Однажды в феврале

«Everything will be okay Everything will be alright If I can get away from her And save my worthless life» © Sixx: A.M. — Girl With Golden Eyes

      Когда жизнь становится невыносимой и кажется, что завтрашний день если и настанет, то будет наполнен серостью грозовых туч и тьмой зимней полуночи, у каждого должна быть тихая гавань, тайная обитель, где можно прийти в себя и привести в порядок мысли и расшатанные нервы.       Гермиона Грейнджер, конечно же, привыкла сражаться с жизнью, стойко вынося любые испытания, что щедрая судьба швыряла на ее путь, Гриффиндрскую львицу не сломишь проблемами на работе и отсутствием личной жизни, но порой, когда февраль подкрадывался из темной подворотни зимней неизбежности, когда очередной ухажер сбегал прямо со свидания, поняв, вдруг, что перед ним сидит обычная женщина с обычными радостями и страхами, а не ожившая сенсация из Золотого Трио, которую он так жаждал заполучить в свои лапы, и когда многообещающее зелье оборачивалось фиаско, Гермиона снимала с крючка пальто и тайком уходила из своей квартирки в Лондоне.       Ей нравилась шумная суета маггловских кварталов, уютные кафе, домашние булочные и вечно суетливые соседи, мечтавшие зазвать ее на чай и тайком засватать за очередного подающего надежды банкира, инженера или писателя. Ей нравилась ее квартира на десятом этаже, откуда открывался прекрасный закат, Круксу тоже нравилось наблюдать за птицами и бегущими куда-то машинами. Это был ее дом, с таким трудом купленный и обустроенный, место, где она ощущала себя в безопасности.       Вспомнилось, как после войны все бродили, едва переставляя ноги, литрами поглощали кофе, пытались взять себя в руки и каждую ночь просыпались от кошмаров. Хогвартс стремительно отстраивали, бросив все силы на сплочение разобщенного магического сообщества. О пережитом чаще всего умалчивали. Лаванда возилась с малышами-первогодками, Драко, бывало, замолкал на полуслове и невидящим взглядом всматривался в пустоту, а после — принимался пророчить о пропавших безвести, о погибших и о тех, кто жаждал искупления. Его тактично не перебивали. Гермиона же уходила в подземелья Слизерина и долго бродила там в спасительной тишине, ее собственные мысли оглушали. Вспоминалось.       Гермиона не могла дать четкого ответа на вопрос: что связывало ее со Снейпом. Подобное притягивает подобное, — думалось ей с кривой усмешкой, а мысли убегали в прошлое, такое близкое, но от этого не менее болезненное.       Она давно догадалась о трагическом предназначении профессора Снейпа, сумев сложить два и два вместе. Не было смысла обвинять Дамблдора в его дурацких хитроумных планах, как не было смысла предписывать Снейпу все грехи мира. Как ни странно, в осуждающее мышление Гриффиндорцев вмешалась Макгонагалл и рассказала Гарри всю подноготную, которую так тщательно скрывал от мира Дамблдор и в которой ей признался Мастер Зельеварения. Гарри страшно ругался, размахивал палочкой, краснел и рвался в бой, но Декан Гриффиндора всякого повидала на своем веку, чтобы пугаться детских истерик. Куда разумнее, мистер Поттер, было бы сотрудничать с профессором Снейпом и со мной, если мы хотим выиграть эту войну и не стать марионетками в очередных нечистых руках. Гарри опустил глаза и обиженно притих. А Гермиона убежала в подземелья напрашиваться на сотрудничество.       Конечно же, Снейп вряд ли был вне себя от радости, когда Гриффиндорская заучка свалилась ему на голову и радостно затараторила о готовности помогать и даже не задавать больше трех вопросов в день. В конце концов, у каждого должен быть кто-то, кто поддержит и позаботится, кто скажет, что всё будет хорошо, когда жизнь покатится ко всем чертям. Не то, чтобы Снейп нуждался в заверениях, но даже у Волдеморта была Нагини, а у Альбуса — его лимонные дольки.       Так они и стали работать вместе. Снейп стремился успеть, стремился передать свои знания, пытался помочь. Мисс Грейнджер, к его несказанному удивлению, его не раздражала, как раз наоборот. Он изводил ее бесконечной критикой и обидными замечаниями, он оставлял ей самые трудновыполнимые зелья, а сам уходил заниматься делами Хогвартса, он выжимал из Гермионы всё до последнего, словно бы проверял на прочность, а она молчала и улыбалась. Тишина сводила Северуса с ума. Он стал учить ее Окклюменции и боевым заклинаниям, стоящим на стыке Темных искусств. Гермиона не задавала лишних вопросов. Казалось, что она замечала куда больше него самого.       