Больно касаться тебя

      Ламберт понял первее. Первее Лютика понял, что именно изменилось.       Но утром он все еще не знал.       Ламберт любил утро. Вообще с появлением в его жизни Лютика он заимел какую-то странную тягу к рассветам, к солнцу, к началу дня. Раньше он не любил все это, потому что утром надо было вставать и жить свою эту скучную жизнь. Слушать оскорбления, ловить взгляды, полные презрения, пытаясь контролировать себя, а когда не получалось — ненавидеть. Ночью было легче. Даже если он не спал, он все равно чувствовал себя якобы мертвым. Будто бы он — не по-настоящему, и мир существовал лишь понарошку. Все было спокойно, все было тихо, и даже в Ламберте становилось тихо.       Но сейчас, открывая глаза, утро для него стало началом. Началом новых касаний, новых улыбок, нового смеха. Нового тепла. Утро превращалось в день, полный эмоций. И едва успевая открыть глаза, он захлебывался в преддверии уже рутинных, но ободряющих его дел. Весь мир, казалось, оживал вместе с ним.       Так что новое утро было новым прекрасным началом.       Лютик сопел у него под боком, свернувшись в теплый комочек. В голове снова и снова звенело «родной»,       Родной! Да он и не мечтал, что когда-то Лютик назовет его так. Он мечтал о приторных прозвищах, о пошлых словечках, но о таком не смел и думать.       И от этого счастье было еще более оглушительным, еще более желанным.       Лютик поерзал рядом и открыл сонные глаза. Зевнув, он осмотрелся, а потом, найдя взглядом лицо Ламберта, облегченно выдохнул.       — Что? — не понял Ламберт, оперевшись на локти, и смотря на то, с каким облегчением на него глядел Лютик.       — Ничего. Просто проснулся и мне подумалось, что все это сон, а ты все еще лежишь и еле дышишь. Не верилось, что все наладилось. Но оно наладилось.       — И стало даже лучше, — нерешительно сказал Ламберт, но Лютик уверенно кивнул и улыбнулся, погладив его по груди.       — Как тебе спалось?       Ламберт не скрыл удивленного взгляда. Даже когда у них в самом деле все было хорошо — как они думали — Лютик у него такого не спрашивал. И не лежал у него под боком расслабленным сонным комочком, не смотрел с таким счастьем и спокойствием в глаза, не было в нем столько к нему доверия, сколько Ламберт разглядел сейчас.       Он замешкался.       — Что такое?       — Ничего. Я просто подумал, что тебя подменил доплер.       Лютик рассмеялся и ловко вскочил с кровати. Ламберт нахмурился, недовольный, что он сделал это так резко, потому что Ламберт хотел подольше с ним таким понежиться в кровати, но все возмущение сгладилось тем, что он увидел перед собой прекрасные бледные ягодицы с россыпью родинок.       Лютик прошел до их одежды, порылся в кармане и достал серебряное кольцо. С гордостью надел на себя и, повертев рукой, смотря на него в солнечном свете, сказал:       — Ну, вот. Не доплер.       — Тогда почему ты сегодня какой-то…       — Какой? — Лютик склонил голову на бок и с задором улыбнулся, а потом присел на край кровати.       — Счастьем светишься. Ты и вчера светился, но сейчас по-особенному.       — Не знаю, — пожал он плечами. — Настроение хорошее. Солнце светит, тепло, ты жив-здоров… и мне легче как-то. Будто нес груз, а сейчас наконец его бросил и стало так легко-легко.       Ламберт кивнул.       — Да, это я немного понимаю.       — Хочется повеселиться где… Станцевать.       Ламберт фыркнул.       — Можем поискать, — сказал он, кивнув, оглядывая Лютика. И тело его казалось сейчас по-особенному хорошим. Бледное, хорошо сложенное, с красивыми формами. Мягкое и теплое. Ламберт снова возжелал ночи просто чтобы коснуться его. Обнять. Впрочем, он решил, что не обязательно для этого ждать вечера. — Но сначала иди ко мне, — он похлопал по своему бедру.       Лютик улыбнулся с неясной хитрецой и, сдернув с Ламберта одеяло, плавно присел на его бедра, а после склонился и поцеловал. Ламберт погладил его по напряженным бокам, огладил поясницу и спину, с удовольствием спустился к бедрам.       