_____
Снег выпал, словно по расписанию, — первого декабря. Стоя у окна офиса «И.С.И.Д.»ы, я смотрела сквозь жалюзи, как крупные хлопья укрывают мёртвый мир могильным саваном. Конечно, снег ещё сто раз растает, и повсюду зачавкает гадостная чёрная слякоть, будто всевышний эксгумировал разлагающийся труп. Но сейчас настроение было торжественно-похоронным… и с надеждой на воскрешение. Инна крутилась на стуле и читала вслух новости из телефона: — … профессор Белов взят под стражу. Этот вопиющий случай вызвал огромный резонанс в СМИ, и о трагедии Марии Качановой узнали все. На данный момент профили Mary Cashnow на различных сайтах уже насчитывают в общей сложности миллион подписчиков. Благодаря пожертвованиям, собранным старыми фанатами и новыми поклонниками, глубоко тронутыми её историей, интернет-модель смогла поехать в Германию, где перенесла пластическую операцию, полностью восстановившую ткани лица. Увы, спасти правый глаз не удалось, но Мария, сейчас проходящая реабилитацию в Лейпциге, не унывает. «Пиратская повязка — прикольный аксексуар и повод заняться косплеем, что я давно хотела попробовать. В аниме же куча одноглазых героинь! я СтАлА аНиМе! Mama ama animеХД Всем йайадасистфантастиш из Германии!» — пишет она в своём новом трэвел-блоге (орфография и пунктуация сохранены). Мы обратились за комментарием к Валентину Белову, сыну арестованного профессора Белова, и он сказал — цитата: «Отец совершил чудовищную глупость, и я рад, что Марии лучше. Но подумайте вот над чем. Когда мужчины получают травмы на производстве или на войне, мало кто спешит оплачивать им лечение, и они вынуждены влачить существование калек. А красивой девушке сразу помогли всем миром». От ответа на вопрос, участвовал ли он сам в сборе средств для Марии, Валентин воздержался. — Нет худа без добра, — улыбнулась я уголком губ и зябко поёжилась, обнимая себя за плечи. Меня до сих пор брала жуть, когда я вспоминала несчастную Марию, прячущую пожираемое кислотой лицо. Зато теперь она неплохо хайпанула, и её бизнес пойдёт в гору. Достойная компенсация за пережитые дни боли и страха… И всё же я ни за какие деньги не хотела бы побывать на её месте. — А про «И.С.И.Д.»у ни слова! — надула губки Инна. Я всё ещё созерцала снег за окном, но по тону живо представила, что у подруги именно такое выражение лица. Вздохнула: — Так мы ничего и не сделали. Точнее, всё, что мы предприняли, оказалось бесполезным, события разворачивались сами по себе. Мы с тобой катились, как два бильярдных шара в лузу. Инна подъехала к окну на офисном кресле и ткнулась в меня сзади, вынуждая присесть ей на колени. Я опустилась на её мягкие ляжки. Нежные ручки обхватили меня поперёк живота, смуглые пальчики просунулись между пуговиц блузки. — Кстати, — проворковала Инна. — Мы давненько не играли на Васином карманном бильярде. Мой телефон, лежащий на столе, разразился увертюрой Дашкевича. Я слишком долго смотрела на снежную белизну, поэтому, когда я обернулась на звук, офис почудился совершенно чёрным. Только прямоугольник экрана горел во тьме, как маяк или сигнал бедствия. Подобрав мобильник, я увидела незнакомый номер. Новый клиент? — Здравствуйте, я отобрала у Димы вейп! Сперва я решила, что кто-то ошибся номером. Потом вспомнила голос, с которым разговаривала в квартире Беловых. Мама мальчика-скрипача сохранила мой телефон, а я её — забыла. Вот же простофиля! Куда мне в детективы? Я даже не Ватсон, а инспектор Лестрейд или вообще миссис Хадсон. — Да? — настороженно протянула я, не понимая, куда женщина