Гербарий

— Давай, Крисси, твой ход, не спи! — Рауль пощелкал пальцами возле уха Кристины, и нетерпеливо заерзал на своей подушке.       Наверняка уже продумал свои действия на три хода вперед, и знает, как выиграть. Даэ повела плечами, разминая их, и обратила сердитый взгляд на друга. — Сколько раз просила, не называй меня так, звучит гадко. — Знаешь, что по-настоящему гадко? — в полголоса, заговорщицким тоном сказал Рауль, ухмыльнувшись. — Не надо! — взвизгнула Кристина, закрывая уши руками. — Не вздумай говорить!       Ее друг часто развлекался тем, что пересказывал какие-нибудь отвратительные эпизоды из личной жизни своего старшего брата и наблюдал за реакцией Кристины, которой вовсе не улыбалось слушать такие подробности о Филиппе, с которым часто играла, пока была маленькой.       Четверг на неделе выдался выходным днем — занятия в университете отменили по причине какого-то «чрезвычайно важного» мероприятия, а следующий урок с месье Деко стоял только на пятницу вечер, и Кристина, со спокойной душой провела весь день в доме де Шаньи.       Вместе с Раулем они закрылись в его комнате, и как в прежние времена поедали сладости, запивали их домашним лимонадом, играли в настольные игры, пока на телевизоре по National Geographic на тихой громкости шла передача про морских путешественников. Шепотом, будто бы их могли подслушать, они обменивались секретами, всем тем, чем не могли поделиться ни с кем другим. И только об одном своем секрете Кристина умолчала — месье Деко. Она знала, как отреагирует Рауль, скажи она ему правду: начнет подозревать профессора в каких-нибудь темных делишках, в корыстности, не дай Бог расскажет ее маме, свято веря, что делает это ради безопасности подруги… Нет, такой расклад Кристину категорически не устроит. Она только поверила в свои силы, только обрела надежду, и все это силами месье Деко. Она не позволит никому отнять у нее этого.       Наверное, хуже недосказанности была ложь — Кристине, в ответ на вопрос о театральной студии, куда Рауль дал ей приглашение, пришлось соврать, что она не прошла. — Твой ход, глупыха, — засмеялся Рауль, откидываясь на спинку кровати. — Дай мне уже победить. — Может, я просто сдамся, тогда победа все равно будет за тобой? — Даэ криво улыбнулась, переставляя свою последнюю пешку на клетку вперед. — Не вздумай! — парень побледнел. — Я такой ход красивый придумал… Не смей меня обламывать.       Хихикнув, Кристина перевела взгляд на экран своего телефона, на котором высветился входящий вызов от мамы. — Домой? — вздохнув, спросил Рауль, отставив своего коня в сторону. — Домой, — тихо пробормотала девушка, моментально погрустнев. — Ну что ж…       Младший де Шаньи резко сел и выражением безысходной скорби на лице, смахнул с доски оставшиеся фигуры: свои почти не съеденные белые, и черных пешку и короля Кристины. — Объявляю ничью. Но только на этот раз. В другой раз, Крисси, тебе может так не повезти, — он лукаво улыбнулся и, поднявшись с кровати, начал быстро убирать раскиданные по полу подушки и мусор, оставшийся после их импровизированного пикника. — Проводишь меня до остановки? — смущенно кашлянув, спросила Кристина, переминаясь с ноги на ногу у выхода из комнаты. — Это еще зачем? Я тебя подвезу. — Но… — Даже не думай со мной спорить, я старше и монарше, — Рауль, на мгновение обернувшись, показал девушке язык, и Кристина, хорошенько замахнувшись, запустила в друга подушкой.       На первый этаж они спустились, перебрасываясь глупыми шутками, и оба испуганно замерли, когда у подножья лестницы перед ними внезапно выросла фигура старшего де Шаньи. Филипп одарил обоих недовольными взглядами, несколько дольше задержавшись на пристыженной Кристине, а потом, расправив галстук, сухо сказал: — Мадемуазель, я бы хотел переговорить с вами, если вы не против.       Кристина, вздрогнув, посмотрела на Рауля, но тот, судя по недоуменному выражению, сам ничего не понимал. — Э… Да, разумеется… — замявшись, отозвалась она, одергивая лямку рюкзака. — Ну, так говори, — Рауль вскинул бровь, медленно продвигая Кристину вперед, в сторону выхода. — Это приватный разговор, Рауль, касающийся только меня и мадемуазель Даэ, — с нажимом произнес Филипп, слегка порозовев, то ли от смущения, то ли от негодования.       Несколько секунд братья сверлили друг друга взглядами, и Кристина явственно ощутила, как сильно стискивает ее хрупкое плечо рука Рауля. Затем, ее друг несколько ослабил хватку и, поправив волосы, выдавил улыбку: — Ладно, идите, говорите. Крисси, я буду ждать тебя во дворе у машины.       Лихорадочно соображая, в чем она успела провиниться, Кристина поплелась за Филиппом в кухню. Почти пустой рюкзак, в котором лежали всего лишь книга, да бутылка воды, стал неприятно оттягивать плечо — верный признак подступающей паники. — Кофе будете?       На мгновение Даэ растерялась, но ощутив на себе острый взгляд голубых глаз Филиппа, отрицательно замотала головой и метнулась к окну, чтобы найти себе хоть какое-то место в этой комнате. — Ну как хотите… Все равно я не умею его готовить, — мужчина горько усмехнулся. — Не очень удачное время проводить подобные разговоры, но я не знаю, когда в следующий раз мне удастся пересечься с вами, поэтому прошу, внимательно послушайте, что я хочу вам сказать. Это по поводу Рауля.       Сердце Кристины испуганно забилось. Вот оно… Филипп каким-то образом узнал, что его брат намеревается уйти в плаванье после окончания университета. Узнал, и теперь хочет выпытать подробности у наиболее слабого звена в цепочке. Он ведь в курсе, что Кристина не умеет врать, и решил этим воспользоваться. — Что бы вы ни сказали, знайте… — начала девушка дрожащим голосом, — Рауль ни в чем не виноват, он… — Конечно, я знаю, что мой брат ни в чем не виноват. Он образец добродетели, — Филипп презрительно фыркнул и выпрямился во весь рост. — Но вы понимаете, тема эта, несколько… Щекотливая. И касается вас, моя милая. — М-меня?..       