Мох заглушает звук твоих шагов...

      В следующее его появление над листвой уже сгустилась ночь. В центре поляны горит костер. Яркий и живой, он освещает все вокруг себя, соперничая с луной. У огня Чуя, что-то тихо шепча, подбрасывает в него все новые и новые ветви. Он словно уговаривает пламя вспыхнуть до небес. — Что здесь происходит? — Рампо удивлен: Чуя не любит костры, он сам ему однажды об этом сказал, и поэтому все происходящее кажется чем-то странным. — Весна подходит к концу, детектив. Лето все ближе, и оно полно новой жизни, нового счастья, новой надежды. Солнце родилось заново. Сегодня Белтейн, и этот огонь в его честь. Отхлебнув из неизвестно откуда взявшейся бутылки, он начинает идти вокруг костра, не отрывая взгляд от лица детектива. Сперва медленно, будто выбирая место для следующего шага, а потом все быстрее и быстрее. Теперь это танец, дикий и завораживающий. Сейчас (как и каждый день) Чуя прекрасен для Рампо. На нем, словно корона, надет венок из дубовых листьев и желудей. Лесной властелин легким, уверенным шагом движется по поляне. Сегодняшняя ночь — его королевство, а огонь — знамя, верный слуга и советник. Пламя пляшет в такт движению его рук. Залюбовавшись им, Рампо не сразу замечает в руках друида еще один венок. Улыбаясь, Чуя возлагает его детективу на голову. — Нет дерева священнее, чем дуб. Он защитит тебя ото зла, — шепчет он Рампо в уши и, смеясь, возвращается в круг. Этой ночью у Белтейна два короля. Всполохи огня похожи на рыжие локоны Чуи, разметавшиеся вокруг его лица от вина и быстрого танца. Рампо позволяет этим локонам увести себя в круг, полный древней магии, пьянящего дыхания молодого друида и его прищуренных хитрых глаз — посмотри в них, и ты забудешь обо всем. И, кажется, он понимает смысл той фразы, которую Чуя сказал в их первую встречу. Время не имеет значения. Века текут ленивой рекой, чтобы в конце слиться с океаном вечности, но Он всегда будет танцевать здесь. Эпохи будут сменять друг друга, будут появляться и угасать все новые и новые великие державы, все живое будет рождаться и умирать, на смену старому придет новое, но в этом лесу, вечно празднуя жизнь, будет пылать костер, а вокруг него будет двигаться тот, чьему народу на заре мира кем-то, у кого уже давно нет имени, было поручено оберегать лесные земли и магию, живущую в них. Не прерывая своего танца, Чуя всовывает ему в руки бутылку и тут же снова уносится вперёд, как будто повинуясь лишь ему одному слышимой мелодии. Жидкость в бутылке пахнет цветами, медом и хвоей. Хмельное серебро и пьянящее золото. Рампо делает глоток, и на одну секунду ему кажется, что это вовсе не парень движется вокруг костра, а лиса, выскочившая из кустов прямо перед тем, как он сам оказался здесь, и теперь вынужденная кружиться среди языков пламени, сливаясь с ними и снова отскакивая назад, в объятия белтейновской тьмы. Но стоит ему моргнуть, как видение исчезает: вместо лисы на поляне танцует Чуя, маня его за собой. Улыбаясь, друид хватает детектива за руку, и не последовать за ним невозможно. Рампо оказывается втянут в дикий танец Чуи, огня, лета и жизни. — Ну же, Рампо, станцуй со мной. В эту ночь нельзя не танцевать, в эту ночь никому нельзя оставаться в стороне. — Ты пьян. — Пьян как Белтейн. Рампо никогда не умел танцевать, но кажется, что в такую ночь это не важно. Чуя хихикает, когда его ноги заплетаются особенно сильно, но таинственная, зачарованная музыка бежит по венам, и их движения все еще точны. Ладонь в ладони, а сердце к сердцу. Великие события веками происходят в эту ночь. В Ирландию приходят новые народы, рождаются короли, гибнут старые боги и из-за края жизни приходят новые. В эту ночь они целуются. Не могут не целоваться, ведь музыка все еще ведет их, и это продолжение танца. Руки вплетаются в волосы, губы растягиваются в улыбки. Отстранившись, Чуя внимательно смотрит ему в глаза, как будто ища в них ответы на одному ему известные вопросы. Кажется, он удовлетворен тем, что узнал от них, потому что в следующее мгновение притягивает Рампо к себе, и они одно целое. «Это все Белтейн», — мысленно успокаивает себя Рампо, в новом порыве потянувшись к мягким, пахнущим вином и счастьем губам. Чтобы это ни значило, он сочтет это достойным оправданием своего нестерпимого желания целовать лесного юношу снова и снова. «Это все Белтейн», — он продолжает повторять, но знает, что это неправда. Это все Чуя. Чуя, которого он встретил совершенно случайно и которого на самом деле не должен был встречать. Чуя, который пьет вино и утреннюю росу, а сейчас стоит напротив, утопая босыми ногами в мягком мхе. Чуя, который резким выпадом своего ритуального кинжала способен убить, но предпочитает крови воду. Чуя — часть легенд и мифов темного средневековья, со смешком прикусывающий его губу, легко прижимается ближе, и это все, о чем Рампо способен и должен думать. Их колдовская пляска продолжается до рассвета, когда пламя уже давно угасло, а солнце золотым углем появляется над верхушками деревьев. Это была самая длинная ночь в году, но даже волшебные ночи, к сожалению, имеют свойство кончаться. Уходя, Рампо понимает, что навсегда оставил часть себя в праздничном костре, и теперь его жизнь поделена Белтейном надвое. К прошлому уже не вернуться.