клонит, и включила громкую связь. — Добрый день, здесь Инна Жаркова, напарница Софии, — взяла под козырёк Инна. — Здравствуйте… да, значит, так вот, вейп. Случайно увидела Диму, когда он гулял с друзьями, и они курили, представляете? — Да, это очень вредно, особенно молодому неокрепшему организму. И взрослому с замедлившимися регенеративными способностями тоже вредно, — вежливо поддакнула я. — Но мы пока не улавливаем, при чём тут… — Я устроила Диме допрос, и он признался, что вейп ему купил Валентин, а ещё кучу так называемой жижи — заправок с разными вкусами. Ужас! Я была о Валентине лучшего мнения! Но я не о том. В ночь тридцать первого октября меня не было дома. Я встречалась с мужчиной из «Тиндера»… ну, понимаете, матери-одиночке нужно время и для себя… Я не упоминала раньше, потому что не думала, что это важно, я же полностью доверяла Валентину и Димочке… Но штука в том, что вейп — не подарок, а взятка! Валентин купил его моему сыну в обмен на враньё, что они допоздна занимались скрипкой. А на самом деле в ту ночь Дима сидел один дома и громко пиликал, чтобы соседи слышали и могли подтвердить, что музыка звучала. — Валентин создал себе алиби, — поразилась я, расшифровав поток создания из динамика. — Да-да, я это и имела в виду! — подхватила мамочка. — Но я не понимаю… То есть, ноги Валентина больше не будет в моём доме, но он же не убийца! Мария жива, я смотрела новости. Вот, на всякий случай звоню вам. — Спасибо огромное, ваша информация очень полезна следствию, — поблагодарила я. — Удачи вам с Димой. Телефон смолк, и мы переглянулись. — «Ты пожалеешь, что не сдохла», — проговорила Инна. — Белов кричал так Марии, когда его повязали менты. Он рассчитывал, что она останется обезображенной, и не сможет больше зарабатывать своей внешностью. — Валентин не убийца, потому что не собирался её убивать, — развила я мысль. — Кислота была у Беловых давно. — Отец и сын сообщники! — азартно заключила Инна, и мы дали друг другу пять обеими руками. — Валентин хотел облить Марию ещё в Хэллоуин, но не сумел, потому что в квартире она была не одна, а со своим могучим бойфрендом. Или они разминулись: когда Валентин явился, она уже ехала в аэропорт. Как я ни восхищалась Инной, приходилось признать, что у неё горячая голова, а в нашей работе предпочтительнее холодный рассудок. Недаром когда-то мы распределили роли: она — хитроумная роковая женщина, а нуарный детектив — всё-таки я. — Вряд ли, — поправила я подругу. — Он же не попался на камеру над входом в подъезд Марии. Скорее просто побродил по окрестностям, зассал и ушёл. Мальчик-то хоть и обозлённый, но домашний. — А вдруг второй раз не зассыт? — Инна упёрлась ладонями в стол и склонилась ко мне. — Небось, в день суда он внутренне ликовал, что Мария «получила по заслугам», а отвечать за это не ему, а отцу. А Мария не только восстановила лицо, но и прославилась! Его по любому трясёт от досады, что она на коне, а папочка попал в тюрьму напрасно. Когда Мария вернётся, он может попытаться снова. Может, теперь он захочет её убить. Достаточно сделать вид, что ему очень стыдно за отцовский проступок и за свои старые грубости. Типа, увидев её в агонии на суде, он понял, что до сих пор дорожит ею и желает ей счастья. Журналисты любят такие истории, их начнут звать на всякие шоу… или Мария сама пригласит его на стрим ради хайпа. Короче, Валентин сумеет затесаться в её свиту, подберётся поближе — и перо под ребро. Инна звучала крайне убедительно. Меня снова обуял страх за Марию. — Что же нам делать? — спросила