Гербарий

      Эрик со злорадством представлял себе как побледнеет личико Кристины, как девчонка станет отводить взгляд, когда он грандиозно отчитает ее. Вдуматься, в столь юном возрасте и заниматься такими непотребствами! И при этом выглядеть невинным робким агнцем. Вот уж действительно судьба играет злые шутки с людьми.       Еще каких-то несколько часов назад мужчина не верил своему счастью — ему достался чистый лист, и он мог самолично вести историю Кристины, которая доверилась ему. Ведь если ты доверяешься педагогу, ты доверяешь ему все, всю свою жизнь, и нисколечко не сомневаешься в его решениях. Эгоистично Эрик полагал, что может заставить девушку делать все, что он скажет, сделает ее блестящей певицей, известной, вознесет до небес ее талант, а заодно убережет ее ото всех опасностей, ото всей грязи, которая странным образом к ней не пристала за все двадцать лет ее жизни. Потому что ей, несмотря на свою забитость и скованность, удалось его заинтересовать.       А теперь выходило, что все его надежды и планы рушились как тяп-ляп склеенный его студентами макет за десять минут до экзамена.       Еще одна мысль не давала Эрику покоя. Что, если Кристина на самом деле не подозревала об опасности, которая ей угрожала? Возможно, она ни в чем не виновата. Ведь, в сущности, этот Филипп де Шаньи — редкостный мерзавец, поэтому гораздо легче поверить в то, что он задурил голову юной и наивной девушке, чем в потрясающую актерскую игру Кристины.       Так или иначе, разъяснительную беседу провести стоило. Это его долг, как педагога и… Как человека, который хорошо знал ее отца. Кто если не он, ее заботливый учитель, откроет ей глаза на истинную сущность богатенького негодяя.       В половине шестого Кристина, нервно вздрагивая, пересекла главную улицу, за которой жил месье Деко. Его недобрый взгляд, которым он одарил ее в ресторане, комом стоял у нее в горле все эти несколько часов, поэтому в метро она едва не проехала свою станцию, а на кассе в канцелярском магазине, куда она зашла за тетрадью, она рассыпала всю мелочь из кошелька.       А вдруг месье Деко теперь и не ждет ее на урок? Эту глупую мысль Кристина настойчиво отгоняла, справедливо рассудив, что она не совершала ничего такого ужасного, чем могла бы вызвать гнев преподавателя. Разве что не сделала домашнее задание… Но было ли это так уж смертельно?       Пока Кристина бродила между домами, отчаянно силясь найти знакомый, начался проливной дождь, а вместе с ним поднялся и сильный ветер, от которого Даэ не спасал ни свитер, ни теплое пальто. Маленькими перебежками от козырька к козырьку, девушка, наконец, вышла к нужной парадной. Мысли ее были всецело заняты предстоящей встречей с месье Деко, поэтому она не сразу обратила внимание на мужскую фигуру, стоявшую чуть поодаль под большим синим зонтом, отделанным золотой каемкой.       Фигура стояла спиной и курила, поэтому Кристина не рисковала быть обнаруженной, когда украдкой еще раз посмотрела на нее. По хорошо уложенным рыжим волосам она узнала в мужчине Фабиана, соседа месье Деко, и тут же вспомнила предостережения последнего.       Инстинктивный страх шевельнулся у нее в груди, и Кристина, не помня себя от волнения, набрала код двери, а затем, ворвавшись в парадную, побежала наверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. И только в двух пролетах от квартиры преподавателя девушка остановилась, чтобы отдышаться и привести себя в порядок после столкновения с Парижским дождем и внеплановой пробежки. Протерев стекла очков, Даэ все же сняла их, и убрала в рюкзак. Безнадежно растрепавшиеся волосы она кое-как снова собрала в косу.       