Ошибки прошлого — эхо настоящего

      Громкая музыка, вино и многочисленные родственники. В семье Джугашвили все праздники проходили с одинаковым торжеством, будь то день рождение, свадьба или рядовой приём в честь Нового года. В адской смеси яркого кавказского менталитета, ароматного Киндзмараули, сухого Цинандали и крепкой чачи едва ли можно уловить нотки сдержанного грузинского воспитания. Разве что товарищ Сталин спокойно сидел в углу, с лёгкой улыбкой наблюдая за открывающейся вакханалией.       Софико куда-то ускакала танцевать, Иван прогуливался с дядей Вахтангом. Виктория осталась одна, сидела сбоку за столом и тыкала вилкой кусок шашлыка. Ей нравилась музыка, но танцевать она не решалась: плохо умела и попросту стеснялась. Ритмичное звучание, подкрепляемое знаменитым многоголосием, распаляло внутри что-то родное и яркое, заставляло сердце биться быстрее. А ещё девочка сверлила взглядом чей-то бокал вина. Возможно, выпив его, она смогла бы стать смелее. Не кстати вспомнился отец, пьющий, чтобы заглушить внутри все чувства. Девочка робко оглянулась и потянулась к бокалу красного. Если отец пьёт, и ему становится лучше, то почему я не могу? Мне же тоже плохо.       И с этой мыслью она делает небольшой глоток. Алкоголь неприятно обжигает горло, Вика морщится от кислого вкуса. Почему ж ты такое кислое, если пахнешь сладко?       Переборов себя, девочка отхлебнула ещё пару глотков, пока организм явно не запротестовал и не пригрозил вылить отвратительное содержимое вместе с ужином из себя. — Э-эй, ты чего грустишь? — через пару мгновений к Вике подошла уже пьяненькая тётя Элене. — Почему не танцуешь?       Девочка лишь пожала плечами, вытирая губы салфеткой. — Пойдем танцевать, моди-моди, поднимайся! — женщина взяла Прохорову за локоть и выволокла из-за стола к остальным. — Оп-а! — воскликнула Софико, завидев сестру.       Спиртное постепенно начинало действовать, Софико, Лейла и тётя очень весело улыбались, а музыка всё так же подгоняла в пляс. Вика не могла сдержать улыбки, но и двигаться так же раскрепощённо тоже. Сначала потихоньку, робко, одними руками, потом подключила корпус, повторяя за радостной Лейлой. — Дамшвидди, думаешь, здесь все такие профессиональные танцоры? — подбадривала весёлая Элене, а Прохорова еле понимала, что она ей говорит. — Танцуют, как могут, главное, чтобы душа пела!       Постепенно жар прокатывался вниз, напряжение уходило. Она ощутила чей-то лёгкий толчок вперёд, мельком оглядевшись, она обнаруживает себя в сформировавшемся круге. Тело танцевало само, исполняло знакомые, почти стереотипные движения. Люди радостно хлопали, пока девочка танцевала с каким-то мальчишкой, которого видела в первый и, скорее всего, последний раз. Вскользь пробежавшись взглядом по его лицу, она обнаружила, что он её ровесник, но достаточно высокий и крупный брюнет. Он задорно улыбался и тоже разглядывал свою импровизированную партнёршу.       Как только музыка закончилась, помещение взорвалось от радостных криков и хлопков, Виктория рассмеялась, шуточно кланяясь, и не сводила взгляда с мальчишки. — Ну вот видишь, красиво танцуешь, а чего упрямилась? — смеялась Софико. — Ис вин арис? — небольшие уроки грузинского пошли ей на пользу, Вика старалась общаться с горными родственниками, вставляя совсем простенькие и базовые выражения. — Без понятия, наверняка друг семьи или ещё кто-то, — отмахнулась Джугашвили.       Прохорова хмыкнула, аккуратно вылезла из хватки сестры, быстрыми шажками направилась в сторону неизвестного.       Завидев его фигуру в далеке, Вика почти перешла на бег: — Укацравад батоно!       Мальчишка обернулся, его ли окликнули? И да, действительно, к нему быстрыми шагами подходила рыжая девчонка. — Гамарджоба, — немного растерянно проговорил брюнет. — Ты красиво танцуешь, ра гквиа? — ей пришлось подойти почти вплотную к нему, чтобы перекричать музыку. — Коля Мальсибер, — он протянул новой знакомой руку. — Виктория Прохорова, — девочка улыбнулась в ответ. — Ты грузин? —Диах, моя мама грузинка, а отец русский англичанин, а ты?       Вика отметила про себя, что кавказские корни явно были сильнее: в его внешности не было ни капли славянского, и уж тем более английского. — Моя мама тоже грузинка, Джугашвили, ну точнее… — она запнулась, выпитый алкоголь давал о себе знать. — Она была… да, была, но не суть. В общем, да, моя мама грузинка, а отец русский немец. Он переехал с семьей в Город N, когда был совсем маленьким, а потом оттуда в Ленинград. В какой школе ты будешь учиться?       На таких приемах, которые устраивали Джугашвили, собирались исключительно маги со всего Союза, поэтому в вопросе не было ничего удивительного или сверхъестественного. — Отец настаивает на Хогвартсе, а ты? — Колдовстворец.       Очередная мелодия подходила к концу, и девочка расслышала крик зовущей её Лейлы. — Мне пора, гнакхав! — Гнакхав, Вика!       Остаток вечера прошёл намного лучше, чем его начало. Иван наконец вернулся с прогулки и за обе щёки уплетал всё, что было на столе. Виктория громко разговаривала, смеялась, Софико подшучивала над её нетрезвым состоянием. — Слушайте, меня же не одного раздражает Гиорги? — резкое появление Армена означало, что мальчишке в голову взбрела новая идиотская идея. — Есть такое, — Виктория откинулась на спинку стула. — Мне Софико по секрету сказала, что его комната находится в восточном крыле на втором этаже, — мальчик перешел на шёпот. — И он уже пошёл спать. — Предлагаешь разукрасить его пастой? — хихикнула Лейла.       