Гербарий

Там, где слова бессильны, является во всеоружии своем более красноречивый язык — музыка. П. И. Чайковский

      К концу октября от былого летнего настроения не осталось и следа. Листва, в этом году так долго сопротивлявшаяся наступлениям холодов, в итоге сдалась на милость природы, и сменила окрас, а затем и вовсе облетела. На облысевших острых ветках, царапающих серое небо, среди сухих побуревших листьев, так и не сумевших расстаться с деревом, хорошо было видно ворон, сердито поглядывающих на студентов, торопящихся в университет. Витрины многих магазинов, пекарен и кофеен владельцы украсили к грядущему Хэллоуину, предчувствуя легкую наживу в лице молодежи, отмечающей любые праздники.       За окном шумел проливной дождь, и Кристина с мрачным удовольствием смотрела на стекающие по стеклу капли, мечтая о том, чтобы эта жуткая последняя пара наконец закончилась. Ей хотелось оказаться дома, в тепле и уюте, заварить себе ромашковый чай, включить оперу…       Это была последняя пара перед выходными, скука и сонливость во всей аудитории стояли невообразимые. Оживление вносило только тихое щебетание Жамм. — Я вчера прочитала, по случаю Дня Всех Святых Юджин устраивает тематический концерт! Смотри, Кристина! Мы должны пойти! — Иди, если ты так хочешь, — мрачно отозвалась Мэг, медленно прикрывая ярко подведенные черным глаза. — Вообще-то, если не помнишь, мы еще в сентябре договорились в катакомбы на экскурсию спуститься, а потом вечером устроить посиделки у Кристины, у нее мама вкусно готовит. — На экскурсию можно сходить в первой половине дня, — затараторила Жамм, — потом на концерт, а потом посиделки! — Барышни, — прогремело над их головами, — еще одно слово из вашего угла, и вы все праздники проведете за отработками, и свои Рождественские подарки будете открывать на кафедре.       Как всегда мрачный, одетый во все черное, месье Деко как нельзя лучше вписывался во всеобщую атмосферу легкой меланхолии, таинственности и потустороннего. На его правильно высеченном лице отражалась усталость, и Кристина, тоже испуганно обернувшаяся на его голос, заметила это. Она теперь лучше понимала его, различала его эмоции, предугадывала, когда месье может взорваться — одно из приятных дополнений к урокам музыки, которые он ей давал.       Их совместные усилия в работе над ее голосом, техникой, изучением грамоты тоже не проходили даром. Успехи, которые делала Кристина, пугали ее, свой голос она не узнавала. А месье Деко не снижал планку и не давал своей ученице ни дня передышки, напротив, казалось, его требования становились ото дня в день все жестче. — Вы ведь не хотите топтаться на месте? — любил повторять он, нравоучительным тоном. — Плох тот певец, который не стремится стать лучше, даже если достиг совершенства. А вам еще до совершенства, как до… Впрочем, не беспокойтесь. Вы доверили себя мне, а уж я знаю, как с вами справиться.       Коротко взглянув на Кристину, испуганно замершую над тетрадью, месье Деко вернулся к занятию. Этот небольшой инцидент с шушуканьем вывел группу из анабиоза, в аудитории сразу воцарилось напряжение — уставший и рассерженный преподаватель проектирования пугал сильнее смерти. За два месяца учебы даже самые рисковые студентки успели понять, насколько плохи шутки с Эриком Деко, и больше не пытались храбриться и ерничать.       И, увы, расправа, которую все ожидали, не заставила себя долго ждать. — Барышни, кто-нибудь еще жив? Или все в обмороке? Давайте побеседуем, чтобы взбодриться. Назовите мне составные части архитектуры, подсказка — их всего шесть. Об этом мы говорили еще в сентябре. Хочется верить, что вы ко мне на пары приходите не отсыпаться, а хоть что-то запоминаете. Николь!       