Секс-тективное агентство "И.С.И.Д.А."

      Сырой подъезд пропах сигаретами, серые табачные облака истребителями вспарывали комары. Я вдавила кнопку возле Инниной двери, и пронзительный звон заглушил их настырное зудение заодно с гоготом пацанов, пьющих пиво на подоконнике пролётом ниже. За окном трепетала под ливнем сочная летняя листва.       Никто не открывал. «В уборной она, что ли?» — предположила я и решила чуточку подождать. Дом Инны сильно сдал с тех пор, как я была здесь последний раз. Краска облупилась, зелёные кляксы на обшарпанной штукатурке смотрелись картой неведомых материков. Вспомнился кабинет географии, наше с Инной озорство под партой… Далеко же дорога жизни развела бывших одноклассниц. Я вновь нажала кнопку, звонок походил на школьный.       А в ответ — тишина. Я повесила зонт на согнутый локоть и проверила часики на запястье: два ноль семь. Да что она себе думает? Утром так рыдала в трубку, что я испугалась, как бы телефон от воды не испортился, и умоляла приехать к двум! Я бросила дела, примчалась утешать её, а она куда-то ускакала!       В болтовне пацанов внизу послышалось: «Зырь, грязнуля».       Старательно не оборачиваясь на голос, я втянула голову в плечи и украдкой потёрла икры одна о другую, чтобы стряхнуть засохшие на коже чёрные пятна. Ненавижу дождь: у меня беда с походкой, отчего слякоть из луж постоянно брызгает мне на ноги, порой долетает выше колена и заляпывает бриджи.       Я позвонила в третий раз. С тем же результатом.       — Девушка, а вы к кому? — полюбопытствовал один из парней снизу.       И почему их никто не выгнал? Конечно, вряд ли они бросятся на меня средь бела дня, а всё равно приятного мало.       Я полезла в сумочку за телефоном, но от волнения под взглядами незнакомцев никак не могла его нащупать. Между тем в голову начали лезть нехорошие мысли о том, почему Инна не открывает. Она так горько плакала о расставании с Васей, что, учитывая её душевные проблемы, могла и…       — Тьфу-тьфу, — сплюнула я и от безысходности толкнула дверь плечом.       Она отворилась.       Я без раздумий юркнула внутрь — подальше от чрезмерно весёлых и общительных пацанов, — и заперла замок на оба оборота.       В прихожей было сумрачно, из распахнутого настежь кухонного окна шумел ливень. Я щёлкнула выключателем и нарочито бодро позвала:       — Ин! Инна! Иннокентий Смоктуновский! Кеша!       Никто не отозвался. С замиранием сердца я заглянула в ванную — слава богу, пусто. «Да не станет она вены резать», — успокоила я себя и сразу напряглась заново: «А вдруг к ней грабитель залез? А я тут разоралась! Вот он сейчас как выскочит!»       Я замерла и вся обратилась в слух. Сквозь шорох дождя различила гул старого компьютера. Облегчённо выдохнула, разулась и, минуя гостиную, вошла в спальню Инны. Как я и думала, подружка сидела за компом в наушниках…       На экране был мужик, прикованный к кровати. Одна женщина елозила промежностью по его лицу, впиваясь пальцами в простыни. Другая, хулигански зубоскаля, била ему щелбаны по члену: по всей длине ствола, по пунцовой головке, яйцам тоже доставалось. Мужик метался, сгибая колени и тщетно пытаясь свести ноги. Ему происходящее явно не нравилось, в отличие от его мучительниц. И от Инны.       Одну ногу она положила на компьютерный стол, другую задрала на тумбочку слева; на щиколотке, вытирая пыль с тумбочки, болтались жёлтые трусики. Инна орудовала рукой у себя в паху, колёсики стула под ней поскрипывали по ламинату.       Сколько же лет я не видела, как она мастурбирует?       Когда мы познакомились в девятом классе, Инна была настоящей оторвой. Понятия не имею, кто или что так на неё повлияло, но пока я грезила шикарными балами и серенадами под окном, у неё только и разговоров было, что о крепких мужских задницах, презервативах, членах, вагинах и сперме. Инна прямо-таки мечтала заняться сексом, и, словно откликаясь на её желания, её тело обрело соблазнительные формы. Я бы, наверно, по уши втюрилась в эту смелую знойную смуглянку, если б знала тогда, что так можно. Однако нам, невинным провинциалкам, и в голову не приходило, что бывает однополая любовь, поэтому мы просто «играли в секс» — так сказать, тренировались друг на друге, репетировали встречу с «настоящим мужчиной»…       Обуянная давно забытыми эмоциями, я не стала привлекать внимание Инны, а на цыпочках приблизилась и посмотрела ей через плечо.       