«Say it's here where our pieces fall in place We can fear 'cause the feeling's fine to betray Where our water isn't hidden We can burn and be forgiven Where our hands hurt from healing We can laugh without a reason» © Iron&Wine — Call It Dreaming
Мрачный февральский полдень стремительно превращался в промозглые февральские сумерки. Серый пейзаж, видневшийся из окон лечебницы Св.Мунго вряд ли способствовал бы быстрому выздоровлению пациентов, если бы они могли заметить хоть что-то, кроме стерильно белых стен, мерцающих диаграмм и лимонной мантии Целителя, чьим заботам их вверили когда-то, в первые годы после окончания войны. Первой Магической, Второй Магической, неудачного аврорского рейда, случайного проклятья — всё это имело сейчас слишком мало смысла. Целителям предстояло разобраться со следствием, причина же недуга могла идти на все четыре стороны. Драко Малфой сверился с графиком, подправил кривую линию в центре, отметил время, взболтал микстуру, перевел взгляд на окно, за которым портила настроение унылая зимняя слякоть, выпрямился и улыбнулся, наконец, своей пациентке. — Сколько раз вы просыпались за ночь, профессор Макгонагалл? — Спала как убитая, — неловко улыбнулась Макгонагалл. — Зови меня Минерва, мальчик. — Ну что вы, профессор! Пройдет совсем немного времени, вы смените профессора Спраут на посту хогвартского директора и вновь будете внушать страх наивным первокурсникам. — Я же не зову тебя целителем Малфоем. — Потому что после того, через что мы все прошли, я навсегда останусь для вас Драко — куда-ты-лезешь-несносный-мальчишка, — усмехнулся Драко, отмеряя в стакан ровно пять капель улучшенной Гермионой успокаивающей настойки. — Потому что глупо нестись на Пожирателей, сломя голову и не глядя по сторонам, как это когда-то сделал ты, — поджала губы Минерва, вспоминая прошлое. — Что поделаешь, вокруг нас всё горело, на головы валилась штукатурка, а мне с Грейнджер просто необходимо было вас откопать, любой ценой. А еще кому-то нужно было страховать детвору и караулить Пожирателей. — Да… Если бы не Северус. — Он выкарабкается, профессор, вы же знаете Грейнджер, раз уж она взялась за что-то, то от нее не отделаешься, — попытался успокоить Минерву Драко, на миг задержав ладони профессора в своих и улыбаясь как можно наивнее. Конечно, можно было сколько угодно рассказывать Макгонагалл ложь во спасение, но видавшая всякое на своем веку Минерва видела насквозь безо всякого дара предвидения. Она прошла три войны, командовала Орденом Феникса и, конечно же, знала своих учеников лучше них самих, потому ей не нужны были голословные заверения в благополучии. Когда вокруг них рушился мир, когда Пожиратели заключили сражающихся в сплошное кольцо, и крыша грозила в любую секунду обрушиться на голову, в зал влетели Гермиона, Драко и Лаванда Браун, стремительно бросившись на помощь. Дети были правы: профессора прятались где-то под завалами, пытаясь отразить атаку, спасти малышню и справиться с собственными ранами. Вокруг мерцала тьма, яркая спираль стремилась пробить выставленный Снейпом охранный купол, Пожиратели наступали, Минерва сражалась как львица. В тот миг, когда щит лопнул, взорвавшись брызгами как яркий мыльный пузырь, Снейп ринулся наперерез вспышкам заклинаний, крича о том, чтобы уходили из опасной зоны. Пестрой смеси проклятий, угодившей в него, оказалось мало: в самый последний момент сверху рухнула крыша, почти поглотив под собой и врагов, и друзей. Гермиона успела остановить обломки, но время было безнадежно упущено: профессора почти истощили собственный магический резерв, получили контузию и множество травм физического происхождения, не считая посттравматического синдрома, бессонницы, нервных расстройств и депрессии. Макгонагалл пришла в себя