Низенькая, темноволосая девушка, было надеявшаяся спрятаться на задних рядах, поднялась на дрожащие ноги со слезами на глазах. Кристина послала ей сочувственную улыбку. — Я вас слушаю. Составные части архитектуры, названные Витрувием. Это базис, без которого нельзя проектировать что-либо, — несколько надменно заявил месье Деко, ровняя на своем столе папки с бумагами. — Н-ну… — дрожащим голосом начала несчастная, — первое — украшение. — Последнее, можете садиться, — моментально оборвал ее Деко. — Доколь, скажите мне, вы будете меня мучить? Это просто безобразие! Вы ничего не слушаете на занятиях, а я стараюсь ради вас, надрываюсь, делюсь только полезными вещами. Можете сколько угодно делать умные глаза сейчас, я все прекрасно вижу по вашим работам. От ваших рефератов у меня пропал аппетит, а ночами снятся кошмары. В моих дацзыбао уже заканчиваются приличные иероглифы, я устал исправлять ваши безобразные работы и каждой бестолковой девице популярно объяснять что не так, — с надрывом высказал он.       На мгновение он отвернулся, видимо, чтобы выдержать драматическую паузу, затем снова обернулся к испуганно переглядывающимся студенткам. — У нас будет экзамен, и не надейтесь, что я провожу экзамены как попало. Вы не только мне проекты покажете, но и продемонстрируете глубину своих познаний в области архитектуры, иначе… Можете поспрашивать, некоторые у меня по шестому разу бегают на пересдачу.       Это заявление повисло в аудитории тяжелым камнем. Радостное предвкушение выходных куда-то испарилось. Кристина и сама почувствовала, как эти слова вселили в ее душу мерзкий страх не сдать, не успеть, провалиться… А месье Деко, казалось, только вошел во вкус. Не остановившись на этой угрозе, он решил продолжить опрос (допрос). — Все-таки, хотелось бы знать, есть ли тут хоть одна добросовестная студентка, которая озвучит нам шесть составных частей архитектуры? Я расплачусь, если есть. — У кого-то давно не было женщины, — шепнула Мэг Жамм, которая в ответ активно закивала.       Эта фраза почему-то заставила Кристину залиться краской и поднять на месье Деко взгляд. — Что такое, мадемуазель Даэ? Желаете ответить? Давайте.       Кристина тяжело сглотнула образовавшийся в горле ком, на мгновение прикрыла глаза, а потом вдруг от испуга затараторила. — Ординация, благообразие, соразмерность, экономия, евритмия, дистрибуция.       Месье Деко молчал, сверля Кристину тяжелым взглядом, и это едва не вызвало у девушки серьезный приступ паники. Она ответила первое, что пришло ей в голову, даже не успев обдумать свои слова, а теперь, от обуявшего ее ужаса, и вовсе забыла, что произнесла всего минуту назад. — Браво, мадемуазель! Неужто я сегодня смогу пообедать спокойно? Вы меня приятно удивили. Садитесь, и в следующий раз, если вы будете так бессовестно отмалчиваться, поставлю вам минус к экзамену.       Эта своеобразная похвала заставила Кристину смущенно зардеться. До конца занятия она то и дело ощущала на себе взгляд своего учителя, полный гордости.       Месье Деко отпустил изнывающих от усталости студенток, задержав их на сорок минут, рассудив, очевидно, что это справедливое наказание за плохо сделанные чертежи, и невнимательность. К этому времени Кристина уже еле осознавала, что происходит вокруг. Из-за огромных нагрузок, сперва в университете, а затем вечерами дома у месье Деко, она едва находила силы на домашние задания, а уж после них сил не было ни на что. На пары она приходила еле живой. Поесть тоже не всегда хватало времени, то нужно в деканат сходить, то Карлотта задерживала занятие из-за того, что опоздала и пропустила половину пары… Этот замкнутый круг сводил Кристину с ума.       Будь все ее занятия и проблемы связаны с музыкой, она, пожалуй, была бы счастлива, но когда зловредный Деко в очередной раз отвергает проклятые чертежи, которые и тебе самой задаром не сдались, начинаешь задумываться о многом…       О многом Кристина собиралась подумать позже, возможно вечером воскресенья. Субботу и вечер пятницы она планировала провести в блаженном безделье, за книгой, или быть может за просмотром любимых фильмов, раз уж месье отменил субботний и пятничный уроки пения. А в воскресенье они с девочками отметят Хэллоуин, по-домашнему. Лучше выходных и не придумаешь.       Кристина быстро собрала свои вещи, сняла со спинки стула пальто и направилась к выходу, уже предвкушая горячую ванну с пеной, и вкусный ужин, который она приготовит. У самого выхода ее окликнул раздраженный голос. — Мадемуаезль Даэ, будьте так любезны, задержитесь на пару минут.       