До начала занятий было еще десять минут, и Кристина с радостью постояла еще хотя бы пять из них за пределами квартиры, набираясь мужества, но внизу хлопнула дверь и послышались шаги, поэтому девушка поспешила подняться на нужный этаж и тут же позвонила в квартиру.       Месье Деко открыл почти сразу же, то ли услышал ее беготню и поджидал под дверью, то ли собирался выходить куда-то — поверх пиджака он накинул пальто и шарф. Но так или иначе, Кристина была рада видеть его, и еще больше рада тому, что он не захлопнул перед ней дверь, а напротив, цепко ухватив за локоть, буквально втащил в дом. — Я, признаться, уже не чаял увидеть вас сегодня, барышня. Думал, вы заблудитесь, — ехидно начал он, но тут же смягчился и как-то по-отечески прибавил. — Рад, что вы запомнили дорогу. Можете ведь быть собранной, когда захотите.       Кристина рассеянно кивнула и только потом, сообразив, пролепетала: — Здравствуйте.       Месье Деко рассеяно отмахнулся, и продолжил, возвышаясь над девушкой: — Здоровались, и не раз за сегодня.       Этим жестким намеком он заставил Кристину покраснеть и опустить стыдливо взгляд, хотя она и не знала, чего толком стыдится, ведь она не сделала ничего дурного. — Своим долгом я считаю провести с вами беседу. Но не сейчас. Время слишком ценная штука, знаете ли. И если вы все еще хотите петь, лучше употребить это время разумно.       Даэ покорно кивнула, решив, что раз ее совесть чиста, она спокойно сможет объясниться с месье Деко, каким бы несносным он ни казался, позднее. Правда в любом случае будет на ее стороне.       Забрав у Кристины пальто, и заперев его в шкаф, Эрик объявил: — Раз вы согласны, предлагаю вам сегодня остаться на ужин, и мы обсудим возникшее… недоразумение.       Этим ходом он надеялся убить двух зайцев — провести воспитательную беседу с Кристиной, объяснив ей, что с плохими дядями общаться не стоит, а заодно все же оставить ее на ужин и узнать о ней больше без какого-либо двусмысленного подтекста.       Кристина, больше всего на свете желавшая поскорее закончить с этим днем, и, переосмыслив его события, идти в следующий, испуганно поглядела на месье Деко, как бы проверяя его предложение на подлинность. Не может же он всерьез предлагать ей остаться у него в гостях? Ведь не может?..       Но он был серьезен и непреклонен. Видя, что отказ уже готов был сорваться с ее губ, Эрик посчитал разумным напомнить Кристине на каких условиях он дает ей уроки, и, что все это, естественно, ради ее блага. — Посмотрите на себя, вы же совсем цыпленок! — воскликнул он, пытаясь скрыть за этими словами волнение. — Я, как педагог, считаю своим долгом, учить вас не только музыке, но и жизни, когда это уместно. — Хорошо… — наконец сдалась девушка после нескольких минут тяжелой борьбы.       Эрик почувствовал себя выжатым. Кто бы знал, каких усилий ему стоило говорить с ней, сохраняя внешнюю невозмутимость и шутливый тон. К счастью, ее застенчивость и кротость сыграли ему на руку, Кристина не могла долго сопротивляться.       Он подождал Кристину, пока та вымоет руки, а затем отвел ее в музыкальную комнату, где они в прошлый раз проводили урок пения. Затворив дверь, он сразу направился к письменному столу.       На сей раз, комната была чистенько убрана, не было пустых бутылок из-под вина, немытых бокалов, а стол, куда месье Деко подтащил два стула, не был завален кучей бумаг.       Жутко смущаясь, Кристина опустила рюкзак на пол возле стула, и осторожно присела на самый краешек, будто бы в любой момент месье Деко мог с воплями согнать ее. — Располагайтесь, — бросил мужчина отрывисто, с неодобрением глядя на сжавшуюся Кристину. — Я вернусь через минуту.       