достаточно быстро: сурового декана Гриффиндора не сломишь рухнувшей на голову крышей, да и ее упрямое недоверие лидерским качествам Флитвика и Помоны заставило ее встать на ноги и терпеливо проходить реабилитацию под наблюдением Драко и Гермионы. Со Снейпом была совсем другая ситуация: почти утратив магию, он, казалось, утратил саму свою личность, словно раз за разом переживал прошлое, словно брел во тьме и не видел выхода. Физические показатели пришли в норму, но его сознание было недоступно, он день и ночь сидел у окна и ничего и никого не замечал. Драко сыпал умными речами: магическая разновидность кататонического ступора, вызванная хронической депрессией, психотическим расстройством, черепно-мозговой травмой в анамнезе и Мерлин знает, чем еще. Гермиона отмахивалась, умные термины она и сама прекрасно знала, и шла исследовать, тестировать, анализировать, резать, тереть, смешивать, кипятить, варить и надеяться. А Минерва просто сидела рядом с Северусом и пересказывала ему новости, просила прощения, журила, хвалила, держала за руку и приносила с собой шахматы. Через шесть месяцев такой пронзительной настойчивости Снейп стал реагировать сначала на прикосновения и голос, а следом и на шахматы. Это несколько придало целителям веры в себя. Однако, Драко по-прежнему находил свой дар предвидения бесполезной чепухой, когда речь шла о Снейпе.***
Лаванда Браун влетела в кабинет Гермионы и, не обращая внимания на недовольное бормотание подруги, принялась расставлять по полкам скляночки, складывать ровными стопками бумаги, скатывать рулонами пергаменты и вымывать выстроившиеся ровными рядами чашки из-под кофе: страсть Гермионы к господству над хаосом была непобедима. В этом скрывался недостаток всех ученых: когда они слишком чем-то увлекались, то совершенно не замечали жизни вокруг, забывая поесть, поспать и встретиться с друзьями. Лаванда и Драко давно уже привыкли к причудам подруги, потому время от времени просто сами приглашали себя в ее кабинет или маленькую квартирку в Лондоне и принимались самовольничать. — Давай-давай, Тыковка, отрывайся от поисков ответа о смысле жизни, спроси лучше об этом Малфоя, и пойдем со мной: сегодня вечер пятницы, что это значит? — Это значит, что мне нужно придумать шестой из пяти применений спорыша и доделать, наконец, кровевостанавливающее зелье по усовершенствованному рецепту, — буркнула Гермиона. — Нет, Грейнджер, это значит, что ты сейчас же снимаешь свой забрызганный соком желтоглазок халат, топаешь в душ и мы идем к Драко на холостяцкий вечер, где будем есть пиццу, пить пиво и слушать дурацкую маггловскую музыку, — Лаванда уперла руки в бока и движением палочки сложила беспорядок на столе Гермионы в аккуратные папки. — Лав, иди без меня, — Гермиона подняла голову и потерла глаза. — Чуть-чуть осталось. — Да, расскажи мне еще раз эту чепуху, — фыркнула Лаванда. — А потом ты в пять утра поплетешься домой по унылой февральской слякоти, запрешься в спальне, будешь есть мороженое и жаловаться Круксу на то, как у тебя не получается то одно, то другое, потом вспомнишь, как тебя бросил Рон, потом как ты бросила Терри Бута, как тебе сделал предложение тот симпатичный маггл Джон… — Джош. — Не важно, важно то, что я не хочу этого слышать, потому, давай-ка, топай в душ, пока Малфой не стал нас разыскивать. — А сами-то? Что ж все никак не договоритесь, — упрекнула Гермиона. — Это не мешает нам быть друзьями и есть пиццу по пятницам. Пойдем, Тыковка, жизнь нужна, чтобы жить, а не похоронить себя в бумагах, все равно никто не оценит. Твоим пациентам точно не станет легче, если ты сляжешь с нервным истощением. — Но… — Никаких «но», Грейнджер, он поправится! Он такой же упрямый, как и ты! Давай-давай, выметайся отсюда, я жду тебя в коридоре!