я. — Профессор берёт всю вину на себя: он украл кислоту, он планировал облить Качанову… и облил. А сыночка не при делах. Валентину не пришьёшь даже покушение на преступление, ведь оно трактуется как начатое исполнение, не завершённое по обстоятельствам, не зависящим от воли исполнителя. А Валентин сам передумал нападать на Марию. Даже если мы докажем, что он собирался это сделать, он спокойно заявит, что осознал чудовищность замысла, раскаялся и отказался от преступных намерений. Инна потупилась, шаря малахитовым взглядом по столешнице. — Надо связаться с Марией и предупредить, чтобы не доверяла Валентину, если он попробует восстановить с ней общение, — рассудила я. — Это да, — кивнула Инна, вновь посмотрела на меня и плотоядно облизнулась: — А ещё мы проведём с Валечкой воспитательную беседу. Звони его маме._____
Хотя домашний арест кончился, Валентин пока оставался в квартире родителей, чтобы морально поддерживать убитую горем мать. Вдвоём они навещали отца семейства в сизо и ходили по адвокатам. Поступок мужа поверг Евгению в шок, и, разумеется, она не подозревала, что сын тоже замешан в истории с кислотой. Инна изложила мне свой план и удалилась в жилую комнату написывать с ноутбука на все аккаунты Марии. Я позвонила Евгении. Принеся соболезнования, перешла к сути. По инсайдерской информации, Валентину ещё может грозить преследование со стороны закона, но тайна следствия и риск скомпрометировать наш источник не позволяют вдаваться в подробности. Нужно кое-что прояснить у Валентина, чтобы его обезопасить. Однако вопрос конфиденциальный, поэтому лишние уши нежелательны. Не может ли Евгения ради сына покинуть квартиру на несколько часов, чтобы мы потолковали с ним наедине? Пожилая женщина пребывала в такой прострации, что проглотила ложь, не жуя. Единственный вопрос, который у неё возник: сколько она должна за труды нашего агентства? Я заверила её, что нам сполна заплатил ещё Владимир, и мы лишь доводим работу до конца. Рассыпавшись в благодарностях и пообещав уйти в гости к подруге, Евгения повесила трубку. Итак, «И.С.И.Д.А.» выдвинулась на задание. Через пару часов мы с Инной поднялись на шестой этаж сталинки, отдышались и позвонили в квартиру Беловых. Минуту спустя открыл Валентин, одетый так же затрапезно, как в мой прошлый визит. На суде, в строгом костюме, он выглядел куда лучше. Мельком подумалось, что недурно бы потом сходить в филармонию — культурно обогатиться да полюбоваться на скрипача во фраке. — Чем обязан? — медленно проговорил он, переводя настороженный взгляд с меня на Инну. С ней он познакомился в суде; его озадачило само наше появление, ведь, по идее, дело закрыто. Видно, бедную Евгению так напугали мои россказни про «конфиденциальность», что она даже постеснялась предупредить сына о нашем приходе. Я успокоила совесть мыслью, что это ложь во спасение: мы с Инной не допустим, чтобы несчастная старушка потеряла ещё и сына! — Хотим поговорить, — обезоруживающе улыбнулась Инна, перенеса одну ногу через порог. — Это касается вашей ситуации. — Ладно, — безразлично пожал плечами Валентин, развернулся и поплёлся по длинному мрачному коридору к своей комнате. Не расслышав за собой шагов, удивлённо обернулся: мы с Инной снимали верхнюю одежду и разувались. — Тапки возьмите, пол холодный. В келье Валентина ничего не поменялось. Сложенный диван, скрипичный футляр на комоде, выцветшие обои с яркими квадратами на местах давно отклеенных постеров. Привалившись задом к подоконнику, хозяин скрестил руки на груди и хмуро