Кристина не знала, чему удивлена больше — тому, что Филипп вдруг решил поговорить о ней, или тому, что впервые за много лет, назвал ее «моя милая». В детстве, он часто обращался к ней таким образом, чувствуя на себе поистине рыцарскую ответственность за маленькую светловолосую девочку. В те далекие, прекрасные времена, он был старшим братом не только для Рауля.       Но многое изменилось с тех пор. Они выросли, перестали дурачиться… По крайней мере, один из них. Кристина смотрела на Филиппа, и ей было холодно, зябко, от его пронзительного, ледяного взгляда веяло враждебностью и суровым расчетом, нежный добрый мальчик, который когда-то за руку переводил ее по камушкам через ручей, исчез навсегда. Что заставило его исчезнуть, раствориться в пелене времени? Возможно, общество, возможно, работа… Да мало ли могло быть причин? — Кристина, — прокашлялся мужчина и быстрым движением пригладил усы, — мне все эти разговоры даются крайне тяжело, как и воспитание Рауля, впрочем, поэтому… Давайте, вы присядете? Мне так будет легче.       Даэ послушно отодвинула от стола стул и опустилась на краешек, мечтая только о том, чтобы эта пытка поскорее закончилась.       Филипп еще раз окинул девушку взглядом, на мгновение задержавшись на ее растрепавшейся прическе и порозовевших щеках, нахмурился, и поджал губы.       Что она могла такого натворить? Кристина перебирала в голове всевозможные варианты, и ни один из них не подходил в качестве адекватного объяснения всей этой ситуации. Ну не стал бы вечно занятый работой Филипп вызывать Кристину на серьезный разговор из-за разбитого садового гнома или принесенного к чаю шоколадного торта, это же бред… — Я знаю, — подобравшись, начал мужчина, — вы дружите с моим братом с самого детства, и, поверьте, я очень ценю такие крепкие отношения, это достойно похвалы… Но поймите, Кристина, я в первую очередь — старший брат, и я должен беспокоиться о благополучии моей семьи.       В последних его словах прозвучали почти что истерические нотки, впрочем, Филипп тут же прокашлялся, и снова заговорил с Кристиной со всей своей холодной суровостью.       Даже месье Деко не звучал столь угрожающе, когда отчитывал группу за малейшую провинность. А может и звучал, но это не было столь же страшно, как когда это произносит близкий человек. Кристине пришлось проглотить ком в горле прежде, чем она смогла снова обратить свое внимание на мужчину. — Я понимаю, все прекрасно понимаю, ведь и мне было двадцать. — Заметив, что Кристина смертельно побледнела, Филипп попытался выдавить доброжелательную улыбку. Но то ли он совсем забыл как улыбаться, то ли не нашел в себе сил, но улыбка эта вышла неискренней и неприятной. — Вы молоды, гормоны, энергия…       Нехорошее подозрение закралось в душу Кристины, и тенью легло на ее лицо. Догадаться, к чему клонит Филипп, было не сложно, сложно было сдерживаться, пока он старательно подбирал слова, не желая опростоволоситься и показаться бестактным.       Мужчина, не в силах справиться с волнением, принялся мерить шагами кухню. — Поэтому я обращаюсь к вам, к человеку с совестью и разумом. Я очень хорошо к вам отношусь, вы добрая девочка, и я знаю, вы меня поймете. Не ломайте Раулю жизнь. У него все еще впереди, и карьера, и семья… А вы вполне найдете себе более подходящую кандидатуру, и вообще…       Филипп говорил что-то еще, и каждое слово, вылетавшее из его рта, ранило Кристину сильнее ножа, отзываясь тупой тянущей болью в районе солнечного сплетения. К своему собственному удивлению, она не расплакалась, хотя и чувствовала чудовищное унижение, обиду и разочарование. Вместо этих чувств наружу прорвалось возмущение вкупе со злостью.       Кристина поднялась на ноги и подобрала с пола рюкзак. — Что ж, месье. Я думаю, я прекрасно поняла вас, — сказала она сухо, но глаза ее гневно заблестели. — В свою же очередь, хочу заверить ваше спокойствие, что я не имела ровным счетом никаких намерений относительно вашего брата. Рауля, также как и вас, я всегда любила сестринской любовью, поэтому, не скрою, ваши заявления, сильно задели меня, но… — девушка поправила очки, едва сдерживая неожиданно накатившую волну дрожи, — я все понимаю, и больше не буду навязывать свою дружбу никому из вас. Не думала, что вы обо мне такого ужасного мнения.       И прежде, чем изумленный Филипп успел произнести хоть что-то, она бросилась прочь из кухни, задев рюкзаком и смахнув со стола стопку документов. Быстрее, подальше отсюда, от этого дома и его обитателей. Она им никто, чужая, навязчивая девчонка, покусившаяся всего-то… на дружбу.       У выхода ее поймал за руку Рауль. — Кристина, куда бежим? — парень широко улыбнулся. — Пусти пожалуйста, я очень спешу домой, — она вырвала свою ладонь из его хватки, возможно, чересчур резко, и, едва не навернувшись на ступеньках, выскочила на улицу.       Настроение было безвозвратно испорчено, и Кристина сомневалась, что сможет когда-нибудь оправиться после такого потрясения. Она привыкла считать семейство де Шаньи своими родственниками, привыкла любить их, делиться с ними своим самым-самым, быть и для них кем-то важным. А теперь всего этого не будет, конец. Не будет совместных посиделок, праздников, прогулок, не будет общих воспоминаний и радости — всему этому жирную черту подвел Филипп, разучившийся любить, и дорожить чем-то помимо своей работы.       