Больно касаться тебя

      Лютик не помнил, заснул он или вырубился. Скорее второе. Разумеется второе. Наверное, в один момент истерика настолько истощила его, что он просто упал на пол и заснул.       Это утро было самым нежеланным для него.       Потому что когда он открыл глаза, первое его чувство — напряжение. Потом страх. Потом ужас. И после снова желание кричать.       Но он не закричал. Его голос был сорван, и он ощущал себя придавленным к кровати.       Едва вспомнив, кто на ней вчера лежал, он все-таки слабо вскрикнул и резко вскочил с нее, грохнувшись на пол. Он быстро встал, оглядываясь.       Трупа больше не было.       Фигура Ламберта нашлась у окна. Он стоял, привалившись плечом к окну и смотря равнодушным взглядом на улицу. И не обращал внимания на Лютика. Впрочем, он и не ждал, что на него начнут обращать внимание, поэтому сам начал:       — Ты псих… Слышишь меня? Ты ебучий, больной на голову псих. Гребаный монстр!       Ламберт не реагировал, продолжая смотреть в окно, будто и не слышал.       — Ты слышишь?! — гаркнул Лютик и почти без сомнения подошел к нему ближе. Он схватил его за челюсть, крикнув в лицо: — Ты ебаное больное животное, которое давно надо было усыпить, понимаешь?!       Лютик должен был бояться. Бояться Ламберта. Он и боялся, но где-то глубоко внутри, будто бы уверен, что он ему ничего не сделает. И пальцем не тронет. Почему-то ему показалось, что Ламберт сейчас и отбиваться бы не стал, если бы Лютик решил его ударить. Так он выглядел сейчас.       — Почему ты молчишь?! Сказать нечего?! Конечно, блять, дикие животные не знают, нахуя они нападают! А нет, стой, знают! Знают! Для еды, чтобы выжить, а ты?! Ты зачем это сделал, объясни мне?!       Он молчал. Смотрел равнодушно ему в глаза и молчал.       Лютика это пугало даже больше, чем начни Ламберт рычать и давить на него.       — Зачем? — сказал Лютик более спокойно, но голос был похож на шипение. — Ответь мне! — он схватил Ламберта за грудки и буквально вдавил его в стену так резко, что Ламберт ударился затылком о стену.       Ламберт молчал.       — Ну, давай же! Как убивать так ты горазд, а как просто говорить — сразу рыльце в пушку, да?! Ответь, сука! — он резко дернул его за рубашку и снова вдавил в стену — и снова раздался глухой стук от удара макушки о стену. — Что он тебе сделал?! Ты понимаешь, что он молодой?! Это был молодой менестрель, блять, талантливый человек, с перспективами! Это был прекрасный человек! — Лютик не сразу заметил, что у него задрожали губы и снова потекли слезы. — Почему он, а не ты?! Это ты должен сдохнуть, ты! Ты единственный, кто заслужил смерти, понимаешь?!       Лицо Ламберта переменилось, но незаметно. Лютик не смог бы заметить эту перемену, даже если бы захотел.       — Ты можешь дать хоть одну сраную причину для этого?! Можешь?!       Ламберт продолжал молчать, смотря в глаза. Своими мертвыми, равнодушными глазами в его.       Лютик не замечал перемен ни во взгляде, ни в лице, хотя они происходили, казалось, каждую секунду. Но их ощущал только Ламберт.       Лютик кипел злостью, отчаянием, страхом. Его ноги дрожали, щеки и губы были мокрыми от слез.       — Не можешь… — прошептал Лютик. — Лучше бы сдох от лап грифона. Лучше бы он тебя разорвал к хренам собачьим. Потому что от Вальдо намного, намного больше пользы было бы, чем от выродка подобного тебе.       Лютик хотел его ударить, но обнаружил, что силы в руках нет. Поэтому он просто отшатнулся и поплелся в сторону. Хотел присесть на кровать, но его передернуло от одной лишь мысли, поэтому он присел на край стула, тяжело выдохнул и спрятал лицо в руках.       Находиться рядом с Ламбертом было невозможно.       