осведомился: — Ну? В какой я опять ситуации? — В одинокой, — томно вздохнула Инна, бросила сумочку на паркет, приблизилась к Валентину и взяла его за локоть. — Мы пришли её скрасить. — Чего? — отдёрнулся скрипач, но я уже заняла позицию с той стороны, в которую он подался, и взяла его под другой локоть. Мы с Инной зажали его бутербродиком и припёрли к подоконнику. — Вы понравились мне с первого взгляда, — жарко прошептала Инна. — Вы очень красивый и очень стойкий. Непонятый обществом, травимый за преступление, которого вы не совершали, такой… э-э-э… такой… — Байронический, — подсказала я в другое ухо Валентина, запуская руку в его вьющиеся золотые пряди, густые, пахнущие шампунем. (Отлично, голова мытая, значит, велик шанс, что и всё остальное тоже. По крайней мере, он не вонял). — Юноша бледный со взором горящим. Из-за последних событий вам не представлялось шанса ходить к проституткам: сначала арест, теперь вы вынуждены заботиться о вашей несчастной матушке. Мы с коллегой хотим, чтобы вы немного расслабились, отвлеклись от минувших ужасов… — Получили удовольствие, — продолжала Инна; мы с ней были, как бес и ангел на плечах человека, только говорили одно и то же. — Долго у вас не было женщины? А нам из-за работы тоже некогда парней найти… Поможем друг другу, а? — Что за приколы? — у воспитанного интеллигентного паренька не поднималась рука грубо оттолкнуть нас, поэтому он отшатнулся и упёрся затылком в оконное стекло; получилось, что он стоит, как бы выпятив вперёд чресла. Ладошка Инны легла ему на пах и стала мять сквозь спортивки. Я запустила руку под толстовку: провела пальцем вверх по тонкой волосяной бороздке, пощекотала в пупке, пересчитала выпирающие рёбра и двинулась выше, гладя безволосую грудь. Чистая сухая кожа становилась липкой прямо под моей рукой… Или это у меня ладонь вспотела? Валентин извивался и гнал нас матом прочь, но не смел применить силу, даже ту малую, что была в его тощем теле. Когда Инна схватила скрипача за запястье и прижала его руку к своей вздымающейся груди, он затих. Его домашние штаны натянулись колом. Ловкие пальцы сами принялись расстёгивать пуговицы на белой Инниной блузке. Прочёсывая драгоценные волосы Валентина, я впилась ему в шею, оставляя следы помады и мощного засоса. Почувствовала, как заходил его кадык. Скосила глаза и увидела, что он целуется с Инной, чья блузка уже валяется на паркете. Валентин сдёрнул её бюстгальтер на талию и топил пальцы в смуглых сиськах. Клиент доведён до кондиции. Пора. Незаметно перемигнувшись с Инной, мы повели парня к дивану. Повалили и продолжили ласкать. Я стянула с него толстовку, в процессе чего он был вынужден задрать руки вверх. Попеременно целовала бритые подмышки, горяченные и солоноватые от пота, не позволяя опустить руки. Валентин часто дышал и ёрзал подо мной, нетерпеливо поднимая бёдра. Пока я отвлекала его, Инна тихонько достала из сумочки наручники. Продела цепочку под стояк батареи, растущий из зазора между подлокотником дивана и стеной. И сноровисто защёлкнула браслеты на ломких запястьях скрипача! — Эй! — возмутился он. — Так не пойдёт! Я резко сползла вниз и уселась ему на колени, чтобы не дрыгался. Валентин, конечно, задёргался. Ощущения были, словно от массажного кресла, приятно ворочающегося под попкой. Скрипач вытаращился на меня, его глаза невольно спускались к треугольнику трусиков, который виднелся между моих разведённых ног под задравшейся юбкой. Инна вытащила из сумочки маленький жёлтый бластер с ядовито-зелёным баллоном параллельно стволу