Секс-тективное агентство "И.С.И.Д.А."

      Должно быть, я никогда не привыкну к столичным высоткам. Пока «Мерседес» Владимира полз по проспекту в потоке машин, я на заднем сиденье уткнулась виском в стекло и зачарованно глазела на многоэтажки, растущие по обе стороны дороги. Какие громадины! Как подавляюще нависают, заслоняя небо… Я даже не могла понять, нравятся они мне или нет. Они просто завораживали.       Стоял серый ноябрьский день. В эту пору, когда деревья уже полностью облетели, и дворники вывезли палые листья, трава увяла, а снег ещё не укрыл чёрную землю на газонах и голые ветви, мир казался мёртвым и стерильным. Словно труп на столе в морге, выпотрошенный и забальзамированный, но ещё не одетый в похоронный наряд и не уложенный в гроб. Родственникам нельзя видеть его таким — слишком горько. Кое-где на улицах уже висели яркие новогодние украшения — не то насмешка над неприкаянной наготой мира, не то ободряющее обещание, что ему не вечно оставаться столь пустым, унылым и неуютным.       Евгения, сидящая спереди справа от мужа, прикрыла глаза и слушала музыку с телефона. Владимир ловко крутил баранку, перестраиваясь из ряда в ряд. Изредка он, не глядя, нащупывал бутылку воды, которую вытащил из кармана пальто и вставил в дырку для стакана возле ручки переключения передач. Будто проверял, не пропала ли она. Наверное, это нервное. Когда чувствуешь, что теряешь контроль над своей жизнью, подсознательно пытаешься восстановить его за счёт мелких ритуалов, которые незаметно вырабатываешь. Бутылка стала своеобразным талисманом Владимира в эти дни, наполненные страхом за сына. И, возможно, тщательно подавляемыми подозрениями, что действительно вырастил убийцу.       — Вы поймите, я не презираю шлюх за то, что они якобы порочные или греховные, или по каким-то подобным замшелым причинам, — вещал Владимир. — Мне омерзителен ореол жертвы вокруг них: дескать, «мы все Сонечки Мармеладовы, злая судьбина нас заставила». Эти ленивые лицемерки просто отказываются признаться, что больше ни на что не годны, что не умеют и не хотят учиться зарабатывать на жизнь чем-либо, кроме данного им от природы… Разумеется, я говорю не о случаях, когда женщин воруют и принуждают к проституции! — поспешно и немного раздражённо уточнил Владимир, заметив в зеркало заднего вида, что я открыла рот. — Подобные преступления ужасны! Но вот появился интернет — и что мы видим? Неужели всех этих вебкамщиц кто-то заставляет? Нет, они сами решают продавать себя, расписываясь в том, что больше им нечего предложить миру.       — Спрос рождает предложение, — пожала я плечами. — Я-то сама стесняюсь, ну и, может, воспитание такое, поэтому порно не для меня. Но в целом совершенно не вижу, почему бы свободной женщине не зарабатывать так, как ей вздумается. Если множество мужчин готово платить… Да и потом, это ещё не говорит, что девушка не годна ни на что, кроме демонстрации себя. Например, с помощью вебкама она копит на платный вуз, после чего получает образование и работает по специальности, принося пользу обществу.       — Мы с женой наводили справки — вы приезжие, — Владимир побарабанил пальцем по рулю. — Наверняка в первое время у вас были финансовые трудности. Разве вы с вашей коллегой Инной поправили их изготовлением порнографии?       — Н-нет, — с запинкой признала я. С одной стороны, не хотелось проигрывать в споре. С другой — мой голос прозвучал не без гордости: «Даже раскрепощённая Инна не подумала подзаработать вебкамом, а днями напролёт драила подъезды. Мы с ней трудились по-настоящему! У нас есть усердие и мозги, а не только внешность. Мы не такие, как стрекозы-стримерши, мы работящие муравьи…» Я остановила поток мыслей, сообразив, что подпадаю под влияние Владимира. Всё-таки он профессор в университете, знает, как вкладывать в сознание слушателей свои идеи.       — Видите? — хмыкнул Владимир. — Не думайте, что я какой-то домостроевец: киндер, кюхе, кирхе. Я глубоко убеждён, что женщинам посильны и доступны все те же дороги в жизни, что и мужчинам. С любой работой, считающейся мужской, вы способны справиться не хуже. Но почему тогда столько женщин, мнящих себя феминистками, предпочитают идти по пути наименьшего сопротивления и зарабатывать сексом? Лицемерные дряни! Они обзывают мужчин похотливыми животными и насильниками, ущемляющими их налево и направо, но при этом радостно зарабатывают на их неудовлетворённых инстинктах.       Понятно, что Владимиру нелегко, но мне надоело, что он выплёскивает на меня негатив, накопившийся из-за страха за сына и злости на Марию. Белов уже перечислил «И.С.И.Д.»е предоплату, однако в мои обязанности детектива не входило выслушивать его жалобы на несправедливость мира. Не вовлекаясь более в спор, я сменила тему:       — Вы пару раз упомянули, что Мария Качанова может быть не убита, а похищена…       — Да, есть вероятность, что она жива, — быстро подтвердил Владимир. — В её квартире был беспорядок и следы борьбы, но никакой крови, кроме искусственной — реквизита для стрима. Поэтому предполагают, что нападавший только оглушил её ударом, после чего отвёз в своё логово. Может, там он её и убил. Может, до сих пор насилует. А может, она всё-таки умерла ещё тогда, в прямом эфире. Ничего не понятно, а виновного уже нашли! Мой бедный Валя!       В голосе Владимира прорезалось отчаяние, и я пообещала:       — Справедливость восторжествует. Если Валентин невиновен, мы сумеем его оправдать. Будьте уверены: мы с Инной беспристрастны. Как вы сами заметили, мы не «лицемерные стримерши». Мы честно выполняем свою честную работу.       — Спасибо… Простите, — пробормотал Владимир, слишком внимательно смотря на дорогу, избегая моих голубых глаз в зеркале заднего вида. Похоже, он устыдился своей возмущённой проповеди.       Остаток пути прошёл в тишине. У меня пока больше не возникало вопросов. Владимир помалкивал да поглаживал свою бутылку.

_____

      Беловы жили на шестом этаже хорошо сохранившейся сталинки. Едва войдя вслед за ними в тёмную прихожую, я услышала разносящуюся по квартире тоскливую музыку — «Вальс Ирен» Дашкевича. Владимир щёлкнул выключателем, и под высоким потолком зажёгся плафон. Узкая длинная прихожая перетекала в коридор с множеством дверей по бокам. Комнат в квартире насчитывалось прилично; видимо, когда-то она была коммунальной.       — Можно не раздеваться? — попросила я. Перед выходом я лишь сменила лёгкие офисные туфельки на сапоги, накинула пальтишко и шарф. Сняв их сейчас, в одной тонкой блузке я бы чувствовала себя незащищённой.       — Да, конечно, — кивнул Владимир. — Проходите за мной.       Расстегнув пальто и распустив шарф, я пошла за хозяином. Паркет под ногами поскрипывал, стук моих сапожек разлетался эхом под трёхметровым потолком. По мере приближения к комнате Валентина тягучий «Вальс Ирен» становился всё громче, заглушая прочие звуки. Когда коридор завернул вправо, мне представилось, будто я очутилась в лабиринте минотавра, и накатившее ощущение уязвимости усилилось. Сердце застучало чаще.       Последний раз, когда я была в гостях у фигуранта расследования, та напала на меня и огрела здоровенным резиновым членом. Ну и натерпелась же я тогда страху! Даже притом, что рядом в засаде сидели Инна с Васей и отряд полиции… А сейчас-то я одна. Вдруг за одной из этих дверей Беловы держат связанную избитую Марию? «Глупости! — я взяла себя в руки. — Если Беловы преступники, какой им смысл нанимать нас и приводить сюда? Здесь мне никто не угрожает».       