Ошибки прошлого — эхо настоящего

      Минутное молчание. Тишину нарушал лишь звук рубки дров с улицы. — Что? — Иван широко раскрывает глаза. — С чего… С чего ты это взяла? Он сказал? — Нет, я по голосу запомнила, — девчонка прикрывает дверь.       В глазах брата явное недоверие. Вика хмурится, она точно понимает, что это сделал Шота. — Ты мне не веришь? — раздражённо спрашивает Прохорова. —Верю, но это всё равно не может быть стопроцентной… — мальчик не успевает договорить, обиженный взгляд сестры скользит сквозь него. Виктория круто разворачивается и вылетает из комнаты.       Они обязаны ей верить. Обязаны, потому что она всегда права, и её решения не могут оспариваться. По крайней мере, именно так думала Вика. — Я не могу быть согласным со всем тем, что ты говоришь и утверждаешь, перебьёшься! — раздаётся крик в спину. — Ты должен, и ты будешь, — сквозь зубы шипит девочка.       Обида и слабость разрывали тело изнутри. Наивный вопрос терзал голову. И вся эта истерика была вызвана простой неуверенностью в её словах, лёгкой насмешкой в голосе, произнёсшим это громче, чем ожидалось и это издевательское «Перебьёшься!», брошенное ножом в спину, даже меж лопатками как-то похолодело. — Такая идиотия, — и само осознание, что эти мимолетные действия не стоят и гроша её нервов, что вся эта истерика — драма… Это осознание злило и обижало ещё больше.       От раздирающих мыслей девочка очнулась лишь в пустой гостиной. — Викуся, это ты? — крикнула Любовь Вознецкая с кухни. — Ах ты ж паршивец. Петя‼ Когда ты купишь нормальную сковородку!       Занята на кухне. — Мы все втроём курим, баба, не ори на ухо, — ответный крик с улицы.       Курят, что-то обсуждают. — Эх, мужики, Свет, помоги тесто раскатать, — Любовь обратилась к Свете.       В ближайший час будет помогать.       Взгляд Виктории метнулся к запретной комнате — кабинету Петра Степановича. Комнате, где лежат все ответы на самые волнующие вопросы. Девочка опять обернулась в сторону кухни: если её кто-то заметит, всё доверие и любовь как Петра Степановича, так и Миши в миг улетучатся. Если же не заметят, то она потешит своё эго, докажет брату, что её словам нужно неукоснительно верить, поймёт, как дальше жить и что дальше делать, раскроет то, что произошло за время войны. Дьявол, сладко хохочущий на одной стороне, явно перевешивал, и девочка уверенными шагами направилась к двери. Не помня себя, она плавно опускает ручку и медленно распахивает дверь.       Перед глазами замельтешила кипа бумаг и стопки книг на полках. Кабинет Петра Степановича не отличался изысканностью, дорогим интерьером и прочими безделушками.       Стол, чтоб писать; стул, чтоб сидеть; окно, чтоб курить; шкафы, чтоб сложить документы и книги. Эта роскошь мне не нужна, лишь отвлекает.       В резко нахлынувшем страхе быть замеченной, Вика кинулась к столу в поисках писем. Ящик за ящиком, и всё одно и тоже: работа, работа, работа, Знаква… — Знаква? — дрожащим шёпотом пролепетала девочка, разворачивая ранее вскрытый конверт. От: Шоты Джугашвили Кому: Петру Вознецкому Диана умерла. Если быть точным, я её убил около двух часов назад. Не держи зла, сейчас не до этого. Трое детей остались с извечным пьяницей, их отцом. Пишу, надеясь лишь на одно — вдруг что произойдет, забери их себе. Насчет Франсуа, резких действий не совершай, молю тебя. Пока сидим тихо, а дальше поймем, что делать. Сначала Прохоровы должны поступить в Колдовстворец.       Прохорова вырвала первый попавшийся листок бумаги, схватила ручку и сделала заметку своим корявым, размашистым почерком. Письмо за письмом, информация лилась потоком. На бездушном листе разворачивались самые драматические события, девочка узнавала самые секретные, личные, пошлые подробности, которые не следовало бы знать восьмилетней девочке. Она, в свою очередь, не плакала, не радовалась, не улыбалась, она хладнокровно переписывала самые важные детали. Викторию закручивал воображаемый водоворот событий, трагедий и радостей своей семьи.       Узнав все интересующее, Прохорова выскользнула из комнаты, не оставив никаких следов вторжения. Девочка поднималась по лестнице с лукавой улыбкой. Разумеется, это даже не половина секретов, таящихся в её семье, но о них она узнает потом. Вика уверена, что узнает об этом потом.

***

      Последний ужин перед долгим расставанием проходил без особых происшествий. Юрий, Пётр Степанович и дядя Антон, приехавший пару часов назад, обсуждали какие-то весёлые моменты из их школьных лет, Миша заливисто хохотал, Иван изредка вставлял реплики, Света болтала о чём-то с Любой. И лишь Вика сидела тихо, не особо вслушиваясь в разговоры. Информация никак не укладывалась в голове: отец, Пётр Степанович, дядя Антон, мама, тётка, загадочный Франсуа Розье, Света… Люди, сидящие вокруг девочки, приобрели совершенно другой вид. Все они пытались скрыть свои пороки, свою тёмную сторону, свои страхи. Все они делали вид, что ничего не произошло и не происходит по сей день. Лёгкая улыбка тронула губы Прохоровой: забавно наблюдать за этой картиной обоюдного молчания.       Она перевела взгляд на Мишу — ему рассказывать точно не стоит, мальчик не оценит тот факт, что его лучшая подруга рылась в документах его папы, а вот Ваня… У девочки чесался язык рассказать хоть кому-нибудь о том, что она узнала, но вопрос в том, не разболтает ли брат Мише.       Свеча медленно тлела на подоконнике, распространяя успокаивающую магию по всей комнате, на столе уже заварили чёрный чай, в гостиной пахло ёлкой и корицей. За окном завывала суровая вьюга, ветер нещадно бил в окна, будто бы пытаясь смыть всё это спокойствие и счастье. Пускай оно и держится на молчании, всё равно счастье.