и направила на Валентина. Зловеще прищурилась: — Я знаю, о чём ты сейчас думаешь. В этом водяном пистолете вода или нет? Из того же он вида пластика, что и бутылка твоего бати? Выдержит ли он что-то покрепче воды? А ты выдержишь? Теперь ты задаёшь себе один вопрос: «Повезёт ли мне?» Ну? Повезёт, подонок? Валентин больше не пялился ни мне между ног, ни на голые дойки Инны. Бугорок в его штанах стремительно сдувался. Затравленный взгляд заметался между нашими лицами и дулом пистолета. Неужели купился? И впрямь ссыкло. — Мы знаем, что ты не занимался с Димой в ночь Хэллоуина. Ты подло использовал подростка ради алиби, — жёстко сказала я. — Ты собирался изуродовать Марию, но передумал? Валентин судорожно закивал. Инна кинула мне телефон из сумочки, и я включила диктофон: — Рассказывай всё. Если по возвращении в Россию с Марией что-то случится, запись попадёт в полицию, и ты сядешь, потому что всем станет ясно, что именно ты ответственен за новое нападение на неё. Вообще-то, у меня были сомнения насчёт ценности для суда показаний, данных под давлением. С другой стороны, какое же наш невинный розыгрыш давление по сравнению, например, с «набутыливанием»? Мы, считай, вежливо просим Валентина сказать правду. Скрипач молчал. Похоже, он тоже сомневался в законности наших действий, и решал, стоит ли заартачиться, или не рисковать. Инна склонилась над ним и стала водить дулом бластера вдоль торса, как бы выбирая, куда стрельнуть. На бледном виске Валентина забилась голубая жилка. Тяжко выдохнув, он заговорил: — Я ходил к Диме на уроки с конца августа. В середине сентября я случайно увидел Машу: она садилась в такси у подъезда соседнего дома и меня не заметила. Потом я видел её ещё несколько раз и понял, что она там живёт. Правду говорят: с глаз долой — из сердца вон. Стоило снова с ней столкнуться, старая злость, боль и досада вернулись, будто никуда не пропадали. Однажды мы с отцом пили, и я рассказал ему об этом. Мы стали воображать, как бы испортить её беззаботную жизнь… Мы протрезвели, но зуд наказать Марию остался. Отец принёс кислоту… — Это была целиком его идея? — уточнила Инна. — Не совсем, — мужественно признался Валентин, беря на себя ответственность. — Когда мы пили, я первым предложил лишить Машу женских чар, но говорил о ножах и скальпелях… и не только лицо… я хотел, чтобы она больше ничем не смогла привлечь мужчину. А отец настоял на кислоте. Он же химик, профдеформация… Но мы были бухие! — воскликнул скрипач, увидев отвращение на наших с Инной лицах. — Мало ли, чего не придумаешь по пьяни! Будто девки не фантазируют, как покарают обидчиков! Или у нас теперь судят за мыслепреступления? — За мысли не судят, — согласилась я. — Но кислоту твой отец своровал не мысленно и на трезвую голову. А ты реально пошёл обливать ей Марию. Раз ты побеспокоился об алиби, значит, попадать в тюрьму не планировал. Как ты собирался не попасться на камеры у подъезда и возле лифтов? — В футляре вместо скрипки был запихнут дождевик с капюшоном и балаклава. Я бы переоделся и оставил футляр в закутке, который не просматривается. Зашёл бы в дом Марии, поднялся на нужный этаж и вылил немного кислоты на замок. Отец сказал, этого хватит, чтобы я смог вышибить дверь. Ну а дальше: ворвался, плеснул, убежал. — Почему ты не осуществил план? — спросила я. — Усомнился в своих силах. — Точнее, — приказала Инна. — Какая вам разница? — огрызнулся Валентин. — Чё-то ты расхрабрился, — Инна потрясла бластером. — По-вашему, я идиот? — фыркнул скрипач. — Я знаю, что там