Дорога к себе

Дождь монотонно барабанил по крыше уже который день. Тонкие бесконечные струйки воды за окном... Анна зябко поежилась, обняла себя руками, кутаясь в тёплую шаль. А раньше, в далекой прошлой жизни, оставшейся ей лишь обрывками воспоминаний, она любила дождь. Они возвращались с дальнего озера … Аня боялась грозы, но тогда ей отчего-то было совсем не страшно. Она, раскинув руки, кружилась по лесному лугу, охваченная безудержной непонятной для неё тогда радостью. Оглянулась и поймала восторженный взгляд Владимира. Он вдруг рассмеялся легко, как она любила, так, как было заведено только меж ним, и лихо, по-мальчишески подхватил её на руки, бережно прижимая к себе. Она затихла, задрожала непонятной волнительной дрожью, положив голову ему на грудь, и всю оставшуюся дорогу до родного имения дышала через раз. Что-то изменилось, перевернулось. И ей стало вдруг совершенно необходимо навсегда запомнить стук его сердца, перемешанного со своим… Анна глубоко, привычно вздохнула. С тех пор, как уехал Владимир, прошло почти два месяца. Время будто утекало сквозь пальцы — бессмысленные дни сменялись один за другим, а образовавшаяся пустота в душе стреляла ноющей болью в сердце. Вчера приезжала княжна Елизавета Петровна, пыталась быть милой. Девушка грустно усмехнулась, вспоминая их пустой, никчемный разговор. Лиза нашла её в садовой беседке, где Анна пребывала уже не первый час, погруженная в свои невеселые мысли, и не сразу заметила подошедшую к ней княжну. Сухо поздоровались, Елизавета Петровна нервно, едва заметно передернула плечиками и присела рядом. Неловкое молчание затянулось, с каждой секундой увеличивая стену неприятия и непонимания между ними. Княжна, видя отрешенность сестры, не знала, как начать, Анне же было настолько всё равно, что не было никакого желания, даже ради приличия, поддерживать беседу. — Аня, я знаю, что не заслуживаю твоего прощения, — Лиза начала не спеша, постепенно говоря все быстрее и быстрее, почти глотая слова. — Я бы многое отдала, чтобы повернуть время вспять и всё исправить. Но, к сожалению, это невозможно, и я могу только надеяться, что твое доброе сердце… Княжна не договорила, потому что Анна вдруг подняла на неё красные, воспаленные бессонницей глаза, полные такого отчаяния и тоски, что невысказанные слова застряли в горле. — Разве Вы в чем-то виноваты, Елизавета Петровна? — девушка потупила взгляд, спрятавшись за намеренно сказанным, чужим и пустым Вы. Разговор этот был неприятен и, более того, в ней закипала злость. — Неужели Вы не понимаете, что я предала Его? — Анна вскочила и начала мерить быстрыми шагами беседку. — Он не простит меня, — в глазах истерический лихорадочный блеск. — Любой другой — быть может, но Он — никогда. Она закрыла лицо ладонями. Вот и всё! Сказала, наконец, вслух. Их с Владимиром короткое счастье оказалось стеклянным, разбилось вдребезги, исполосовав измученные души острыми осколками. Лиза замерла, округлив удивленные глаза, ошеломленно наблюдая за сестрой. — В том, как сложилась моя жизнь, виновата только я, — Анна опустила безвольно руки,— и мне все равно, что теперь со мной станется. — Не говори так, Аня! — княжна подскочила с места, поддавшись душевному порыву, крепко обхватила её за плечи. — Мы все за тебя переживаем. Отец очень хотел тебя видеть... Ему нездоровится, и он все время спрашивает о тебе. И Сонечка тоже... Анна опять тяжело вздохнула. Подняла на Лизу влажные глаза и едва заметно кивнула. Обещала, осталось только силы найти…