Рауль снова попытался остановить подругу, но она решительно высвободилась из его объятий. — Пожалуйста, оставь меня в покое, я хочу уйти, — взмолилась она, прикладывая все силы, чтобы не разрыдаться прямо сейчас, прямо здесь, на глазах у Рауля и вышедшего из дома Филиппа, и сохранить остатки достоинства. — Кристина, подождите!       Она не обернулась на окрик, как будто и вовсе его не расслышала. — Рауль, прошу, — прошептала она, глядя прямо ему в глаза.       И Рауль отступил, провожая подругу рассеянным взглядом. Смутная догадка промелькнула в его голове, и он обернулся к брату с перекошенным от злости лицом. — Что ты сделал? — взревел он. — Распускал свои руки? Скажи честно, признайся, думал, раз все девушки клюют на твой кошелек, и Кристина клюнет? Среди трофеев не хватало ее, верно? — Рауль, замолчи, — прошипел Филипп, стараясь сохранить невозмутимый вид, хотя в глазах его застыли недоумение и даже испуг, столь неприсущие его красивому лицу. — Не выставляй себя посмешищем. Ты ничего не знаешь. И не узнаешь. Завтра я со всем разберусь.       Кристина не помнила, как села в автобус. Она даже не была уверена, что попала в нужный, ее вела одна лишь интуиция, потому что все остальные чувства и все мысли были заняты совершенно другим. Девушка забилась в самый конец, и подложив рюкзак под голову, отвернулась к окну, чтобы скрыть предательские слезы, которые все же вырвались наружу, сразу как только дом де Шаньи остался за спиной.       Ей было плохо, страшная боль и обида терзали ее сердце, и вместе с этим на плечи свалилось тяжелое чувство стыда. Вот зачем она нагрубила Раулю? Зачем была так резка с ним? Он ведь… Да, он ни в чем не виноват, и даже ведь не знал о том разговоре, который затеял Филипп.       Кристина не хотела домой. Ее там ничто не ждет, кроме горы заданий от месье Деко и незаконченной презентации по истории искусств, а ей так хотелось почувствовать себя не одинокой, нужной. Мама… Она не выносила слез приемной дочери, и как умела пыталась их остановить, даже если это была фраза: «Хватит заниматься глупостями, займись работой». Она была карьеристкой, в большей степени, чем мамой, поэтому простые человеческие чувства и переживания, вводили ее в ступор. Ей было тяжело видеть, как страдает ее дочь, а она ничем не может помочь и что-то сделать для нее.       Думая обо всем этом, Кристина почувствовала, что слезы ее понемногу начали иссякать. Может от того, что ей не хотелось вернуться домой сломленной и растоптанной, а может потому, что она вспомнила, как мило месье Деко пытался утешить ее, когда она плакала при нем. Он ведь тоже не знал, что делать с рыдающим человеком, но действовал более умело, чем ее мама.       Когда Кристина подходила к дому, на телефон ей пришла смс-ка от Филиппа, которую она, впрочем, удалила не читая, а потом, немного поразмыслив, выключила и сам телефон, как раз в тот момент, когда не привыкший к отказам старший де Шаньи начал звонить. Если она ответит ему, если услышит его голос, она не сможет сдержаться, и не сможет снова сама успокоиться. Филипп безжалостно и беспощадно вырвал из ее жизни все светлые теплые чувства, которые связывали ее с братьями де Шаньи. Он оставил ее без лучшего друга из-за своих амбиций и… быть может, только может, из-за беспокойства за брата.       В большей степени, дело было в том, что Филипп считал Кристину недостойной их с братом внимания. Она была ниже их положением, не была из богатой семьи, и, конечно, не могла бы составить хоть сколь-нибудь приличную пару Раулю, случись им полюбить друг друга. Этого расчетливый ум Филиппа не мог принять. И что хуже всего, это была правда, грязная, ничем не прикрытая правда, унизительная и жестокая.       Пробормотав безжизненным голосом несколько дежурных фраз Аделаиде, Кристина скрылась за дверью в свою комнату. Хорошо, что мама была занята работой с какими-то счетами, и не обратила ровным счетом никакого внимания ни на потекшую тушь на лице дочери, ни на ее растрепанный вид в целом, иначе точно бы вызвала полицию, решив, что Кристину обидели.       Сбросив с себя кусачий узорчатый свитер, юбку, очки, Даэ в одном белье юркнула под одеяло, и обняла себя ледяными руками. Ее всю колотила нервная дрожь, которую никак нельзя было унять. Что-то подобное она уже испытывала однажды, и тогда думала, что это чувство больше никогда не вернется. Отец умер, нанеся ей самую страшную рану, какую только можно представить, и больше ни что не должно было ее ранить так же сильно.       Но Кристина ошиблась. Каждый новый день приносил ей вместе с радостью новые страдания. А в этот раз жизнь ударила ее так сильно, что она не знала, как справиться, как выбраться из этой пучины.       Когда снаружи все стихло, и Аделаида ушла спать, Кристина выбралась на кухню, чтобы навести себе ромашковый чай с медом — по рецепту отца. Это помогло немного унять дрожь, но и только. Разум по-прежнему оставался затуманенным, а перед глазами стояло глупо-улыбающееся лицо Филиппа, сообщившего ей, что она больше не должна общаться с его братом. Эта картина не померкла и после горячего душа с клубничным гелем.       Домашнее задание благополучно осталось несделанным, и Кристина решила, что стойко выдержит нападки месье Деко, когда он начнет ее тщехвостить в университете, а затем, вероятно, и вечером, когда она явится к нему на занятие сольфеджио. Да и разве ей страшны какие-то нагоняи теперь, когда ей пришлось выслушать, что она на самом деле не достойна дружбы с Раулем?       