Не то чтобы он испытывал страх, скорее какое-то опустошение и разочарование. Он потер лицо руками и прошептал, зная, что Ламберт услышит:       — Как же ты меня нахуй разочаровал. Я искренне хотел дать тебе шанс, хотел убрать это ебаное проклятье, чтобы попытаться с тобой добровольно, а ты… Ты показал, что добровольно с тобой нельзя. И по хорошему с тобой нельзя. Тебя надо на привязи держать, как больное животное.       Ламберт молчал. Лютик на него не смотрел.       Это было странно, но, казалось, полдня они просто стояли на своих местах. Никто никуда не шел, и Лютик не знал, стоило ли куда-то идти. Хотелось умереть.       Смотреть на кровать было невозможно, на Ламберта — тошно.       Полдня. Полдня прошло, а Лютик и не заметил, как они прошли. Он сидел, опустошенный и будто больной этим ужасом, и не мог пошевелиться. И Ламберт… Ламберт тоже просто стоял. Будто и не дышал. Ничего не говорил, никаких извинений, ничего. Сплошная тишина. Такая сильная, что в ней и двигаться страшно было.       Он сидел, пригвожденный, и все никак не мог понять, что Ламберт... убийца. Он готов пойти на убийство для достижения своей цели.       Он маньяк.       Он насильник.       Он убийца.       Он ненормальный, блять.       Только под вечер Ламберт начал собирать вещи, сходил куда-то, вернулся, и, дернув Лютика за шиворот, поволок к выходу. Лютик не сопротивлялся, да и не видел в этом смысла.       На них все косились, понимая, что что-то здесь не так, но никто, совсем никто, ничего не делал, не подходил и не спрашивал.       И Лютик понял, насколько на самом деле беспомощен был. Никто бы ему не помог в случае чего. Все просто смотрели. Так же, как и в тот день, когда он начал блевать кровью.       Он был один. С больным животным, он был один.       Но это больше не вызывало ужаса. Только отчаяние.       Ламберт буквально усадил его на лошадь, залез сам и куда-то поехал.       Так прошла, кажется, почти неделя.       Они не говорили. В смысле, вообще. Абсолютно. Ламберт не смотрел на него, даже не касался. Он снимал номера с двумя кроватями, никуда его не звал, не будил и не говорил, что ему надо поесть.       Даже в впервые два дня, когда Лютик не ел вообще ничего, а лишь стоял там, куда его поставили.       После истерики наступило смиренное ничего. Оглушающая пустота.       Ему и приходить в себя не хотелось вовсе. Ничего не хотелось, если честно. Его будто выжали, забрали последний его вдох, и он остался пустым телом, глухим и ничего не говорящим.       К середине второй недели он понял одну вещь, которая легче ему не сделала. Несмотря на то, что Ламберт больше не трогал его, ничего ему не говорил, он по-прежнему его не отпускал. Будто бы Ламберт хотел его любым рядом. Даже без касаний, без разговоров, без жизни в Лютике, ему все равно надо было, чтоб Лютик был с ним рядом, на коротком поводке, молчаливый и смиренный.       И Лютик думал: неужели так теперь будет всегда? Он просто будет всю жизнь ходить рядом с убийцей, молчать и все? Он же сойдет с ума, он просто сойдет с ума!       Даже мысль о том, что при встрече с Геральтом он начнет рыдать и орать не казалась больше успокаивающей. Ламберт найдет отговорку, а Геральт ему поверит.       В комнату вошел Ламберт, и Лютик проследил за ним пустым взглядом. Он кинул деньги в сторону, зажег свечи, сполоснул лицо, вымыл руки, а потом разделся и лег спать. Задул свечу.       Лютик моргнул.       И вдруг осенило.       Он убьет Ламберта. Просто, блять, убьет. Будет пытаться это делать, пока тот не сдохнет под его руками, пока Лютик не услышит его последний вдох.       Лютик лежал, не двигаясь, и смотрел в его спину, думая о том, что сделает это. Как можно скорее он сделает это. Где-нибудь в лесу. Обязательно. Только надо выбрать способ. Хороший способ. Действенный.       Неважно, какие там у него реакции, сонная артерия у всех одна и сталью не защищена.       Лютик сглотнул, перевернулся и глубоко вдохнул, взбудораженный такой мыслью. Это будет самым верным. Потому что путешествовать с Ламбертом, сходя с ума, он не был намерен.       