Лютик плавно потерся ягодицами о его пах, и Ламберт судорожно выдохнул. Потом он проделал то же самое снова и снова. Ламберт, мягко говоря… был удивлен. Лютик сам по себе был тактильным, но сегодня он был ласковее, чем когда-либо еще.       — Быстро, — прошептал в поцелуй Лютик и спустился рукой ниже, нащупывая член, зажатый меж животом Ламберта и ягодицами Лютика. Он чуть приспустился, снова потерся и схватился рукой. Он отстранился, опустив взгляд вниз, глядя, как открылась головка. Ламберт судорожно выдохнул и впился пальцами в бедра Лютика, едва не выгибаясь в спине.       Сколько Лютик его так не касался? Больше месяца?       И за те два месяца Ламберт только ограничивался сухой дрочкой, и то два раза, и то без желания, просто понимая, что такими темпами обеспечит себе спермотоксикоз.       Он закусил губу, судорожно выдохнув, глядя, как Лютик медленно ласкал его член. Сам Лютик твёрдым не был — хоть и ясно, его вчера Ламберт вылизал всего, расцеловал, а сам снова кончил в свой кулак. Хотя вчера ему и этого хватило.       Лютик провел рукой вниз, а потом ласково погладил, глядя за реакцией Ламберта. Он убрал руку и снова проскользнул по нему ягодицами, едва сам не закатив глаза от ощущения, как член проехался аккурат меж ягодиц.       Ламберт дышал под ним тяжело и сбито, а потом мягко подтолкнул его на кровать.       — Лютик, — прошептал он в его губы, гладя мягкий живот и бедра. Лютик под ним задорно закусил губу и склонил голову к плечу, улыбаясь. — У тебя слишком игривое настроение.              Он усмехнулся, погладив по боку. Меж ног ощущалось привычное чувство возбуждения, желания, чтобы его коснулись.       — Ты хочешь меня? — спросил, будто издеваясь, Лютик, глядя на ладонь Ламберта, которая гладила его, а потом снова опустил взгляд к члену, и снова плавно взял его в руку. Опустил ее вниз, открывая головку, и помассировал большим пальцем, растирая смазку, заставив Ламберта снова вздрогнуть и рыкнуть.       — Конечно я хочу, Лютик. Ты чувствуешь, как я хочу.       — Ага-а-а, — протянул довольно Лютик, нагло усмехаясь и потеревшись носом о нос Ламберта, прекрасно зная, как сильно его дразнил. Ламберта едва не трясло от возбуждения. — Ты каменно-твердый. Я уже и забыл, как твой член в руке ощущается.       Он мягко поцеловал его и прошептал в поцелуй:       — Да, я хочу тебя тоже.       Ламберт отстранился, закусив губу, искренне не веря, что это говорил ему Лютик. Сам говорил. Своим ртом, своим голосом, и ласкал его, гладил, лез целоваться.       Ламберт медленно опустился рукой ниже, проведя ей меж ног — уложил на наполовину вставший член, а после спустился ниже. Поласкал яички, кожу на промежности, и с чуть более сильным нажимом прошелся по мышцам входа, но быстро двинулся вверх, к более чувствительным участкам.       Лютик выдохнул и опустил взгляд вниз, смотря на его руку, ласкающую его. Он закусил губу и откинул голову назад, когда движения Ламберта стали более уверенны. И Лютик выстонал, проходясь своей рукой вверх и вниз:       — Хочу твой член.       Ламберт усмехнулся, и Лютик резко добавил:       — В рот.       Ламберт замер, закашлялся и просто уставился на Лютика.       Сейчас он был по-особенному хорош. Вчера ночью ничего не было возможно четко разглядеть, но сейчас, когда по телу Лютика лениво проскальзывал солнечный луч, Ламберт видел, как невероятно чувственно он выглядел, как правильно на нежную бледную кожу клался румянец.       Но.       Но:       — Что?!       Лютик рассмеялся и прошептал, когда Ламберт замер:       — Не останавливайся.       Ламберт послушался: поглаживая то член с головкой, то спускаясь ниже.       — Да, я хочу тебя. Хочу сделать тебе приятное ртом. И не только сказав, что сейчас ты мне нравишься больше, чем обычно, пусть ты испорчен до костей.       — Ты меня балуешь, — прошептал Ламберт.       — Но я хочу и твои пальцы, — прошептал Лютик в его губы. — Или язык… хочу и пальцы и язык.       — Понял, — кивнул он, напоследок шлепнув по бедру. — Садись на лицо.       Лютик закусил губу и, мягко толкнув в грудь, заставил Ламберта перекатиться на спину.       Сначала для Ламберта не было ничего нового, честное слово. Вот бедра и ягодицы, мягкие и теплые, и вот тихие стоны Лютика. Ламберт ласкал его медленно и осторожно, дразня так же, как и его дразнил Лютик. Он протолкнул большой палец, смоченный в слюне, и хотел присоединить язык, как судорожно выдохнул, когда Лютик обхватил его член у основания, а потом обхватил губами головку.       Дьявол, как же давно он этого не ощущал!       Ламберт пытался сконцентрироваться, пытался сделать как обычно, доставить Лютику максимальное удовольствие, но забывался в том, как Лютик ласкал его — неумело и неловко, но как это было хорошо. Его губы и язык, и длинные пальцы, но больше — горячий мокрый рот. Лютик обхватил головку, плотно смыкая губы, и насадился ртом не намного, но Ламберту и это голову снесло.       И он кончил, казалось, через минуту?.. Две? Не больше.       Толкнулся бедрами вперед и сдавленно простонал, наслаждаясь тем, как медленно ласкал его Лютик, пока он кончал.       Ламберт, едва ощутив, как давление меж ног спало, снова зарылся лицом меж ягодиц. Лютик издал довольный стон и оперся о его бедра. Ламберт заменил большой палец на указательный и средний, медленно ими двигая и вылизывая, слушая сначала тяжелое дыхание Лютика, после все более решительные и тихие стоны.       — Больше, — прошептал Лютик.       Ламберт, рыкнув, буквально убрал его со своего лица, схватив за бедра. Лютик ойкнул, но послушно привстал.       Ламберт, взяв его за талию, перевернул на спину.       Взяв под колени, он прижал его ноги к плечам, и спустился головой ниже. Лютик уперся одной ногой в его плечо, и Ламберт опустил руку, вставляя сначала два пальца, потом, основательно вылизав, добавил третий.       Господи, как же он стонал! Ламберт хотел слушать и слушать. Он двигал пальцами, протискивая язык, или просто вылизывая вокруг, поднимаясь к промежности или к яйцам.       В этой позе Ламберт управлялся со всем вообще мастерски. Он чувствовал, как начали дрожать бедра у Лютика и как больно впился он в его волосы. А после и он кончил.       Ламберт чмокнул его меж ног и медленно вынул пальцы, все еще удерживая его ногу у плеча, оглаживая его меж ног и рассматривая, видя, как Лютик вздрагивал.       Он внезапно заерзал, будто пытался поменять позу, и Ламберт вскинул бровь, посмотрев ему в глаза:       — Неприятно, что я трогаю после оргазма?       — Нет, поза неприятная.       Ламберт нахмурился.       — Чудесная поза, тебя всего видно, — он облизнулся.       — Ага, и складки на животе, вот круто! Что ты вообще со своим телом можешь знать о том, как нам бывает тяжело? — Лютик рассмеялся, попытавшись вывести все это в шутку и одновременно поменять позу.       Ламберт нахмурился.       — Я не понял, ты комплексуешь по поводу веса? У тебя чудесный вес.       — Не по поводу веса, — мяукнул Лютик и попытался снова поменять позу, но Ламберт прижал его ногу к плечу сильнее, и тот заполошно заморгал. — Я же сказал, мне не нравится эта поза.       — Нравится. Тебе нравится эта поза, потому что проникновение получается глубже, а если я тебя вылизываю, то могу максимально глубоко это делать и пользоваться пальцами, — он прищурился. — Ты чудесно в ней выглядишь, Лютик. И мне нравится твое тело в любом ракурсе, понимаешь, м?       Ламберт, не выдержав, мягко улыбнулся, глядя, как раскраснелся Лютик, а после и вовсе потянулся к одеялу, попытавшись, наверное, прикрыться. Ламберт прищурился, отдернул одеяло и опустился резко вниз, сначала укусив за бок, а после поцеловав в живот — под пупком, а потом вверх, целуя невпопад и оглаживая его.       Лютик вздрогнул и поерзал, ощущая, как горели щеки.       Ламберт поднял на него взгляд и подтянулся вверх, поцеловав, продолжая свободной рукой ощупывать все, за что можно было схватиться.       — Я люблю твое тело, — повторил Ламберт. — Оно прекрасно в любой позе. Мне нравится, что ты мягкий и тебя можно мять.       — Ты синяки оставишь, — мяукнул Лютик в его губы.       — Я оставлю на тебе понимание, что ты прекрасен. В любой позе, в любом ракурсе, со складами или без, мягкий или напряженный.       — Все, хватит, ты смущаешь, — Лютик отдалил его лицо ладонью и Ламберт, заметив, как сильно тот раскраснелся, снова рассмеялся, упав лбом на его плечо, а потом смяв Лютика в своих руках, обнимая и прижимая к себе.       Лютик хихикнул от того, как колола щетина шею, а после, укусив за плечо, перевернул резко Ламберта на спину, усевшись сверху. Он сказал, глядя прямо в глаза:       — А мне нравится твое тело. Нравилось, когда ты был более накаченным, нравится и такое — когда ты исхудал. Тебе все одинаково хорошо, ты в любом весе пластичный. Ты не должен его ненавидеть.       «я ненавижу свое тело, потому что твое тело не хочет мое тело».       Ламберт моргнул, вспоминая свои слова, которые повторил единожды.       Лютик запомнил.       И он хотел его тело.       Время ненависти кончилось.       Началось нечто другое.       Этим утром — в самом деле наступил рассвет. Чего-то нового, захватывающего, непременно прекрасного.       Лютик склонился над ним, мягко чмокнув, а потом прошептал:       — У меня чувство, будто бы я горю… Ты понимаешь это?       Ламберт выдохнул хрипло и тяжело.       — Да, я знаю это. С того момента, как увидел тебя.       Лютик посмотрел ему в глаза — внимательно — затем мягко улыбнулся. И все стало совсем глупым и ненужным.       — Одно задание, хорошо?       — Нет, не хорошо, — Лютик поднял на него напряженный взгляд, жуя яичницу. — Я сказал — отпуск. Сразу же. Ты чуть не умер, Ламберт!       — Если бы ты только знал, как часто я умирал, то не трясся бы так.       — Ты умирал не при мне. Я об этом ничего не знаю. В конце концов… Пойдешь на задание — я буду волноваться. А я не хочу волноваться, понимаешь? Я устал. Если не думаешь о себе, то подумай хотя бы обо мне.       Ламберт недовольно поджал губы, размазывая бобы по тарелке.       — Где взять денег на отпуск?       — У тебя все в порядке с деньгами. Ты можешь себе позволить отпуск.       — Почему не отдохнуть, когда я устану? Я сейчас совсем не устал. Я достаточно лежал!       Внезапно Лютик не ответил, поджал губы и опустил взгляд в свою тарелку. Воцарилась тишина, на фоне которой даже шум в таверне исчезал.       Он не любил это, потому что Лютик начинал казаться каким-то слишком хрупким даже для него, для его рук, которые с ним были предельно нежны. Он ненавидел это, потому что ощущал странное, колеблющиеся в Лютике давление, будто бы боль.       — Детка, послушай…       — Что послушать? Я тебя по-человечески прошу, говорю, что мне плохо, я устал, я не хочу снова смотреть на тебя с мечом, а ты все в деньги клонишь. Ламберт, нервную систему не купишь за деньги. Неужели тебе не нравится просто проводить время со мной?!       — Ты что говоришь такое? — нахмурился Ламберт. — Конечно нравится. Ты все, что мне нужно.       — Ага, и деньги. И работа. И меч. И чудовище, в которого можно засунуть меч. Ты говорил, что тебе это не нравится, не нравится быть ведьмаком, но ты отказываешься даже сделать паузу, будто кроме ведьмачества ничего не существует! Что не существует меня, а я здесь. Сижу и прошу тебя о паузе… — Лютик моргнул и снова посмотрел в тарелку.       — Хорошо, — выдохнув, согласился Ламберт. — Но где нам сидеть это время? В таверне?       — На море съездим. Я давно хотел на море.       Перед глазами пронесся труп повешенной девушки, пронеся монстр, обезвоживание, кровь, лицо Трисс — когда он его впервые увидел. Но главное — шум волн, много шума. Крик чаек! Бесконечный саундтрек его тоски, одиночества и боли, пока он лежал в кровати и слушал, как мир за окном жил, все жило, а он — нет.       — Ламберт?.. Что у тебя с лицом? Я тебя как-то обидел?       — Нет, — быстро сказал Ламберт и опустил взгляд в тарелку. — Вовсе нет. Но море…       — Ах! — внезапно воскликнул Лютик, будто опомнился и прикрыл рот рукой. — Точно, как же я забыл… Я не…       — Нет, можно и на море. Надо избавлять от этого… Море не было ни в чем виновато. Я просто невольно привязал одно к другому… тем более, прошло уже тридцать лет… Я ее больше не люблю. Я тебя люблю. И я буду с тобой.       — Да… — тихо сказал Лютик, смотря на его лицо, на эту странную смиренность на нем, не понимая, что же особенного появилось в нем, что смотреть на него было так приятно и хорошо. — Со мной.       — И с тобой ничего не случится, — уверенно кивнул сам себе Ламберт. — Никаких изнасилований и повешений… никаких монстров.       Лютик кивнул и мягко ему улыбнулся. Ему не надо было касаться или целовать его, всего лишь улыбка, чтобы Ламберт ощутил себя в порядке.       — Так мы едем на море?       — Да, — уверенно сказал Ламберт. — Мы едем на море.       Лютик широко ему улыбнулся и кивнул.       — Как раз погода наладилась.       Ламберт кивнул и посмотрел Лютику в глаза.       В этот раз все будет по-другому. Он никого не потеряет, никто не умрет. Это же море. Огромный кусок воды, но главное — рядом Лютик. Лютик, который раскрылся перед ним полностью и без оглядки, который был прекрасен и нежен с ним. Как и Ламберт с ним.       — Пекло, — прохныкал Лютик и вынужденно отдалился от Ламберта на лошади, потому что находиться с кем-то близко в такую жару было невозможно. Он подался вперед, едва не улегся на загривок к Густаву.       — Ну… зато вода будет теплой, — кивнул Ламберт, расстегнув еще одну пуговицу на рубашке, порываясь просто ее снять с себя. Он легко погладил Лютика по пояснице, и Лютик поморщился.       — Не трогай, я расплавлюсь под твоими руками!       Ламберт рассмеялся, глядя, как Лютик полностью улегся на Густава. Опустил взгляд вниз, на то, как плотно ткань штанов облепила ягодицы и облизнулся.       И то, как тесно они были прижаты к бедрам самого Ламберта.       Он не знал, была ли причина в том, что они больше месяца не занимались сексом, и теперь, дорвавшись, Ламберт не мог насытиться, или просто в том, что все у них сейчас было по-другому, но один взгляд на Лютика сжирал Ламберта.       Внезапно Лютик сказал:       — Помнишь, что ты со мной сделал в прошлый раз? Когда была такая жара.       Ламберт промычал в знак согласия, ощутив, как защекотало в паху от воспоминаний.       — Почему ты сказал об этом?       — Просто вспомнил.       — Тебе не понравилось?       — Понравилось, — сказал Лютик, смотря на него через плечо. — Очень понравилось.       — Хочешь повторить? — Ламберт погладил его по ягодице.       Лютик закусил губу, но ответил не сразу.       — Не знаю. Четыре пальца — да, но это…       — Ты знаешь, о чем начнешь меня умолять после четырех пальцев.       Лютик выдохнул и сказал:       — Да, знаю. Но я чувствую себя… паршиво из-за этого. В смысле, мне нравилось, очень нравилось, ничего еще так не нравилось, и ты был аккуратен и нежен, но просто… Это неправильно!       Ламберт рассмеялся.       — Просто непривычно было. Говорю же, начнем с четырех, а там как пойдет. Хочешь, можем купить какую-нибудь игрушку и одновременно попробуем с моим членом?       Лютик закусил губу и чуть привстал, выгнувшись. Глядя в глаза, он сказал:       — Хочу.       Ламберт усмехнулся и довольно шлепнул его по ягодице.       — Останови лошадь, хочу пойти пешком. Не хочу нагружать Густава в такую жару.       — Я могу слезть и пройтись, если…       — Да нет, давай я, сказал же… Ноги хочу размять.       Ламберт кивнул и помог тому аккуратно слезть с лошади. На секунду он задержал его руку в своей и с улыбкой погладил кольцо на его пальце, мягко улыбаясь. Лютик улыбнулся ему в ответ и как-то совсем неловко хихикнул — будто застенчиво.       — Скажи, когда устанешь.       — Ты первый об этом узнаешь, — кивнул Лютик. — Знаешь, мне это напоминает о моих первых путешествиях с Геральтом. Он хотел меня спровадить и заставлял ходить пешком.       — Забавно, да? Он хотел тебя прогнать, а я — не хотел отпускать. Среднего не дано. Ты скучаешь по нему, Лютик?       — Я… не знаю, — ответил он с легкой заминкой. — Не знаю, Ламберт, и мне за это стыдно.       — Почему стыдно?       — Потому что мы с ним долго путешествовали, и он много для меня делал… Хотя не должен был. Но после твоего рассказа, я…       Ламберт хмыкнул.       — Это было давно. Наверное, сейчас бы он, возможно, и помог бы мне. Может и защитил даже. Мы были детьми. Сколько ему было? Двадцать два?       Лютик побледнел.       — Что такое?       — Тебе было двенадцать, когда он…       — Да.       Лютик покачал головой.       — Нет, этому… нет объяснений. Когда ты взрослый мужчина и видишь это…       — Сейчас бы он и помог, увидев это. Что было то было. Я на него злюсь по сей день, но тебе необязательно. Ведь вы в самом деле близки.       Он хмыкнул и покачал головой.       — Все равно… Будто бы немного спал интерес к нему. Не знаю, почему. Вроде... Вроде скучал по нему, точно помню. Тосковал даже. А сейчас совсем не думаю… О, смотри, там речка! Давай искупаемся?!       Ламберт тяжело вдохнул и кивнул, меняя дорогу и сворачивая. Лютик радостно улыбнулся, буквально срываясь на бег в сторону реки. Ламберт быстро догнал его и спрыгнул с лошади, осматриваясь.       — Ни тенька, ничего…       — Нет, смотри, — Лютик ткнул пальцем в сторону. — Пару редких деревьев, там тенек. Иди, посиди, я искупаюсь и приду к тебе обсохнуть. Ты точно не будешь?       Ламберт огляделся, а потом кивнул и снял с себя рубашку. Лютик задорно принялся раздеваться. Неаккуратно скинув все на траву, он буквально забежал в реку, плюхнувшись в воду, погружаясь по самую макушку, а потом вынырнул и радостно глянул на Ламберта. Тот покачал головой, позже залезая сам, подплыв к Лютику и, обняв за талию, притянул к себе.       — Чувствую себя подростком сейчас. Смотрю на тебя и не знаю, чего хочу больше.       Лютик рассмеялся и зарылся мокрыми пальцами в волосы, притягивая к себе, целуя.       В воде было легче и Лютик, на удивление, на сушу вылез даже раньше Ламберта, которому вообще, судя по всему, на дне поселиться хотелось. Вода… успокаивала. И он думал о море, думал о том, что там тоже будет спокойнее… Все должно быть по-другому…       Без желания он вылез из воды, глядя, как Лютик кормил Густава неподалеку у дерева. Ламберт просто вытерся и натянул белье, хотя что-то ему подсказывало, что оно ему не понадобится.       Он повернулся, вглядываясь куда-то вдаль. На дорогу. Дорогу, которая все вела и вела, вела и вела… И ни к чему не приводила. Вся жизнь Ламберта состояла из отторжения и неопределенности, он будто бы и имел что-то, но на самом деле — это было эфемерно и неправда.       Не давало принадлежности.       Наверное, поэтому сейчас с Лютиком было так хорошо. Начало казаться, что его приняли, и они были нужны друг другу, принадлежали друг другу. Это не сковывало, не давило, наоборот — давало ту свободу, о которой Ламберт не думал раньше.       Ламберту начинало казаться, будто бы за долгое время он наконец нашел свой дом. Нашел то место, где он был нужен и важен.       Всю жизнь он скитался как бродяга, гонимый то другими, то самим собой. Глядя на смерть, танцующую рядом с ним макабр, забирающую все, чего он только касался, он будто сам был ею. Смертью. Холодный и отрешенный, наводящий ужас, никем не любимый. А кого любил — проклинал.       Он ненавидел себя, когда подумал, что насилие может удержать Лютика, что так будет правильнее.       Сколько он мучился с того дня, когда все осознал? Когда вспомнил и все понял? Три года прошли для него в лихорадке, мысли давили на него, а страх вылизывал его кости. Он думал о Лютике, о его голубых глазах, о его теле — белом, юном и чистом. О родинках, которые запомнил до единой. Все он запомнил, и все о нем знал наперед.       