Кристина была вынуждена себе признаться, что дала маху, когда решила будто бы ее не тронет ругань месье Деко. Сразу, как началась консультация по текущим проектам, Деко вызвал ее, решив начать расправу над студентами со старосты. И когда девушка, дергая себя за кончик косы, призналась, что ничего не готова показать, мужчина одарил ее таким взглядом, что Кристина покачнулась на месте. — Мадемуазель, по какому такому праву вы… — взвился было профессор, но заметив, что девушка вовсе не обращает на него внимание, а смотрит пустым взглядом в пол, махнул рукой. — Садитесь.       Вся группа удивленно вздохнула. Эрик Деко никогда не оставлял провинившихся без своего едкого словца, а тут отпустил, да еще и так спокойно, почти ласково.       Впрочем, удивление это быстро растворилось, потому что дальше месье Деко отыгрался на каждом, досталось даже Мэг и Жамм, которые со страху принесли и полный набор чертежей, и визуализации всех помещений, хотя в их случае, свою жесткость дотошный профессор объяснил желанием помочь усилить работу, улучшить ее.       Последней в очереди была высокая полная девушка с лицом усыпанным веснушками, ни разу не появлявшаяся на занятиях. Отыскав ее имя в списке, месье Деко хищно оскалился. — Мадемаузель Басманова, неразгрызенный вами за семестр кубик гранита науки, к концу периода превратится в булыжник, оружие деканата. Ваше наглое отсутствие на всех занятиях ничем не подкреплено, а значит — вы бесстыжая прогульщица, и на экзамене я не спущу с вас глаз, по всему материалу прогоню. Если, конечно, деканатовский булыжник не зашибет вас на пути к этому самому экзамену.       Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но поймал на себе умоляющий взгляд с первых парт, где устроилась Кристина со своей компанией, и ограничился сухим: «садитесь».       Остаток пары прошел неспешно, месье Деко расхаживал между рядами и вещал материал заупокойным голосом. Несколько раз он прерывался, чтобы откашляться и отчитать кого-то из уснувших, потом — чтобы выразить свое недовольство по поводу работы «идиотов из деканата», которые отправляли своего секретаря за старостой группы целых три раза во время пары. — Мадемуазель, — обратился мужчина к Кристине, испуганно подпрыгнувшей на стуле от резкого звука, — ради Бога, решите с деканатом все вопросы, потому что работать в таких условиях невозможно, — он театрально вздохнул. — К нам, талантливым преподавателям, с ответственностью относящимся к своей работе, совсем никакого уважения. Эти бездари считают, что можно вот так запросто прервать занятие. Как будто у них нет вашего телефона, ей-Богу…       Как известно, рассерженный месье Деко — хуже взбешенного шакала, именно поэтому никто из студентов не удивился тому, что к недоделанным старым заданиям прибавилась тонна новых, а в спину нерадивым дизайнерам полетели угрозы отчисления. Все только хором вздохнули, и почти бегом ринулись в кафетерий, где можно было за чашечкой кофе отвести душу и перемыть кости зловредному профессору.       Правда, находились и такие студентки, которые совсем не опасались едких насмешек мужчины, и даже умудрялись постреливать глазками в его сторону. Кристина, заметившая это, поперхнулась слюной, а затем лицо ее приняло оттенок ее розового свитера. Почему-то в груди неприятно кольнуло от осознания того, что какие-то барышни, у которых в голове только ветер да развлечения, заглядываются на такого серьезного, думающего, талантливого человека.       Внутренний голос поддевал Кристину за живое. А что ты думала, глупая? Он привлекательный мужчина, и может нравиться женщинам. Это нормальный ход вещей.       Даэ встрепенулась, осознав, в какую чащу ее завели собственные мысли. Дела месье Деко — это его дела, и только, и он сам будет разбираться с ними. А ее не должно волновать, кто на кого заглядывается. К тому же… Она только что потеряла всякую связь с одним из близких людей в своей жизни. Разве может она позволить себе думать о всяких глупостях, сочинять себе новые проблемы, когда и старых у нее завались? — Не пойдешь обедать? — Мэг удивленно вскинула густо подведенные брови. — Как знаешь, только… Я захвачу тебе булочку, а то всю следующую лекцию мы будем слушать не месье Полиньи, а твоего кита.       Даэ болезненно покраснела и принялась поправлять одежду, чтобы хоть как-то развеять охватившее ее смущение. — Тогда увидимся на паре! — Жамм что есть силы шлепнула Кристину по плечу и подмигнула ей. — Смотри, не задерживайся.       К несчастью, в деканате в обеденный перерыв стоял настоящий кавардак: директор кафедры дизайна и искусств Фирмен Ришар и декан Арман Моншармен, в страшно взвинченном состоянии из-за того, что толпа студентов и неотложные дела не отпускали их на обед, пытались разобраться с какими-то важными документами, касающимися ближайшей проверки. Они кричали друг на друга из разных кабинетов, и гоняли бедного секретаря — новенького в их коллективе, от принтера к столу, от стола к кулеру, от кулера к сейфу и обратно. В приемной на диване сидело несколько студентов, что-то громко и эмоционально обсуждавших, гудел чайник, за окном шумел ливень. И во все это каким-то образом затесался месье Деко, с крайне недовольным видом дожидавшийся, когда на него обратят внимание.       Краем глаза он заметил Кристину, и на секунду обернулся, одарив ее тяжелым ехидным взглядом, а потом двинулся прямо на месье Моншармена, испуганно попятившегося в угол. — Месье Деко, честное слово, не знал, что пара у вас, если б знал, не посылал бы этого недотепу, — мужчина пригладил дрожащей рукой седые волосы, и поправил галстук.       Чуть поодаль него стоял смертельно бледный, одетый с иголочки секретарь. Его длинные светлые волосы были гладко зачесаны назад и убраны в хвостик, на носу громоздились круглые очки, увеличивавшие его и без того большие глаза. Выглядел он несколько нелепо и даже жалко, из-за скверного к нему отношения начальства, и Кристина невольно прониклась к нему симпатией. — Я похож на идиота, который будет обращать внимание на такие мелочи? — рассердился месье Деко, складывая руки на груди.       