Правда, воплощать такой план оказалось непросто. Еще три дня Лютик колебался, не знал даже, как подступиться. Даже когда он решил, что будет бить в шею одним движением, мысль о том, чтобы лишить человека жизни — пусть даже такого — казалась ему безумной, пугающей.       И в то же время он вспомнил, как легко, должно быть, Ламберт это делал. Лишал жизни людей. Не боясь и не сомневаясь, с легкой руки, не волнуясь и не дрожа перед этим действием.       Однако эти мысли сам акт убийства легче не делали.       Лютик был человеком и, кроме того, как он себе признался, достаточно нежным. А тем более для убийства. Он представлял то, как под его руками перестает биться сердце Ламберта, и это будоражило его, а еще — пугало. Он поднял пустой взгляд, устремился в небо, и его парализовал ужас.       И все продолжалось. Они переходили из места на место, Ламберт с ним не разговаривал, как и Лютик с ним, и оба они были похожи на мертвецов.       Ламберт внезапно немного набрал вес, и Лютик не понял, с чем это связано, но это его и не радовало особо, несмотря на то, что он медленно приходил в себя. Все же, шок не мог длиться вечно, а психика Лютика еще не настолько похоронила себя, чтобы давать телу, в котором она существует, гнить и загибаться. Так что Лютик плавно, но оживал. Медленно вернулся к бумаге, что-то писал и рисовал. Разговаривал с местными жителями, с кем-то в корчме, даже пил. Жить становилось легче, но смотреть на Ламберта — нет.       Он его не простил. И не простит.       Убийц нельзя прощать.       Он продолжал думать о том, как Ламберт умрет на его руках. Думал, что чем больше будет это представлять, тем быстрее свыкнется. В какой-то момент мысль покажется ему естественной и простой.       Ночью, когда Лютик думал об этом, об убийстве, он тихо встал и подошел к его кровати. С голыми руками, не собираясь его душить, зная, насколько это глупо будет. Он просто стоял и смотрел на его лицо, думая о том, как это будет делать.       Однако, когда он смотрел на него спящим, на то, кого он собирался убивать — все в нем противилось этой мысли.       Это в голове он убивал насильника, убийцу, монстра.       А сейчас он смотрел на просто спящего человека. Беззащитного, ровно дышащего. Просто человека, сгорбленного в неясную позу во сне — будто Ламберт пытался спрятаться от внешнего мира.       Лютик присел на корточки, смотря на его лицо.       На морщины, на острые скулы, даже во сне плотно сжатые губы — стресс. Так выглядит стресс. Вся поза Ламберта во сне — стресс. У него и спина даже сейчас наверняка напряжена.       Ночь была тихой, и Лютик сидел и слушал его дыхание.       Он думал об этом. Думал, что должен был это сделать, но почему-то сейчас он снова видел Ламберта. Ламберта, которого насиловали, стараясь перевоспитать, и насколько диким Лютику казалось это действие.       А теперь он сам, выходит, ничем не лучше дикого животного. Человека, которому нужна была помощь, он собрался просто убить. Чтоб больше он не был опасным для общества.       Лютик покачал головой, встал и снова лег в свою кровать, смотря в потолок, кутаясь в одеяло, ощущая, что продрог.       Следующим утром они выехали, и Лютик все смотрел на его шею. Вот она, артерия, слева, он даже знал точное ее расположение. Один удар клинком. Да, у него чуткий сон, но если хорошенько вогнать, то он не успеет что-то делать. Только отрыть глаза и издать неясный хрип.       Силы в Лютике хватит, чтоб вонзить нож в шею. Она не такая защищенная, как другие части тела. Уязвимая и открытая.       Остановившись в лесу, Ламберт привычно развел костел, словил кролика, приготовив для них двоих мяса. В этот раз Лютику еда из-за волнения не лезла, но он старательно жевал, смотря на костер. Мысль о предстоящем будоражила, пугала, заставляла нервничать.       