The Window

      Сакура сидела за столом, уставившись на покрытую оспинами деревянную поверхность, в то время как её муж — без пяти минут бывший, — сидя напротив, предпринимал такие же попытки игнорировать само её существование. Только он был не один. Рядом с ним была женщина моложе и красивее Сакуры, смотревшая на неё как на воплощение всего, чем Сакура когда-то была, но теперь перестала быть.       Отчаяние терзало медленно и мучительно, но от этого не менее остро. Больше ничего нельзя было сделать. Это нельзя было исправить. Он оставлял её растить их дочь, которая, казалось, винила мать в отсутствии интереса у отца, и Сакура знала, что через несколько лет эта дочь навсегда без оглядки покинет дом.       Она подняла глаза и встретила апатичный взгляд мужа.       — Можешь оставить себе дом, — сказал Какаши. — Мне он не понадобится. Однако, не думаю, что тебе понадобится это, так почему бы мне не забрать его с собой?       Он указал на лежавший на столе между ними окровавленный кусок плоти, который Сакура заметила только сейчас. По тому, как тот медленно ритмично пульсировал, Сакура поняла, что это было её сердце.       — Ясно, — сказала она, смирившись.       Медленный, пульсирующий стук органа эхом отдавался в ушах ещё долго после того, как сон рассеялся, и Сакура открыла глаза, обнаружив, что смотрит на собственный комод. Её охватило оставшееся ото сна беспокойство — не совсем кошмара, но слишком близкого к реальному страху. Она со вздохом перевернулась на спину и нерешительно провела пальцами по волосам. Засыпала она не здесь, но это было не важно. Какаши, должно быть, принёс её сюда от скалы Хокаге, не разбудив, и уже давно ушёл.       Или, по крайней мере, так она думала, пока не услышала скрип дверных петель и, посмотрев в другой конец комнаты, не увидела идущего к ней Какаши, полностью одетого, притом в тот же самый дорожный плащ, что и вчера. В одной руке он держал кружку с кофе, а в другой — стакан апельсинового сока. Он присел на край дешёвого матраса, и всё на кровати, включая Сакуру, подалось в его сторону.       — Выбирай, — сказал он, указывая на напитки.       Тронутая этим жестом, Сакура села и потянулась за кофе.       — Спасибо, — тихо сказала она, глядя, как он пожал плечами и сделал глоток апельсинового сока. Его пристальный взгляд был устремлён куда-то на стену, словно его мысли витали где-то очень далеко, и когда он заговорил, это было очень медленно, так, будто он обдумывал каждое слово:       — Ты кое-что сказала прошлой ночью, — начал он.       Сакура мысленно вернулась назад, но не смогла вспомнить, чтобы говорила что-то такое, о чём у Какаши возникла необходимость упомянуть сегодня. Она спросила его, как долго, по его мнению, ещё продлится их роман, но Какаши уклонился от ответа на этот вопрос, точно так же, как и ранее уклонялся от всех подобных вопросов, касающихся природы их отношений. У неё сложилось впечатление, что Какаши не горел желанием обсуждать это, будучи человеком, который предпочёл бы, чтобы что-то шло своим чередом без особых раздумий.       — А что я сказала? — спросила она. Он ответил не сразу, поэтому она закрыла глаза и сделала маленький глоток горячего напитка.       Блаженство.       — Сказала, что любишь меня.       Сакура выплюнула кофе, и маленькие капли кофе разлетелись по воздуху. Она быстро взяла себя в руки и прижала руку ко рту — больше для того, чтобы вытереть случайно капли кофе, чем в качестве реакции на то, что он сказал. Её мысли метались. Она правда это сказала? Когда? Как Какаши отнёсся к этому?       Ей было легче сосредоточиться на мелочах.       — Ты это специально, — сказала она с лёгким укором. — Ждал, чтобы сказать это, только чтобы увидеть, как я выплевываю кофе.       — Да, — признал он. — Но это правда. Ночью ты сказала «я люблю тебя».       — Когда? — недоверчиво спросила Сакура.       Какаши неопределённо поморщился.       — Скажем, ты была немного захвачена моментом, когда сказала это, ага?       Сакура почувствовала, как лицо заливается краской.       — Ты имеешь в виду, что я… когда мы…?       Какаши кивнул.       — О… — Она подняла глаза на Какаши и встретилась с его пустым, совершенно нечитаемым взглядом. Его невыразительное лицо иногда раздражало, а прямо сейчас оно убивало. Как она могла придумать, как исправить ситуацию, когда не знала его отношение к её оговорке? Он сам заговорил об этом, так что, очевидно, это давило на него… но по какой причине? Потому что он надеялся, что это неправда?       Потому что надеялся, что правда?       — Ну, не принимай это близко к сердцу, — начала она, махнув рукой со слегка смущённым смехом. — Наверное, мне следует объяснить, да?       Его открытый глаз чуть прищурился.       — Ну, ты же знаешь, каким был Икки… заставлял меня говорить подобное, чтобы помочь ему кончить. На самом деле не имело значения, правда это или нет, ему просто нравилось это слышать. Наверное, от старых привычек трудно избавиться. И я думаю, мне следует быть немного осторожнее со словами, да?       — И всё? — Какаши произнёс это скорее как утверждение, чем как вопрос. — Так ты на самом деле это не серьёзно?       Она застенчиво улыбнулась ему.       — Испытываешь облегчение?       Его взгляд вернулся к стене, и он слабо улыбнулся, хотя было трудно сказать, была ли это улыбка облегчения или что-то ещё.       — Будет лучше, если мы не будем привязываться друг к другу, Сакура, — сказал он. — Ситуация и так достаточно сложная.       — Понимаю, — быстро сказала она, чувствуя, как внутри всё напряглось. — Я знаю, что это всего лишь… как ты это называешь? Двухнедельный роман?       На этот раз его улыбка была чуть более искренней, и он посмотрел ей прямо в глаза, когда протянул руку, чтобы убрать выбившуюся прядь волос с её щеки.       — Я надеюсь, ты не подбираешь свои ответы в соответствии с тем, что я, по-твоему, хочу услышать?       Сакуру пронзил укол холода — такой она испытывала только тогда, когда её ловили с поличным.       — Потому что всё, что я хочу услышать, это правда, — продолжил он. — Итак…       Сакура опустила взгляд на кружку с кофе в своих руках и наблюдала, как пальцы нервно перебирают зигзагообразный узор на боку. Он действительно хотел услышать правду, или он, как и большинство людей, на самом деле просто хотел услышать то, что хотел? Потому что Сакура не могла гарантировать, что он будет рад, если она скажет правду.       Потому что правда заключалась в том, что она подозревала, что падает, и падает нехило. Она знала это, потому что реагировала на него так, как никогда не реагировала ни на кого другого, и чувства, которые она испытывала к нему, были непохожи ни на какие чувства, которые она испытывала к любому другому мужчине — даже к тем, с кем у неё были близкие отношения. Эти отношения начались как утоление любопытства, и она надеялась, что сможет стать тем человеком, который просто занимается сексом, не путая его с любовью… таким человеком был Какаши. За исключением того, что она запоздало начинала понимать, что не может удержаться от влюблённости так же, как не может перестать горевать, когда умирает тот, кто ей дорог.       Это был бы не первый раз, когда она думала, что влюблена, но все остальные случаи меркли по сравнению с этим… это тёплое липкое чувство привязанности всякий раз, когда он случайно касался её или улыбался ей, и это пылающее желание и нужда всякий раз, когда он её целовал. У неё никогда не было такого ни с кем другим. Никогда.       И как бы сильно это её ни пугало, она ни за что не хотела его отпускать. Мысль о том, что его не будет рядом, приводила в ужас. Дело было уже не только в сексе. Даже нахождение с ним в одной комнате наполняло её сердце теплом. С ним было приятно разговаривать, и она делилась с ним тем, чем никогда не осмеливалась поделиться ни с кем другим, потому что никогда не думала, что им будет интересно и будет не плевать на неё. Но Какаши было не плевать. И это был не просто вежливый интерес, как она себе представляла сначала. Она действительно нравилась и была важна ему.       Но не так сильно, как он был небезразличен ей.       Сакура знала, что в тот момент, когда она откроет рот и признается ему в чём-либо из этого, она, несомненно, всё испортит. Потому что, если она что-то и знала о Какаши, так это то, что он не был похож на неё. Он начал эти отношения, потому что она пообещала ему, что она взрослая и способна справиться с этим, и последнее, что она хотела сделать, это выплеснуть чувства и закрепить в его сознании мысль о том, что она не изменилась с тех пор, как ходила за Саске, словно жаждущий любви утёнок. Она не хотела разочаровывать его.       