И сны были. Где мама умирала, Эмили лезла в петлю, а Ди — его Ди, веселая и звонкая — сгорала заживо.       А потом Лютик умирал, умирал у него на руках. Незнакомый и самый близкий одновременно. Умирал, кашлял кровью.       Ламберт зажмурил глаза, ощущая, как они запекли, и сглотнул.       Одно воспоминание об этих кошмарах вводили его в ужас. А уж когда это ему снилось... он просыпался весь в холодном поту, зареванный, иногда с пересохшими губами и немного болящим горлом — от криков.       Просыпался, смотрел в потолок и понимал: он сойдет ума. Сойдет с ума, если Лютика не будет рядом, если он не будет каждую секунду убежден в том, что Лютик в порядке.       И через насилие, через боль, через слезы… Он убеждал себя, что они в порядке. И не верил сейчас, не верил в свое счастье, но потом смотрел на Лютика, и опомнился — он верил в него.       Он открыл глаза и услышал крики. Перепуганный он развернулся, увидев, как Лютик убегал от стаи варгов.       Ламберт выругался, схватив мечи, рванув вперед.       Не дают даже пострадать толком! Тьфу!       Ламберт быстро их нагнал, однако пришлось сначала разбираться с теми, что кинулись на него, пытаясь пробиться вперед и защитить Лютика, спрятать за свою спину. Меч рассек воздух, в ветре повис запах крови, во рту — вкус ржавчины.       Ламберт ощущал, как сердце пропустило удар, когда он услышал крик. Успел буквально кинуться вперед, кого-то там может и ударил, может и нет. Но стало тихо, а потом он и сам не заметил, как в его руках оказался Лютик. Живой. Дрожащий немного, нервно в него вцепившись, но живой.       Ламберт облегченно присел, осев на землю, прижимая к себе, и погладил по спине. На Лютике крови не было, он был в порядке. Сердце у Ламберта, однако, колотилось как бешеное. Он здорово испугался.       — Эй, отпусти, задушишь, — прокряхтел Лютик, стараясь немного отдалиться.       — Не отпущу, — чужим, низким голосом сказал Ламберт.       Лютик замер и осторожно погладил его по напряженной груди.       — Эй, давай, родной, посмотри на меня, я в порядке, — он взял его лицо в свои ладони, вдохнув, как только представилась возможность, и чмокнул в уголок губы. — Тише, я в порядке. В полном.       — Мг.       Лютик улыбнулся ему, погладив по щеке.       — На тебе не твоя кровь?       — Нет.       — Вот и славно. Теперь идем снова отмоемся в речку, давай, вставай, или так и будешь сидеть, пока на нас мухи не слетятся?       Ламберт с трудом встал и откашлялся, а потом посмотрел через плечо и понял, на какое далекое расстояние они убежали. И окаменел.       — Ламберт? — Лютик коснулся его руки, ощущая, как тот был напряжен.       — Что-то не так? Тебя что-то испугало?       — Нет, — едва разборчиво сказал Ламберт, покачав головой. — Нет, все в порядке. Пойдем отмоемся…       — Помогу тебе вымыть кровь с волос. Идем, тебе надо расслабиться.       Они вернулись на прежнее место и снова опустились в воду. Лютик обнял его и поцеловал и принялся отмывать его лицо.       — Ну, что с лицом? Все же в порядке. Пора к такому привыкнуть.       — Нет, просто… состояние аффекта. Я в порядке, Лютик, правда.       — Я рад, — он улыбнулся ему. — Повернись ко мне спиной.       Ламберт послушался, все смотря на расстояние от берега и до того места, куда убежал Лютик. Расстояние слишком большое. Ему должно было стать плохо.       Напряжение с плеч не уходило.       Лютик чмокнул его в затылок и сказал:       — Пойдем обсохнем, волчара. Сделать тебе массаж? Ты ужасно напряжен.       — Можно и массаж… Только не головы!       Лютик хохотнул.       — Посмотрим. Идем.       Пока Лютик искал покрывало, чтобы постелить его, Ламберт залез в свои сумки. Когда он только все это устраивал, чародейка дала ему что-то вроде медальона — в нем была капля крови Ламберта. Что-то вроде… контракта. Договора. Суть его не столько в том, что проклятие будет держаться — оно в любом случае будет держаться, пока условие не исполнится, а как некий показатель.       