***

Слуга Долгоруких стремглав бросился докладывать барину, Петру Михайловичу о приезде новоявленной княжны. Анна небрежно отбросила шляпку и, пребывая всё в том же преследующем её, бесконечно-утягивающем состоянии задумчивой обреченности, миновала гостиную, оказавшись уже перед лестницей, ведущей в личные покои домочадцев. Развернулась, чтобы вернуться обратно, как до неё донесся из-за прикрытой двери обрывок разговора. — … я слышал, он в Чеченском отряде, — Михаил говорил очень тихо, почти шептал, и это, помимо тревожного беспокойства, добавляло его голосу ещё и оттенок таинственного заговорничества. — Ты же его знаешь, напросился в самое пекло. Мы несем там большие потери, особенно среди офицеров; бюллетени о погибших приходят каждую неделю. — Боже мой! — Лиза испуганно вскрикнула. — Никак нельзя говорить об этом Анне. — Что она? Ты была у нее? Видела? — Она... — княжна запнулась, опуская голову и отводя в сторону поникший взгляд. Как выразить словами бесконечную тоску в глазах сестры? — Плохо. Тихо умирает без него. Лиза подошла вплотную, крепко обняв Михаила за талию, прижалась щекой к шершавому сукну мундира и прошептала: — Я и не знала, что так можно любить. Михаил шумно, глубоко вздохнул, погладил Лизу по голове. — Корфа можно любить только так... Репнин запнулся, хмыкнул, не договорив до конца, но княжна догадалась, продолжила про себя, не озвучив вслух: «…как он сам любит». Вцепилась в Михаила еще крепче. — Мне страшно подумать, что бы было, если бы Владимир не вызвался за тебя... Анна задрожала всем телом, предательски подкосились ноги, она покачнулась, схватилась за ручку двери, — последняя от этого движения со скрипом отворилась. Репнин с Лизой обернулись на звук и замерли, ошеломленно и удивленно глядя на Анну. Михаил хотел было сделать к ней шаг, как она вдруг вытянула руку в предостерегающем жесте и, совершенно неожиданно для всех, даже для самой себя, громко рассмеялась. Князь переглянулся с княжной. Оба подумали о страшном, о том, что рассудок Анны помутился. Но она на удивление быстро успокоилась, заметив их испуг: — Не волнуйтесь, Михаил Александрович! Со мной всё в порядке. И продолжила, с до боли знакомым всем присутствующим сарказмом и даже с той же язвительной интонацией: — «Мишель — дворянин и знает себе цену!» Не слишком ли дорого берете, князь!? — Анна! — дернулся к ней Репнин, догадавшись, куда она клонит. — Не приближайтесь! — Анна снова вытянула руку, повысив голос почти до крика. — Плата слишком высока, Вы не находите? — Это неправда! Вы несправедливы ко мне! — Михаил стиснул спинку стула так, что костяшки пальцев побелели. — А что — правда? То, что Вы приняли отъезд Владимира как должное и не воспротивились его... поступку?! Репнин разом сник, понуро опустив плечи. Анна гневно припечатала словами, вслух озвучив то, что давно его измучило и лишало сна. Она будто вскрыла нарыв, и не сердце — совесть его забилась о грудную клетку. На крик сбежались остальные Долгорукие. Соня ворвалась, как ураган, и хотела было подбежать, обнять сестру, но Анна не позволила, пригвоздив её своим мечущим молнии взглядом. Петр Михайлович, опираясь на трость, торопливо засеменил к дивану, всем своим видом демонстрируя, сколь невероятные усилия ему пришлось приложить для того, чтобы спуститься в гостиную. Ещё совсем недавно — в той, прошлой жизни, Анна рванулась бы к нему в искреннем желании помочь, но сейчас все движения старого князя показались ей до отвращения фальшивыми. Впрочем, как и сам лицемерный её батюшка. — Настенька, здравствуй, голубушка! Анна чуть поморщилась, еле сдержалась — так некстати было это имя сейчас, но всё же нашла силы ответить: — Добрый день, Петр Михайлович! — Что-то ты бледна, осунулась... Да здорова ли? Анна, будто не слыша вопрос отца, выпалила невпопад