Комната Валентина была в конце коридора. Отец постучал в дверь, покрашенную белой местами облупившейся краской, и «Вальс Ирен» стих.       — Я привёл детектива! — крикнул Владимир. — То, что мы обсуждали… Поговорите!       Ответа не последовало, только щёлкнула открывшаяся щеколда с той стороны. Глубоко вдохнув и выдохнув, я вошла.       — Здравствуй, Кларисса, — издевательски-елейно прошипел Валентин; его яркие губы растянулись в улыбке, но брови были сдвинуты, и зелёные глаза смотрели исподлобья.       Одетый по-домашнему в тапки на босу ногу, спортивки с лампасами и мятую толстовку, он стоял посреди комнаты. Держал руки по швам и буравил меня едким взглядом. Моего роста, широкоплечий, но ужасно худой. Из коротковатых рукавов толстовки виднелись тонкие запястья с зеленовато-голубыми венами, из растянутого ворота росла длинная цыплячья шея. А голова на шее была красивой. Вьющиеся золотые волосы чуть-чуть не доставали до плеч, обрамляя аристократичное лицо с чувственными губами, особенно красными на фоне бледной кожи. Валентин походил то ли на милого мальчика Маколея Калкина, если бы тот не начал употреблять наркотики, то ли на Драко Малфоя, чьи черты с возрастом не огрубели, как у Тома Фелтона. Только неприветливая мина портила впечатление.       Я мысленно сравнила его стать с фотографиями Марии, которые посмотрела в «Инстаргаме», пока ехала сюда. Девушка тоже была довольно субтильной. В принципе, Валентин мог бы с ней справиться.       — Если я Кларисса, то вы, получается, Ганнибал, — парировала я. — Марию не могут найти, потому что вы её съели, а мне придётся огорчить вашего отца вестью о вашей виновности.       — Огорчайте, — музыкант отвернулся к окну и сложил руки за спиной. — Какая уже разница? Вы всё равно ничем не поможете, все против меня.       — Меня наняли быть за вас, — смягчила я тон. — Поэтому давайте не ссориться.       — Мне почти жаль, что я не убивал Марию, — зло проговорил Валентин. — Тогда, по крайней мере, происходящее со мной было бы заслуженным, — он сгорбился, упершись кулаками в подоконник, и вздохнул: — Ладно, садитесь. Какие у вас вопросы?       Я постеснялась подвинуть скрипку и смычок, лежащие посреди дивана, поэтому села на самый край, прикрыв ноги полами пальто. Мельком осмотрелась. Из приоткрытой форточки веяло шумом проезжающих внизу машин и холодом, ветерок шевелил золотистые пряди, скользнувшие на щёки согбенному Валентину. На выцветших обоях было несколько прямоугольников, в которых бумага сохранила цвет. Я смекнула, что когда-то там висели постеры. Валентин давно жил один, но остался прописан у родителей, поэтому домашний арест отбывал в своей давней спальне. Похоже, сейчас он даже носил свою детскую одежду: рукава толстовки коротки, потому что он из неё вырос.       — Итак… — начала я, прокашлявшись.       Ответы Валентина совпадали с рассказом его родителей, так что ничего нового я не узнала. Зато он постепенно смягчился ко мне. Мы обменялись номерами, после чего он поделился телефоном матери своего частного ученика, на беду жившего по соседству с Марией.       — Здравствуйте, меня зовут София Шалонина, — представилась я. — Звоню по поводу Валентина Белова…       — Я уже давала показания! — перебила мать маленького скрипача. — Тридцать первого октября Валентин занимался с моим Димочкой. Он прекрасный педагог и неспособен на жестокость, которую ему приписывают!       — Слышите? Не все против вас, — тихо сказала я музыканту, пока из динамика доносились возмущения матери, после чего прервала её: — Простите, вы неверно поняли. Я как раз представляю его интересы. Я частный детектив, нанятый доказать его невиновность. Вхожу в курс дела, перепроверяю факты…       — Ой, простите, что набросилась, — затараторила мама Димочки. — Но боюсь, я и вправду не смогу добавить ничего нового к своим показаниям.       — У вас же высветился мой номер? — спросила я. — Пожалуйста, сохраните его и позвоните, если что-то вспомните.       — Да-да, конечно, спасибо, что боретесь за Валентина. Без него Димочка совсем от рук отобьётся. Только его уроки моему хулигану и нравятся! Хоть немножко культуры привьётся…       — Вам спасибо. До свидания, — сказала я и сбросила вызов.       Посмотрела на Валентина, сидящего на подоконнике. На фоне светло-серого окна за спиной его силуэт казался непроглядно-чёрным, только белки глаз виднелись.       — Можно включить свет? — попросила я. — Темновато становится.       Валентин прошаркал тапками мимо меня к выключателю у двери и зажёг люстру. Четыре электрических лампочки избавили его от зловещего вида, и я отважилась спросить:       — Похоже, вы действительно выбросили Марию из своей жизни, и обвинение в нападении на неё стало для вас возмутительной неожиданностью. Но скажите… у вас после неё кто-то был?       — Какая вам разница? — вновь насупился Валентин.       — Если у вас были или есть сейчас новые отношения, на суде это скажет в вашу пользу. Это подтвердит, что вам давно нет дела до Марии.       — Проститутки считаются? — кисло усмехнулся Валентин.       — А я думала, вы с отцом их презираете, — вырвалось у меня.       — Мы не один человек, — огрызнулся скрипач. — И мнения у нас бывают разные. Я пришёл к выводу, что проститутки — честнейшие из женщин. Они не строят из себя чёрт-те что, не выкаблучиваются, не морочат голову и дают ровно то, за что им платишь. Блин, да если бы, бросив меня, Мария стала нормальной проституткой, я бы охотно записался в её клиенты! Уж слишком она была хороша… — Валентин осёкся, смутившись, и грустно добавил: — Хотя, скорее всего, она бы не согласилась меня обслуживать ни за какие деньги… Но платить девке просто за то, что она красивая и написала твой ник на ключице? Насколько мужчина должен себя не уважать для этого?       — Получается, проблема в мужчинах, а не в вебкамщицах, — заметила я. — Девушки ведь не крадут у них, они сами донатят.       — Допустим, вы нашли на улице кошелёк, полный денег, — привёл аналогию Валентин. — Вы постараетесь вернуть его владельцу или заберёте себе? А что такого? Вы же не воровка, владелец сам виноват в своей рассеянности. Это его проблемы, вы лишь пользуетесь ситуацией.       — Моя ответственность как детектива велит мне вернуть находку владельцу, — проговорила я. — Вычислить его самостоятельно или отнести кошелёк в полицию.       — Видите? — ухмыльнулся Валентин, в точности копируя победную интонацию отца. — Потому что вы честный человек!       — Но как обыватель я бы, наверно, прошла мимо, — призналась я. — Своих забот хватает, чтобы ещё с потерянными кошельками бегать.       — Тоже вариант. Но чужие деньги за просто так вы бы всё равно не взяли, — настоял Валентин. — Хотите я вам сыграю?       Он подошёл к дивану и нагнулся, подбирая скрипку и смычок. Я встала, проглотив кокетливый вопрос, не подкатывает ли он ко мне таким образом.       — Не нужно, спасибо. Мне не по душе ваши с Владимиром резкие высказывания, но моя работа — не соглашаться с вами, а доказать вашу невиновность. После нашей встречи я укрепилась во мнении, что вы не преступник. «И.С.И.Д.А.» приложит все усилия, чтобы это мнение превратилось в доказанный факт.       — Спасибо, — кивнул музыкант, поджав губы.       Дверь его комнаты закрылась за мной, щёлкнул шпингалет. Я успела сделать четыре шага по коридору, когда мне вслед снова заиграл плаксивый «Вальс Ирен».