Признание в чувствах привело бы к одной из двух вещей: первая заключалась в том, что он, скорее всего, попытался бы мягко осадить её и быстро прекратить их отношения, чтобы не поощрять эти чувства. Вторая — он стал бы чувствовать себя виноватым и обязанным уважать её чувства и продолжил быть с ней из-за какого-то неуместного чувства ответственности. Она стала бы для него обузой.       Ни тот, ни другой сценарий Сакуре не слишком нравился, поэтому она ничего не сказала, а лишь приветливо улыбнулась ему, будто считала его хорошим приятелем для перепихона и ничем иным, потому что он, несомненно, её именно в такой роли и видел.       Он мгновение пристально смотрел на неё, а затем покачал головой с лёгким смешком.       — Неважно. Забудь, что я что-то говорил.       Возможно, он решил, что, в конце концов, не хочет слышать правду. Сакура почувствовала, что это гораздо более мудрое решение. Она отхлебнула кофе, испытывая эмоции, которые были на чем-то средним между облегчением и отчаянием. Сколько ещё это может продолжаться?       — Мне нужно кое о чём поговорить с Цунаде, — сказал он, вставая. — Увидимся позже, возможно.       — Хорошо, — пробормотала она, кивая. — Увидимся. — Возможно?       Какаши поставил недопитый стакан апельсинового сока на прикроватный столик и вышел из комнаты, как исчезающая тень на солнце, бьющем в окно позади Сакуры. Она повернула голову, щурясь от бледного света, освещавшего её комнату, и глядя на старую, потрёпанную игрушечную собачку, которая сидела, ссутулившись, на подоконнике.       — Ох, Рекс… — Она вздохнула и подняла пыльного старого пса, чтобы снова забраться с ним под одеяло.       В детстве она души не чаяла в этой собаке. Сакуре всегда нужно было кого-то любить, и за неимением ничего лучшего, на что можно было бы спроецировать чувства, она полюбила эту собаку. Потом эти чувства перекинулись на Саске, и она засунула игрушку глубоко под кровать после того, как Ино насмехалась над тем, что Саске нравятся зрелые девушки, а не те, которые всё ещё играют в мягкие игрушки. И после того, как чувства к Саске поутихли, она какое-то время думала, что сможет любить Наруто, пока не поняла, что не занимала его мысли настолько, чтобы быть такой уж важной для него. И постепенно её чувства переходили от человека к человеку, становясь со временем всё слабее и менее восторженными, пока она не обнаружила, что встречается с идиотом Икки, который ей даже не особенно нравился.       Какаши оказался в опасном положении, разжигая её стремление к любви — той чистой, которую она когда-то проявляла к этой самой игрушке. И Сакура могла только надеяться, что, как она когда-то выросла из Рекса, она также вырастет из Какаши.       Снаружи солнце снова закрыли тучи, словно промокшие комья ваты, отяжелевшие от воды. Сакура крепко прижала Рекса к груди и закрыла глаза.       — Похоже, будет дождь, Рекс.

***

      — Ты в этом уверен?       Какаши почесал затылок и уставился на стол Хокаге.       — Я не вижу альтернативы, — сказал он, задумчиво потирая щёку сквозь маску.       — Я думаю, ты делаешь это, чтобы унизить меня, — раздражённо сказала Цунаде, нахмурившись. Она быстро постучала ручкой по неподписанному бланку перед собой. — Как мелочно.       Какаши ожидал такой реакции, поэтому просто кивнул.       — Я знаю, что выглядит именно так, но я взвесил все варианты и считаю, что это наиболее выгодно для большинства людей.       — Ты, должно быть, думаешь, что я абсолютно сумасшедшая, — фыркнула Цунаде. — Я не позволю моему лучшему джоунину уйти в отставку. У нас и так не хватает людей, чтобы позволить тебе уйти отсюда.       Какаши слабо улыбнулся.       — Когда-то давно вы были одним из лучших джоунинов деревни и лучшим медиком в придачу. Сандайме всё равно позволил вам уйти.       — Потому что я перестала быть полезна Конохе, в том или ином случае! — огрызнулась Цунаде. — Я была в полном раздрае, так что это было не страшно.       — И вы думаете, что я всё ещё полезен Конохе такой, какой есть? — спросил он. — Поручаете мне поток посредственных миссий, с которыми может справиться любой идиот? Это действительно моя полезность этой деревне как элитного шиноби? С тем же успехом вы могли бы отправить меня стирать постельное бельё в больнице, несмотря на то, что я так полезен.       Но Цунаде лишь покачала головой.       — Мы не можем рисковать, что ты попадёшь в руки другой деревни. Твои навыки… твоя родословная… принадлежат Конохе.       — Коноха — мой дом и всегда им будет, — сказал он, приложив руку к сердцу. — Как бы сильно меня тут ни ненавидели, я всё равно люблю эту деревню. Я бы никогда не подверг её опасности. Если понадобится, я подпишу соглашение о неразглашении, и вы вольны казнить меня, если я его нарушу.       — Ну и что? Ты станешь отшельником? — насмешливо спросила она. — Будешь бесцельно бродить до самой смерти? Что это за жизнь такая, Какаши? Я не думаю, что ты до конца понимаешь, на что подписываешься.       Он вздохнул.       — Жизнь в одиночестве в дикой местности кажется куда привлекательнее, чем жизнь в деревне, которая меня презирает.       Хмыкнув, Цунаде начала массировать виски, словно у неё начиналась мигрень.       — Деревня презирает тебя, потому что не воспринимает всерьёз. Люди думают, что ты злоупотребил положением учителя, и так легко этого не забудут. Не помогает, Какаши, и то, что ты отказываешься уточнить, в чём именно заключаются твои отношения с Сакурой.       — Если бы я сказал, что мы любим друг друга, это что-нибудь изменило бы? — устало спросил он. — Вы бы взяли Сакуру обратно в ученицы? Вы бы снова повысили меня?       Цунаде пристально посмотрела на него.       — Нет.       — Тогда я был бы благодарен вам и всем остальным, что не лезете не в своё дело.       Теперь настала очередь Цунаде вздыхать.       — Вы с ней себе не помогаете, — снова предупредила она его.       Какаши неопределённо улыбнулся ей.       — Помогаем. Просто не так, как вы могли бы понять, Хокаге-сама.       — Ненавижу загадочных засранцев вроде тебя.       — Это всё, Хокаге-сама?       — Ты — та ещё проблема, Хатаке Какаши, — проворчала Цунаде, поднимаясь на ноги и направляясь к картотечным шкафам в углу комнаты. Пока она рылась в ящиках, Какаши поймал себя на том, что его взгляд прикован к окну, где на стекле начали собираться капли дождя. Снаружи небо недовольно рокотало. Как правило, ему не очень нравился дождь, но он начинал понимать, почему тот мог нравиться Сакуре. Он приносил облегчение и успокаивал, смывая прошлое и подготавливая к новому. Возможно, это действительно подходящее время, чтобы уйти.       Даже если это не пойдёт на пользу его волосам.       — Вот. — Цунаде снова опустилась в кресло и подвинула к нему через стол старый, пожелтевший контракт. Сверху стилизованным каллиграфическим почерком были написаны слова «Закон о государственной тайне — Контракт для списанных шиноби». — Мне никогда не приходилось давать ничего подобного. Я надеялась, что никогда и не придётся.       Она протянула Какаши ручку, но он подписал не сразу. Очень внимательно он прочитал контракт — крупный и мелкий шрифт. «Под страхом пыток и/или смерти» сразу же бросилось ему в глаза, но этот контракт не сильно отличался от того, который он подписал при поступлении в АНБУ. Суть его заключалась в том, что если он осмелится хоть словом обмолвиться о разведданных Конохи постороннему, он поплатится жизнью. Поскольку Какаши никогда не планировал этого делать, это его не касалось.       Но он всё ещё колебался подписывать.       — Сакура знает, что ты уходишь? — тихо спросила Цунаде, после того, как прошло достаточно времени, чтобы Какаши прочитал контракт трижды, но всё ещё не подписал.       Какаши тупо уставился на контракт, не отвечая.       Цунаде пододвинула бумагу обратно к себе и сложила её пополам.       — Я хочу, чтобы ты взял контракт домой и как следует подумал о том, хочешь ли ты его подписать, — сказала она, протягивая ему листок. — Если это импульсивное решение, тебе не мешало бы обдумать его более тщательно.       — Я думаю об этом уже несколько дней, — сказал он ей.       — Тогда подумай ещё несколько, — коротко сказала Цунаде. — Я по-прежнему утверждаю, что это едва ли лучший способ помочь себе.       Какаши поднялся на ноги и слегка поклонился ей.       — Спасибо, Хокаге-сама, — сказал он, прежде чем выпрямиться. — Но, возможно, я должен сказать вам… речь идёт не о том, чтобы помочь себе… а о том, чтобы помочь Сакуре.       Цунаде нахмурилась.       — И что, чёрт тебя дери, это должно означать?       — Даже я в последнее время едва ли знаю, — надменно ответил он, а затем оставил её томиться в гневном молчании.