Инна жмурилась, длинные угольные волосы липли к круглым, похожим на наливные яблочки, щекам и потной шее. Под домашним оливковым сарафаном вздымались пышные груди. Правой рукой Инна придерживала закатанный подол. Между пальцами левой руки скользил крупный влажно блестящий клитор. Инна погрузила средний и безымянный пальцы глубже, надавила ладонью на кучерявый лобок и прерывисто застонала в истоме.       Тут мне сделалось неловко. Я попятилась и деликатно покашляла. Ноль реакции.       Женщины на видео поменялись ролями. Дамочка, видимо, задобренная языком мужика, не стала бить его хозяйство, а поплевала на ладонь и принялась надрачивать. Мужик задвигал бёдрами — и она отняла руку. Член судорожно задёргался, с головки по стволу заструилось мутное семя.       Инна взяла мышку и стала отматывать ролик назад. Похоже, ей не хватило.       — Вижу, ты и без меня прекрасно справляешься, — громко сказала я.       Едва не снеся ногой монитор, Инна крутанулась на стуле, развернулась ко мне и оправила подол. Её красные щёки побледнели от испуга, зелёные глаза были выпучены. Она сорвала массивные наушники, из которых раздавался девичий хохот и мужские стоны, и просипела дрожащим голосом:       — Соня, ты чего здесь?       — В смысле «чего»? — возмутилась я, скрывая смущение; упавшие под стул трусики так и притягивали взгляд. — Ты сама меня к двум позвала, могла бы принять гостью в пристойном виде. У тебя, кстати, дверь была открыта, а в подъезде какая-то шпана сидит. Что, если бы они к тебе завалились?       Краска совершенно отлила от лица Инны, и я успокоила подругу:       — Не боись, я закрыла.       — С-спасибо… — рассеянно прошептала Инна. — Извини. Я ждала тебя к четырём. Мы же на четыре условились.       — На два, — упёрлась я. — Я ещё удивилась, с какой точностью ты сказала: «Четырнадцать ноль-ноль».       — Не говорила я такого, — нахмурилась Инна и вдруг просияла, аки Шерлок, раскрывший дело: — Во! Точно! Ты, наверное, перепутала четыре и четырнадцать.       Я была уверена, что Инна сама всё напутала, но спорить не стала: подруге трудно, неудивительно, что у неё каша в голове.       — Я… чайник, — пробормотала Инна, поднялась и на негнущихся ногах пошла на кухню.       Бросив прощальный взгляд на валяющиеся в пыли жёлтые трусики, я последовала за хозяйкой.       Летом после десятого класса Инна отправилась в лагерь, похваставшись перед отъездом пачкой презервативов. Она была твёрдо намерена лишиться девственности с каким-нибудь горячим иногородним парнем, а то и опытным вожатым. Я слегка завидовала её решимости и не сомневалась, что она, наконец, осуществит свою мечту… Но по возвращении Инну стало не узнать. В ответ на мои расспросы, сделала ли она «это», подруга огрызалась. Она дичилась мальчишек и вообще больше не заводила речи о половых сношениях. Я с ужасом заподозрила, что либо долгожданный секс горько разочаровал её, либо с ней случилось нечто худшее. Мои робкие попытки утешить и вызнать подробности лишь заставляли подругу сильнее замыкаться, и я прекратила бередить. В середине одиннадцатого класса Инна резко куда-то уехала; ходили слухи, что родители увезли её лечиться. Вернувшись, она устроилась кассиршей, а я тем временем поступила в филиал столичного универа и полностью отдалась учёбе… и парню, которого там встретила.       Итак, спустя четыре года после того злосчастного лагеря мы сидели на кухне. Роняя слёзы в чай, Инна всхлипывала:       — … и тогда Вася расстегнул ремень. А я… я просто не могла. Я оттолкнула его и сказала, что не готова. Он разозлился, обозвал меня френдзонщицей, а я его — похотливым животным. Он ушёл и не звонит!       — Ну и пошёл он, — сказала я рассудительно. — Раз ты нужна ему только для потрахаться, значит, он тебя и не любит. Любил бы — потерпел бы ради тебя.       — Он должен ради меня что-то делать, а я не должна, что ли? — спросила Инна. — Это же несправедливо! Я люблю его и хочу, чтобы ему было приятно. Ты его не знаешь, а он такой классный! Заботливый! Мы уже год вместе, а я даже поцеловать его не каждый раз могу. Может, я всё-таки стопроцентная лесби?       — Да нет, — задумчиво протянула я. — Тебе же Вася нравится. Да и в твоей порнухе был мужик.       — Это другое, — проговорила Инна, потупившись; она мяла оливковый подол, а я старалась отделаться от мысли, что под ним ничего нет. — Там мужчина был связан, женщины в безопасности, и вдвоём им не страшно.       — Попробуй связать Васю, — предложила я.       — А вдруг он не согласится? Вдруг решит, что я психическая?       — Мы не в викторианскую эпоху живём. У нормы есть варианты. Некоторым нравятся верёвки и наручники.       — Как может нравиться беспомощность? — заморгала Инна. — Уж я-то знаю, каково…       Она осеклась и снова уставилась на свои колени. Я придвинула к подруге табурет, ободряюще обняла её за плечи, погладила густые волосы. Инна подняла голову и благодарно поцеловала меня в щёку. Её мягкие губы были чуть липкими от сладкого чая. В следующий миг Инна подалась ко мне всем телом, её пальчики сцепились у меня на спине.       Я отстранилась. Пусть былые чувства и всколыхнулись, теперь я знала, что однополые ласки такие же настоящие, как традиционный секс. Девочка с девочкой тоже считается, а значит, развлёкшись с Инной, я изменю своему Венчику. Я не желала быть изменницей.       Пожимая ладони Инны, я сказала:       — Милая моя, ты ведь переживала и худшее, чем ссору с парнем. Ты справишься. А я поддержу. Главное, не пропадай надолго. Пиши мне, делись проблемами… и на мои сообщения не забывай отвечать.       С тех пор, как мы съехались с Венчиком, общение с Инной отчего-то затухло. Она ссылалась на то, что слишком занята в магазине, но я подозревала, что она ревнует. Всю вечеринку по поводу новоселья она глядела на Венчика волком. Можно подумать, сама в то время уже не гуляла с Васей!       — Спасибо, что приехала, — улыбнулась Инна. — Мне полегчало.       Я посмотрела на часы: три сорок семь. Ещё успею вернуться к Венчику прежде, чем он уйдёт на смену. Я допила чай залпом, поднялась и сказала голосом доброго волка из мультика:       — Ну, ты это… заходи, если что.       — Нет, уж лучше вы к нам, — рассмеялась подруга.

_____

      Венчик был человек-загадка, человек-противоречие. После школы он отслужил по призыву и пошёл в вуз, но не за высшим образованием, а работать охранником. Казалось бы, биография, достойная чёткого пацана с района, однако мне было сложно представить гопника по имени Вениамин. На мой взгляд, оно скорее подходило питерскому интеллигенту. Пробегая мимо него по утрам и показывая студенческий, я обязательно замечала на его столике классическую книжку: Достоевского или Набокова, Гюго или Уайльда, — не брезговал он и эпосами вроде «Беовульфа» и «Калевалы». Я спрашивала, не готовится ли он к поступлению к нам на филфак, но немногословный Вениамин лишь с усмешкой качал головой.       Он был высок и поджар, костистое лицо всегда гладко выбрито, жёсткие каштановые волосы вечно топорщились на макушке. Я советовала ему стричься либо короче, чтобы причёска смотрелась аккуратнее, либо длиннее, чтобы собственная тяжесть не позволяла волосам стоять торчком. Он опять улыбался, и вокруг тёплых карих глаз собирались очаровательные морщинки.       На каникулах после второго курса я случайно встретила Венчика, бродя с друзьями вечером по набережной. Он выгуливал своего старого пса. Я отвалилась от компании и осталась с Венчиком. Он мне уже давно нравился, и я не могла упустить случая побыть с ним наедине. Той же ночью мы переспали.       Через три недели пёс, которого Венчик растил с детства, умер, и я изо всех сил утешала хозяина.       Мама с папой были не в восторге, что мой парень на пять лет старше меня, но стоический Вениамин произвёл на них приятное впечатление: не алкаш, не наркоман, пусть небогат, зато работящ, а остальное приложится. Отец по знакомству устроил Венчика ночным охранником на завод, где платили побольше, а вскорости я переехала в частный дом на окраине, доставшийся ему от родителей.       