эту охуенную задницу, но понял, что… нытье с яиц куда-то пропало. Он моргнул и медленно опустил взгляд вниз. На штанах проступило пятно.       Ламберт застыл на миг, просто пялясь на этот… позор.       — Слава Дьяволу, что Лютик этого не видел, — прошептал в воздух Ламберт. — Эй, — более мягко позвал он его. — Ну как ты? — он оперся на руки, нависая над ним, стараясь заглянуть в глаза и расстегивая ремень на его запястьях. Взгляд у Лютика был абсолютно расфокусированный и мутный, но одно Ламберт понял точно — ему было охуенно хорошо. Так хорошо, что он даже прийти в себя не мог.       Лютик не ответил, только закрыл глаза и вытянул руки, когда Ламберт его развязал.       Ламберт поцеловал его в затылок и размял плечи.       Он аккуратно встал, смочил тряпицу и обтер Лютика, ощутив, как прошла дрожь по телу, когда он начинал обтирать его меж ног, видя, что мышцы все еще не сжались, и это было такой охуенной просьбой войти, но Ламберт сдержался. Нет, трахать Лютика после такого, когда он даже в себя не пришел, он не хотел. Просто не был уверен, что Лютик испытает удовольствие.       Так что он просто молча вытер его, убрал запачканное в масле и сперме полотенце и уложил того на выделку, накрыв сверху собственной рубашкой.       Потом встал, снял с себя эти гребаные штаны, запачканые в сперме, все еще качая головой и причитая. Это же надо! Кончить! Без рук! Как будто ему пятнадцать и он впервые увидел голые сиськи!       Отстирав штаны с бельем, он скомкал кусок ткани так, чтобы выкинуть его где-нибудь в деревне, там купит новое. Он посмотрел на небо и вошел в воду, чтобы немного отмокнуть самому и сбавить напряжение. Этот недо-оргазм не принес ему и капли расслабления, казалось, что то напряжение, то возбуждение, так и застыло в его теле, но одна мысль, чтобы подрочить, не вызывала ничего кроме понимания, что ему… лень.       С усталым стоном он опустился под воду, желая смыть пот с затылка и волос. Понаблюдал за отсутствием буквально любой живности в этом озере, за пустым днищем, и вынырнул.       На берегу понял, что вытираться нечем, потому что последний кусок ткани был запачкан всеми возможными жидкостями, поэтому буквально отряхнулся, как собака, и поплелся к Лютику.       Присел на самый край и погладил Лютика по волосам.       — Пиздец, — внезапно сиплым голосом прошептал Лютик и открыл глаза. — Ты трахнул меня рукой.       — Я трахнул тебя рукой, — хмыкнул Ламберт.       — И мне понравилось.       — И тебе понравилось.       Он усмехнулся и прилег на выделку, смотря на небо. Лютик выдохнул и чуть поближе подполз к нему, положив голову на его плечо.       — Но пробовать такое снова я не хочу.       — Ну, не хочешь так не хочешь. Заставлять я тебе не буду.       Лютик фыркнул.       — Забавно это звучит от тебя, конечно.       Ламберт хмыкнул и аккуратно обнял его за плечо, поглаживая. Тот свернулся под его рубашкой в небольшой комочек.       — Трусы бы хоть надел, — буркнул Лютик.       — Не нравится — не смотри. Как обсохну нормально, так и надену. Я вообще думал, что ты сознание потерял.       — Я тоже так думал, но нет. Будто… знаешь, будто я потерял сознание, но был в себе. В ушах звенело, кружилось все, при этом было хорошо, будто бы я перепил.       Ламберт пожал плечами, неторопливо поглаживая его по плечу.       — Видимо, я перестарался, и тебе было слишком хорошо.       Лютик цыкнул и поерзал.       — Не знаю, что это было. Да, было хорошо. Очень. Но состояние такое странное…       — Может какое-то особое состояние после оргазма. Мало ли, всякое бывает. Ты у нас вообще персонаж интересный.       — Не интереснее тебя, — огрызнулся Лютик.       Ламберт усмехнулся:       — С этим никто и не спорит.       Он повернул голову к нему, и Лютик, шмыгнув носом, неуверенно вздернул голову, смотря в ответ.       — Ты мазью той помазал, а? А то завтра на лошадь не сяду.       — Все помазал. Тебя обтер, синяки смазал и проверил, не порвал ли я тебе чего.       — Фу.       — Тебе фу, а мне нравится.       — Извращенец больной.       — Не-а. Ничего не извращение, пока тебе нравится.       — Значит и я извращенец больной.       — Не-а, — снова протянул Ламберт, усмехаясь, и согнул руку в локте, поглаживая Лютика по волосам. — Просто ты знаешь разного рода удовольствия, и умеешь получать от этого наслаждение. Согласись, оргазм совершенно другой? То же самое, что и с позами. В разных позах разные ощущения. А тут такая же херня с оргазмом.       — Ебать, лучший сексолог континента, — закатил глаза Лютик, и поморщился, когда Ламберт чмокнул его в нос.       — Главное, что ты убедился в том, что какой дикой бы тебе не казалась практика, в реальной жизни это не так страшно, а главное — приятно.       — Знаешь что, Ламберт, ты меня своими экспериментами заебал.       — Да я видел, каким заебаным ты был, — тихо хохотнул Ламберт, и получил легкий щелбан.       Он поморщился, а затем медленно подался вперед, целуя. Лютик сначала замер, а потом нерешительно ответил, будто не то задумался, не то чего-то испугался.       Ламберт прижал его ближе к себе, поглаживая по бокам под рубашкой, и слушая, как тихо билось у Лютика сердце. От него все еще немного пахло возбуждением. Запах был терпкий, не особо явный, будто естественная смазка, но приятный.       И Ламберт зарылся носом в его шею, лизнув, и обнял за талию сильнее, ближе к себе прижимая.       Лютик тяжело выдохнул, и закинул на его бедра ногу, закрывая глаза и сворачиваясь в неясную позу под его боком, будто хотел спрятаться или согреться. Ламберт обнимал его, прижимал к себе и мягко, почти невесомо целовал в лоб, виски и щеки, пока Лютик не заснул.       Ламберт мягко улыбнулся и откинул голову на выделку, глядя на яркое ночное небо, слушая дыхание Лютика.       Все-таки, как легко с ним было управиться. Вроде недавно у того истерика была, в себе закрывался, говорить с ним не хотел, и Ламберт с ужасом думал о том, что Лютика это событие в самом деле… добило. Что ему тяжело, а Ламберт чего-то не замечал все это время.       Но нет, Лютика быстро накрывало, но так же быстро отпускало. Ламберт понимал, что это было не совсем естественное поведение Лютика. Скорее… реакция на поведение самого Ламберта.       Он умел быть нежным, когда это нужно, умел казаться заботливым и любящим, но выстроил абсолютно правильный образ.       Даже если сначала сломать человеку пальцы, а потом выхаживать его, обнимать и целовать, то в какой-то момент он посчитает, что вы спаситель, а не насильник.       Так что неважно, как много раз Ламберт ломал ему пальцы, в итоге Лютик видел его нежные касание, все эти взгляды, ощущал это бережное к нему отношение, и начинал верить, что Ламберт спаситель.       Ведь так или иначе, никто не ждет от плохих ребят, от реальных насильников, что они будут вас обнимать и просить прощения.       Так что Лютику проще думать, что Ламберт просто иногда ошибается. Впрочем, сам Ламберт знал, что не было еще того действия, в котором он ошибся. Большинство шагов были заранее предсказаны (им или нет — какая разница?), идеально выполнены, а после заглажены до сокрытия малейших неровностей.       Он никогда не причинял Лютику слишком сильной боли, а в случаях ее нанесения мастерски заглаживал и выпрашивал прощения. В конце концов, Лютик знал, как хорошо ему было в его руках, видел, что в самые откровенные моменты, Ламберт, могущий причинить ужасную боль, приносил лишь удовольствие, так что подсознательно Лютик верил, что Ламберт никогда не причинил ему боли осознанно.       В конце концов, Ламберт в самом деле его любит, и Лютик это чувствовал. Пускай неосознанно, может даже отчасти понимал, проникался и верил.       А в руках отчаянно влюблённого даже боль можно простить.       Ламберт это уже знает. Он вообще много чего знает.       И как прекрасно, что так много не знает Лютик.       Ламберт закрыл глаза и, зарывшись носом в его волосы, глубоко вдохнул, начиная медленно засыпать.       Его прекрасный юный немного глупый Лютик. Нежный и теплый, доверчивый и наивный, так хорошо кладущийся в его руки, созданный для его рук. Ламберт знал, что они стерпят любые несчастья, любые проблемы. Ламберт знал, что ничто не сможет забрать Лютика у него. Он просто этого не допустит.       Только если Ламберт отпустит его сам, добровольно, а этого он не сделает никогда.       Так что они будут счастливы. Вместе и навсегда.       Ламберт это знал и убеждался с каждым днем, проведенным вместе.       Лютик издал во сне неясный звук, будто был напуган, и Ламберт успокаивающе его погладил по спине, прошептав на ухо:       — Тсс, ты в порядке, воробушек. Ты в порядке.       И сильнее прижал его к себе, желая спрятать Лютика в своих руках от всего мира.       Ведь это было так правильно. И они об этом знали. Кто-то осознанно, а кто-то подсознательно. Но знали и были уверены. Так было, так есть и так будет. Отныне и навсегда.