Едва месье Деко вышел, Кристина выдохнула и чуть расслабилась, внимание ее тут же обратилось к выцветшим, но по-прежнему великолепным афишам. Подумать только, когда-то эти объявления пестрили яркими красками и зазывали на оперы, а исполнители наверняка испытывали чувство гордости, глядя на свои имена, напечатанные крупным шрифтом.       В прошлый раз ее преподаватель, не обладающий львиной долей терпения, не дал ей осмотреться как следует, теперь же она могла вволю разглядывать диковинки, которые он в большом количестве снес в эту комнату. Взгляд ее избегал только вырезок из старинных газет с изображениями изуродованных людей. Ее сердце сжималось всякий раз, когда в голове всплывали слова месье Деко о том, как этих талантливых, иногда гениальных людей отвергало общество из-за того, какими они родились.       Поддавшись странному уюту, который воцарился в этой комнате после случившейся в ней уборки, Даэ удобнее устроилась за столом и даже разложила вещи, предполагая, что уже на первом занятии ей понадобится делать пометки и что-то записывать. Положение ее в этом доме было … Необычным и, пожалуй, опасным, ведь никто не знал, что она здесь, ни одна живая душа не стала бы искать ее в этой квартире, случись Кристине Даэ исчезнуть, но почему-то девушка доверяла месье Деко. И стеснялась его лишь потому, что он в ее понимании, был красивым, интеллигентным мужчиной, обладавшим притягательной харизмой, несмотря на его несносный характер. А его голос, мягко гипнотизировавший всех слушателей, навсегда бросил ее к ногам его обладателя.       Вернулся месье Деко значительно позже обещанной минуты. В руке у него была чашка от которой, извиваясь, устремлялись вверх тонкие клубы пара. — Я видел на вашей одежде ромашки и рискнул предположить, что вы любите ромашковый чай. Но если я ошибся, скажите, я вылью и приготовлю вам что-нибудь другое, — сказал он, поставив напиток прямо перед Кристиной. — Я люблю, спасибо, — отозвалась Даэ, кротко ему улыбнувшись.       Смелый взгляд ее невинных глаз поднял в груди Эрика волну раздражения. Кристина вела себя так, будто несколько часов назад не гуляла с де Шаньи. Внутренний голос подсказывал, что, должно быть, девушка не делала ничего такого, чего могла бы стыдиться, но мужчина упрямо подбирал слова, которые скажет ей за ужином, и на ум приходили только обвинения и упреки. Должна же она понимать серьезность своего положения, должна отвечать за свои поступки, должна, в конце концов, прогнать ветер из головы. — Не смотрите на меня так, будто я собираюсь вас съесть, — сварливо сказал он, усаживаясь рядом. — Займемся поскорее музыкой, и не забывайте пить ваш чай, пока горячий. Не хватало еще, чтобы вы заболели.       Занятие тянулось бесконечно долго, и, поначалу, Кристина не могла сосредоточиться, пугаясь всякий раз, как месье Деко поднимал голос, и бессознательно отодвигалась от него. Но постепенно ее увлекла изучаемая тема и радость от возможности заниматься тем, что она так любит. Совсем скоро она сможет понимать нотную грамоту, читать с листа, и мир музыки станет ей намного ближе. Что-то из материала, который рассказывал Деко, она уже знала из скромных уроков отца, и она с удовольствием показывала свои знания учителю.       Эрик испытывал смутное чувство удовлетворения и гордости, глядя на то, как этот цыпленок внимает его словам и даже осмеливается задавать вопросы, переспрашивать то, что не понимает. Кристина без запинки ответила на все его вопросы в конце занятия, доказав ему свою ответственность.       На этой положительной ноте никто из них уже не волновался из-за ужина. Кристина, торжествуя, смотрела на преподавателя с благодарностью, ей были приятны его похвалы. Эта искренняя доверчивость расположила Эрика к ней… Почти. Теперь, радуясь ее заинтересованности музыкальным искусством, ее прилежности, мужчина острее чувствовал разочарование.       