Даэ с трудом выдерживала натиск шума и духоты, еще и резкий испуганный голос Моншармена как раскаленная игла ввинчивался в мозг. — Нет-нет, конечно… — Тогда дайте мне, наконец, списки, которые вы обещали мне еще в прошлом семестре. И вообще… — тут Эрик обратил внимание на секретаря, с любопытством на него поглядывавшего, и сухо бросил. — Кыш!       Молодой человек вздрогнул, и, сделав над собой явное усилие, чтобы не броситься бегом, отошел от декана. Несколько секунд его рассеянный взгляд блуждал по приемной, потом секретарь заметил Кристину и весь просиял. — Мадемуазель Даэ? — уточнил он, глядя на девушку сверху вниз огромными глазами. — Как хорошо, что вы пришли. Я должен был передать вот эту штучку.       С этими словами он обошел стол Моншармена и, пошарив по ящикам, выудил оттуда новенький журнал посещаемости, который должны были вести все старосты в университете. — Полагаю, вы знаете, как им пользоваться? — спросил он участливо, опустив широкую ладонь на плечо девушки.       Кристина, смущенная таким оживлением и вниманием, кивнула. — Меня зовут Реми, кстати. Я сегодня первый день… — молодой человек покачал головой. — Надеюсь, не последний. Платить обещали исправно, а деньги мне нужны позарез.       Такая откровенность и искренность поразила Кристину, и, наверное впервые в жизни, она смогла отодвинуть свое стеснение назад и ответить вниманием на внимание.       Улыбнувшись Реми, она забрала из его рук журнал и сказала: — Все обязательно будет хорошо, вы только старайтесь их не сердить. Они все время на нервах, столько, сколько я здесь учусь, всегда было так.       Она хихикнула. — Учту, — Реми кивнул. — О, подождите! — воскликнул он, увидев, что Кристина собралась выскользнуть из кабинета. — Вы еще должны расписаться в одном документе, там, у месье. — Господи… — девушка тяжело вздохнула. — Понимаю, я здесь с восьми утра. Я уже не чувствую ни ног, ни головной боли, ничего.       Кристина оценила героическую нервную улыбку молодого человека, и сочувственно улыбнулась ему в ответ. В конце концов, она хорошо понимала, что значит подобная работа — ее деканат гоняет третий год, пользуясь тем, что она староста. А секретарю приходится втрое хуже, он на побегушках весь рабочий день, без перерывов.       Месье Деко о чем-то спорил с Моншарменом, затем, привлеченный шумом, из соседнего кабинета вышел, кипящий от злости месье Ришар. Заметив Эрика он весь как-то побледнел, почесал лысеющую макушку, и робко вступил в диалог.       Несколько минут длилось это противостояние, из которого победителем вышел месье Деко, явно довольный собой и своими коммуникативными талантами. Заметив испуганно замершую в дверях Кристину, он нахмурился, обернулся к едва расслабившимся декану и директору, и сказал: — Обратите внимание на барышню, вечно вы заставляете людей ждать. Никакой организованности, — он осуждающе покачал головой и двинулся к выходу.       Моншармен жестом подозвал к себе Кристину, а сидевшие на диване студенты обратили на Деко возмущенные взгляды — его стараниями очередь к декану была нарушена, но никто не посмел ничего произнести вслух.       Громкий хлопок двери потряс все и всех в кабинете, Кристина смазала подпись в документе, со стены над столом Моншармена упала рамка с фотографией его жены. Все обернулись, и увидели, что Эрик Деко держится за дверную ручку. — Да, забыл сказать, — елейным голосом заявил он, довольный произведенным эффектом. — Не обижайте парнишку, — он кивнул в сторону секретаря, забившегося в угол, — еще немного и он отдаст концы. Вы же не хотите в криминальные сводки угодить?       С этими словами, таинственно улыбаясь, он покинул кабинет.       Кристина не знала, как трактовать странное поведение месье Деко, и всю пару по мебельному конструированию она провела в раздумьях, ковыряя кончиком карандаша цветочек на пенале. Два раза месье Полиньи спрашивал ее, но она не смогла дать внятного ответа ни на один из вопросов, потому что толком ничего не слушала.       Ограничившись мягким замечанием, преподаватель больше ее не трогал, а Даэ снова погрузилась в себя.       Погода за окном располагала только к размышлениям, самокопанию и, возможно, ко сну. Хотелось последовать примеру Жамм — купить большой стакан клубничного молочного коктейля, завернуться в теплый кардиган и дремать, сложив руки под щеку. Но Кристина не отличалось такой раскованностью, как ее подруга.       Ласково погладив Жамм по нежно-розовым кудряшкам, Кристина вздохнула. Усталость, которая накапливалась внутри всю неделю, вдруг решила вывалиться наружу в середине пятницы, когда впереди еще очень много дел. Разве это честно?       Мэг строчила конспект, высунув от усердия кончик языка. Кристину уколол стыд — она-то бездельничает, и наверняка потом ей потребуется конспект подруги, чтобы подготовиться к экзамену.       Все оставшееся время она думала о том, что пора заняться своей жизнью и взять себя, наконец, в руки. С Раулем или без, но она должна упорно трудиться, чтобы достичь хоть чего-то, чтобы жить так, как хочется ей одной. Ради себя, и ради памяти ее отца. — Девочки, я сегодня должна встретиться с мамой, я побегу, ладно? — объявила Мэг в конце пары, крепко сжимая ладони подруг, не в силах сдерживать рвущуюся наружу радость. — Конечно, — не до конца проснувшаяся Жамм рассеяно моргнула. — Тогда пока, до понедельника.       