Когда я вернулась от Инны, Венчик стоял под козырьком крыльца и мрачно разглядывал грядки. Огурцы он накрыл, помидорам в теплице ненастье не грозило, а вот картошку напрочь зальёт. Дождь и не думал кончаться.       «Что за мысли старой бабки?» — подосадовала я на себя. Пробежав мощёной дорожкой, походя сорвала незрелую сливу, поднялась на крыльцо и поднесла её к губам Венчика. Томно прохрипела:       — Отведай сей плод, мой Адам.       Венчик стоял с голым торсом, на нём были только шорты и резиновые сапоги. Он приобнял меня за талию, откусил кусочек сливы и, поморщившись от кислятины, проглотил.       — Ты даже не скажешь, что Ева дала Адаму яблоко, а не сливу? — спросила я.       — Яблоко — расхожее заблуждение. На самом деле, в писании не уточняется, что это был за плод.       — Ишь, умник выискался, — игриво проворчала я и, отбросив зонтик, принялась щекотать его твёрдый пресс.       Встреча с Инной взбудоражила меня. Я готова была разложить Венчика прямо на крыльце, но он так верещал и извивался под моими пальцами, что я сжалилась и отпустила его.       — Как там Инга? — участливо спросил он.       — Инна! Хоть притворись, что интересуешься моими друзьями!       — А что ты хочешь? Я её раз в жизни видел. Да и ты про неё особо не распространяешься.       Венчик был прав. Я не вдавалась в подробности нашей с Инной дружбы, чтобы он не взревновал, и чтобы несчастье, приключившееся с Инной в лагере, осталось тайной.       Мы прошли в дом.       Пока Венчик ставил чайник, я переодевалась. Блузка и бриджи легли на кровать. Прежде, чем натянуть спортивки и футболку, я застыла у зеркала. Соломенное каре вилось от сырости, обрамляя овальное личико с чуть длинноватым носом и чуть островатым подбородком, но в целом вполне меня устраивающее. Точёные брови и большие голубые глаза — загляденье. А вот всё, что ниже головы… эх! Лифчика я могла бы вовсе не носить, бёдра были узковатыми, попа тощей. В последние месяцы я терзалась мыслью, что больше не возбуждаю Венчика.       Однажды он выронил из кармана замшевую коробочку такого вида, словно в ней хранилось кольцо. «Не рановато ли?» — лукаво прищурилась я, и впрямь сомневаясь, что готова к официальному замужеству. Венчик было стушевался, но взял себя в руки и с фальшивой обидой объявил: «Ну, теперь мне уже не хочется». Мы оба тогда посмеялись, однако ни коробочки, ни тем паче её содержимого я больше не видела, а Венчик словно остыл ко мне.       Мы спали реже, а когда спали, прежней нежности не ощущалось. Он механически долбился в меня, а потом выбрасывал презерватив. Но хотя бы не отворачивался к стенке. Спрашивал, довольна ли я, и, узнав, что недовольна, нырял мне между ног. Куннилингус был таким же механическим: чудилось, что каждый раз язык Венчика повторяет одни и те же заученные движения. С тем же успехом я бы управилась и собственными пальцами. Утешал только факт, что это делает для меня любимый человек. Ведь если бы не любил, и не старался бы, правда? Я пыталась давать ему инструкции, и он деловито внимал. Увы, оказалось, что внятно сформулировать свои желания не так-то просто, и, сосредоточившись на подборе слов, я теряла остатки возбуждения.       Заслышав, что Венчик наливает вторую кружку, я пошлёпала в кухню и на ходу крикнула:       — Мне не надо! Мы с Инной напузырились.       Венчик сел на край стола, отхлебнул из своей кружки с надписью «Ох рано встаёт охрана» и театрально вздёрнул бровь:       — Чего это вы напузырились?       Я сообразила, что забыла одеться и стою перед ним в одном белье. Ну, как забыла…       — А ты, я смотрю, хочешь чаю аж кончаешь, — подбоченилась я. — Это легко устроить.       Я прильнула к тонким губам Венчика, заскользила ладонями по его мускулистой спине. Он грохнул кружкой о стол и обхватил мою талию. Похоть, растревоженная встречей с Инной, всё жарче разгоралась в животе. В лобок упёрся член, зашевелившийся у парня под шортами.       — Я опоздаю, — совестливо прошептал Венчик, обдавая мои ноздри горячим дыханием; пахло шоколадным пряником. — Извини, мне пора.       