Как эта девушка, эта возвышенная душа, предназначенная для высоких свершений, может якшаться с этим ничтожеством?       Когда он отвел ее в столовую, где заранее разложил приборы, Кристина что-то спросила у него, а он и не слышал, весь оглушенный злой неприязнью. Его взгляд, исполненный раздражения и какой-то затаенной мольбы, заставил девушку замолчать. — Сейчас я буду говорить, а вы слушать, хорошо? Садитесь.       Кристина не глядя опустилась на отодвинутый стул. Она оказалась в со вкусом обставленной столовой совмещенной с кухней, но не могла почувствовать всей этой красоты, не могла ей насладиться, потому что ужас, предчувствие скорой расправы овладели ей. Она вся похолодела.       Вероятно, месье Деко все это время с трудом вынашивал все свое недовольство, а теперь попросту больше не мог сдерживать его. Зная, насколько страшен бывает его гнев, Даэ боялась этой ударной волны. Ведь одно дело, когда ты вместе с группой выслушиваешь нелестные отзывы о себе, другое дело — один на один с преподавателем.       Она успокаивала себя тем, что она ничего плохого не сделала, и он не сделает ничего, что могло бы навредить ей. Это незаконно. Но эти жалкие попытки самоуспокоения казались жалким лепетом даже самой Кристине. Месье Деко ничего не стоит просто взять и выгнать ее. Он взял ее в ученицы добровольно, на бесплатной основе. Ничто не помешает ему отказаться от своих обязательств.       Эти уроки стали для Кристины огоньком в беспросветном мраке, надеждой на хоть какое-то будущее в мире музыки. Если она потеряет его, она потеряет всю веру в себя. — Успокойтесь же вы, — раздраженно потребовал Эрик, ставя перед девушкой стакан воды. — Вас так трясет, будто вот-вот удар хватит. Я просто сказал, что хочу поговорить, а вы уже Бог весть что себе напридумывали. Успокойтесь, я вам говорю.       Ее жалкий испуганный вид, должно быть, вызвал сочувствие у мужчины, потому что голос его зазвучал мягче.       Убедившись, что Кристина не собирается отдать душу Богу прямо тут, месье Деко отошел в зону кухни, в тень, и жутко сутулясь над низкой столешницей, начал заниматься приготовлением ужина.       Ясеневый стол, за которым сидела Даэ, был накрыт кружевной салфеткой и сервирован изящными и, судя по всему, очень дорогими приборами. Из буфета, от которого веяло стариной и шумным весельем звонких бокалов, месье Деко достал графин, расписанный витражом, наполнил его какой-то загадочной, пахнущей фруктами жидкостью, и поставил на стол. Очень скоро на белоснежных кружевах вспыхнули яркие сочные фрукты, уверенной рукой уложенные на блюдо в форме рыбы, появилась вазочка с конфетами и пряниками. Ужин подогревался в духовке огромной французской плиты с красивыми медными ручками.       Вся эта не нарочитая, естественная роскошь, привычный для месье Деко быт, произвели на Кристину двоякое впечатление. Она почувствовала, как ее охватывает вдохновение, и что она вся дрожит от умиления этой изысканной красотой, этим вкусом. Но вместе с тем, Даэ чувствовала себя неловкой простушкой, нелепой в своем розовом свитере посреди всего этого царственного великолепия. — Чувствуйте себя, как дома, — бросил месье Деко, на мгновение к ней оборачиваясь. — И прекращайте уже меня бояться, это злит.       Кристина бы хотела спросить у него, как именно ей перестать бояться, не понаслышке зная о том, какими бывают вспышки не самых приятных сторон его личности, и тем более учитывая, что он ее преподаватель. Она чувствовала, что он хочет общаться с ней как педагог-товарищ, а не просто как незыблемый страшный авторитет, но не знала, как справиться с гранью, которая разделяла эти два понятия.       