Армен лишь кивнул, задорно улыбаясь. Четверо заговорчески переглянулась и, когда грянул очередной тост «я хочу вспомнить своё детство на родных землях…», который продолжался еще около десяти минут, компания выскользнула и практически на корточках направилась к выходу. Благо, в этот день столы были раздвинуты, и проползти через ряды пьяных, говорящих о своём людей, было не так уж и сложно.       На выходе их ждала Софико с зубной пастой: — Я попросила, чтобы на кухне туда налили краситель, дерзайте! — Разве ты не пойдешь с нами? — возмутился Иван. — Ара, нет настроения бегать по всему поместью, — шутливо отмахнулась Джугашвили. — Мшишара! — буркнул ей в спину Армен.       Софико показала брату средний палец, юркнув за дверь. — Это как переводится? — спросил Прохоров, пока ребята поднимались по лестнице. — Трусиха, — отозвался Армен, проверяя коридор, — всё чисто, пойдёмте.       Ребята цепочкой продвигались вперёд практически в полной темноте, оборачиваясь на каждый скрип, коих было предостаточно. Поместье относительно старое, деревянное, нагревшееся за день и охлаждающееся в ночь, и даже мягкий ковер не спасал.       Резко остановившийся Армен, указал пальцем на дверь. — Пришли.       Девочка бросила взгляд на щель между дверью и полом: темно, а значит юноша уже спит.       Джугашвили аккуратно повернул круглую ручку, толкая дверь. Она отворилась с сильным скрипом, и Лейла бросилась вперёд, чтобы задержать руку Армена. Сердце Виктории билось всё быстрее и быстрее, но отнюдь не страх тому причина. Прохорова первая смело шагнула в темноту. Через секунду за спиной раздался удар и тихое ругательство. — Verdammte Scheiße! Зачем что-то ставить в проходе? — зашипел Иван, налетевший на тумбочку; подсвечник, стоявший сверху, пошатнулся. Быстро среагировавшая Лейла почти рефлекторно вытянула руку, хватая весьма тяжелый позолоченный предмет.       Гиорги неожиданно резко перевернулся под одеялом, сердце пропускает удар и на миг останавливается. — Сулэли! — шикнула Лейла на Ваню. Хомезурашвили щёлкнула пальцами у фитиля, зажигая его.       Девчонка прошла вперёд, освещая перед собой путь. Гиорги мирно спал на спине, а рядом с ним виднелись чьи-то темные волосы. — Эй, идите сюда, смотрите! — Лейла зажала рукой рот, сдерживая смех. — С барухой уснул, чем это они занимались? — хихикнул Армен. — С кем? — Виктория вопросительно нахмурилась, разворачиваясь к брату. — Ну… дядя так называет девушек очень… развязных, как я понял, — смутился мальчик.       Озадаченная девочка покачала головой. — Понятно, — протянул Иван, оперевшись на изножье кровати. — Предлагаю размазать его лицо и резко включить свет. — Зуст`ад! — Хомезурашвили передала Вики подсвечник, открутила крышку тюбика и выдавила немножко на лоб. — Мажь всё, дай сюда, — отпихнул её Армен, выдавливая добрую половину содержимого на лицо парня.       Виктория аккуратно выглянула из-за спины Джугашвили, пытаясь распознать цвет пасты. — Они туда угля, что ли, добавили? — Чунга-Чанга, — сквозь сдавленный смех выговорила Лейла.       Армен ещё секунду покрутился над лицом родственника, и наконец отстранился, гордо демонстрируя свою работу. — Теперь надо будет очень быстро бежать, — Викторию пробирало возбуждение от предстоящего веселья, живот приятно скручивало, сердце билось всё так же быстро. Алкоголь всё ещё давал о себе знать, эти несчастные три глотка явно делали её намного развязнее и смелее. — Насчёт три, — Джугашвили подошёл к выключателю, резко вскинув руку, указывая на Ивана, — только подумай сейчас влезть со своим айнц-цвай-драй.       Прохоров обижено закатил глаза, но ничего не ответил. — Эрти, ори, — медленно, расстягивая слова, шептала Лейла, ослепительно улыбаясь. Её тоже пробирало предвкушение, дыхание сбивчиво, руки трясутся, губы будто бы немеют, — сами! — кричит девочка.       Свет включается, пара подскакивает на кровати от неожиданности, и неизвестная никому брюнетка вопит от страха, глядя на любовника. Четверо ребят с секунды стоят на месте, ждут, пока Гиорги очнётся ото сна. Через миг брюнетка заливается смехом: — Чунга-Чанга, Чунга-Чанга!       Квартет бросается прочь, заливаясь хохотом, Гиорги удивлённо глядит в зеркало, вскакивает с кровати и летит вслед за наглецами, даже не беспокоясь о том, что разгуливает по родовому поместью в одних трусах.       Слуги сбегаются на громкий хохот и такой же громкий отборный грузинский мат. — Ц'асвла джоджохэти! — вопит разъярённый юноша. — Цади шэнэ дэда ки мовтхан!. Мелкие идиоты!       Виктория разбирает лишь одно слово: «мама», и судя по тому, как Гиорги был зол, догадаться до контекста было не так уж и сложно. Однако девочка не обижается, нисколько. Ей весело, впервые за много лет ей действительно весело. Она впервые за несколько лет бежит в компании друзей от злого родственника, они все хохочут, зная, что за эту шалость вряд ли ответят, разве что надо будет дверь в комнату закрывать.