Потом настала ночь. Лютик валялся без сна долго, очень долго, сжимая в руке заранее подготовленный кинжал. Он думал о неправильности поступка, о том, что это ужасно, что Лютик не может убить человека. Но затем он думал о том, что это всего несколько минут, и Лютик будет свободен. Он сможет собрать вещи, забрать все его деньги, Густава и помчать куда глаза глядят.       И жить свободной жизнью.       Зная, что убил человека. Ламберта.       Это было тяжело. Только думать об этом было тяжело.       Однако, сглотнув, он медленно привстал с выделки и отошел сначала подальше, якобы справить нужду, а потом вернулся. Ламберт спал, подложив руку под голову, на боку. Левая сторона, его сонная артерия, была так соблазнительно открыта для него, для Лютика. Для кинжала в его руках.       Он думал. Долго думал, пока стоял неподвижно и смотрел на спящего безмятежно Ламберта.       Да, будет тяжело пережить подобное, но зато Лютик будет свободен, а если воспоминания будут мешать — попросит чародейку, чтобы лишила его их. И все.       Его свободная жизнь. Без боли, без страха.       А так, если он не решится сейчас, то что будет его ждать? Еще месяц тишины рядом с больным на голову Ламбертом? Он же точно головой пойдет, просто сойдет с ума.       А так… один момент. Всего несколько минут, и он будет свободен. Да, ему будет тяжело, когда он поймет, что сердце Ламберта не бьется. Да, ему будет плохо, скорее всего начнётся истерика, но если такова цена свободы?       Медленно и неслышно он подошел к нему, присев на колени, глядя на его лицо.       Один момент. Всего один. Быстро и просто.       Жизнь за жизнь.       Сейчас или никогда.       Глубоко вдохнув, он оперся на руку, всмотревшись в его шею, приметив точное расположение артерии и занес руку.       А потом Ламберт резко открыл глаза, перехватил его запястье и кинулся, как дикий зверь, привалив Лютика к земле и заломив его руки над головой.       Ламберт проморгался, будто и не отошел ото сна, а потом выдохнул:       — А, это ты… Интуиция, видимо под…       Его взгляд застыл на кинжале, зажатом в бледных пальцах. Он обомлел, замер и посмотрел на Лютика. Лютика этот взгляд обескуражил. Он ожидал гнева, злости, ярости, но Ламберт… Ламберт просто посмотрел на него широко раскрытыми напуганными глазами. Будто бы его только что предали.       Смотрел он так, кажется, с минуту, продолжая заламывать его руки. Открыл рот, хотел что-то сказать, но закрыл его обратно и покачал головой.       Он аккуратно разжал его пальцы и забрал кинжал. А потом встал и лег на свое место.       Ничего больше. Ни одного слова. Предупреждения. Даже взгляда.       Лютик так и замер, лежа на земле и смотря в небо, сжав руку в кулак — ту, которой он сжимал кинжал.       Посмотрел пораженно в его спину и встал, идя к своей выделке. Это произошло так… просто. Ламберт не разозлился, не ударил его, не пригрозил. Просто забрал кинжал.       Будто он ожидал от этого. Глубоко внутри знал, что Лютик это сделает.       Лютик лежал на выделке, смотря в его спину, и никак не мог заснуть. Иногда вставал, отходил в туалет и возвращался, как-то подсознательно понимая, что Ламберт не спал. Лежал с закрытыми глазами, но не спал. Был насторожен, как зверь.       Лютик пожал плечами и снова лег. И так и не заснул в ту ночь. Как, думалось ему, и Ламберт.       По утру Лютику было немного страшно, он был уверен, что Ламберт как-нибудь ему отомстит, или будет угрожать, или еще что. Но… ничего. Он привычно дал ему свою порцию мяса с хлебом и водой, а когда Лютик позавтракал, привычно двинулся в путь. Сам Ламберт не завтракал.       Лютик… был немного ошеломлен. Он ожидал хоть какой-то реакции, ведь он пытался его убить, лишить его жизни, но нет, ничего. Только напуганный взгляд и все. Никакой больше реакции. Ламберт вел себя так, будто ничего не происходило.       