Мэг торопливо обняла Кристину, звонко чмокнула Жамм в лоб, и, застегивая на ходу куртку, нырнула в общий поток студентов, который понес ее к лестнице. — Мне бы тоже одеться… — жалостливо пробормотала Жамм, зевая. — Тогда лучше отойдем в сторону…       Кристина забрала у подруги часть вещей и вместе они отошли к единственной свободной скамейке. Под боком галдела стайка первокурсниц, заставляя Жамм нервно ежиться и морщиться. — Разве Мэг говорила, что ее мама приезжает? — Кристина первой выразила недоумение.       Конечно, в последнее время она была несколько рассеянной, и плохо соображала, что происходит вокруг нее. Но она бы ни за что не пропустила таких новостей. Мэг очень тосковала по родным, которые жили весьма далеко от Парижа, и не всегда ей удавалось прятать свои чувства под маской ехидства и безразличия. — Не говорила, насколько я помню. Странно, конечно. Но ничего, — Жамм беззаботно пожала плечами, — наверняка мы потом все узнаем. Ты сейчас домой?       Этот вопрос заставил Кристину сначала побледнеть, потом покраснеть. Она не сразу сообразила, что вопрос этот не несет в себе ничего, кроме праздного любопытства. — Д-да, да, я домой. Уроки делать, — она неловко засмеялась и тут же испуганно притихла, почувствовав, что Жамм заметила ее странное состояние.       Это случалось очень не часто, обычно Жамм относилась к происходящему с привычным ей позитивным пофигизмом, не замечая творящегося вокруг хаоса, игнорируя все конфликты и неприятные события. Но все же… Когда она этого хотела, Жамм могла быть проницательной и внимательной к ближним. — Мы сейчас зайдем в кофейню, и ты расскажешь мне, что случилось между тобой и Раулем, — сказала она с неожиданной строгостью, забирая у подруги свои вещи. — Раулем? — испуганно пискнула Кристина, сжавшись.       Она не ожидала такого внезапного удара, даже не могла предположить, что Жамм станет что-то известно… Хотя, наверное, стоило ожидать чего-то подобного. Рауль учился в том же университете, вдобавок — общался и с Мэг, и с Жамм. Могли зародиться сплетни, слухи, домыслы. Но Кристина не ожидала, что это случится так скоро. — Во время обеда он подходил к нам, и спрашивал тебя. Сказал, трубку ты не берешь. И разозлился, когда мы сказали ему, что ты в деканате. И ты какая-то опухшая сегодня…       Серьезности Жамм хватило ненадолго. Почти сразу она снова повеселела, и обратилась к Кристине с тем своим мечтательным выражением, с каким она обычно говорила на самые отвлеченные темы. — Увидишь, станет легче, когда поделишься с подругой, — подмигнула она.       Легче не стало. Когда они выходили из кофейни, Кристина не чувствовала ничего, кроме всепоглощающей тоски. Ей снова пришлось вспомнить и заново пережить события вчерашнего дня, она в мельчайших подробностях увидела лицо Филиппа, приторно-ласково улыбающееся ей. Это красивое лицо стояло перед ее взором, когда девушки вышли на улицу и направились к метро. А когда они проходили мимо парковки, ей даже послышался его голос, который звал ее: «Кристина! Кристина!» — Кристина! — Жамм дернула ее за руку.       Кристина обернулась, и тут же с ужасом поняла, что голос Филиппа ей не померещился. Старший де Шаньи стоял на парковке, возле своей машины, во всем своем холеном великолепии.       Зачем он приехал? Еще сильнее унизить ее? На глазах у подруги втоптать в грязь, снова рассказать ей о том, какая она недостойная. Кристина боялась Филиппа, боялась его холодных глаз и жестоких слов. Последними он умел смертельно ранить. Ей вдруг стало стыдно ее скромной одежды, ее простенькой прически, старого рюкзака. И от этого мучительного чувства стыда она изнывала.       Лицо Филиппа, однако, не казалось сколь-нибудь надменным и безжалостным. Теперь оно приобрело выражение необычайной для него кротости и даже жалостливости. Кристина, растерянная и испуганная, заметалась, не зная, что ей предпринять, куда провалиться, чтобы избежать этого щенячьего взгляда, чтобы не видеть этого человека. — Кристина, давайте поговорим, пожалуйста.       Эта жалобная реплика послужила спусковым крючком, Кристина, сжав зубы, развернулась, и зашагала прочь, не зная, куда она идет, и что она теперь будет делать.       Жамм, не сразу сообразившая, что случилось, как следует проморгалась и, убедившись, что перед ней стоит всамделишный брат Рауля, нахмурилась. Несколько секунд она обдумывала, что ей стоит предпринять — высказать ли этому голубчику все, что она думает о нем, и всех тех, кто обижает ее друзей, или же… Первый вариант был хорош, все подлецы заслуживают знать правду о себе, однако, когда Жамм приблизилась к мужчине, и встала прямо перед ним, оказалось, что он почти на две головы выше нее. Это поубавило ее смелости. К тому же, она его не знала, и не могла точно знать, подлец он или просто глупец, ведь ее неприязнь к нему основывалась лишь на жажде заступиться за подругу. — Подержите-ка, — сказала она бодрым звонким голосом, всучив оторопевшему Филиппу свой клубничный коктейль. — Я ее верну.       И она бегом припустила за быстро удаляющейся Кристиной, не чувствуя на себе удивленного, но вместе с тем, пристального взгляда голубых глаз.       Кристина знала, что Жамм догонит ее, возможно, начнет говорить что-то, спрашивать, но не ожидала, что та станет уговаривать ее вернуться, чтобы выслушать Филиппа. В кофейне она громко выругалась, когда Кристина шепотом передала ей слова старшего де Шаньи о том, что она, Кристина, не подходящая партия для его брата. А теперь ситуация круто переменилась. Жамм с жаром, не присущим ей, стала упрашивать ее, тянуть назад, к парковке возле университета. — Зачем тебе это? Я не хочу с ним говорить, не хочу ничего слушать, я хочу просто уйти домой.       