Треснет — условие начнет исполнятся. Исчезла кровь — исполнилось. Лопнет — проклятье полностью спало.       Ламберт долго рылся, боясь, что потерял.       А потом нашел на самом дне. Раздолбанный на стекляшки.       Он замер и, рвано выдохнув, медленно присел на траву, покачав головой. Он потер лицо руками, не до конца веря, что это… в самом деле могло произойти. Как давно? Вчера? Неделю назад? Месяц?       — Эй, — Лютик присел рядом и обнял за шею. — Ну, что с тобой? Тебе плохо? Что-то тревожит?       Ламберт посмотрел на Лютика.       Одно единственное условие, выполнение которого Ламберт, впрочем, глубоко внутри считал невозможным.       Чтобы Лютик его полюбил.       И сейчас на него смотрели глаза человека, который любил его.       — Нет, Лютик, все прекрасно. Честно. Говорю… состояние аффекта. Я… испугался, подумал, что не успею…       — Дурачок, — снисходительно фыркнул Лютик и щелкнул того по носу. — Но ты же успел, так? Не убивай и не трепи свои нервы, они и так у тебя потрепанные. Пойдем лучше перекусим и поваляемся, м?       Ламберт кивнул, откладывая сумку, и медленно встал, идя к покрывалу, недалеко от воды. Они буквально рухнули на него, обнимаясь. Перекусили мясом, а Лютик заел еще каким-то чудом вареньем, на которое Ламберт при такой жаре и смотреть на мог.       Он лениво валялся на его коленях, пока руки Лютика мягко массировали плечи, изредка поднимаясь к голове, и Лютик искренне забавлялся реакцией Ламберта.       — Лютик?       — М?       — О чем ты думал, когда я… чуть не умер?       Лютик тяжело вдохнул и покачал головой.       — О том, что хочу, чтобы ты выжил. Что мне страшно. Что я бы отдал свои года жизни, если бы это было возможно… Много о чем думал, на самом деле, и мысли не были особо легкими.       Он ласково погладил его по щеке.       Ламберт понял. Он понял, что между ними изменилось.       В момент, когда в голове Лютика щелкнуло, что он готов отдать свои года — тогда пути назад уже нет.       Это только кажется, что это просто мысль. Любая мысль превращается в правду, а затем и в чувство, если она появилась в нужный момент, если могла особо сильно повлиять.       — Я люблю тебя, — внезапно вырвалось из Ламберта.       Лютик широко ему улыбнулся и кивнул, а потом наклонился к нему, чмокнув в кончик нос.       — Кто знает, вдруг твоя любовь и спасла тебя?       — Возможно… Возможно любовь, а может и ты? Кто знает? Я жив, и это прекрасно.       — Да. Мы живы. И мы едем на море.       — И ты больше не злишься? За то время?       Лютик тяжело выдохнул, выпрямившись и погладив Ламберта по груди.       — Много плохого было… Но я так же знаю, что многие вещи были сделаны не тобой. Каким чудом, кстати, сейчас этот... монстр не вылез? Ты же испугался?       — Да. Но быстро успокоился. Страх должен быть на неясную перспективу. Когда ты не знаешь, что будет в следующий момент. Но в следующий момент ты был в моих руках, и меня сразу будто бы покинули все силы.       Лютик кивнул.       — Я знаю, Ламберт, знаю, что ты хороший человек и тебе не хватает человечности. Тебе нужен кто-то рядом. Пусть это буду я. Я вижу, что тебе становится лучше, ты будто расцветаешь. И мне приятно знать, что на это влияю я. Мне приятно быть здесь, с тобой. И утром было приятно. И смотреть на тебя — приятно. На душе сразу становится светлее и хорошо, будто ничего плохого я и не знал… Знаешь, ты иногда заставляешь меня думать, что я — нечто особенное.       — Да. Так и есть. Ты — нечто особенное.       — А ты — плут.       — Нет, я просто люблю тебя. Всем своим существом.       Лютик издал неясный звук умиления и, согнувшись, обнял его за шею так, что Ламберт едва не задохнулся и резко оперся о локоть, потом — рассмеялся. И Лютик рассмеялся вслед за ним, потираясь носом о его висок, ощущая себя отчего-то самым счастливым. Будто сейчас у него в руках был не Ламберт, а какой-то важный кусочек его самого. Важный кусочек мира.