Люди часто не верят в себя, опускают руки. Для этого и придумали религию — чтобы всем помочь. Бог слышит каждого. Тогда почему же существуют атеисты и сатанисты?
Арсений сосредоточил всё своё естество на единственном органе чувств — слухе и то, время от времени, выпадал в прострацию, то и дело теряя основную мысль разговора. — …Если говорить более понятным тебе языком, Антош, то был такой учёный Козырёв и он утверждал, что с помощью зеркал возможно попасть в так называемое «зазеркалье», потому что зеркало способно концентрировать энергию: как тепловую, световую и так далее. Он даже подтвердил свою гипотезу старыми гаданиями перед зеркалом, мол, это имело смысл, так как люди действительно имели возможность видеть альтернативу будущего в нужную лунную фазу. По теории Козырёва, внутри зеркал Время изменяло свою плотность, что и послужило причиной повышения сверхчувственного восприятия. Но я не учёный и возможности создать что-то наподобие такого сложного устройства, как его спираль у меня нет, да и тем более здесь немаловажную роль играет оккультизм, поэтому нам придётся добиться твоего внетелесного состояния, чтобы… — Стойте, — немного раздражённо произнёс Антон, перебивая женщину. — Чего добиться? — Простыми словами, ты должен будешь выйти в астрал, а тот направит тебя в чужое-родное тело. — Звучит бредово, — сказал Арсений и тут же поймал грозный взгляд зелёных глаз и прикусил язык. — И это точно сработает? Я вернусь обратно? Сколько я буду там находиться? — Вероятность потеряться там довольно высока, если не знаешь, зачем ты туда идёшь. Не бойся, ненадолго, возможно больше трёх минут, и то не факт, скорее меньше по нашему времени. — В смысле, по-нашему? — Парадокс Эвертта. Шастун сидел нахмурившись, пристальным взглядом рассматривал экран телефона, не замечая, как залип на его профиле Попов. — Этого времени хватит, чтобы ты передал моему внуку, как именно вас поменять местами. — А моё тело, что будет с ним? То есть, допустим я переселюсь на время — тот Антон не умрёт? — Нет, если твой друг умный — он сам додумается до этого кратковременного способа и это будет взаимовыгодный обмен, вы просто поменяетесь сознаниями на время, я почувствую когда это будет происходить, если нет, то тот Антон просто потеряет сознание ненадолго и ты займёшь своё тело на несколько минут. — Господи, у меня в голове каша, — Шастун приложил холодные от нервов пальцы к вискам начиная их массировать. — Сколько времени есть до этого всего? — Пять дней. — Блять. — Головных болей, воспоминаний не было? — Нет. — Эрика невнятно хмыкнула в трубку и парень услышал слабые чиркания ручки. — Вы Диме рассказали? — Да, но он сейчас не особо рад вываливавшейся на него информации. В общем, будут — как вы их там называете — «флэшбеки», так же, да? — Антон тихо угукнул. — Звоните. Экран загорелся тёмным экраном, оповещая о сброшенном вызове, а парень всё ещё смотрел на него, словно искал подвох и задумчиво хмурился, покусывая нижнюю губу. — Можешь объяснить простыми словами, — спросил Арсений, переводя взгляд то на аппарат, на друга. — Она хочет засунуть моё сознание обратно с помощью зеркала и считает, что Димка сможет до этого додуматься. — А ты? — Я в него верю. — Я не про это, — Он шумно сглотнул, — Ты хочешь, ну, туда? — Ты временами меня настораживаешь, — хмыкнул Антон, чуть улыбнувшись, отчего линия около носа разгладилась, — конечно, хочу. Арсений еле успел проглотить неуместное «М», и еле заметно кивнул. — Ты разве своего увидеть не хочешь? Брюнет почувствовал, как на шее что-то дёрнулось, а губы будто свело судорогой, заставляя поджать их. Он против воли разглядывал отражение в чёрном экране, раз за разом пробегаясь по знакомым предметам в их искажённом виде, боясь поднять глаза. Хотел ли он увидеть Антона? Уже видит. Почему шатен так сильно их различает? Неизвестно. А в чём собственно их разница? Никакой. А ведь действительно. Смог бы его Антон быть таким? Времени прошло всего ничего — это факт, но, к огромному сожалению, как бы он не старался не замечать — различия были. Этот Антон был более… эмоциональным? Его мысли, слова, возможно, даже движения были спокойны, будто отработаны, лишь бы сохранять невозмутимость. Некую силу над ситуацией, но этот образ стойкости дал слабину. То откровение на кухне, и всё последующее в корне изменило ситуацию. Да, возможно, он не мог называть вещи своими именами. Они не обсуждали произошедшее, но в тот момент внутри него что-то пошатнулось. Что-то невидимое, но большое, имеющее важность. Он, Антон, показал ему то, чего ему, наверное, лучше было бы не видеть, не чувствовать, не знать. Но теперь он знал. В тот момент это был порыв, секундная потребность. Жалость, желание успокоить человека, который по воле обстоятельств покинул своё место; либо же эгоизм им тогда управлял, либо ещё что-то, но тогда это не имело никакого значения. А сейчас… Сейчас, словно под эффектом бабочки, произошедшее накатилось огромным снежным комом в его голове и давит, давит так, что дышать рядом с причиной этого кома невозможно. Так почему раньше этого не возникало? В чём их разница? — Да. Да, наверное. — Ну вот. Антон широко растянул уголки губ и приподнявшись с кровати, тихо спросил: — Ты же не против позавтракать? — Скорее пообедать, с учётом того, сколько мы проспали. — У нас была причина. Арсений лишь глупо улыбнулся удаляющейся в дверном проёме спине.***