Даэ сложила ладони поверх юбки и безмолвно уставилась на преподавателя, ожидая, когда небеса разверзнутся, и когда он, наконец, заговорит. Возможно, он нагнетает обстановку? Такой вариант никак нельзя было исключать, зная, как любит месье Деко излишне драматизировать. — Мадемуазель, — сказал он, стараясь быть холодно-суровым. — Если вы хотите петь, петь на сцене, и при этом не быть бездушной поющей машиной, вас должна отличать безупречная нравственность.       Месье Деко снова замолчал, пытаясь удержать заворочавшийся в груди гнев. Звонко щелкнул таймер духовки, сообщая о том, что лазанья, заказанная к ужину, подогрета. — Я с пониманием отнесся к вашим проблемам и нуждам, в обмен я попросил только одного — послушания, помним об этом, — продолжал он с усилием. — Сегодня я стал свидетелем невообразимой мерзости. Вы гуляли в компании этого мужчины, вы…       Он запнулся, не в силах совладать с бешенством, охватившим его. — Да, Филипп мой друг детства, — отвечала Кристина с легкой улыбкой, обращая смелый мечтательный взгляд на месье Деко.       Эрик поперхнулся. — Это гадко! — закричал он; и в этом крике излилась вся его обида и желчь. — Безупречная нравственность, говорю я вам, только так можно стать великой… А пустышкой. Ха! Забудьте! Я не собираюсь тратить свое драгоценное время на то, чтобы выдрессировать пустоголовую девицу. Притворяться ангелом, но при этом крутить шашни с де Шаньи, вдуматься! С этим ничтожеством.       Потрясенная, Кристина не отрицала ничего. Осыпанное этим градом упреков, ее собственное возмущение даже не успело родиться. — Вы знакомы с Филиппом? — спросила она голосом, в котором звенели слезы. — К сожалению, — фыркнул мужчина, шумно отодвигая свой стул. — К сожалению знаком хорошо, поэтому в курсе на что способен этот негодяй! — Как вы можете… — прошептала девушка, на сей раз в ее словах прозвучала злость. — Я только что сказала, что он мой друг, а вы… — Я весьма осведомлен, что делает с девицами дружба с подобными… — ввернул месье Деко. — Почему же вы не защищаетесь? Потому что я прав, и вам это хорошо известно. — Нет, — спокойно возразила Кристина. — Потому что вы оскорбляете меня. Кроме того, не желаете слушать никого кроме себя, поэтому, что бы я вам ни ответила, и как бы ни защищалась, вы все равно будете уверены в своей правоте. Спасибо за ужин, всего доброго.       Эрик почувствовал, что цыпленок, за которым он с любопытством наблюдал, которого собирался с любовью растить и воспитывать, больно клюнул его. Она собиралась уйти! — Простите меня, — в ужасе прошептал он, хватая Кристину за ее тонкую ручонку. — Я бываю несдержанным, это правда. Не уходите.       Даэ и сама не понимала, какая такая сила заставляет ее в кои-то веки сопротивляться, защищать свое доброе имя, не позволяя испуганно забиться в угол.       Слова, которые ее преподаватель, которого она безмерно уважала, хотя и боялась, очень ранили ее. Если он такого мнения о ней, какой смысл ей оставаться? Она достаточно уважает себя и свою семью, друзей, чтобы не терпеть подобные нападки. — Я не могу, — сказала она, и голос ее дрогнул. — Пожалуйста, дайте мне объясниться. Кристина, вы же знаете, я не умею быть деликатным. Я был зол, простите мне эту вспышку. Я обещал себе быть вежливым с вами и только убедиться, что вы не натворили глупостей, но вместо этого… Я ненавижу де Шаньи. Да-да! Знайте, в прошлом он перешел мне дорогу, и своего мнения я не изменю. Но прошу, забудьте все, что я сказал о вас, я был несправедлив.       В этом его порыве было столько жалкого отчаяния, что сердце Кристины дрогнуло. Она позволила месье Деко снова усадить ее за стол.       Мужчина засуетился, наливая в бокал Кристины напиток из витражного графина, и раскладывая еду по тарелкам, словно это могло приковать девушку к месту.       