Лютик ждал, когда же ему аукнется. Ему не верилось, что Ламберт, который когда-то не простил ему пяти копеек и выпорол, так легко спустил с рук попытку убийства.       Они оба шли молча. Ламберт решил не залезать на лошадь, видимо, решив, что Лютик попытается что-нибудь сделать со спины, а Лютик... просто решил пройтись. Пускай хоть ноги чем-то будут заняты.       И вот, они шли, и снова абсолютно молча. Ничего не происходило, Ламберт ничего не говорил, как всегда грузно молчал.       Лютик иногда поглядывал на него, но его лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций.       Лютик резко вздернул голову, когда услышал впереди шум и гам. Он напрягся, переведя взгляд на громко ругающихся, смеющихся и матерящихся мужиков. Бандиты, обычные бандиты, которых еще за километр можно было узнать по запаху выпивки, сажи и гнилых зубов. Лютик поежился и опустил взгляд в землю, надеясь, что они просто пройдут мимо.       Не прошли. Для Лютика это было чем-то привычным. Большинство бандитов определенно скверно относились к ведьмакам. Казалось, что только от них и были слышны оскорбления в сторону ведьмаков. Обычный люд, даже если и боялся тех, но ничего плохого не говорил. А от этих... Только рядом с Геральтом чего Лютик только не понаслушался.       Так что естественно те мимо не прошли.       Что-то спросили и кинули очередные заезженные слова про уродливое лицо ведьмака на их пути. Ламберт не повел ни единой мышцей, продолжая идти вперед. Лютик кинул на него быстрый взгляд — лицо его не выражало ни одной эмоции, а взгляд был пустой, равнодушный и тяжелый. Сейчас его лицо было отталкивающим, несмотря на все те же притягивающие черты лица.       — Эй, к тебе обращаемся. Или хуй с тобой, а к твоему... Черт знает, кто, куда ты идешь так, а? Сейчас мимо нас пройдешь!       Обнажилось лезвие меча. Ламберт остановился, а Лютик напрягся. Бандиты любили лезть в драку с ведьмаками, видимо, чтобы попытаться доказать, что они сильнее ведьмаков, а те обычные хвастуны и нет в них ничего важного.       Лютику почему-то подумалось, что Ламберт может сейчас специально оставить Лютика вот так— безоружного, на растерзание бандитам. Отомстит, проучит, и Лютик ощутил, как его пробило на холодный пот, когда один рослый мужик спрыгнул с повозки, запряжённой одной сивой кобылой, и с довольной улыбкой медленно пошел к нему.       Лютик напрягся. Как пить дать Ламберт сейчас просто пойдет разбираться, Лютика оставит в стороне, и пусть с ним что хотят, то и делают.       Ламберт тяжело выдохнул и отпустил повод. Он достал из-за пазухи меч, а потом аккуратно притянул Лютика к себе за спину, и Лютик пораженно выдохнул. Он… не ожидал, что тот в самом деле будет его защищать после произошедшего ночью.       Но нет, даже после… предательства, если так можно сказать, он спрятал его к себе за спину.       Шепнул:       — Держись позади меня, но в бой не лезь, понял?       Лютик пораженно моргнул, а потом зажмурился, когда один буквально кинулся на Ламберта.       Бойня, впрочем, была скучной и не впечатляющей, как и любая другая с бандитами. Они не вдохновляли, не поражали, не оставляли отпечаток на душе. Ничего. Лютик только следил за тем, чтоб не попасть под раздачу.       Закончилось тем, что несколько мужиков запрыгнули на лошадь и бросились вперёд, оставляя своих мертвых или почти мертвых товарищей валяться так. Ламберт проводил их взглядом, хмыкнул и, отойдя, обтер меч о траву, а потом снова засунул в ножны. И пошел вперед.       Будто бы ничего не было. Оставляя за своей спиной дорогу, усеянную трупами.       Для Ламберта это было так легко — убивать. Лютик посмотрел на трупы мужиков. Для них они никто. Они враги, опасность, которую надо устранить.       Поэтому Ламберт легко убил Вальдо. Для него он не отличался от этих бандитов.       