вода! Решил, что будет комфортнее говорить, когда мне угрожают игрушкой, а не ножом с кухни. Умно: притвориться испуганным, чтобы не испугаться по-настоящему, если мы возьмёмся за ножи, поняв, что наш блеф провален. Однако Валентин раскрыл карты, ещё будучи прикованным к батарее, значит, ему уже плевать на страх. Мы вывели его на иные эмоции. — Так какая вам разница, почему я ушёл? — повторил скрипач. — Вы же не поверите, если я скажу: усомнился, что моя рука не дрогнет, когда увижу Машу лицом к лицу. Было бы глупо пожалеть её в решающий момент, поэтому я предпочёл не доводить до него. Вам удобнее видеть монстра или жалкого обиженку и отказываться понимать, что ненависть и презрение уживаются во мне с любовью и жалостью. Глядя на неё, я до сих пор вижу забитую никому не нужную девочку… — И тебе невыносима мысль, что теперь она нужна многим и не зависит от твоей опеки, — сказала я, выключив диктофон. — Твои слова напомнили мне князя Мышкина, который «любил жалостью» Настасью Филипповну. А ещё князь говорил: «Пройдите мимо нас и простите нам наше счастье». Когда-то ты сделал для Марии доброе дело. Гордись этим, но не цепляйся за это, иначе не сможешь остаться добрым человеком. Марии было тесно в семье Беловых, она не могла продолжать жить с тобой даже из благодарности, ведь тогда ей пришлось бы лгать тебе. Знаешь, мой первый парень разлюбил меня, но не бросал из чувства долга, потому что мой отец устроил его на работу. Он завёл любовницу и лгал мне месяцами. Поверь, это очень больно. Мария же поступила благородно. Ты зол на неё сейчас, но представь, каково тебе было бы, если бы она осталась с тобой, и ты узнал, что она тебе изменяет или промышляет вебкамом в тайне от тебя. Вам обоим пришлось бы гораздо хуже. Напряжённое тело Валентина подо мной обмякло, ему на глаза навернулись слёзы. Инна легонько похлопала в ладоши: — Ух ты, ух ты, внутренний монолог вслух! Я тоже хочу попробовать, — она умильно посмотрела на Валентина и проурчала: — А тебе, юный падаван, так скажу: на Тёмную Сторону больше не вступай. Отпускать скорее научись то, что потерять боишься. — Папа, папа… — заплакал Валентин, и я грозно зыркнула на чрезмерно развеселившуюся Инну. — Всё из-за меня… Я сдамся, — он вновь задёргался: — Пустите меня, я сдамся! Мне надо в полицию! Кажется, он действительно раскаялся. Прежде скрипач с профессором были сообщниками: с точки зрения сына, отец пострадал за правое дело. Теперь же до парня доходил весь бессмысленный ужас сотворённого. Что ж, потерять отца и жить с чувством вины за его преступление — это ли не карма? Равноценная замена заключению при условии, что муки совести подлинны. Если скатываться в цинизм, Владимир всё равно стар и протомится в неволе не так уж долго. Да и Валентин давно живёт отдельно. Просто теперь, чтобы проведать родителей, ему придётся ездить не в одно место, а в два: домой к маме, в тюрьму к отцу. — Подумай о матери, — возразила я. — Она не вынесет второго подобного удара. Ты нужен ей свободным… Да и не факт, что тебя в итоге арестуют: от преступления ты отказался по собственной воле, а что не рассказал никому, что отец таскает бутылку краденой кислоты — так родственники не обязаны свидетельствовать друг против друга. Но оскандалишься ты по полной. Неужели Беловым мало волнений? — То есть, Маша молодец, потому что поступила честно, а мне ты предлагаешь лгать? — скривился скрипач; его слёзы остановились, утончённое лицо было красным и мокрым. — Лицемерные бабы, — в голосе не слышалось истинной ненависти, он иронизировал