С разочарованным вздохом я отпустила его. Оделась, уселась на кровать по-турецки и смотрела, как он собирается на работу.       Поцеловав меня на прощание, Венчик ушёл.       «Раз ты нужна ему только для потрахаться, значит, он тебя и не любит. Любил бы — потерпел бы ради тебя», — так я сказала Инне несколько часов назад, укоряя её Васю. Но в том же можно было упрекнуть и меня.       Что с того, что половая жизнь не задаётся? Разве отношения ограничиваются сексом? Венчик ведь замечательный. И за хозяйством следит почти в одиночку, и на еду зарабатывает. И связывает нас не только постель. Я помню, как хоронили его родителей (он поздний ребёнок; потому и начал работать сразу после армии, чтобы не быть обузой пожилым отцу с матерью). Потом мы ездили плацкартом на море, вписались в компанию бардов и развлекали (а ночью злили) вагон песнями под гитару. В первый же день заплыли за буйки, у меня свело ногу, и Венчик вытащил меня на берег, сам чуть не захлебнувшись. Смотритель пляжа крыл нас матом, а мы стояли, повесив головы, будто нашкодившие школьники. А вечерами дискутировали о литературе. Например, Венчик твердил, что Набоковская «Камера обскура» отстой, потому что все три основных героя ублюдки, а он предпочитает персонажей, которым можно сочувствовать. Я возражала, что главное — изысканный язык и проблематика, а за крутыми идеальными героями пусть идёт в ширпотребное фэнтези.       — Фэнтези… — вдруг произнесла я вслух, развалившись на кровати и изучая знакомые дощатые узоры на потолке. — Фэнтези, фантазия…       Вспомнилось видео, которое смотрела Инна, и её пояснение: «Там мужчина был связан, женщины в безопасности, и вдвоём им не страшно».       У меня зародилась идея: не преодолеет ли Инна страх перед сексом с парнями, если реализуется её фантазия об «обезопашенном мужчине» и подружке, рядом с которой она будет чувствовать себя уверенней?       Вася отпадал. Во-первых, Инна считала, что он не согласится. Во-вторых, ситуация требовала моего участия, а я не хотела постельных игрищ с другим мужиком.       Венчик, с другой стороны… Я похабно ухмыльнулась: «Сколько же зайцев мы убьём одним выстрелом?» Я помогу подруге проработать её зажимы, чтобы потом она смогла сойтись с Васей. Это раз. Я снова спустя много лет поозорничаю с Инной, при этом не тяготясь виной, ведь если Венчик будет участвовать, получается, что я ему не изменю. Это два. Наконец, есть шанс, что тройничок вдохнёт новую жизнь в нашу с Венчиком затухающую страсть.       — Это т-три, — сказала я заикающимся голосом Фандорина и потянулась за телефоном.       Инна восприняла идею настороженно, но в итоге согласилась. Тогда я позвонила Венчику.       — Алё? — ответил он, тяжело дыша. — Что… такое, Соня? Сос… кучилась?       — Чего запыхался? — спросила я. — Я думала, ты там штаны перед телеком протираешь.       — Я б давно жиром заплыл. Обход… точнее, оббег со сторожевым псом устроил. Кровь разгоняем. Слышь, Полкан? Передай привет.       Из динамика донеслось шумное сопение. После смерти семейного пса опустевшая конура покосилась. Венчик не завёл нового питомца, видно, боясь очередной утраты, однако повозиться с чужими собаками он любил.       — Хороший мальчик, дай мне обратно Венчика, пожалуйста, — усмехнулась я и изложила свой развратный план.       — Нет! — отрезал Венчик. — Ни в коем случае! Что тебе взбрело? Чтобы я, да с другой девчонкой? Мне нужна только ты.       Немного уязвлённая отказом, я строго сказала:       — Это не для тебя, а для Инны, понял? Мы будем не тебя ублажать, а лечить её андрофобию. А тебя привяжем к кровати, чтоб грабли не распускал.       — Ладно, — обречённо вздохнул Венчик. — Только в задницу мне ничего не суйте.       — А стоп-слово какое? Флюгегехаймен?       — Как насчёт «отпустите, затрахали»?       — О, всенепременно! — хихикнула я и, оставив за собой последнее слово, сбросила вызов.       Стемнело, а в стёкла всё барабанили назойливые капли. Я выключила торшер и, не в силах совладать с предвкушением чего-то необычайного, запустила руки под спортивки.