Мэг, стоявшая в дверях, сделала страшные глаза и вышла в коридор, следом за однокурсницами, бежавшими подальше от месье Деко в счастливые объятия выходных.       Тяжело вздохнув, Кристина терпеливо дождалась, когда все выйдут, прикрыла дверь и подошла к преподавательскому столу. Месье Деко педантично раскладывал свои бумаги по папочкам, так что Даэ была удостоена только его сердитого взгляда. — Почему у вас такая безобразная группа? — прозвучал вопрос, и Кристина отвлеклась от разглядывания лепнины на потолке. — Можете не отвечать, это риторический вопрос, хотя как староста вы должны знать.       Кристина едва не задохнулась от возмущения, а сонливость как рукой сняло. — Простите, месье, но быть старостой не значит быть матерью, я не общаюсь лично ни с кем, кроме своих подруг, — отозвалась она.       Раздражение промелькнувшее в ее голосе не ускользнуло от внимания месье Деко, но это его только рассмешило. Забитый и зашуганный жизненными обстоятельствами цыпленок, которым предстала перед ним Кристина в первые дни их знакомства, временами начинал проявлять характер, а как следствие, обретать более человеческие формы. Правду говорят, что занятия музыкой делают людей увереннее в себе, а если эти занятия — призвание, дело всей жизни, то и говорить нечего, тут просто крылья вырастают за спиной. Эрик надеялся, что в скором времени он сам, да и другие люди станут свидетелями чудесного преображения Кристины. Эта девушка была создана для того, чтобы блистать на сцене, чтобы быть светом в этом темном прогнившем мире, нести радость и облегчение. — Не сердитесь, Кристина. Я могу терпеть гневные взгляды ваших коллег, но если и вы будете смотреть на меня так… Я попросил вас остаться не для того. Мне нужно сказать вам кое-что, — месье Деко многозначительно понизил голос, и Кристина машинально перевела тревожный взгляд на дверь. — Нет, не беспокойтесь, вашим подругам не слышно нашего разговора.       Даэ облегченно выдохнула и мягко улыбнулась преподавателю, дав знак, что готова его слушать. — Вы помните, я обещал сводить вас в Оперу, чтобы вы могли вживую насладиться музыкой и послушать пение профессионалов. В это воскресенье в Опера Гарнье дают «Риголетто». Я прочу вам партию Джильды в будущем, поэтому, думаю, вам будет полезно… Словом… — месье Деко вдруг смешался, руки его нервно пробежали по блестящим пуговицам пиджака. — В воскресенье в шесть встретимся перед Оперой, со стороны улицы Обер, напротив ресторана L'Entracte. А то знаю я вас… Потеряетесь в толпе, потом ищи вас свищи. — В Оперу? — только и смогла выдавить смущенная Кристина.       Она не предполагала, что их поход в театр случится так скоро, и что месье Деко, не спросив ее, все организует. И как теперь быть с Хэллоуином, который они с девочками спланировали еще два месяца назад? Что она им скажет? Ведь отказаться от компании месье Деко на этот вечер, означает самовольно отказаться от помощи, которую он предлагает ей в обучении… На это она пойти не может. Значит, остается только придумать какие-то извинения, которые она принесет Мэг и Жамм. — Нет, мы пойдем с вами в казино, — сварливо отозвался Эрик. — Кристина, повнимательнее, пожалуйста. В шесть часов в указанном месте я буду вас ждать. И если вы сейчас заикнетесь про билеты… — добавил он, заметив, что девушка снова порозовела. — Это учебный процесс, и только. Вы моя подопечная, и я могу вас водить куда-либо по своему усмотрению, могу кормить вас, покупать вам необходимые материалы для обучения. Все это в моих интересах тоже, поэтому впредь попрошу вас даже не поднимать тему денег.       Пристыженная Кристина кивнула и тихонько поблагодарила своего учителя. Из кабинета она выходила, не помня себя от волнения. А когда Мэг и Жамм, расположившиеся в коридоре на полу на своих сумках, принялись засыпать ее вопросами, Кристина подавила в себе первый порыв — сразу же рассказать им про воскресенье, которое она проведет не с ними. Но что она бы им сказала? Нужно будет придумать что-то покрепче, чем: «я не смогу, у меня появились дела». А Аделаида? Кристина совсем забыла про маму, которой ведь тоже нужно что-то сообщить… Куда испарится ее приемная дочь на весь вечер воскресенья, вместо того, чтобы заниматься учебой?       