над своими с отцом рассуждениями. — Но это же другое! — всплеснула я руками. Инна побрызгала водой из пистолета в зарёванное лицо Валентина и вытерла подобранной с пола блузкой. Поцеловала его чувственные алые губы, и он замотал головой: — Ты чего? — Мы докажем тебе, что не все женщины предательницы и обманщицы. Мы сделаем с тобой то, что обещали в начале. Таков был наш замысел. Инна сочла, что после выбивания показаний, которые послужат залогом безопасности Марии, надо подсластить Валентину пилюлю, чтобы не держал обиды. Но кто знал, что всё пройдёт так удачно? Оказалось, добрым словом и водяным пистолетом можно добиться большего, чем одним только водяным пистолетом. Сейчас секс ради сглаживания углов казался совершенно не обязательным, ведь скрипач раскаялся. Но раз Инна хочет… В принципе, он красавчик. Да, в нём мало мужицкой стати, ну так и мы не стопроцентные натуралки, текущие только с брутальных самцов. Я сдёрнула спортивки зараз с трусами — и офигела. Член скрипача, подрастающий от поцелуев Инны и её титек, трущихся о впалую грудь, сплошь покрывал цветной узор татуировок, только чистая розовая головка выглядывала из сползающей крайней плоти. Бритые яички тоже были разукрашены. Валентин смущённо отвернулся к стене. — Ин, Ин, смотри! — вырвалось у меня. При виде художеств на причиндалах глаза подруги вспыхнули жадным зелёным пламенем. Оторвавшись от губ и шеи скрипача, она оттеснила меня и взяла расписной прибор в руки. Ствол тут же вытянулся. Я отметила, что он намного длиннее, чем можно предположить, глядя на тщедушного Валентина, однако очень тонок, как и остальные его конечности. А ещё отметила, что Инна не колебалась ни секунды: схватилась за достоинство другого мужчины так же непринуждённо, как за Васино. Может, у неё всё-таки нет тормозов в том, что касается секса. Раньше ей попросту не выпадало случая воспользоваться разрешением нашего парня, а я развела рефлексию на пустом месте. Нет, я никогда не пойму полностью, что твориться у неё в голове. Ну и ладно. В женщине должна быть загадка, особенно в роковой. Скрючившись между раскинутых ног Валентина, освобождённых от штанов, Инна с чавканьем всасывала его яйца. Сначала одно, потом выплёвывала и вбирала другое, облизывала мошонку. Словно пыталась распробовать, отличается ли вкус татуированной кожи от обычной. Одновременно она наяривала ручкой встопорщенный член, плавно оголяя головку и вновь натягивая на неё пёструю крайнюю плоть. Узоры, скользящие под губками и пальчиками Инны, вдруг показались смутно знакомыми. Где-то я уже видела такое сочетание цветов… — Когда мы с Машей жили вместе, несколько раз ходили в тату-салон, — сказал Валентин, поймав мой вопросительный взгляд. — Она забила себе ляжки. А мне приспичило показать, что я крутой мужик и не боюсь боли. Её это очень возбудило. Глядя, как украшают мои бубенчики, она начала мастурбировать через лосины прямо при мастере. Тогда и у меня встал, несмотря на уколы в мошонку. Маша стала снимать на полароид, чтобы увековечить… Я покосилась на футляр со скрипкой и полюбопытствовала: — Фотки остались у «Ирен»? — Нет, у меня дома лежат. Зачем они Маше после того, как мы расстались? Лишнее напоминание… Я задрала юбку на живот, сняла колготки и трусики и взгромоздилась Валентину на грудь, подставляя зачесавшуюся вульву его соблазнительным красным губам. Вытянув шею, он стал целовать мне внутренние стороны бёдер, постепенно сужая круги. Временами я оглядывалась на Инну. Вдоволь изучив невиданное хозяйство на вкус, вид и