Первые шесть месяцев прошли в напряженных попытках обрести точки соприкосновения, на исходе седьмого месяца Северус пришел к выводу, что у него и мисс Грейнджер куда больше общего, чем могло показаться на первый взгляд.       В тот день она варила банальный Костерост, он сам бросал хмурые взгляды на патетическую гору домашнего задания и всё искал предлог, как бы сбросить на Гермиону еще и проверку эссе. А что, она часто помогала ему с бумажной работой, когда он своим брюзжанием окончательно изводил ее и без того натянутые нервы.       Костерост был сложен в своей простоте. Минимум ингредиентов, примитивность зелья, но утрата концентрации могла привести к серьезным травмам, а мисс Грейнджер с самого утра была подозрительно тиха и задумчива, отвечала односложно и совсем не реагировала на его саркастичные ремарки. Северус сделал вид, что увлечен своими эссе, а сам поглядывал на Гермиону.       Он знал, что жизнь в лесу окончательно извела ее, что Поттер и Уизли не помогают, а лишь усугубляют ситуацию своим детстким упрямством, что депрессия с каждым днем всё больше затягивает мисс Грейнджер в свои сети, а тут еще ее родителям пришлось срочно покидать Британию, так незаметно для себя она осталась совсем одна. Будущее вгоняло ее в ужас, но она держалась изо всех сил. Поттер и Уизли знали об их со Снейпом сотрудничестве, доведенный до отчаяния Драко, так же, частенько искал общества крестного, что не укрепляло дружбу Гермионы. Рон выходил из себя, обзывал ее предательницей, Гарри бубнил, что Слизеринцам нельзя доверять, а Гермиона еще больше впадала в пучины тревоги и безнадежности. Она молчала и становилась всё тише и задумчивее.       Снейп со страхом осознавал, что ему нравится их вынужденное сотрудничество, ее молчаливое присутствие, беззаботные шутки, глубокие рассуждения за чашкой чая, ядовитые ответы Гермионы, когда его сарказм становился совсем уж невыносимым, и наивные заверения в том, что всё будет хорошо.       За несколько дней до этого Снейп усовершенствовал охранные щиты, чтобы впускали Гермиону в его дом в любое время суток и отдал ей ключи, скрывая за ворчанием заботу.        — Мне будет спокойнее, если вы будете иногда заходить в этот дом, когда станет совсем тяжко. Пусть он достанется вам, если со мной что-то случится. Здесь вас никто не станет искать.        — Что вы говорите такое, профессор Снейп? — вскинулась в ответ Гермиона, но он сделал предупреждающий жест и велел ей возвращаться к зельям.       И вот теперь она дрожащей рукой перемешивала Костерост, нервно кусала губу и совсем не замечала, что котел оплавился с левого края, что стабилизирующая пыльца лунного камня так и лежит нетронутой на краю стола, и если она сейчас же не исправит свою ошибку, будет взрыв.       Снейп вскочил на ноги в мгновение ока, когда его Protego заключило Гермиону в непроницаемый купол, защищая от брызг и раскаленного варева, он сам отпихнул в сторону испорченный котел и опустился на пол рядом с перепуганной Гермионой.       Гермиона всхлипнула и подползла ближе, как испуганный ребенок уткнулась в рубашку Снейпа.        — Я испортила зелье, профессор, я всё испортила.        — Это ничего, Тыковка, ничего, главное, что вы не пострадали.       Она цеплялась за него как за спасательный круг, шмыгала носом и всё никак не могла унять рыдания. А он неловко прижимал ее к себе и шептал всякую чепуху о том, что она в безопасности, и ничего страшного не произошло, и что всё закончилось, и что он рядом. Он сам едва ли верил своим словам, но они оба так отчаянно нуждались в спасительной лжи, что становилось больно.        — Это неправильно, Гермиона, вы же понимаете… — неловко пробормотал Снейп, целуя ее в макушку.        — Мне всё равно, я даже не знаю, доживем ли мы до весны, так какой смысл игнорировать свои чувства? — пылко ответила Гермиона.        — Наверное, нет. Но я не позволю вам умереть, — решительно припечатал Снейп и прижался к ее губам поцелуем.       А потом была эта трижды проклятая Битва, и Снейп бросился наперерез чужим заклинаниям, спасая ее от Темных проклятий, потому что не мог иначе. В конце концов, Северус Снейп всегда был человеком своего слова.       А теперь Гермиона с упоением возилась в саду, что лично высадила вокруг дома Северуса, в кухне варилось то самое рагу с овощами, что он когда-то выучил ее готовить, и она чувствовала себя здесь в безопасности.       И скучала по Северусу до изнеможения.       Гермиона смахнула подступившие слезы и вернулась к войне с сорняками.