Как много вопросов, и как мало у нее, Кристины, сил, чтобы сочинить складную ложь, которую будет невозможно раскусить. Она вообще никогда не умела врать, просто потому что никогда этим не занималась. Отец воспитывал ее по-другому. А теперь, во имя их общей с отцом мечты, она вынуждена вести подпольную игру, чтобы ее мама и подружки ни о чем не догадывались. И впервые в жизни о ее тайне не знал даже Рауль.       Сложности Кристины, которые были вызваны приглашением Эрика в театр, самого Эрика не касались. Он и не подумал ей помогать или дать хоть какие-то подсказки, советы, как можно ускользнуть из дома воскресным вечером. Напротив, он полагал, что два месяца плодотворной работы с ним, должны идти на пользу девушке, и не только в профессиональном плане. Пусть она учится самостоятельности, пусть борется со своими страхами, как некогда приходилось бороться ему.       Во многом, он продолжил дело старика Даэ. Отец Кристины успел многому научить дочь, но, к сожалению, ушел слишком рано, до того как она успела сформироваться как певица. Кристина была незаурядной личностью, вскормленной музыкой и сказками. Под добрым началом ее отца сформировался ее характер — спокойный и приветливый, исполненный чувства справедливости. Все это было в ней, и все это разительно отличало ее от других девиц ее возраста. Беда Кристины заключалась в том, что она сама не подозревала о наличии этих качеств. О себе она думала как о невзрачной, замкнутой, пугливой, скучной девушке. Угнетенная запретами приемной матери, она чувствовала себя ничтожеством, не имеющим прав на желания и мечты, отсюда и возникла эта серая мышь… Только по мнению Эрика, это была даже не мышь, а отвратительная серая крыса, мешавшая Кристине жить полноценной и счастливой жизнью, исполнять свое предназначение.       Подобно Пигмалиону, он создавал Кристину заново, мало по малу, с помощью музыки и своей власти, раскрывая ее сильные стороны и качества, он помогал ей увидеть себя со стороны. А в общем-то, он не особо старался. Музыка, которой Кристина принадлежала с рождения, делала ее увереннее с каждым днем. Из робкого неуверенного цыпленка начинала вылупляться прекрасная девушка.       Ее голос, который ему все же удалось вынуть из недр ее комплексов, голос, пока еще не обработанный рукой мастера, иногда снился ему, и голос этот пел его стихи, положенные на его музыку. Каждый раз утром, вспоминая сны, Эрик садился записывать все, что запомнил, так рождались новые и новые романсы. И он все больше убеждался, что не зря ввязался во всю эту авантюру с уроками. Кристина была ангелом музыки, пускай она сама еще и не подозревала об этом.       Вечер пятницы Эрик провел, зарывшись в работу над чертежами нового торгового центра. Пусть у него в бюро работали и не последние дураки, самую сложную часть, саму концепцию, он всегда предпочитал разрабатывать сам. А теперь эта работа еще и спасала его от неприятного гнетущего чувства, в котором он сам себе не желал признаваться — без Кристины, его робкой очаровательной ученицы, ему было одиноко в его собственной квартире. Кристина не только внимательно слушала все, что он ей рассказывал, она смеялась над его шутками, она с интересом сама задавала ему вопросы, иногда решалась поделиться чем-то сама. И Эрик, никогда не подпускавший никого к себе настолько близко, привык к этому их общению. Она вносила свет и уют в его одинокое обиталище. Даже Амадей, который был самой обыкновенной черепахой, казалось, оживлялся в присутствии Кристины. Ее компания определенно шла им на пользу.       