И поэтому Лютик не смог бы убить Ламберта. Потому что для него он не незнакомый. Потому что углядеть в нем этого бандита он не мог и по сей день.       Лютик, вдохнув с каким-то напряжением, пошел вслед за Ламбертом, оставляя за собой кровавые следы от ботинок, которые запачкал.       Уже в таверне, почти перед самым сном, когда Лютик лежал в постели, а Ламберт только вернулся, он решился впервые с ним заговорить.       Он позвал его:       — Ламберт?       В комнате свечей не горело, но Лютика все равно разглядел, как тот замер, будто бы напрягся. Застыл в позе, пока расстегивал свою рубашку. Выдохнув, он все-таки сказал:       — Да?       — Ответь мне честно. Почему ты убил его? Убил Вальдо? Не молчи.       Ламберт сглотнул, потом тяжело выдохнул и его плечи опустились. Щелчком он поджег свечу и обессиленно присел на край своей кровати, уставившись пустым взглядом на пол. Он покачал головой и сказал:       — Я не знаю. Я не уверен, что он в самом деле мертв. Помню немного, что когда убирал его… он дышал. Потом не помню, что было. Куда отнес… кому… где. Я не помню.       Лютик вздрогнул, сердце пропустило удар. Возможно, что он жив… Возможно. Внезапно, его пробрало на неприятный холод, будто мурашки, а потом он внезапно опомнился. Внезапно эта мысль посетила его только сейчас.       — Ты… ты не помнишь этого? Как ты его нашел? Почему? Ты помнишь, как пришел в комнату?       — Нет. Помню… Как нашел помню. Шел за ним… потом, не помню. Темно было. Комната… Нет, не помню. Или, стой, нет, сейчас… Что-то… тебя помню. Ты плакал… Все.       И он замолчал, сжавшись в плечах, смотря в сторону. Так и не найдя в себе силы, чтобы посмотреть на Лютика.       Лютик все равно сковал ужас.       Да, Ламберт не помнил этого, он сделал это неосознанно, но… Понимание, что его приступы могут быть и такими, привело его в ужас. Ламберт мог впадать в такое состояние и даже толком не понять, что сделал. Для чего сделал.       И вместе с тем его разрывали противоречивые чувства. Выходило, что… Ламберт, возможно, и не хотел этого делать.       Лютик моргнул и, тяжело выдохнув, перевернулся на другой бок.       Свет горел еще где-то десять минут, потом кровать заскрипела и свеча погасла. В комнате наступила тишина и сумрак.       А Лютик лежал, смотрел в стену и думал о произошедшим. О Ламберте. Теперь он понял, почему он не извинился. Для него самого такой поступок не был чем-то нормальным, он не планировал, он не хотел, и понимал, что извинения — бессмысленны.       Он даже не пытался объясниться. Просто продолжал путь, не говоря и не трогая его, давая ему расстояние, которое якобы могло утешить Лютика.       Лютик был сбит с толку.       Теперь он понимал, почему Ламберт был так растерян в то утро. Вспомнил, почему он ничего ему не сказал, стерпел истерику и то, как Лютик пару раз приложил его головой о стену. Вспомнил неясную перемену в его глазах, когда Лютик желал ему смерти.       Ведь к Ламберту всегда так и относились.       Все его приступы, все его поступки можно было вылечить только насилием. Так что… Лютик не сказал ему, наверное, ничего нового.       Случившееся с Вальдо не переставало быть для Лютика менее болезненной темой, хоть он и теперь утешал себя тем, что тот, возможно, еще жив, но Ламберт не стал казаться ему невинным. Его образ по прежнему не казался ему спокойным, и он не ощутил безопасности.       Но в сердце привычно поселился червь сомнения.       Оставаться с Ламбертом… зная, что он мог убить неосознанно, что еще хуже, все равно было безумием.       Лютик не знал, что ему делать.       Прощать Ламберта он не собирался, как и разговаривать с ним.       Он судорожно выдохнул и, накрывшись одеялом с головой, просто попытался заснуть.       Все эти мысли его вымотали. Он не хотел об этом думать. Это было невыносимо.       Находиться рядом с Ламбертом — невыносимо.