Кристина вся дрожала, ее нервы, натянутые до предела, казалось, болели почти физически. — Я просто… Если ты выслушаешь его, тебе станет понятнее, что делать дальше — выкинуть всю эту историю из головы и забыть про де Шаньи, как про страшный сон, или же — простить их и примириться. Ты ведь загрызешь себя, если вопрос не решить окончательно. — Ты права… Но это все выше моих сил. Я не могу смотреть на него, — нехотя проговорила Кристина, тяжело вздохнув. — Не бойся, я буду рядом, — Жамм ласково ей улыбнулась и мягко потянула за собой обратно. — Мы в любом случае должны вернуться, у него в заложниках моя вкусняшка.       Даэ заметила, как мелькнуло облегчение на напряженном лице Филиппа, когда они подошли. Он сделал несколько неуверенных шагов навстречу, глядя то на Кристину, то на Жамм, в руках он нервно сжимал стакан из кофейни.       Кристина смущенно потупилась. — Кристина, давайте отойдем в сторонку, я должен сказать вам несколько слов, — робко попросил мужчина.       Сейчас он напоминал Кристине Рауля, тот тоже выглядел таким испуганным и осторожным, когда провинился. Но если от Рауля это было ожидаемо, то от Филиппа — никак нет. За последние несколько лет она успела смириться с тем, что старший де Шаньи уже никогда не будет прежним, никогда рассмеется также заливисто, как делал это в детстве, не улыбнется и не расскажет глупую шутку, понятную ему одному. Все это давно ушло. Поэтому сердце Кристины теперь так отчаянно оборвалось — она так сильно скучала…       Не дожидаясь ответа Кристины, Филипп аккуратно взял ее за запястье и увлек за собой к близстоящему дереву. Бессмысленная иллюзия приватности. Жамм все было прекрасно видно и слышно, хотя она и старательно делала вид, что разговор ей не интересен.       Прокашлявшись, пригладив пальцами усы, мужчина начал: — Дорогая Кристина, вчера я имел неосторожность… — Филипп запнулся, почувствовав, что формальность сейчас — большая глупость. — Нет, не так… Кристина, я… Я повел себя очень глупо и недостойно, да и попросту гадко по отношению к вам. Даже если бы вы и хотели стать невестой моего брата, я не имел права так говорить с вами и так с вами поступать.       Тень пробежала по красивому лицу мужчины, и он, переведя дух, с жаром продолжил: — Вы всегда были для нас сестрой, и я надеюсь, что вы найдете в себе силы простить своего брата. Он очень раскаивается, и уверяет вас, что подобное больше не повторится. — Филипп, я… — Кристина тяжело вздохнула. — Я не знаю, то, что ты сказал… — Забудьте, прошу вас, забудьте, это ложь, это неправда.       Надежда, светившаяся в ясных голубых глазах, на мгновение испуганно потухла, когда Кристина, не сдержавшись, звонко рассмеялась. Но почти сразу Филипп понял — простила, и сам, как последний дурак, разулыбался. — А мы можем?.. — мужчина медленно развел руки в стороны.       Кристина, поправив на носу очки, смущенно кивнула и придвинулась ближе. Объятия накрыли ее тяжелой теплой волной любви и защиты. Она больше не чувствовала себя одинокой, потерянной — рядом было твердое плечо близкого, сильного человека, который знал ее с самого детства, который, в какой-то степени, тоже приложил руку к ее воспитанию.       Она не могла объяснить себе, почему простила. Почему вдруг все те ужасные слова, которые Филипп наговорил ей, стали совсем не важными. — Прости меня пожалуйста, — шепнул Филипп, в последний раз со всей силы сжав Кристину в объятиях, так, что она испуганно пискнула, и отпустил. — Это все очень мило и трогательно, — хохотнула Жамм, — но не могли бы вы вернуть мне мою вкусняшку? — Вку… — Мужчина перевел удивленный взгляд на Кристину.       Прежде, чем Филипп успел что-то сообразить, Жамм подскочила к нему и отняла свой коктейль. — Вот так и доверяй свои вещи незнакомцам, — она смерила Филиппа веселым взглядом. — Что вы, милая барышня, — он обходительно улыбнулся, — я собирался вернуть вам ваши вещи надлежащим образом.       Возникла неловкая пауза, и тут Кристина сообразила, что так и не представила своих друзей друг другу. Все-таки они не были знакомы, хотя Жамм и была наслышана о «его великой серьезности» Филиппе де Шаньи. — Филипп, это Жамм, моя подруга. Жамм, это Филипп, старший брат Рауля и мой… Мой брат тоже, правда, названый.       Филипп хотел было проявить свою старомодную учтивость, чуть склонил голову и взял ладошку Жамм в свою, собираясь поднести ее к губам, но девушка с неожиданной прыткостью крепко пожала ему руку, нарушив тем самым все его планы. А ее заливистый смех окончательно смутил бедного Филиппа, который привык впечатлять девушек своими манерами. — Будем знакомы, я о вас наслышана, — сказала она, весело подмигнув мужчине. — А мне Кристина почему-то не рассказывала о том, что у нее есть такая очаровательная подруга, — нервно улыбнувшись, заявил Филипп, пытаясь сохранить остатки самообладания.       Этой фразой он надеялся отомстить, заставить Жамм смутиться, потому что не привык, чтобы кто-то так нагло смущал его, в особенности женщина. Это было за гранью его понимания, и настолько встревожило и взворошило его душу, что он едва держал лицо перед этой девчонкой.       Но Жамм только ослепительно улыбнулась, и как ни в чем не бывало отошла в сторону.       Нужно было как-то прощаться и расходиться, но никто из троицы не решался взять на себя главное слово. Кристина чувствовала себя смущенной, а еще — очень-очень счастливой и не знала, как обуздать в себе эти эмоции и сказать хоть что-то, выдать хотя бы банальную вежливую фразочку. Это была ее ошибка. Филипп взял ситуацию в свои руки, и произошло то, что произошло. — Дамы, не желаете пообедать в ресторане? Я приглашаю. После того, как я украл у вас ценное время, я обязан накормить вас. И, разумеется, в честь примирения… — он глянул на Кристину таким строгим взглядом, что девушка, заготовившая было отказ, тяжело сглотнула.       