Он настолько привык, что в субботу начал злиться на себя за то, что разрешил девушке на этих выходных отдохнуть и не приходить к нему на уроки. Только одна мысль грела его душу — вечер воскресенья они проведут вместе, и не где-нибудь, а в Опере, и снова будут разговаривать, будут делиться впечатлениями…       Кристина провела не самые лучшие свои выходные, несмотря на общее чувство усталости и желание расслабиться. Ее беспокоила ложь, которую она порционно выдала сперва маме — сказала, что вечер воскресенья проведет у друга за работой (ведь ее собственный ноутбук едва тянет архитектурные программы), затем Мэг и Жамм она сказала, что у них с мамой появились неотложные дела, и она сможет посвятить подругам только воскресное утро. По рассеянной реакции девочек, Кристина поняла, что они не вполне удовлетворились ее объяснениями, хоть и заверили, что найдут себе другое занятие на Хэллоуин.       Экскурсия в катакомбы на час отвлекла ее от тревожных мыслей, все-таки сложно думать о проблемах мира живых, когда ты практически находишься в мире мертвых. — А вы знаете, что в военные годы здесь в некоторых тоннелях находили растерзанные тела людей и животных? — будничным тоном поинтересовалась у подруг Жири, когда девочки немного отстали от группы, замешкавшись за рассматриванием черепа странной формы. — Нет! — испуганно пискнула Жамм, прижимаясь к Кристине, у которой тоже по спине пробежали мурашки от таких новостей. — Брось, это не правда, — сказала она, хотя, в прочем, без полной уверенности в голосе. — Вы же знаете, родной брат моей матери — доктор исторических наук, — важно заявила Мэг, заправляя за ухо короткие пряди. — И что? — облачко нежно-розовых кудрей Жамм встрепенулось вместе с хозяйкой, которая, казалось, хоть и была вне себя от ужаса, умирала от любопытства. — Ой, не знаю, можно ли мне все это рассказывать… — пробормотала Мэг, старательно напуская на себя таинственность. — Мама будет вне себя, если узнает, что я рассказала об этом.       Кристина покачала головой, посмеиваясь про себя — она прекрасно знала о любви Мэг рассказывать такого рода небылицы, подкрепляя их словами о том, что они, якобы, были поведаны ей лицами имеющими к этому непосредственное отношение. Для таких историй трудно было найти место лучше, чем эти сырые, ветхие катакомбы, протянутые под Парижем почти на два километра. И вряд ли Мэг когда-либо сможет найти более благодарных слушателей, чем все эти черепа, смотрящие на живых девочек из плоти и крови своими черными бездонными глазницами. — Я никому не скажу, — горячо заверила Жири малышка Жамм. — И Кристина тоже! Правда, Кристина? — Эта тайна умрет вместе со мной, — подтвердила Даэ, едва сдерживая веселье. — Ну хорошо… В общем…       История эта осталась в катакомбах, и она едва не стоила девушкам приличной суммы денег — потерявший их из виду гид пригрозил компании штрафом, напомнив им о том, что сворачивать с тропы, ровно как и ходить без официального проводника — чревато последствиями. Вся группа к тому времени уже разошлась. Ситуация разрешилась просто — Мэг игриво подмигнула экскурсоводу, а тот, стушевавшись, покраснел до кончиков ушей и тут же распрощался с ними. — Бывает же, — пожала плечами девушка, — вот бедолага.       Кристина и Жамм переглянулись. — Крисси, ты теперь домой?       Даэ поморщилась, вновь услышав это отвратительно прозвище, которое милостью Рауля приклеилось к ней. — Мы хотим зайти в кофейню, там сегодня выпечка так красиво украшена, а это их латте с тыквой и корицей… Не хочешь с нами?       Кристина хотела бы согласиться, но вот незадача… У нее были какие-то планы на вечер, какие-то грандиозные планы… Ей очень хотелось бы подольше оставаться в сладком забытьи, во сне, в который погрузила ее прогулка по катакомбам и пряный осенний воздух, но она не могла себе этого позволить. — Простите, девочки, я пойду. Мне правда нужно спешить. Рада была погулять!       Обнявшись на прощание с подругами, Кристина покрепче укуталась в свое пальто, поправила на плече лямку своего красного потрепанного жизнью рюкзака, и зашагала к метро.       Глядя на мертвые, раскисшие яркие краски листьев под ногами, на отражения величественной архитектуры города в лужах, Кристина размышляла о том, как радостно складывается ее судьба. Несмотря на мелкие неприятности, она все же идет к своей мечте, и на сей раз не в одиночку, нога за ногу, как было, когда она тайком сама училась музыке по материалам из интернета, а рука об руку с талантливым педагогом, который верит в нее, и который помогает ей.       Она все же купила себе горячий напиток в первой попавшейся ей на пути кофейне, и мурлыкая под нос арию Джильды из «Риголетто», продолжила свой путь:

…я не знаю, отчего мне весь мир милее стал! Чудных грез волшебный рой разогнал печаль мою. Я, прощаяся с землей, то же имя повторю…

      Если дома не будет матери, она сможет прямо из дома поехать в театр в красивом платье, которое она заранее выбрала. Если удача будет не на ее стороне, придется взять платье с собой и переодеться в уборной какого-нибудь торгового центра, и только потом ехать к Опере. Но так или иначе… Как же она счастлива! Как радостно на душе!       Кристина не узнавала сама себя: ее постоянные перепады настроения, то рождающаяся, то умирающая тревога, яркие вспышки радости — все это было так ново и так непривычно для нее. Она знала, что должна находиться в постоянном ужасе от своей лжи, но эта ложь дала ей свободу, подарила крылья и мечту. Тайна, которая теперь окружала ее повсеместно, была такой приятной и манящей, что Даэ просто не могла пребывать в расстройстве.       Поездка в метро пролетела как один миг, а дорога от метро до дома сквозь моросящий дождь и вихрь кружащихся в воздухе листьев так взбодрила Кристину, что она едва удерживалась от того, чтобы не взлететь, прямо там, на пороге своей квартиры.       Она пойдет в Оперу! Она будет слушать музыку вживую!       Мамы дома не оказалось — Кристину встретила записка на холодильнике:       «Я ушла в гости к подруге, скорее всего останусь у нее на ночь. Не скучай и будь умницей! Не задерживайся допоздна. На ужин оставила тебе курицу с грибами. Целую, Мама».       Едва ли запомнив что-то о курице и грибах, Даэ расцеловала записку, сбросила ботинки и побежала в ванную. Умыв обветренные щеки, она пристально взглянула на себя в зеркало. Ее искрящиеся огнем глаза напугали ее. Такой она себя еще не видела и не знала.       До выхода из дома оставалась пара часов, и Кристина принялась неспешно собираться, включив себе музыку Дебюсси. Когда-нибудь… Когда-нибудь в будущем она будет собираться вот как сейчас, только она будет по другую сторону сцены, будет собираться ради зрителей.       Поход в театр был для нее настоящим праздником, а на праздник так хочется наряжаться. Отмахнувшись от мыслей о возможной реакции месье Деко на ее внешний вид, Кристина все же достала из шкафа припасенное там к случаю платье из тонкой полупрозрачной серебристой материи с темно-синим подкладом. Оно очень шло ее молочно-белой коже и светлым волосам, отливающим золотом.       Волосы Кристина распустила, пряди у лица заколола назад невидимками, а концы подкрутила. Ресницы подкрасила тушью, а губы чуть тронула бежевой помадой. Она и не помнила, когда в последний раз вот так прихорашивалась и получала от этого искренне удовольствие. Должно быть… Это было до смерти ее отца, вместе с ним они часто посещали и театр, и концерты, и музыкальные вечера. Маленькая Кристина любила наряжаться в бархатные платья с длинными рукавами, распускать белесые волосы и представлять себя прекрасной принцессой из северных сказок.       Что ж… Сегодня она тоже может чувствовать себя принцессой.       Чтобы укрыться от лишнего внимания, Кристина завернулась в длинный синий плащ и накинула на голову капюшон. Прихватив сумочку, она выпорхнула из дома.       Одна станция метро… Ее вдруг охватил такой мандраж, как будто это она должна была петь этим вечером. Как ее встретит театр? А что если ее не пустят, что если узнают, что она не должна быть там сегодня? Эти глупые мысли попеременно крутились в ее воспаленном воображении, но она настойчиво отмахивалась от них. Она будет не одна, а с надежным человеком. Месье Деко не допустит ничего плохого…       Интересно, а ему понравится ее наряд? Он, конечно, ничего не скажет, но его глаза… И это тоже глупости!       Румяная от смущения, Кристина принялась думать о прекрасной музыке Верди, которую ей предстояло услышать. И где! В самой Опера Гарнье. Вдуматься, раз в месяц в этом музыкальном сердце Парижа ставят оперу, а не балет, и в этот раз, именно сегодня, она увидит это своими глазами, и услышит все вживую. Месье Деко воистину кудесник.       