_____

      Дневной медленный поток машин сменился полноценными пробками. Зато стемнело, зажглись окна квартир, запестрели витрины и вывески, а кое-где — новогодние гирлянды. Тьма спрятала убогое безвременье, застывшее между золотом осени и серебром зимы, а весёлые огоньки придали уюта. Я попросила таксиста, вызванного Владимиром, остановиться за пару кварталов до офиса и прошлась пешком. После душной машины было приятно подышать свежим тёмным воздухом. Ветерок развевал моё соломенное косое каре, я с удовольствием куталась в пальто и выдыхала пар из замерзающего острого носа.       У чёрного хода я увидела массивную фигуру Васи. Он вернулся с работы и лязгал ключом в замке стальной двери.       — Угадай, кто? — встав на цыпочки, я закрыла ему глаза ладонями. Банально, конечно, но удержаться было невозможно.       — Пардон, я сегодня так устал, что не могу придумать остроумного ответа, — хохотнул Вася; мизинцами я почувствовала, как его щёки движутся от улыбки. — Я получил сообщение о вашем новом деле. Как съездила?       — Тоже устала, — я отлипла от его спины и вкратце рассказала о клиентах и расследовании, пока мы шли по коридору.       По нашей тесной жилой комнатушке носилась Инна. Её блузка лежала сугробом на низком холодильнике, в белом бюстгальтере бултыхались буфера. Короткая узкая юбка совсем задралась на пояс, сквозь колготки просвечивали простые хлопковые трусы, облепившие сдобные ягодицы. На широкой кровати, занимавшей две трети пола, валялась разорванная коробка с изображением веб-камеры. Инна уже подключила покупку к ноуту длинным шнуром. Устанавливала её в разных местах комнаты и металась на кровать к ноутбуку, чтобы посмотреть, что попадает в кадр.       — Сонь, встань-ка туда, — не оборачиваясь, она выбросила руку себе за спину и указала пальцем в угол, на который сейчас смотрела вебка, закреплённая на спинке стула гнущейся ножкой. — Привет, Вась!       — Чем ты занимаешься? — насторожилась я, входя в кадр. В душе всколыхнулись дневные опасения. А ведь я ещё мысленно хвалила Инну за то, что ей не приходило в голову заделаться стримершей!       — Блин, фигово, — проворчала Инна; вытянув шею, я увидела за подругой половинку экрана: в кадр попадали только мои ноги и немножко живота. — Вась, притащишь книги из офиса? Поставим вебку на них.       — Сколько? — сглотнул Вася; после целого дня на ногах ему явно не хотелось таскать тяжести.       — Все.       Порой я гадала, отчего в такие моменты мы беспрекословно слушаемся Инну. То ли настолько любим её, что во всём потакаем. То ли она какая-то икс-менша, чья суперсила — заражать всех своей взбалмошной энергией. Так или иначе, мы с Васей повесили одежду на крючки в стене и понуро поплелись за книгами.       На середине коридора в Инне проснулась совесть, и она нагнала нас.       — Я писала фанатам Марии, как собиралась, но никто не ответил, даже странно. Двое вовсе кинули меня в ЧС, — пожаловалась она. — Ну, и письку одну прислали… Не суть. Короче, я решила подрубить собственный стрим и вместо донатов раздеваться за информацию о Мэри Кэшнау. Сбегала, купила самую дешёвую вебку и выбираю подходящий ракурс. Но все плохие! Я последний раз так упаривалась, когда ещё уборщицей работала. Не думала, что быть стримершей так сложно!       — Вася, скажи ей! — воззвала я к нашему парню. — Я не хочу показывать стриптиз незнакомым дрочилам!       — Камеру можно опустить так, что головы не видно, — успокоила Инна. — Наших лиц никто не запалит. И вообще, легко устроить, чтобы в кадр попадало даже не всё тело, а только сиськи или попа с пилоткой.       Парадоксальным образом эта перспектива оказалась для меня ещё хуже. Анонимность анонимностью, но мне стало мерзко от мысли, что гонять лысого будут не на меня всю, а лишь на отдельные части. Я, в конце концов, человек, или куски мяса на прилавке? Я личность! Я не позволю низводить себя до груди или тазовой области!       — Нет, пусть голову тоже будет видно! — выпалила я и зажала рот ладонью, мои уши запылали, стыдливый затравленный взгляд заметался между Инной и Васей. Малахитовые глаза девушки торжествующе сверкнули, парень закатил свои ореховые и покачал головой. Я промычала сквозь руку: — Но мы наденем маски!       — Я сгоняю до магаза, пока не закрылся. Там как раз уже продаются к Новому году, — вызвалась Инна и побежала обратно в комнату за верхней одеждой. Всё-таки отвертелась от таскания тяжеленных криминологических фолиантов, хитрюга.