Жить с кем-то довольно непривычно. Особенно, если это первый раз, когда человек настолько долго задерживается в твоей жизни. Особенно, когда тебе это нравится — это ещё интересней. Ситуация, происходящая в жизни Арсения, с того момента как жизнь пошла под откос, действительно выбивала его из реальности. Жизнь сейчас напоминала семейную. Завтрак, просмотр телевизора, прогулки по городу, звонки друзьям и знакомым — везде был задействован Шастун. И, на удивление, Арсению был комфортно. Это чем-то напоминало его Антона, и по поводу этого его гложила сотня мыслей. Раньше они с Тохой проводили время похожим образом, и это устраивало их обоих, но потом что-то неуловимо изменилось, тот стал будто избегать его, а во время, когда его можно было ненадолго застать либо молчал, словно пытался спародировать рыбу, либо же трещал без умолку лишь разбавить неловкое молчание, будто оно давило невыносимым грузом на него. Почему сразу вспоминается первая реакция этого Антона, на то, когда он начал рассказывать ему об этом. Та улыбка, усмешка — это явно что-то значило и, возможно, он бы спросил, но вот как аргументирует то, зачем ему эта информация. Интерес? Возможно. Желание сравнить? Возможно. Узнать, что же в этом такого и почему он так отреагировал? Однозначно. Но Арсений не спросит. Он так и продолжит проводить с ним время. Продолжит опираться на его плечо при просмотре фильмов, слушать тихое пыхтение, когда тот пьёт чересчур горячий чай, продолжит ощущать слабое поглаживания большими пальцами — это всё успокаивает его, заставляет любые проблемы отойти на второй план и забыть о любых вопросах. Хотя, возможно, он просто трус. Трус До одного момента.***
В то утро, Антон просыпается с одной единственной фразой: «Он знает», а после сидит, словно не в себе, скрепив руки в замок за затылком, уставившись в одну точку где-то в ногах. Арсений, всё ещё сонный, не сразу осознаёт что происходит, поднимается с рядом стоящего дивана и с тупым замылившимся взглядом смотрит на скорчившуюся перед ним фигуру. — Кто знает? Что знает? Антон медленно опускает руки на кровать, но взгляда не отводит, на него смотрит, будто от этого зависит его рассудок. — Антон. — Он вздыхает. — Знает о поцелуе. Сон как рукой сняло. — Откуда ты знаешь? — Увидел. Его голос был севшим, будто тот плакал несколько часов подряд, но отсутствие покрасневших глаз говорило об обратном. Он был бледен и сидел, сгорбившись сильнее, чем обычно. — Во сне? — Да. Арсений поднялся на ноги, чуть жмурясь от боли в спине. Всё-таки ему давно стоило поменять его. Кровать мягко прогнулась по ним, а руки опустились на чужие плечи. — А в чём проблема, Тох? Если он там, то он в курсе про твои отношения и должен был понять твой поступок. — Тут проблема в другом. — В чём? — Основного не скажу — ни к чему это, но я видел как он от Арса, как от огня шугается и он зол, очень зол, поэтому я боюсь, что он расскажет обо всем ему. — Твоему Арсению? — Странно от тебя это слышать, — Он чуть улыбнулся, постепенно выходя из искусственного транса, — но да. Больше всего страшит, что тот может всё не так понять. — Вряд ли он так поступит. — Вряд ли ты его хорошо знаешь. Антон грустно хмыкнул, а Арсений нахмурился. В смысле «хорошо знаешь»? — Но ведь чисто фактически это не измена. — Если у тебя жена блондинка, это значит, что ты можешь спать со всеми блондинками? — Нет. — Ну вот. — Но ты ведь можешь ему всё объяснить? — Если вернусь, по крайней мере, надеюсь на это.***
— Ты говоришь, что во сне смог связаться со своим телом и чужим сознанием, также как и он? — Голос женщины был скептичный, недоверчивый. — Именно, мне кажется зависит от констант в жизни поменявшихся, для нас с ним это Арсений, мы оба проводили и проводим с ним время, мы оба… — в подъезде, а возможно где и поближе послышалось несколько ударов и Антон, обернулся, проверяя не вернулся ли Арсений, — влюблены. — И с чего ты это взял? — До того как признаться, Арсению я вёл себя точно также, избегал его, боролся с самим собой, и всякие прелести подобного состояния. — Я посмотрю, имеет ли это какое-то значение. Парень замолк, так и не скинув трубку, рассматривая прострацию. — Скажите, это норма? — Что именно? — То, что мы видим друг друга и наши действия в том числе от своего лица? — Если честно, милый, я впервые сталкиваюсь с подобным, в моей практике и жизни тоже — вы первые, — на том конце послышался тяжёлый выдох. — Но мне кажется нам это даже на руку, через эту связь передать задуманное нами, тому Антону, так же как и он сможет связаться с нами. — Поживём-увидим. Пока, Антоша. «До свидания» осталось невысказанным, гудки уже шли через динамики телефона, отдаваясь лёгкой болью в висках. Он зажмурился. Послышался щелчок входной двери. Перед глазами всё ещё бегали мушки, но улыбнуться, хоть и вымученно он всё же попытался. Видимо попытка была слишком жалкой, потому что он видел как побелело лицо брюнета, на котором слишком выделялись яркие голубые глаза. — Тох, ты в норме? Прошёл в обуви, сел напротив, руки беспокойно положил на его, слишком по-больному знакомо. Антон с лёгкой уже более живой улыбкой прищурился, выдавая тихое: — Дурашка совсем что-ли, полы грязные будут. И закрыл глаза.