Замечтавшись, Кристина с трудом сориентировалась, когда попала на площадь Оперы. Кажется ее учитель говорил что-то про улицу Обер…       Затерявшись в толпе туристов, она не сразу обратила внимание на величественное здание Оперы, которое давно будоражило ее подвижное воображение, и на которое она прежде не могла смотреть без слез, зная, что путь туда ей закрыт, даже в качестве зрителя. Подумать только, еще совсем недавно она с жадностью следила за аккаунтами Опера́, за обновлениями афиши, мечтала о том, как когда-нибудь снова попадет туда на спектакль, и вот… Милостью месье Деко, которого весь университет знал как самого жестокого и безжалостного человека, она осуществляет свои тайные желания. От удовольствия Кристина снова залилась румянцем.       Не отводя широко распахнутых глаз от Оперы, зачарованная, Даэ приблизилась к зданию. Стоя на ступенях под величественной каменной аркадой, она сама себе казалась крошечной и смешной.       Внутрь здания торопились люди самой разной наружности и самого разного настроения. Были те, кто пришел во всеоружии мнимого совершенства — покичиться богатством. В этом они не отличались от высшего света XIX столетия, который собирался каждый вечер в этом же здании ровно с той же целью. Были и редкие ценители музыки — их Кристина узнавала не столько по внешнему виду, сколько по обрывкам реплик, которые с порывами ветра доносились до нее: — В прошлом сезоне Джильду пела Ирина Лунгу, ты слышала ее? — Не довелось, к сожалению. Когда ходила я, пела Надин Сьерра. — Надин хороша… Жаль я не слышала ее в этой партии.       Мимо Кристины прошло множество пар, состоящих из влюбленного в музыку и влюбленного в человека, который влюблен в музыку. Были и те, кто не знал зачем он здесь в этот вечер, ведь оперу, при желании, можно посмотреть через экран ноутбука… Было бы желание… Но больше всего было туристов, спешивших воочию увидеть великолепное творение Гарнье изнутри.       Глядя на всех этих людей, Кристина вдруг вспомнила о времени. Взглянув на экран телефона, она испуганно вскрикнула — с месье Деко она должна была встретиться еще пятнадцать минут назад. До начала спектакля оставалось всего-навсего полчаса, а они даже не нашлись, не говоря уж о том, чтобы пройти пункт контроля билетов, снять верхнюю одежду, найти свои места… Погулять по чудесному дворцу можно будет и в антракте…       Выудив из сумочки очки, Кристина быстро нацепила их и принялась пристально вглядываться в прохожих. Ее учитель должен быть где-то тут… Где-то рядом. Он ведь не мог ее обмануть, подвести, взять и не явиться.       Улица Обер… Он что-то говорил про улицу Обер и какой-то ресторан. Покинув свое насиженное место на ступеньках неподалеку от входа, Кристина было бросилась влево, попутно открывая гугл-карты, но была остановлена чьей-то сильной рукой, поймавшей ее за шиворот. — Вот он мой потерянный птенец! — раздалось торжественное, и вместо того, чтобы испугаться, Кристина облегченно выдохнула.       Месье Деко воистину казался всемогущим человеком. Где бы его ученица ни терялась, что бы ни забывала, он всегда находил выход из ситуации. — Я думал, вас украли, собрался звонить в полицию, а вы как всегда заблудились в двух домах. Кристина, нельзя же так, — насмешливым тоном отчитал ее учитель. — В конце концов, можно было мне позвонить.       Тщетно пытаясь подавить чувство стыда, всколыхнувшееся в ее груди, Кристина обернулась, и смущенно поглядела на месье Деко из-под капюшона.       Одет он был в пальто, поэтому наверняка сказать как он нарядился, было нельзя. Но Кристина была готова поклясться, что для похода в театр, мужчина выбрал черный фрак и белую рубашку с неизменными воланами на воротнике. Воланы, как, впрочем, и некую помпезность, театральную драматичность, Эрик Деко обожал, поэтому он просто не мог упустить случай одеться по своему вкусу.       Его пристальный взгляд светло-карих глаз сверлил красное личико Кристины. — Простите меня, я засмотрелась на… — Даэ на мгновение перевела взор на здание Оперы. — Да, есть на что засмотреться, — отозвался мужчина. — Но надеюсь, вы будете очарованы не только внешней оболочкой. Иногда… Иногда внешность может быть обманчива. Я хочу, чтобы вы смотрели глубже, в самую суть. Это касается в равной степени музыки и людей.       