***

      Саске тихо вздохнул про себя, глядя на отражение в зеркале. Рядом с ним прислонялся к стене Наруто, тлеющий, словно маленький вулкан, готовый взорваться при малейшей провокации.       — Знаешь, тебе не обязательно следовать за мной в туалет, урод, — сказал он Наруто.       — Эй, я не позволю тебе увиливать от разговора только потому, что тебе нужно отлить, ты, ссыкливый ублюдок! — Но его глаза решительно не отрывались от лица Саске, пока тот занимался своими «делами». — Как, чёрт возьми, тебе может быть всё равно?!       — Просто мне всё равно, — ответил Саске, пожимая плечами.       — А тебя не беспокоит, как долго это продолжается за нашими спинами?       — Нет. И вообще, какое тебе дело? Тебя никогда не беспокоил ни один из других её парней.       — Потому что они были сраными подонками, которые ничего не значили! Ненавидеть их было нормально! — Наруто в отчаянии стукнул кулаком по двери. — Но это же Какаши-сенсей!       — Ты говоришь так, будто это что-то значит.       — Какаши-сенсей не подонок! Что, если он ей правда нравится? Что, если это серьёзно? Сколько воды ты вообще сегодня выпил?       — Хватит. Пялиться.       — О… э-э-э… извини.       Саске закатил глаза и быстро застегнулся, после чего повернулся, направившись к раковинам. Наруто последовал за ним, как раздражающий кусочек туалетной бумаги, прилипший к подошве ботинка. Пока Учиха пытался спокойно вымыть руки, Узумаки продолжал приставать к нему.       — Такими темпами команда никогда не соберётся снова!       — В дозаторе нет мыла.       — Ты меня слушаешь?!       — Пытаюсь не слушать.       — Саске!       — Наруто, команда распалась из-за тебя.       — Чего? — взвизгнул Наруто.       Саске бросил на парня слегка нетерпеливый хмурый взгляд, вытаскивая несколько бумажных полотенец из ящика на стене и вытирая руки.       — Ты прекрасно знаешь, что Какаши мог бы возглавить команду и как чуунин. В этом нет ничего неслыханного. Его определили в другое место, так как Цунаде знала, что ты с ним не поладишь. Вместо этого ты теперь вымещаешь гнев на Сакуре, и пройдёт совсем немного времени, прежде чем Цунаде заберёт и её тоже, если ты не сможешь нормально работать. Если бы ты мог подавить свою ревность хоть на пять минут, всё было бы иначе.       — Ты не можешь этого знать. Какаши убрали в качестве наказания.       — Да. Твоего наказания. — Саске пожал плечами. — Ты должен жить сам и давать жить другим, Наруто. Не руби сук, на котором сидишь.       Он направился к двери из туалета, и Наруто сердито посмотрел ему вслед.       — Ты стал слишком мягким с тех пор, как у тебя забрали наркотики…       — Но я всё же прав.       — Иногда…       Саске остановился в дверях.       — У неё отвратный вкус на мужчин, Наруто, ты ведь знаешь это, да? Какаши, может, и не тот вариант, что мы бы предпочли, но он явно нравится ей, и он дохрена лучше всех, с кем она встречалась раньше. Тебе так не кажется?       — Ну, это очевидно, — проворчал Наруто, раздражённо складывая руки на груди.       — Все гнобят её из-за этого. Неужели ты, её друг, не можешь хотя бы попытаться порадоваться за неё?       Наруто нахмурился ещё сильнее.       — Другие не имеют права злиться, — запротестовал он. — Сакура и Какаши — наши товарищи по команде — и мы единственные, кому позволено злиться!       — В теории, — сказал Саске. — На практике всем нравится совать свой нос в чужой вопрос, а в результате ты поворачиваешься к кому-то спиной как раз тогда, когда он больше всего в тебе нуждается.       Наруто уставился на него, всё ещё хмурясь, но теперь в его взгляде появилась неуверенность. Саске с ухмылкой повернулся с большим вниманием.       — Однажды ты сказал мне, что, что бы я ни сделал, ты сможешь простить меня. Потому что мы друзья.       Он поднял брови, чтобы Наруто понял, к чему он клонит, и в тот момент, когда он увидел, что взгляд Наруто скользнул в пол, он отвернулся.       — Увидимся на тренировке. Идиот. — Он оставил Наруто в туалете, захлопнув за собой дверь.