_____

      Управились мы неожиданно быстро. Через полчаса в комнатушке было не протолкнуться от книжных колонн и пирамид.       — А дальше пусть сама их расставляет, как ей надо, — подмигнул Вася и пошёл мыться.       Я опустилась на край кровати, оглядела захламлённую комнату и вздохнула. Вдруг рука сама потянулась к до сих пор подключённой вебке. Взяв камеру, я покрутила её вокруг себя, повернувшись к ноуту, проверяя, как смотрюсь на экране. Вроде красивая…       От страха перед Инниной затеей, от мысли, что мы станем оголяться на потребу публике со всего света, у меня засосало под ложечкой. Да чего я очкую-то? Мы ведь уже делали подобное, притом не перед мёртвыми пикселями, а перед живым парнем — манекенщиком Виктором. Он дрочил, любуясь нами, и всё было в порядке!       Сосание стало приятным и сместилось чуть ниже ложечки. Я подтянула свою строгую юбку на середину бёдер, раздвинула стройные ноги и направила камеру между коленей. Объектив сфокусировался, из мутных тёмных пятен проявился мой пах: трусики под телесными колготами. Я провела пальцем по горячей вульве и глупо хихикнула.       Тьфу ты! Бросив камеру на кровать, я захлопнула ноутбук и пошла вслед за Васей.       Парень стоял нагишом на коврике перед душевой кабиной. Согнувшись, одной рукой он держал лейку, другую сунул под струи и ждал, когда вода нагреется. Из-за шума воды он меня не услышал. Быстро и тихо я разделась и пощекотала ногтем его мошонку, висящую между раздвинутых ног:       — Угадай, кто?       Дряблая кожа подтянулась, плотно обхватывая яички. Вася вшагнул в кабинку, вывернул шею, сурово глядя на меня, и отчитал:       — Ты опять за старое? Считаешь своим долгом умаслить меня, чтобы я не ревновал к дрочерам? Не надо, Сонь, правда, побереги сексуальную энергию. Вам с Инной она пригодится. Ну, правда! Я же не кидаюсь бить рожи всем, кто пялится на вас на пляже или в спортзале. В интернете — то же самое.       — И вовсе нет! — я обиженно показала язык. — Я исключительно для экономии воды, всё равно же мне потом мыться.       — Ну, тогда милости прошу, — хохотнул Вася.       Я шагнула к нему и задвинула за собой стеклянную дверцу. Повесив лейку наверх, он повернулся ко мне. В крохотной кабинке мы невольно (хотя ничего не имели против) прижимались друг к другу. Мягкое Васино пузико плющилось о мой плоский живот, к левой ляжке прижался кривоватый стояк.       — Сдаётся мне, ты всё-таки хочешь, чтобы я тебя умаслила, — я обняла Васю и игриво подвигала ногой, чтобы член немного подрочился об мою кожу, по которой скользили горячие струи.       Наши мокрые губы встретились. Вася ссасывал мою помаду, душ смывал прочую косметику. По моему лицу чёрными слезами поползла тушь. Крепкие Васины пальцы скользили по щекам и скулам, помогая краске поскорее сойти.       Протянув руку парню за спину, я взяла с полочки яблочный гель. Мы налили его себе в ладони и стали мыть друг друга. Вдобавок к движениям рук мы тёрлись друг о друга всем телом. Изумрудная гуща превращалась в белую пену.       — Закрой глазки, — сказала я, подливая геля Васе на волосы.       