Постепенно до Кристины, оглушенной его нападками и собственным гневом, начал доходить смысл его последних слов. Эрик Деко извинялся. И, похоже, делал это искренне, потому что выглядел он при этом ужасно потерянным и, пожалуй, испуганным. В таком состоянии своего учителя она никогда прежде не видела, и от этого испытывала смутное чувство неловкости и сожаления. — Я просто хотел предупредить вас, чтобы вы не допустили серьезную ошибку. Но раз вы говорите, что… — Все в порядке, — пролепетала Кристина смущенно. — Давайте больше не будем об этом говорить.       Она опустила глаза на свои ладони, сложенные на коленях, чтобы случайно не столкнуться взглядом с месье Деко, который, она чувствовала, теперь пристально изучал ее.       Наконец мужчина произнес: — Хорошо. И спасибо вам.       Кристина ничего не добавила к этому. Ситуацию хотелось поскорее чем-то загладить, и она стала осматриваться вокруг в поисках идеи для беседы. Мысленно она сделала себе пометку спросить о месье Деко Филиппа. Возможно так ей удастся что-то выведать, не задевая при этом самого Деко. — А как поживает Амадей? — спросила она осторожно.       Кристина не каждый день встречала людей, выгуливающих черепашек на улице под пальто, поэтому рассудила, что месье Деко, обожающему своего друга, будет приятно поговорить о нем. — О, он по вам скучал. Вы ему понравились.       Снова воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая только лишь шорохами ножа — мужчина нарезал хлеб. Где-то над головой тикали часы и монотонно трещала лампа. — Что ж, это приятно, — Кристина неловко поерзала на стуле.       Похоже, месье Деко совсем расстроился. Его обыкновенно горящие огнем идей глаза потухли, а губы сжались в одну тонкую полоску. Жилистые руки машинально делали последние приготовления к ужину, который все же состоится. — Месье, вы где-то учились музыке?       Эрик криво улыбнулся. Кристина так мило беспокоилась, что он с трудом воздерживался от каких-либо комментариев. Неужели она не ненавидит его? В тайне не проклинает? О, он заслуживал и проклятья, и самую страшную кару на свою голову. Но Кристина… Нет-нет, эта девушка не опустится до злодейства, пускай и мысленно. Она не оскорбляла его в ответ, не кричала, не устраивала сцен. В ответ на его грубость она молча собиралась уйти. Что может красноречивее, чем это защитить ее честь и гордость?       С той самой секунды Эрик смотрел на нее с восхищением, и не собирался скрывать этот взгляд. Пусть она знает, пусть чувствует себя смелой и свободной, в конце концов, только в таком состоянии можно петь и этим пением заставлять композиторов на небесах плакать от умиления и восторга. — Орган и клавесин. Закончил экстерном. Остальное — исключительно природный талант и трудолюбие. Трудолюбие в большей степени, его я и вам желаю, — заявил он чванливо. — Скажу вам по секрету, многое из того, что дают сейчас в университетах, можно освоить самостоятельно при должной усидчивости, терпении и желании, различие будет лишь в наличии диплома. Но если цель — именно знания, то их можно получить, не оплачивая десять семестров. Скажите, почему вы, имея все навыки, огромное желание, мечту, не занимались хотя бы вне Консерватории?       