***

      Присев на корточки у торгового автомата возле башни Хокаге, Сакура тихо выругалась про себя, когда её розовый зонтик соскользнул, и по затылку потекла струйка воды. Автомат был против, отказываясь отдавать высокоэнергетическую шоколадку, за которую заплатила Сакура. Удар ногой по автомату не сделал его сговорчивее, поэтому теперь она использовала подпитываемую чакрой силу, чтобы раскачивать огромный ящик из стороны в сторону в надежде вытащить лакомство.       — Не следует так делать.       Сакура повернулась, чтобы посмотреть на обратившегося к ней человека, и тут же застыла, встретившись взглядом с парой ледяных голубых глаз, которые рассматривали её из-под густой чёрной чёлки.       Кимура Йоши стояла на ступенях башни, одаривая её улыбкой, которую было трудно прочесть. В одной руке она держала белоснежный зонтик, защищающий её блестящие чёрные локоны от дождя, и, казалось, он великолепно сочетался с её модным белым плащом и выкрашенными в белый цвет ногтями на ногах. От одного взгляда на неё Сакура почувствовала себя ужасно неадекватной. Розовые волосы, как правило, не сочетались с большинством цветов, поэтому Сакура большую часть жизни мирилась с ношением оттенков красного и зелёного. Кимура Йоши могла носить любой цвет, какой хотела, и ей он шёл.       Она могла надеть на себя один лишь рекламный плакат, и это всё равно шло бы ей.       — Я не ворую, — защищаясь, сказала Сакура. — Я заплатила за шоколадку, но она застряла. Я просто пыталась…       — Знаю, — перебила Кимура Йоши. — Я просто имела в виду, что ты делаешь это неправильно. Если наклонишь автомат, внутри сработает ртутный переключатель, и сработает блокировка безопасности. Тогда ты определённо не получишь то, за что заплатила.       Сакура осторожно вернула аппарат в исходное положение.       — О, — произнесла она ровным голосом.       Кимура Йоши подошла к ней, и они встали рядом, разглядывая шоколадную закуску, прикреплённую к металлическим перекладинам. Женщина поджала густо накрашенные губы и рукой, держащей зонтик, изобразила печать тигра и пробормотала что-то слишком тихое для ушей Сакуры. Когда она протянула вперёд другую руку, та проскользнула прямо сквозь стеклянную панель торгового автомата, ухватилась за зацепившуюся упаковку и высвободила её.       Шоколадка упала на дно подноса, и Сакура быстро наклонилась, чтобы подобрать её, когда Йоши отдёрнула руку.       Удивлённая, но, тем не менее, благодарная, Сакура подняла глаза на женщину.       — Спасибо, — сказала она. Она не знала, почему кто-то вроде Кимуры Йоши захотел помочь кому-то вроде Сакуры. Из всех людей, кто мог предложить свою помощь, почему это должна была быть бывшая любовница Какаши? Можно было с уверенностью сказать, что Йоши, вероятно, уже знала о Какаши и Сакуре, отчего её приятная улыбка ещё больше сбивала с толку.       — Я с удовольствием, — вежливо ответила Йоши, прежде чем сунуть руку в карман за мелочью. Она вставила её в автомат и набрала код — диетической газировки.       Естественно.       Сакура неловко стояла, пережёвывая свой перекус, а Йоши потягивала содовую. Дождь заливал улицу, собираясь в лужи и стекая по забитым водостокам, а люди сновали вокруг них взад и вперёд под капюшонами и зонтиками, а иногда и с пластиковыми пакетами с покупками.       — Люди могут быть жестокими, да? — тихо пробормотала Йоши. — По отдельности они могут быть милыми. Но во множестве… люди — злобные, непостоянные существа. Они легко судят и выделяют тех, кто им не подходит, и могут превратить их жизнь в ад. Не нужно много усилий, чтобы настроить толпу против тебя.       Сакура запихнула остаток шоколада в рот, чтобы дать себе повод не отвечать, потому что она, честно говоря, не знала, что на это сказать. Кимура Йоши ей сочувствовала?       Почему?       — Я понимаю, что ты всё ещё с Какаши…       Их взгляды встретились, и Сакуре показалось, что она увидела проблеск жалости в глазах женщины.       — Я надеюсь, ты не поймёшь меня неправильно, — твёрдо сказал Йоши. — Но я чувствую необходимость предупредить тебя, как человека, который имел дело с Какаши в прошлом, что ты не должна к нему привязываться.       Сакура подавилась лакомством, и Йоши быстро передала ей диетическую содовую. После нескольких поспешных глотков Сакура снова смогла дышать.       — Прошу прощения? — прохрипела она.       — Хатаке Какаши недостаточно вкладывает в отношения, — предупредила её Йоши. — Завязывай с этим, пока ещё можешь, потому что ты молода и можешь добиться гораздо большего. Он разобьёт тебе сердце, если будешь возлагать на него все свои надежды.       Сакура выдавила из себя смешок.       — Но… у нас всё не так серьёзно…       — Тогда почему ты всё ещё с ним? — многозначительно спросила Йоши. — Никакие случайные отношения не стоят таких хлопот. Если бы ты его не любила — даже хотя бы чуть-чуть, — ты бы давно с ним рассталась.       — Но…       — Харуно Сакура, — оборвала её Йоши. — Оставь его, пока он не причинил тебе боль. С этим человеком всегда одно и то же. Какое-то время он будет развлекать тебя, но постепенно ему наскучит, пока он не бросит тебя, не сказав ни слова благодарности. Меня не удивит, если он уже ищет выход.       В горле Сакуры застрял твёрдый комок, пока она подбирала слова.       — Он не…… со мной он не такой, — сказала она. По крайней мере, пока.       — Вот как? — Йоши задумчиво прищурилась, глядя на Сакуру. — Что ты имеешь в виду?       — Я для него что-то значу, — неловко сказала Сакура. — По крайней мере, немного.       — Насколько? — настаивала Йоши.       — Он… разговаривает со мной о всякой всячине…       Йоши не выглядела впечатлённой.       — И… он купил мне платье.       — От Сузуки, верно? — Йоши понимающе кивнула.       Сакура удивлённо моргнула, глядя на неё.       — Как ты узнала?       Йоши распахнула переднюю часть своего белого плаща, и Сакура увидела под ним гладкое платье, переливающееся всеми цветами павлиньего хвоста. Сакура уставилась на него в шоке.       — Как думаешь, кто купил мне это платье? — спросила Йоши. — Он также купил мне и нижнее бельё.       Какаши никогда не покупал Сакуре нижнее белье… только воровал его у неё.       Что ж, Сакура отказывалась верить, что чувства человека к партнёру прямо пропорциональны количеству денег, потраченных на этого партнёра. Но что-то внутри неё всё равно немного ожесточилось. То, что она считала особым, неповторимым жестом Какаши, по-видимому, было вовсе не таким уж особенным. Он всегда покупал привязанность подобными подарками? Когда в тот день он привел её в «Сузуки», он уже бывал там с Кимурой Йоши? Его добрый момент щедрости по отношению к бедной ученице без гроша в кармане на самом деле был обычным делом?       — Мне нужно идти, — сказала Сакура, чувствуя тошноту. — Извини.       — О… что ж, постарайся запомнить, что я сказала, хорошо? — крикнула Йоши ей вслед, когда Сакура повернулась и почти убежала.       Пока её ноги стучали по мокрой мостовой, всё, о чём она могла думать, было это платье. Оно засело у неё в голове, как заноза сомнения, которая вонзалась всё глубже. Она помнила, как Какаши выбирал это платье и прижимал его к ней, шепча ей на ухо, что может себе это позволить. Это было дорогое воспоминание, потому что тогда она считала, что Какаши не был щедрым человеком. Она думала, что была для него особенной, потому что не знала, что он когда-либо делал что-то подобное для кого-то ещё.       Теперь она представляла, как он прижимает это переливчато-синее платье к гораздо более полной и чувственной фигуре Кимуры Йоши и шепчет ей на ухо то же самое, что шептал Сакуре.       Красное платье, которое она так желала и так бережно повесила в шкаф, казалось подешевевшим.       Не совсем помня, как она сюда попала, Сакура обнаружила, что стоит перед этим шкафом, уставившись на то самое красное платье. Вода капала с брошенного на пол зонта позади неё, и дождь хлестал по окну, затемняя комнату и подчёркивая более глубокий кровавый оттенок платья.       В нём не было ничего особенного.       И в Сакуре тоже.       — Хватит… — пробормотала она себе под нос, когда злые слезы защипали глаза. — С меня довольно!       Она сорвала платье с вешалки и бросила его на кровать, которую затем пнула с такой силой, что она с ужасающим грохотом отлетела к стене.       Нет, она не могла потерять контроль. Девушки, которые не были влюблены, не расстраивались так сильно, когда понимали, что их возлюбленный был равнодушен. Сакура прижала руку ко рту, пытаясь контролировать дыхание, и закрыла глаза от грозящих пролиться горячих слёз. Гнев всё ещё клубился в животе, заставляя пальцы дрожать от усилий сдержать его.       Неужели она всегда будет рабыней своих эмоций? Она знала, что Какаши был донжуаном, потерявшим моральные границы. Она знала это с самого начала. Почему она позволила этому ранить себя сейчас?       «Потому что ты отлично справлялась с притворством, что он лучше, чем есть на самом деле, — напомнил ей ехидный голосок в голове Сакуры. — Ты всерьёз верила, что с тобой все будет по-другому».       — Я такая идиотка, — прошептала Сакура, опускаясь на кровать.       Она увлеклась. Она позволяла этому продолжаться слишком долго. Теперь она потеряла контроль над своим сердцем и отдала его в руки Какаши, прежде чем осознала, что натворила. Какаши не любил её. Она снова растрачивала свою любовь на очередного недостойного мужчину, хотя на этот раз пообещала себе сохранять эмоциональную дистанцию. Она не была так искусна в разделении секса и любви, как Какаши, и она была дурой, думая, что может так же, как он.       Теперь оставалось сделать только одно, и на это ушло много времени. Это больше нельзя было откладывать ради небольшой сентиментальной привязанности.       Сакура спокойно поднялась на ноги и аккуратно сложила красное платье в маленький свёрток, который с такой же осторожностью положила в свою коричневую сумку. Затем снова взяла зонтик и вышла на улицу. Влажный запах дождя тяжело висел в воздухе, заглушая обычные виды, звуки и запахи дневной Конохи, хотя сейчас Сакура была рада этому. Какаши всегда прятался в башне Хокаге, когда шёл дождь. В более солнечный день он мог быть где угодно. По крайней мере, теперь ей не пришлось бы очень усердно его искать.       Но как раз в тот момент, когда она переходила мост, перекинутый через реку, разделявшую деревню пополам, перед ней под дождём появилась неясная фигура. На долю секунды она приняла этого человека за обычного деревенского жителя, вышедшего прогуляться в такую прекрасную погоду, однако она узнала эту походку, и эту сутулость, и этот грязный дорожный плащ.       Она резко остановилась на полпути через мост и стала ждать его, прокручивая в голове сценарий, чтобы убедиться, что хорошо запомнила свои реплики, прежде чем открыть рот. Какаши остановился в нескольких метрах, спокойно глядя на неё из-под тёмного капюшона плаща. Он не улыбнулся и не поприветствовал жестом, как обычно. Это было почти так, как если бы он знал, что она собиралась сказать.       Сакура открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Горло сдавило. Как сказать мужчине, которого любишь, что всё кончено?       — Всё кончено.       Это сказала не она.       — Что? — выдохнула Сакура, задаваясь вопросом, действительно ли она слышала эти тихо произнесённые слова.       — Всё кончено, да? — сказал он, и его голос почти заглушил шум дождя. — Я вижу это по твоему лицу.       Сакура тщетно пыталась сохранить невозмутимое выражение лица, но, вероятно, именно это её и выдало. Не говоря ни слова, она расстегнула сумку, висевшую у неё на бедре, и вытащила сложенное красное платье.       — Вот, — ошеломлённо сказала она, протягивая ему предмет одежды. — Можешь забрать его обратно.       Он не пошевелился, чтобы взять его.       — Прекрасная мысль, — сказал он ей. — Но не думаю, что это мне подойдёт.       Его сухая шутка задела её и без того расшатанные нервы. Она планировала вести себя вежливо и по–взрослому, и… и это платье должно было что-то значить! Когда она вернула его, он должен был принять его и понять, что это был символ каждой бессмысленной привязанности, которую он питал к ней, и признать её неприятие таких поверхностных представлений. Он не должен был шутить!       Не раздумывая, она повернулась и перебросила платье через перила моста и с удовлетворением наблюдала, как оно заскользило по воздуху, словно капли дождя, и упало в реку внизу. Оно плыло, забиваемое дождём, пока бурлящая река не поглотила его целиком.       Оно исчезло.       Слишком поздно Сакура пожалела, что сделала это. Она быстро взглянула на Какаши, чтобы увидеть его реакцию, и заметила, что он уставился на поверхность реки, где исчезло платье.       — Ясно, — всё, что он сказал.       — Я серьёзно, — яростно сказала она ему. — Это того не стоит, Какаши. Сенсей. Мы оба знали, что это ненадолго, так зачем же мы тянем? Никто не примет нас, пока мы не прекратим эту чепуху!       Вот. Вспышка облегчения на его лице — мимолетная, как будто с его плеч только что сняли небольшой груз, но от этого не менее очевидная. Сердце Сакуры болезненно сжалось в груди при мысли о том, что Кимура Йоши, в конце концов, была права. Он искал выход.       — Мне жаль, — тихо сказал он.       — Почему?       — Ибо какие бы искренние намерения у меня ни были с самого начала, они были потеряны где-то по пути, и теперь кажется, что я просто последний в череде твоих ужасных отношений, — сказал он. Он усмехнулся, но, похоже, в его голосе не было особого юмора.       Сакура почувствовала, как внутри неё что-то успокоилось.       — Это не твоя вина, — прошептала она. — Ты лучший из тех, кто у меня когда-либо был…       — Да, секс был довольно хорошим.       — Нет. — Она покачала головой. — Ты был лучшим… самым лучшим мужчиной. Ты был самым милым, самым терпеливым и самым… самым. Я не жалею об этом. Несмотря на то, что прошедшая неделя была адом, я бы ни на что не променяла то, что у нас было вместе. Просто нет смысла затягивать и делать себе хуже. Я не думаю, что мы так много значим друг для друга, чтобы это того стоило.       Он медленно кивнул.       — Понимаю. Хотя, если я лучший мужчина, который у тебя когда-либо был, мне тебя жаль.       Может, шутка, а может, и нет. Комментарий сопровождался грустной улыбкой, направленной в землю, так что, возможно, он осознавал свои недостатки. Наиболее заметным из которых было то, что он не мог сформировать глубокую, значимую привязанность к другим людям. К собакам, книгам и даже в какой-то степени к растениям, да. Но что-то в этом человеке мешало ему наладить связи.       Он как-то сказал ей, не так давно, когда она обнаружила, что Икки бросил её, и вымещала свой гнев и страдание на качелях старой академии, что весь смысл отношений в том, чтобы найти того единственного, кто оправдает всю боль и потери. И если ты не найдешь того единственного, это никогда не прекратится.       Тогда у неё сложилось впечатление, как и сейчас, что Какаши говорил о себе. Он не искал большого романа, а Сакура искала, в этом и заключалась проблема.       — Я думаю… это всё, что я хотела сказать, — произнесла Сакура, чувствуя тяжесть на сердце. — Я не буду удерживать тебя от… куда бы ты ни направлялся.       — Вообще-то, я шёл, чтобы найти тебя, — сказал он.       Сакура моргнула.       — Ой.       — Мне нужно тебе кое-что сказать.       — Что? — осторожно спросила она, задаваясь вопросом, собирался ли он сказать ей то, что она, по сути, только что сказала ему — что всё кончено.       — Я ухожу из Конохи.       Сакура ждала, что он продолжит, но после этого он замолчал.       — Уходишь? — повторила она. — Идешь на миссию или типа того?       Уголок его глаза тронуло выражение лёгкой боли.       — Нет, — медленно произнёс он. — Я ухожу в отставку и покидаю Коноху.       Сакура уставилась на него.       — Что ты…? — выдохнула она. — Почему?       — Не думаю, что от меня, такого, какой я есть, много пользы для Конохи — грубо сказал он. — Мои таланты растрачиваются впустую, я потерял свою цель… и я не думаю, что люди будут сильно скучать по мне, уверен, ты согласишься.       — То есть ты сбегаешь, — резко перефразировала Сакура.       