Урок у месье Деко был еще не скоро, времени было предостаточно… Вот только Кристина планировала добраться до дома, переодеться, взять тетрадку для занятий. А если она согласиться на предложение Филиппа, ей придется ехать к Деко в чем есть, да еще и бежать в магазин за тетрадью. Еще и это неприятное чувство, что она будет есть за чужой счет, даже при том, что Филипп сам пригласил их. Вопрос финансов для нее всегда стоял особенно остро.       Но решение было всецело за ней. Жамм испытующе смотрела на нее, не спеша давать свой ответ. — Я… Вы уверены, что это удобно? Все-таки мы… — начала Кристина, не очень уверенно. — Замечательно, — прервал ее Филипп. — В двух кварталах отсюда есть дивный ресторанчик. Мы иногда ужинаем там с Раулем.       Дожидаясь заказ, Эрик десять раз проклял себя и свое неуемное воображение. Вот какой черт заставил его так необдуманно рисковать всем, в том числе и своей репутацией, не говоря уже о безносой тайне, которую он тщательно хранил? И все почему? Потому что девчонка коснулась его руки, улыбнулась ему? Или потому что ему действительно жалко отпускать бедняжку домой так поздно и голодной? А может ему хотелось просто узнать больше о дочери скрипача Даэ?       Из всех зол, Эрик не выбирал ни одно, он попросту не знал, к чему склоняться. Ему было и правда жаль отпускать Кристину с занятий вымотанной и голодной, но на его тщательно продуманный план по организации ужина повлияло не только это. Она его заинтересовала. Как вышло так, что дочь Даэ оказалась на задворках музыкального мира? Как она все это время скрывала свою страсть к музыке? Как не сломалась? Еще его несказанно раздражала несправедливость — это перед ним, уродливым и безобразным созданием, закрывались двери в большой мир, и чтобы их открыть, ему пришлось трудиться день и ночь, свернуть горы. А Кристину, хрупкое и нежное создание, невероятно красивое и весьма недурно одаренное, кто-то сознательно удерживал от любимого дела, не давал и всячески препятствовал… Просто возмутительно. У девочки были все шансы покорить людские сердца, но она превратилась в запуганную и зажатую тихоню.       Итак, Эрик решил организовать ужин, а поскольку времени готовить и поражать ученицу своими кулинарными изысками у него не было, он сделал заказ в итальянском ресторане и пришел его забрать в назначенный час. Но какой-то недоумок что-то перепутал, отдал ему чужой заказ, Эрик обнаружил это, пришлось оформлять возврат и дальше по накатанной… Длинная бумажная волокита, поиск пропавшего на кухне блюда из заказа Эрика. Проще было самому приготовить, и вышло бы в миллион раз аккуратнее и изящнее.       Гости ресторана с любопытством поглядывали на странного высокого худого мужчину в черном костюме и длинном плаще. А Эрик, с отвращением ощущая на себе все эти взгляды, духоту помещения, чувствовал, как начинает таять его грим.       В какой-то момент, пока администратор рассчитывал его, повеяло холодком и звякнул дверной колокольчик. Послышались веселые голоса и чей-то звонкий смех, такой нежный и очень знакомый. Эрик рефлекторно обернулся, и застыл. Удивление, испуг, какая-то детская обида и почти злость пригвоздили его к полу. В дверях была Кристина — в той же одежде, в которой она стояла перед ним сегодня, виновато опустив глаза к полу. Ее очки, волосы, смех… Все было её, совпадений быть не могло. С Кристиной было это розоволосое облачко по имени Жамм и… Эрик пригляделся.       Когда он увидел с кем именно вошли в ресторан девушки, у него помутился разум, и мужчина едва удержался от каких бы то ни было действий, к которым его подталкивала мерзкая рожа Филиппа де Шаньи.       Так вот почему Кристина не успевала подготовить домашнее задание к его парам. Весело проводила время в компании богатенького расфуфыренного попугая. Этой неслыханной наглостью она задела его, сделала больно, он чувствовал, как в груди разверзлась дыра из-за ее предательства.       «Но она свободный человек, и может сама решать, с кем ей общаться, а с кем нет, в свободное от учебы время», — подумал он и тут же безжалостно раздавил эту мысль. Глупости. Если Кристина решилась положиться на него в мечте о музыке, значит она должна советоваться с ним по любому поводу. И общение с молодыми и не очень людьми — это то, что он уж точно бы ей не разрешил. Для ее же блага! Подобное всегда отвлекает от работы.       «Ты ей никто, не отец, не жених, ты не можешь ей указывать и что-то запрещать» — голос разума снова предпринял попытку убедить Эрика, но тот отмахнулся. Он ее учитель, уж кого-кого, а его советов она должна придерживаться. Да и что плохого в том, что он хочет уберечь ее от этой грязи? Мужчину передернуло, когда он увидел, как Филипп, положил руку на плечико Кристины и повел ее вперед.       Девчонка заметила Эрик. Вздрогнула, отвела взгляд и испуганно замолчала, вся побелела. То-то же, пусть это послужит ей хорошим уроком. Эрик зло усмехнулся, продолжая сверлить Даэ взглядом. Пусть почувствует.       Но может… Может быть Кристина не знала об истинной сущности де Шаньи? У него есть шанс, да-да… Он обо всем расскажет ей, как только она придет на занятие.       А придет ли она?       Нехорошие сомнения начали закрадываться в голову, поэтому, как только Эрику вручили пакет с его заказом и чек, он бросился прочь из ресторана, демонстративно проигнорировав робкое «здравствуйте», которое произнесли Кристина и Жамм хором.       Пусть Кристина немного помучается, пусть знает, как он осуждает ее выбор, ее избранника и подобную распущенность.