Осторожно взяв девушку за локоть, он потянул ее вперед, ко входу, пристраиваясь в продвигающуюся очередь. — Что если нас заметят? Что если узнают? — осторожно спросила Кристина, с опаской озираясь по сторонам.       Месье Деко звучно хохотнул. — Не беспокойтесь об этом. Ваши коллеги не посещают места культуры, печальная реальность.       Больше он не произнес ни слова до того, как они оказались в гардеробе, а Кристина не смела ничего произнести. Ее всю поглотило происходящее с ней чудо, настолько, что Эрику пришлось держать ее за дрожащий локоть, чтобы снова не потерять среди галдящего на всех языках народа.       Ему было приятно вот так заботиться о ней, открывать ей новые границы возможностей, видеть, как искренне она радуется любым музыкальным крохам, которые впитывает. А здесь… В Опера Гарнье, как только Кристина пообвыкнется, Эрик знал, она будет жадно поглощать каждую секунду этого вечера.       Сама же Даэ была исполнена такого восторга, что с трудом передвигала разом отяжелевшие ноги. Придерживая у лба край капюшона, она рассматривала потрясающей красоты отделку главного фойе, внимательно вглядывалась в лица мраморных изваяний, читала все надписи. Когда месье Деко привел ее в гардероб, она обратила на него затуманенный ничего не понимающий взгляд. Тут мужчина нарушил воцарившееся между ними молчание: — Кристина, конечно, вас могут пропустить в зал в вашем чудесном плаще… Но боюсь, что вам будет душно. Здание старое, вентиляция не самая современная… И мы можем опоздать на спектакль, если вы не поторопитесь. — Простите.       Эрик вздрогнул, когда Кристина ему загадочно улыбнулась. Дрожь усилилась, когда Даэ сбросила плащ, представив золотому свечению мрамора свой мерцающий вечерний наряд и светлые локоны, обрамляющие нежное румяное лицо. Эрику ничто человеческое не было чуждо, кроме того, он был человеком искусства. Чарующая красота его ученицы заворожила его, притом так, что Кристине потребовалось два раза обратиться к нему, чтобы он вернулся обратно на землю. — Пойдемте, встанем в очередь, — сказала она мягким голосом, прижимая к себе свой плащ.       Неземная. Муза.       Эрик тут же одернул себя. Он не может и дальше поощрять такие свои мысли. Так недолго докатиться и до… Она не просто его подопечная, она его студентка. А он ее профессор. Ему просто не подобает так смотреть на нее, и так ей восхищаться, даже мысленно.       Выдавив из себя сухой комплимент, Эрик забрал у девушки ее верхнюю одежду и отвернулся, делая вид, что занят рассматриванием убранства. Он и не заметил, как хихикнула Кристина, оценив его комплимент и покрасневшие кончики ушей. Все-таки смущенный зловредный преподаватель — нечто вопиющее.       Сдав одежду в гардероб, месье Деко убрал номерки в карман пиджака, и, подав руку своей спутнице, быстро повел ее по коридорам, а затем и по главной лестнице наверх, на третий ярус. Кристина не успела опомниться, как оказалась усажена в кресло, обтянутое багрово-красным бархатом, лицом к огромному, изогнутому в форме подковы пространству зрительного зала. — Осмотритесь в антракте, — коротко бросил ей месье Деко, оправляя пиджак, и приглаживая длинными музыкальными пальцами волосы.       Кристина снова улыбнулась ему и кивнула. Взор ее снова обратился к залу, и мысли тоже… Отчасти. Полумрак, шепот кругом, бархат и вечерние наряды, звуки настраиваемых инструментов, доносившиеся из оркестровой ямы — все это создавало какую-то интимную, таинственную атмосферу. И делить ее на двоих с месье Деко было неловко. Сидеть молча тоже было неловко, но Даэ не знала, о чем спросить, что прокомментировать. Может в антракте будет легче?       Закрывающий подмостки занавес — алый с золотыми кистями и орнаментом, после нескольких долгих минут тишины, наконец был поднят. Кристина пристально всматривалась в оркестровую яму, наблюдая за музыкантами, разыгрывающими увертюру, а Эрик… Что ж, его внимание было приковано к Кристине и ее искреннему неподдельному интересу.