Мои пальцы впивались в его жёсткие рыжие кудри, тщательно промывая их. Парень довольно жмурился и ласкал наощупь мою шею и лопатки. Член, вмявшийся мне в ляжку, пульсировал всё отчётливей. Мыльная вода, дразня, щекотала половые губы и сочилась между ними. Сочилось и кое-что ещё.       Хотелось, чтобы струйки затвердели, расширились и вошли в меня. А лучше, чтобы вошёл Вася. Но он, пожалуй, был прав. Если сейчас я получу сексуальную разрядку, стеснение снова возьмёт верх, и я откажусь помогать Инне на стриме. Мне должно снести башню от похоти, чтобы я забыла о зрителях и отдалась страсти вместе с моей любимой девушкой.       — Теперь ты мой, — велела я, отплёвываясь от затекающей в рот воды.       — Только теперь? По-моему, я давно уже твой и Иннин, — поправил Вася, открывая глаза.       — Да голову мне мой, дурашка! — фыркнула я и опустилась на корточки, упёршись копчиком в стеклянную стену кабинки. Вася в стриме не участвует, значит, ему можно и разрядиться.       Я омыла член от остатков пены и обхватила его губами. Вася массировал мне голову умелыми движениями парикмахера. Жидкая пена текла мне по щекам, но в рот не попадала, ибо губки были плотно-преплотно сомкнуты на пенисе. Я жмурилась, кайфуя от массажа. Во тьме под веками осталось лишь скользящее давление подушечек Васиных пальцев на коже головы и вкус чистого хрена. Язык привычно теребил уздечку, забирался под спелую залупу, обволакивал ствол с бугристыми венами, жгучий, как батарея.       На язык полилась сладковатая сперма. В последнее время Вася по наущению Инны экспериментировал с ананасами, из-за чего привкус его кончи поменялся. Признаюсь, прежняя горчинка нравилась мне больше. Либо я просто привыкла к ней… Новый вкус ассоциировался со сладковатым запахом гнили. Хотя тошнотворным его было не назвать, я всё-таки подумывала как-нибудь подкормить Васю макдаком, чтобы восполнить баланс солёненького.       Выпустив член, я открыла глаза. Обтёрла чуть смягчившееся хозяйство мокрыми руками и прополоскала рот водой из душа. И почувствовала, что голодна. Я ведь сегодня только завтракала, а про обед из-за расследования забыла! Интересно, Инна-то хоть поела?       — Маленько подкрепилась перед ужином, — улыбнулась я, вставая, опираясь о широкую Васину грудь, мягкую, но надёжную. — Теперь не помру от истощения, пока ты готовишь.

_____

      Когда мы вышли, одетые в халаты, Инна уже была дома. Она увлечённо расставляла стопки книг по комнате и водружала камеру то на одну, то на другую. Убирала и добавляла книги, регулируя высоту. Располагала вебку то на стопке подальше от кровати, то поближе, и бегала к ноутбуку посмотреть, как кадр выглядит на мониторе. Рядом с ноутом лежали две блестящие маски в полиэтиленовом пакетике: зелёная и синяя.       — Слушайте, по ходу, сегодня стрим отменятся, — повернулась к нам Инна. — Я уже вообще без сил, да и вы, наверно, тоже. Сонь, давай завтра. А сейчас похаваем, ещё поприкидываем, как поставить камеру, и на боковую.       Я неопределённо пожала плечами, опасаясь, что за ночь мой запал иссякнет. Вася было пошёл на кухню варганить ужин, но не вписался в поворот между близко стоящими книжными стопками и снёс одну, как Кинг-Конг — небоскрёб. Принялся собирать рассыпавшиеся по полу гримуары, но Инна сказала ему не париться об этом, и он скрылся в коридоре.