и совершенно неожиданно для всех присутствующих: — Я должна поехать к нему. Она развернулась к Репнину, удивленно открывшему рот и застывшему в немом изумлении. — Это безумие, Анна! — опомнившись, начал бормотать Михаил. — Как такое могло прийти Вам в голову? Это не прогулка до Петербурга, а Кавказ! Война! — Настенька, доченька, об этом не может быть и речи! — вторил Репнину Долгорукий, догадавшийся, наконец, о чём и о ком идет речь. — На правах твоего отца я запрещаю тебе даже думать об этом! — Петр Михайлович в сердцах стукнул тростью об пол. Анна вытянулась в струну, вскинула голову и твердо повторила: — Я поеду к нему! И никто, и ничто меня не остановят! — Настенька! — старый князь схватился за сердце. Анну передернуло — каким же до боли знакомым был этот жест отца! Но сейчас не было ни жалости, ни сострадания, лишь чувство омерзения. Испугалась — такой она себя не знала. — И прошу Вас, Петр Михайлович, прекратите называть меня так! Я слышать не могу это имя! Князь часто заморгал от удивления: — Вот ты уже и дерзишь отцу! И все из-за этого несносного ветреного мальчишки! Анна в гневном недоумении обернулась на отца, в глазах её промелькнуло то самое выражение, которое она переняла от Владимира. Еще чуть-чуть и поджигать можно. — Что? — вскинулся старый князь. — Вглядываюсь, раньше не рассмотрела.* Обернулась на Михаила, ища поддержки, но тот молчал, старательно пряча глаза. Лиза стояла рядом с ним, чертила пальчиком что-то на столе, с не меньшим старанием избегая попасться под требующий и от неё одобрение взгляд сестры. Анна глубоко вздохнула. Внутри жгло — какими же отвратительно душными показались ей все присутствующие. В комнате повисла напряженная тишина, разбитая вдруг громкими, оглушительными аплодисментами. Все обернулись на звук — дверной проём величественно заполнила Марья Алексеевна. Она появилась тихо, незаметно для всех и с интересом, уже несколько минут наблюдала за происходящим. Княгиня не выглядела уже безумной, намеревалась отправиться в ближайшее время в монастырь, но состоянии её здоровья не позволяло ещё покинуть имение. — Лицемерие по-прежнему правит бал! У тебя редкий дар, Петруша, настраивать всех своих детей против себя. — А Вы, Михаил Александрович, что ж молчите? — княгиня, усмехнувшись с высокомерным прищуром, повернулась к Репнину, а после перевела блуждающий взгляд на дочь. — Поздравляю, Лизавета! Твой избранник — копия твоего отца! Поверь мне, я знаю, о чем говорю! Жаль, что я противилась твоему замужеству с Корфом, нашему семейству давно не достает хотя бы одного настоящего мужчины. Марья Алексеевна живо рассмеялась, как-то просто, по-настоящему, что привело присутствующих ещё в большее замешательство. Прекратила так же быстро, как и начала, и неожиданно для всех шагнула в сторону Анны, а, подойдя почти вплотную, сделала и вовсе невообразимое — перекрестила, притянув к себе за плечи, и прошептала, склонившись низко, к самому её уху: — Езжай, девонька! Никого не слушай, только сердце своё! Иначе погибнешь... — Анна! Я не могу Вас отпустить! — вскинулся снова Репнин. — Поздно Вы спохватились, Михаил Александрович! И не меня Вы должны были об этом умолять. Помнится, покойный Иван Иванович, говорил: "Мир опасен не потому, что некоторые творят зло, а потому, что остальные видят это и ничего не делают". ** Анна решительно шагнула к двери и, уже взявшись за дверную ручку, обернулась и бросила на прощание: — Надеюсь, ничто не омрачит будущее счастье супругов Репниных! Даже гибель лучшего друга. Сказала и даже не ужаснулась. И где научилась быть такой жестокой?! Зло усмехнулась. Учителя было два — жизнь и Владимир Корф!