запах, она обнажилась полностью. Достала из сумочки и порвала серебристый квадратик, извлекла прозрачный презерватив и ротиком надела его на цветастый ствол. Влезла на диван, раскорячилась над Валентином, упёршись ладонями в его нижние рёбра, и аккуратно опускалась на член. Её ноготки касались моей попки. Скрипач вылущил клитор из моей мокрой щёлочки и принялся играть на нём симфонию языком. О, как обманчива внешность этого пай-мальчика! Мария определённо рассталась с ним не из-за скучной половой жизни. Я запрокинула голову, смежила веки и сдавленно загудела от удовольствия, лаская ладонью свою шею. Инна стонала сзади, скача на члене. Теперь она опиралась о мою спину и чуть-чуть скребла её ногтями. На мгновение Валентин прекратил куннилингус — должно быть, отвлёкся на свой оргазм, — но быстро продолжил ублажать меня губами и языком. Не слезая с члена, Инна пригнулась пониже и завращала бёдрами, щекоча крупный клитор о мягкие есенинские кудри на лобке парня. Долго ли, коротко ли, мы с Инной поочерёдно кончили. Слезли с Валентина и стали протирать промежности влажными салфетками. Скрипач радушно предложил нам воспользоваться душем, но мы отказались — надо было убираться, пока Евгения не вернулась из гостей. Натянув трусики и колготки, я оправила юбку и отстегнула скрипача от батареи. Первым делом он оделся и лишь затем принялся разминать запястья с красными следами от браслетов. Инна тем временем уже застёгивала блузку; на её боку было пятно из воды и слёз, к которому прилипли песчинки с пола. Валентин провожал нас в прихожей. Галантно помог надеть мне пальтишко, а Инне — курточку. Пока мы толкались у узкого зеркала, поправляя шапки и шарфики, лицо скрипача снова начало мрачнеть. Увы, секс не решает важных проблем. Валентин простил Марию, а теперь ему предстояла гораздо более сложная задача — простить себя, научиться жить с мыслью, что подтолкнул отца к преступлению. Впрочем, от осинки не родятся апельсинки. Вина Владимира тут не меньше, а то и побольше сыновней. Инна подалась к Валентину, словно чтобы поцеловать на прощание. Скрипач склонился ей навстречу. Инна чмокнула его в щёку, а заодно крепко ухватила за яйца сквозь спортивки. — Ай! — скорчился Валентин. — Пусти! — К Марии больше не приближайся, — отчеканила Инна, сжимая мошонку. — Не забывай, что у нас запись с твоими признаниями. — Эта глава твоей жизни слишком затянулась, — подтвердила я. — Её давно пора заканчивать._____
На обратном пути Инна была необычайно тихой. Я тактично не дёргала подругу, гадая, стыдится ли она, что сходила на сторону от Васи, или всего лишь устала. Когда мы вернулись, Вася сидел по-турецки на кровати, ел жареную картошку с луком и сарделькой и смотрел какое-то интервью в ноутбуке. От витающего по комнатушке густого сытного запаха у меня забулькало в животе. — На сковородке ещё горячая, — приветливо кивнул нам парень. Вскоре мы уселись с тарелками по обе стороны от него. Я хрумкала золотистыми ломтиками, капельку отсыревшими под крышкой. Инна придирчиво разглядывала сардельку. — Вась, — наконец, позвала она. — Вась, у меня к тебе вопрос… Я напряглась. Неужели Инна расскажет, что мы трахнули Валентина? Разрешение спать с другими вовсе не подразумевало, что мы обязательно должны отчитываться перед Васей о наших похождениях. Наоборот, ему наверняка не захочется об этом слушать… — Тебя заводит такая гримаса? — Инна собрала глаза в кучу, широко открыла рот и высунула язык._____
Секс-детективы Инна и Соня вернутся…
… В ПРОШЛОЕ!
в рассказе
«НЕСТАРЕЮЩИЙ ВАЛЬС»
_____