Он даже не потрудился протестовать.       — Называй это как нравится.       — Но ты не можешь! — пылко возразила она. — Мы прямо сейчас пойдём к Цунаде и скажем ей, что между нами всё кончено, и, возможно, она снова восстановит тебя в звании джоунина…       — Не восстановит, — мрачно сказал Какаши.       — Откуда тебе…       — Потому что я уже обсудил это с ней.       Паника под рёбрами Сакуры усилилась.       — Но ты не можешь просто уйти! Не можешь просто сбежать, когда всё становится немного сложнее!       — Почему нет? — упрекнул он. — У меня нет причин оставаться здесь. И если я уйду со сцены, люди, возможно, смогут легче забыть обо всём и простить тебя.       — Если ты уйдёшь со сцены, это равносильно признанию, что ты сделал что-то не так! — огрызнулась Сакура.       — Возможно, но люди в этой деревне непостоянны, Сакура. Мой отец когда-то был в полном позоре, его избегали все, кто был ему дорог, и презирали остальные. Они не простили и не забыли — по крайней мере, до тех пор, пока он полностью не удалился из общества и его больше никто не видел. С глаз долой и из сердца вон — таково общее правило этой деревни. В конце концов, его смерть прошла для них незамеченной.       Холодные пальцы Сакуры вцепились в ручку зонтика, пока она, пристыженная смотрела на него сквозь дождь.       — Твой отец…       — Сейчас это не важно, — отрезал сказал он. — Дело в том, что я знаю, как работает сознание этой деревни, Сакура. Я видел, как многие шиноби впадали в немилость и их избегали, и я знаю, что с ними происходит. Чем скорее я уйду, тем лучше.       — Но люди будут винить тебя, — взмолилась Сакура. — Они подумают, что ты принудил меня и что теперь сбегаешь!       — Пусть думают, — мягко сказал он. — У меня более жёсткое сердце, чем у тебя, Сакура. Пусть они тратят свое негодование на того из нас, кому это сильнее безразлично. Может быть, тогда они не будут так приставать к тебе, если поверят, что это была моя вина, а меня не будет здесь, чтобы принять удар на себя.       Сакура покачала головой.       — Не будь таким мучеником! — выдавила она. — Никто из нас не сделал ничего плохого! Тебе не обязательно уходить — ты должен быть здесь, руководить нашей командой, как всегда!       — Тензо компетентен.       — Конечно, компетентен, — нетерпеливо сказала Сакура. — Но он не ты, и ни Саске, ни Наруто никогда по-настоящему не примут его в качестве замены.       — Тогда им придётся решить эту проблему, — сказал Какаши.       Это не сработало. Её попытки отговорить его разбивались о деревянные доски моста, и она знала, что может льстить и увиливать до глубокой ночи, а его решимость всё равно будет такой же сильной, как и всегда. Он покидал Коноху. И это не подлежало оспариванию.       — Но… Я мне будет тебя не хватать, — прошептала она. — Пожалуйста, не оставляй меня.       — Я думал, ты хотела разорвать наши отношения? — любезно заметил он.       Сакура нахмурилась.       — Ты искал меня, чтобы сказать, что навсегда покидаешь Коноху. Ты явно также хотел разорвать наши отношения сегодня. Наверное, поэтому несколько мгновений назад ты выглядел таким чертовски довольным.       — Тогда в чём проблема? — сказал он в той же манере, в какой кто-то меняет тему. — Очевидно, мы оба подошли к естественному концу. Зачем тебе нужно, чтобы я оставался в Конохе?       — Потому что я всего лишь хотела прекратить наши отношения! Это не значит, что я больше никогда не захочу тебя видеть! — взорвалась она.       Он пристально посмотрел на неё.       — Возможно, было бы лучше, если бы мы больше никогда не виделись?       — Я в это не верю, — прошептала Сакура так настойчиво, как только могла. — Будь я на твоём месте, и это ты просил бы меня остаться… Я бы осталась.       — Ты бы никогда не покинула Коноху, — уверенно сказал он. — Ты бы даже не задумалась об этом.       Вероятно, он был прав.       — Даже после того, что случилось, ты всё ещё любишь эту деревню, — тихо продолжил Какаши. — Но я думаю, что уже слишком много раз видел её уродливую сторону. Я видел, как она может повернуться против человека, единственным преступлением которого было спасение его друзей. Я видел, как она может обвинять ребёнка в преступлениях, которых тот не совершал, и как она может преследовать двух одиноких людей за то, что они пытаются найти утешение друг в друге на короткое время…       У Сакуры перехватило дыхание. Она хотела заплакать, и, возможно, Какаши почувствовал это, потому что протянул руку.       — Сакура, — сказал он тихо.       Возможно, это был скорее приказ, чем предложение, и Сакура не смогла устоять. Её зонтик покосился, и дождь безжалостно застучал по голове и плечам, а она медленно двинулась вперёд, чтобы принять руку Какаши и позволить притянуть себя в его тёплые объятия под плащом.       Они были слишком знакомые и слишком приятные. Её сердце жалобно сжалось в груди, когда она поняла, что не хочет отпускать его. Никогда. Если она скажет ему, что любит его, останется ли он? И будет ли справедливо подвергать его эмоциональному шантажу?       В конце концов, она всегда знала, что рано или поздно ей придётся отпустить его. Она получила то, о чём просила — привязанность, удовлетворение, немного самоуважения. И в следующий раз всё будет лучше. В следующий раз она не остановится ни на ком, кроме самого лучшего, и, возможно, найдёт того, кто без особых усилий затмит Какаши и заставит её забыть его.       Что ж, это было маловероятно, но девушка может мечтать.       Какаши медленно отпустил её и положил руку на её влажную макушку.       — Всё наладится, Сакура. Я обещаю, — сказал он.       Вероятно, он был прав. На самом деле, обычно так и бывало. Но прямо сейчас Сакуре было всё равно. Боль в груди усилилась до такой степени, что она едва могла дышать, куда уж там говорить, и поэтому она просто развернулась и ушла. С её губ не слетело ни единого слова прощания, потому что она знала, что если попытается заговорить, всё, что выйдет — это ужасное, сдавленное карканье и, возможно, вопль отчаяния. Учитывая, что Сакура стремилась к достоинству и зрелости, она чувствовала, что это было бы плохо.       — Сакура! — крикнул он ей вслед, но она не обернулась. Что ещё оставалось сказать сейчас, кроме символических прощаний, которые никогда по-настоящему не завершат их отношения в полной мере?       Если бы Сакура проронила слезинку или две по дороге домой, даже она бы этого и не поняла. Дождь непрерывно стекал по лицу, и было трудно сказать, какие капли падали с неба, а какие из глаз.       Всё, что она хотела сделать, это пойти домой и лечь спать, хотя была только середина дня. У неё не было желания иметь дело с кем-либо или с чем-либо до конца дня, вот почему она была не очень рада увидеть Наруто, прислонявшегося к двери её квартиры.       — Чего тебе? — выпалила Сакура тоном, который подразумевал, что она хотела, чтобы он ушел.       Он поспешно выпрямился.       — Ты как? — он обеспокоенно посмотрел на неё. — Ты вся вымокла.       — Я и не заметила, — саркастически сказала она и оттолкнула его с дороги, чтобы отпереть дверь. Он сделал движение, чтобы последовать за ней внутрь, но Сакура эффектно захлопнула дверь у него перед носом и прислонилась к той, пытаясь собраться с мыслями.       Позади неё Наруто постучал в дверь.       — Это был намёк, Наруто! — прорычала она.       — Я пришёл извиниться, Сакура-чан.       Это привлекло внимание Сакуры. Нахмурившись, как будто она не могла до конца поверить в то, что услышала.       — Что ты сказал?       — Послушай… Прости. — Его голос был таким тихим, что она едва могла расслышать его через дверь. — Мне жаль, что я был придурком и втянул вас двоих в такие неприятности, и я сожалею о том, как все с вами обращались. Я не думал, что так будет, Сакура-чан! Ты должна мне поверить! Ты знаешь, что нравишься мне, Сакура-чан, вот почему я был так зол на Какаши-сенсея! Но я не думал, что кому-то ещё будет не всё равно… настолько…       — Ты думал неправильно, — слабо сказала она.       — Прости, — сказал он снова, и она почувствовала глухой стук в дверь, как будто он ударился об неё головой. — Я тут подумал… и мне не нравится злиться на тебя, Сакура-чан. И мне хреново от того, что ты злишься на меня. Мы можем опять быть просто друзьями?       Свежие, горячие слёзы навернулись на глаза, и Сакуре пришлось задержать дыхание, чтобы они не пролились.       — Сакура-чан? — умолял Наруто. — Пожалуйста?       Она не смогла бы продолжать злиться, даже если бы захотела. Пошатываясь, она изо всех сил вытерла слёзы с глаз и открыла дверь. Наруто выглядел почти таким же несчастным, какой чувствовала себя Сакура, и, не говоря ни слова, она обвила руками его шею и попыталась задушить самым отчаянным объятием, которое она когда-либо кому-либо дарила.       — Значит ли это, что я прощён? — прохрипел он.       Она отстранилась достаточно, чтобы ударить его по плечу, не слишком нежно.       — Это за то, что ты такой идиот! — упрекнула она.       — Но мы друзья, да?       — Конечно, — фыркнула она. — Мы всегда будем друзьями. Идиот.       — И я не так уж сильно возражаю против того, что ты встречаешься с Какаши-сенсеем, — быстро сказал он. — Это странно и всё такое, но я думаю, что смогу к этому привыкнуть. До тех пор, пока вы не будете делать странные вещи у меня на глазах, я не против. Он действительно хороший, если разобраться, так что, полагаю, я не виню тебя за то, что он тебе нравится и всё такое… И… что не так?       Сакура повернулась, вошла в квартиру и опустилась на колени перед столом в гостиной. Наруто осторожно последовал за ней и закрыл за собой дверь, после чего занял место рядом с ней.       — Что не так? — повторил он. — Сакура-чан?       Она заставила себя улыбнуться.       — Это больше не имеет значения, Наруто. Мы с Какаши расстались, так что тебе не нужно привыкать. Всё возвращается на круги своя.       Он уставился на неё, и по его отсутствующему выражению лица было ясно, что он не смеет поверить ни единому слову.       — Эй, тебе хреново, да?       — Я в порядке, — настаивала она.       — Нет, это не так, ты плакала, когда пришла домой секунду назад! — обвинил он. — Какаши — этот ублюдок — он порвал с тобой, да? Я прибью его!       — Сядь, — Сакура потянула его за руку, когда он хотел встать. — Это я порвала с ним.       — Тогда почему ты плакала? — потребовал ответа Наруто.       — Потому что… — Было больно думать об этом, но Наруто тоже нужно было знать, потому что Какаши был не только её сенсеем. — Потому что он уходит из Конохи.       Наруто выглядел озадаченным.       — На миссию?       — Нет… насовсем. Он отправляется в какое-то дурацкое добровольное изгнание, потому что вбил в свою тупую башку, что для всех будет лучше, если он покинет деревню. — Сакура провела рукой по своим мокрым волосам, раздражённая и отчаявшаяся. — Он не передумает.       — Но если он уйдёт, он не сможет возглавить нашу команду, — запротестовал Наруто.       — Знаю, — раздражённо сказала она. — Но он всё равно бы не смог, потому что Цунаде не пустила бы его в одну команду со мной.       — Но теперь, когда вы расстались, может быть…       — Сомневаюсь. — Она снова шмыгнула носом и сморгнула слёзы, которые начали набиваться в глаза, словно песок.       — Не унывай, Сакура-чан, — уговаривал Наруто, но от этого ей стало только в десять раз хуже. Несомненно, дальше он сказал бы что-нибудь вроде «это не конец света», хотя в некотором метафорическом смысле это он и был.       Так что она обхватила голову руками и изо всех сил старалась сдержать слёзы.       — Забудь о нём, Сакура-чан, — сказал Наруто, неловко похлопав её по плечу. — Это не конец света.       Сакура сдавленно всхлипнула и легла на стол.       — Ты ведь не была в него влюблена, так что это не имеет большого значения, верно? — попытался Наруто. Затем он застыл, а его глаза расширились. — Если только… о боги.       Сакура настороженно посмотрела на него, опасаясь, что её чувства слишком явно написаны у неё на лице.       — Ты правда беременна, да?       Сильный толчок отправил его кувыркаться по полу, после чего Сакура сорвала с него сандалию и начала избивать его ею.       Подняв руки в защитном жесте, чтобы обезопасить голову, Наруто закричал:       — Хорошо! Хорошо! Ты не беременна — извини, что спросил!       — Ты такой же бесчувственный ублюдок, как и он! — огрызнулась Сакура и уронила сандалию ему на живот.       — Что, если я пойду поговорю с ним? — предложил Наруто. «Может, я смогу уговорить его остаться?       Сакура немного успокоилась. Ей отчётливо вспомнился последний раз, когда она пыталась убедить любимого человека остаться в Конохе, и в тот раз у неё тоже ничего не вышло, и Наруто в конечном счёте преуспел вместо неё.       — Делай, что хочешь, — решительно сказала она. — Официально мне наплевать на всё, что связано с этим человеком. Мне это больше не волнует.       Это было не совсем честно, но, по правде говоря, она устала. Ей до смерти надоела вся эта чёртова история. Может, было бы лучше, если бы Какаши действительно ушёл? Было бы легче забыть мужчину, которого не было рядом, чем если бы ей приходилось общаться с ним изо дня в день. Она будет мучительно скучать по нему, но что, если его присутствие рядом только затянет эти чувства на более длительный срок, как рана, которая отказывается заживать, потому что причина всё ещё существует, усугубляя её?       — Если тебе каким-то образом удастся убедить его, — сказала Сакура наконец усталым голосом, — это будет означать только то, что он любит тебя и ценит твои чувства гораздо больше, чем когда-либо ценил мои.

***

      Что берёт с собой человек, отправляясь в изгнание? Несколько пар чистого нижнего белья, определённо, несколько запасных смен одежды и, возможно, что-нибудь почитать? Немного денег почти наверняка и, возможно, мистера Укки. Это что, была вся его жизнь? Трусы и порнороманы?       К сожалению, он не смог бы взять с собой много денег. Законы Конохи не позволяли жителям забирать с собой все свои денежные активы. Ему пришлось бы отказаться от большей части своего наследства в пользу самой деревни, и все деньги и богатство, принадлежавшие его семье, теперь принадлежали бы казне Конохи, агенты которой, без сомнения, потратили бы их на ремонт, новое оборудование, взятки, небольшие подарки жёнам…       Но деньги очень мало значили для Какаши. Большую часть своей жизни он тратил только столько, сколько ему было нужно для комфортного существования, и он обнаружил, что не особенно требователен к его содержанию. Немногое могло иметь большое значение для Какаши, и идея внезапно стать намного беднее его не волновала. В конце концов, для джоунина с его мастерством было бы нетрудно раздобыть деньги. Он уже знал о нескольких аванпостах во многих нейтральных странах, которые могли предложить работу шиноби, не привязанному ни к одной деревне. В качестве независимого подрядчика можно было заработать много денег, если хорошо себя показать.       И даже если по какой-то абсурдной причине он оказывался без гроша в кармане, без средств к существованию, без еды или крова, он был ниндзя. Он пережил десять дней в пустыне, когда на нём была только одежда. Если бы он действительно был вынужден стать отшельником, живущим в дикой природе, имея только самое необходимое, предоставленное природой для поддержания себя, он был бы королём всех отшельников, потому что годы интенсивных тренировок по выживанию научили его поиску лучших мест для строительства укрытия, как строить это укрытие, что есть и что пить, и как избавиться от паразитов.       Но даже если бы ему было суждено стать богатым странствующим героем, который перетекал из города в город, или сумасшедшим стариком, живущим на болоте, Какаши сомневался, что это была бы по-настоящему счастливая жизнь. Он находил счастье в проторенной рутине, и его не особо волновали перемены. Каким бы асоциальным он себя ни осознавал, ему нравились его знакомые, даже если он никогда не чувствовал необходимости сближаться с кем-либо из них. Оставить всех, кого он знал и с кем вырос, и отказаться от своего предназначения как оружия ради более важной цели, чем он сам… это звучало как пустое существование. И если бы он осмелился переехать в другую деревню и принести новую клятву верности, чтобы начать новую жизнь для себя, в Конохе он бы тогда оказался в списке самых разыскиваемых живыми или мёртвыми. Это было не то, к чему он стремился. Он знал многих охотников-ниндзя из подразделения АНБУ, и чертовски многие из них были злобными, опытными ублюдками, которые, вероятно, могли бы уничтожить его в течение недели, если бы им приказали.       