Кристина на секунду прикрыла веки, словно решая, делиться ли самой сокровенной болью с этим странным человеком. На деле, она все давно решила для себя. Если он взялся учить ее, если согласился протянуть руку помощи, как бы сложно ни было, она выдержит все испытания, и будет с ним сотрудничать. Если так, то он должен знать, как обстоят дела на самом деле, а иначе, когда он попытается дать ей задание, выйдет неприятный сюрприз. — Моя мама… Она не считает музыку достойной профессией, — сказала она удрученно, но тут же ласково улыбнулась. — Я ее не виню, у всех разные представления о «достойном»… Она карьеристка, да и не моя родная мама, она удочерила меня шесть лет назад. Я выросла, глядя на пример отца, для которого музыка была всем. Так он меня воспитал, так вырастил. А мама, хотя изначально и завела дружбу с нашей маленькой семьей из-за своего покровительства искусству, сейчас делает все возможное, чтобы оградить меня от музыки и «неправильных решений», как она выражается. По крайней мере, пока я не закончу университет ходить в театр мне запрещено, а если я слушаю что-то дома и в больших количествах, это тоже становится предметом ссоры. Что уж говорить про занятия музыкой. Вы не подумайте, я не виню маму за ее строгость, и не жалуюсь. Я ее люблю, и благодарна ей за то, что она делает для чужой девочки. Просто она человек другого мира. Она привыкла брать от жизни все, привыкла работать на раздражающей ее работе, чтобы жить на широкую ногу, и чтобы знакомые были уверены в ее благополучии и достатке. Мы же с папой всегда жили скромно, нам не нужно было много. Мне было бы довольно и небольшой зарплаты, но работы, которую я обожаю всем сердцем. — Простите, но это же издевательство! — произнес мужчина, моментально распаляясь. — Это не жизнь, это самый настоящий кошмар. Не удивительно, что вы постоянно такая напуганная. Пусть она не родная вам мать… Жить в таких условиях. Впрочем, — тут же поправился он, заметив, что глаза у Кристины заблестели, а подбородок начал дрожать, — я сужу только со стороны… Будь у меня дети, они занимались бы тем, что им интересно, только так можно стать настоящим специалистом своего дела.       Кристина болезненно покраснела, и с трудом преодолевая себя, заметила: — Я понимаю, для многих все это — странно, поэтому об этом знаете только вы и… И Рауль. Но для меня — это обычный порядок вещей. Я, насколько это было возможно, сама изучала историю музыки, старалась хоть как-то разобраться в грамоте. Пела, когда мамы не было дома. А как я тайком устраивала марафоны оперы, пока она была в командировках, — Даэ мечтательно улыбнулась. — Тайком на сцену не выйти, моя дорогая. Как вообще можно жить тайком? Нонсенс!       Эрику, которому в жизни было отказано только в человеческом отношении, в любви и тепле, никогда не приходилось задумываться о запретах на какие-либо занятия. Люди, отвечавшие за его жизнь, стремились как можно скорее отмахнуться от него, избавиться от докучливого уродца. Если он чем-то занимался, часами пропадая в своей каморке, которую называли гордым словом «комната», никто о нем и не вспоминал. «И слава Богу, что чем-то занят, главное, чтобы нас не трогал» — девиз, с которым Эрик рос, и который помог ему в конечном итоге осознать, что тот самый внутренний мир, о котором так много пишут в книгах, в учебниках, о котором говорят родители, преподаватели, никому не сдался. Если ты родился не таким, как другие дети, в лучшем случае, тебя будут жалеть, а в худшем…       Сколько Эрик себя помнил, он всегда был предоставлен сам себе. Опекуны о нем вспоминали только тогда, когда надо было его кормить, отправить в ванную (потому что сам он частенько об этом забывал, увлекшись более интересным занятием), и когда надо было собираться в церковь. Воскресную службу его семья никогда не пропускала — «христианский долг», как частенько говорила его мать. Для них это был такой же долг, как и уродливый мальчик Эрик, которого они усыновили, чтобы все вокруг знали об их благочестии и доброте. А мальчик Эрик с удовольствием развлекал себя сам — учился, мастерил. Одними из самых теплых его воспоминаний были как раз воспоминания о театре. По его просьбе, его приемная мать упросила знакомого, который был рабочим