Какаши посмотрел на слегка смятый контракт на кухонном столе и перечитал его, наверное, в сотый раз. Синяя шариковая ручка в его правой руке была занесена над пустым местом внизу листа, где должна была стоять его подпись. Потребуется всего несколько быстрых росчерков пера, и его пребывание в Конохе закончится. Он оставит позади всё, что знал и любил. Всех, кого он знал и… любил.       Он всё ещё не мог заставить себя подписать документ, когда раздался стук в окно его спальни. Какаши нахмурился и оставил контракт на столе, чтобы выяснить, кто бы это мог быть, и по какой-то абсурдной причине его сердце затрепетало при мысли, что это может быть она.       Но это была не она.       В глаза Какаши бросились светлые волосы и оранжевая одежда, и в тот момент, когда Наруто увидел его, парень сделал резкий подзывающий жест. Он хотел, чтобы Какаши открыл окно.       — Планируешь опять ударить меня? — окликнул его Какаши, наполовину дразня, наполовину всерьёз. Он не мог представить, зачем Наруто хотел его видеть, если только не для того, чтобы обсудить с ним новую проблему или извиниться за предыдущую. Судя по сердитому выражению лица парня, он, по крайней мере, знал, что Наруто был здесь не для того, чтобы извиняться.       Тем не менее, он открыл окно и отступил назад, чтобы впустить парня внутрь, не особенно заботясь о том, что грязь растеклась по всей его кровати и покрытому циновками полу.       — Вы покидаете Коноху! — Наруто сплюнул, вытирая дождь с лица.       — Ты говорил либо с Цунаде, либо с Сакурой. С кем?       — С Сакурой.       — Значит, вы снова друзья? — мягко спросил Какаши. — Это хорошо.       Он повернулся и вышел из комнаты, возвращаясь на кухню. Наруто последовал за ним, прекрасно понимая, что его обвинение было вежливо отклонено.       — Почему вы покидаете Коноху? — потребовал ответа Наруто.       — По многим причинам. Большинство из них очевидны.       — Вы убегаете, потому что все к вам плохо относятся? — рявкнул Наруто. — Ну, бу–у-у, я мирился с этим восемнадцать лет, так что вы можешь просто смириться с этим и жить дальше!       Какаши, уселся за стол и без единого слова убрал контракт, и Наруто даже не понял, что это было.       — Не очень приятно оказаться со стороны, заглядывая внутрь, да? — тихо сказал Какаши. — Все обижаются и не доверяют тебе? Когда ты был маленьким, я много раз думал, что тебе было бы лучше, если бы ты сбежал. Но дело не во мне, Наруто. Я убегаю не по эгоистичным причинам.       — Тогда по каким? — горячо спросил Наруто.       — Так лучше для Сакуры.       Наруто нахмурился, но ничего не сказал.       — Сакуре лучше без кого-то вроде меня, так ведь? — спросил Какаши со слабой улыбкой. — Если я уйду, люди будут более склонны относиться к ней проще. И будет лучше, если я удалюсь, пока она не привязалась ко мне по какой-то странной причине.       — Она уже привязалась, сенсей, — сказал Наруто, хлопнув по столу. — Вы просто срываетесь с места и убегаете. Все говорят, что именно так вы поступаете с девушками, когда они становятся навязчивыми! Говорят, вы водите их за нос, а потом бросаете, когда вам становится скучно.       — Так и есть, — вздохнул Какаши, глядя на стол. — Я не особенно хорош в том, чтобы мне доверяли сердца. Но с Сакурой это не так.       — Вот как? — Наруто фыркнул, не соглашаясь.       — Наруто… — Какаши посмотрел на юношу и сказал очень осторожно, как будто это было совершенно очевидно. — Я люблю Сакуру.       Никогда ещё на лице Наруто не было такого выражения ужаса.       — Что? — прошептал он, подавленный. — Вы шутите.       — Если бы. Но не говори об этом никому ни слова, — весело сказал Какаши. — Нет нужды обременять Сакуру моими чувствами, и ей лучше не знать.       Наруто уставился на него в полном неверии и замешательстве.       — Но это бессмыслица! Если любите её — останьтесь! Зачем намеренно причинять ей такую боль?       — Потому что я слишком сильно люблю её, чтобы позволить ей полюбить кого-то вроде меня? — неопределённо сказал Какаши. — Ты не поймёшь, Наруто.       Наруто стиснул зубы.       — Тогда объясните!       Опустив взгляд на стол, Какаши, казалось, на мгновение очень сильно задумался, затем почесал затылок и снова посмотрел на Наруто.       — Представь, что есть красивая статуэтка, которую ты хочешь оживить с помощью красок, но знаешь, что не смог бы раскрасить её самостоятельно должным образом. Ты бы всё испортил. Поэтому вместо этого ты отойдёшь в сторону и позволишь кому-то с навыками выполнить эту работу. Потому что, даже если бы тебе хотелось, чтобы именно ты мог раскрасить статуэтку, в конечном счёте, ты получил бы больше удовольствия, наблюдая, как это делает кто-то другой, кто может дать статуэтке то, чего она заслуживает, даже если тебе больно не быть причастным к её красоте.       Он закончил и выжидающе посмотрел на Наруто, который лишь неловко заёрзал.       — Я совсем не понимаю, — пробормотал он.       — Я был бы счастлив видеть Сакуру с кем-то, кто заслуживает её и может сделать счастливой, — сказал Какаши, — чем держать её при себе и наблюдать, как наши отношения каждый день причиняют ей боль.       — Но что, если она тоже любит вас? — спросил Наруто.       Какаши даже бровью не повёл.       — А она любит?       Наруто быстро пожал плечами.       — Ну, гипотетически.       — Тогда… — Какаши вздохнул и посмотрел в потолок. — Полагаю, это не имеет значения. Неразделённую любовь легче забыть, чем воздать ей по заслугам, так что даже если она и любила меня по какой-то абсурдной причине, ей было бы лучше думать, что я бессердечный ублюдок, который не стоил её времени. Верно?       Наруто молчал, стоя у стола.       — Да ладно, — сказал Какаши с невесёлой улыбкой. — Только не говори мне, что ты хотя бы немного не рад, что она меня бросила? Это вполне естественно.       — Нет, я такой же, как вы, сенсей, — медленно произнёс Наруто. — Я был бы рад видеть Сакуру с кем-то, кто делает её счастливой… Пускай даже больно, что это не я.       Он повернулся, направляясь к двери квартиры.       — Наруто, — крикнул Какаши ему вслед. — Ничего ей не говори. Обещай мне.       Парень бросил на него раздражённый взгляд.       — Я ничего не скажу Сакуре, — рявкнул он и захлопнул за собой дверь.       Какаши откинулся на спинку стула со сдавленным вздохом. Несколько минут смотрел на чайник, не в силах оторваться от своих мыслей, затем медленно достал контракт из кармана и снова разгладил его на столе. Он взял шариковую ручку и, не задумываясь, нацарапал внизу своё имя.       Ну вот, — подумал он. — Дело сделано.       А затем он снова уставился в стену, ожидая, когда вокруг него сгустится ночь.

***

      Наруто позвонил в дверь большого дома, задаваясь вопросом, впустят ли его внутрь теперь, когда дождь промочил его до костей. Если ответит старик, ему почти наверняка откажут.       Признание Какаши жгло где-то внизу, а данное обещание имело кислый привкус на языке. Он не хотел ничего скрывать от Сакуры, но обещание есть обещание, и он не мог нарушить его.       Однако…       Свет пролился на крыльцо, когда дверь перед ним скользнула в сторону, открывая миниатюрную фигуру Хьюга Хинаты. Она выглянула, внезапно сильно покраснела и почти потеряла дар речи. Наруто подумал, что это была немного чрезмерная реакция. На улице ведь был всего лишь небольшой дождь.       — Н-Наруто-кун! — выдохнула она. — Ч-что ты тут делаешь?       — Привет, Хината-чан. Ты ведь умеешь хранить секреты? — спросил он.       — Э-м-м…       — Никогда не догадаешься, что мне только что сказал Какаши-сенсей.       Однако были способы обойти обещания.