сцены, и добрый мужчина согласился. Эрик смотрел спектакли с колосников, там на его причудливую внешность не обращала внимания ни одна живая душа, а перед ним простирался целый мир — сцена, кулисы и зал, набитый зрителями. Этими вылазками в Оперу он жил, поэтому для него был так немыслим запрет мадам Валериус. Кристина талантливая, умная, покладистая девочка, почему же она должна так страдать? — В общем, — заключил месье Деко, видя, что тема разговора начинает беспокоить его воспитанницу все больше, — наша договоренность остается прежней. Я научу вас всему, что умею сам, и сделаю из вас певицу. Взамен прошу вас только об одной вещи — послушания. Но зная вас, думаю, проблем возникнуть не должно.       Откинувшись на спинку стула, Эрик забарабанил пальцами по столу. — И вы непременно должны ходить в театр, — продолжил рассуждать он. — Не смотрите на меня так! Я прекрасно помню о вашем финансовом положении. Не беспокойтесь, я достаточно обеспечен, чтобы пригласить свою ученицу. В конце концов, невообразимо изучать произведения через экран ноутбука. Вопрос лишь в том, как вывести вас в театр так, чтобы ваша мать не хватилась вашего отсутствия. Спектакли часто идут допоздна… Но это так, на будущее. Сейчас вам нужно сосредоточиться на технике пения.       Именно откровенность, с которой они говорили, послужила прочной почвой для дальнейшей беседы. Не наивные вопросы о погоде, о здоровье, а доверие и печаль, мысли о будущем, надежды и планы. Постепенно, чувствуя дружеское расположение, Кристина начинала расслабляться. Она чувствовала, как ее измученную душу наполняет тепло поддержки, понимания. Похожие радость и трепет Даэ ощущала в гостях у Рауля с Филиппом. Похожие, но не такие же. Месье Деко был профессионалом как по части архитектуры, так и по части музыки, и его внушительный опыт вкупе с обещаниями вселяли в Кристину уверенность в завтрашнем дне, надежду на будущее, в котором она будет жить и заниматься любимым делом. Она настолько доверилась месье Деко, что даже не задумывалась о странности всего этого предприятия — еще вполне себе молодой преподаватель* приглашает к себе домой заниматься свою студентку, приглашает на ужин, кормит вкуснейшей лазаньей, говорит о театрах, выставках, еще и вином угощает… Напиток, который мужчина наливал в витражный графин, на поверку оказался фруктовым вином. Даэ ограничилась одним бокалом, и то неполным, памятуя о том, что она за столом с преподавателем, а не с Мэг и Жамм, и что ей еще предстоит дорога домой. А вот сам месье Деко совсем ничего не пил. Он поставил себе бокал, но так и оставил его пустым, и ограничился только лазаньей и несколькими пряниками.       Ужин закончился на радостной ноте, и месье Деко, взглянув на часы, категорично заявил, что самолично посадит Кристину на такси. — Скажете своей матери, что занимались в университетской библиотеке. Время еще позволяет. Не сомневаюсь, что при ее трудоголизме, она поверит в эту ложь, еще и похвалит вас.       Он практически шепнул это Кристине на ухо, на мгновение удержав девушку за руку, когда та садилась в машину. По его безразличному тону и расслабленному виду девушка не смогла понять, смеется ли он над ней, или говорит, что думает, но она так и поступила, когда чуть позже, дома, мама, встретив ее с обеспокоенным видом, спросила, почему Кристина отсутствовала так долго.       Только добравшись до своей комнаты, раздевшись и юркнув под одеяло, Кристина написала СМС-ку месье Деко о том, что она дома, цела и невредима. Он попросил ее об этом, испепеляя взглядом ничего не подозревающего таксиста. Ответ, заставивший девушку умилиться заботливости преподавателя, пришел несколько минут спустя.       Засыпала тем вечером Кристина с улыбкой.