Дорогой Мсье, Сейчас я отправил вам несколько записок, в которых подробно изложил своё желание, чтобы вы оставили свою роль в руках кого-то более достойного. Мне и более взыскательной аудитории совершенно ясно, что вы уже вышли из своего расцвета сил. Ваша настойчивость раздражает меня. Хотя поначалу это было восхитительно, но мне трудно понять, что вы проигнорировали мои попытки убедить вас. Я настоятельно рекомендую вам подчиниться моим желаниям. Или, если вы настаиваете на том, чтобы цепляться за свои бесполезные амбиции, возможно, вы хотели бы присоединиться к вашему дорогому брату после смерти?
Наиб в неописуемом ужасе. Лишь немногие знают о прошлом Джозефа. Директора, включая Сервайса, сплетники, такие как Майк Мортон, которые знают это и которые никогда не должны распространять об этом, и те, кто работает ближе всего с первым тенором, такие как Фиона и Наиб. Брат, о котором говорится в записке, — это Клод Дезольнье, близнец Джозефа, погибший от болезни в юности. Когда Джозеф говорит о Клоде, его глаза становятся отрешёнными и стеклянными. Его голос полон тоски, и всё его тело, кажется, отягощено трауром. Когда-то он поделился с ними небольшим количеством историй из их детства, и его печальная улыбка, которая украшала его губы в те моменты, говорила о горе, слишком сильном, чтобы вновь упоминать его когда-либо. Он — величайшая слабость Джозефа. — Джозеф, я бы никогда этого не сделал. — Наиб слабо защищается, пытаясь понять, как Джек мог быть таким жестоким. Джозеф сжимает руки в кулаки, несмотря на их израненное состояние. — Ты думаешь, я тебе поверю? К этому времени Сервайс тоже добрался до первого этажа и стал следующей мишенью гнева Джозефа. Звезда отворачивается от Наиба, чтобы устремить свой взгляд на Сервайса. — Мне угрожали всевозможным ущербом и клеветой, — заявляет Джозеф. — Меня высмеивал, провоцировал и оскорблял трус, который не может сказать мне такие слова лично! Я пожаловался, и мне сказали, что это будет рассмотрено. Но за это всё никак не возьмутся, и разве я поднимал эту тему? Нет. Я принимал это месяцами подряд. Но каким надо быть человеком, чтобы ещё и приплести сюда моего брата. — Голос Джозефа дрожит от боли. — Это ужасное оскорбление, которое я не могу принять. — Мсье, пожалуйста, будьте благоразумны, — говорит Сервайс. — Мсье Субедар не из тех, кто занимается подобными вещами. Это, очевидно, самое худшее, что он мог сказать. Джозеф вскидывает руки в воздух и кричит от отчаяния, затем бросается прочь, ругаясь по-французски. Сервайс и Фиона следуют за ним, в попытке успокоить его. Двери захлопываются за ними, оставляя Наиба и Илая одних в фойе. Илай тут же крепко обнимает Наиба. — Он напуган, — успокаивающе бормочет Илай. — Он не это имел в виду. — Да, это так, — бормочет Наиб. — Обычно он слишком вежлив, чтобы сказать подобное. — Но разве можно винить его за это? Джозеф был любимцем оперы в течение многих сезонов, и когда ему приказал уйти анонимный, угрожающий источник, который имел наглость упомянуть Клода, он должно быть ужасно вспыхнул. — У тебя есть моя поддержка, и от Фионы тоже. — Илай хлопает по спине. — Всё будет хорошо, обещаю. — Если ты так говоришь… — вздыхает Наиб. — Спасибо, правда. Мало кто рискнет приблизиться к Джозефу, когда он в гневе. — Ну, я не собирался позволять ему нападать на тебя, — твердо говорит Илай. — Любой, кто встречался с тобой, знает, что ты никогда не сделаешь ничего настолько ужасного. Наиб утыкается лицом в плечо Илая. Этот человек всегда, всегда считал его гораздо лучшим человеком, чем он есть на самом деле. Он делает шаг назад, освобождаясь из объятий Илая. — Хотел бы я, чтобы он тоже так думал. Илай делает глубокий вдох. — Но у меня есть вопрос. — Хм? — Куда ты ходил вчера вечером? — Спрашивает Илай. — Я имею в виду, я не хочу давить на тебя, но Фиона волновалась и… и я тоже. Она попросила меня пойти с ней, чтобы найти тебя, просто на случай, если ты вернёшься. Наиб открывает рот и снова закрывает его. Его мозг лихорадочно ищет правдоподобный ответ. — Я остановился у друга, — говорит он. — Ты знаком с Майком Мортоном? Он и я, э-эм, гораздо ближе, чем многие люди об этом знают. — Хорошо, — говорит Илай, но в его глазах отражается боль. Конечно, он знает, что Наиб лжёт. Он самый проницательный человек, которого когда-либо знал Наиб. — Тогда я рад, что ничего плохого не случилось. Наибу больно лгать Илаю, но это необходимо. Тем не менее, тяга быть честным с ним очень рискованна. Наиб хочет рассказать ему о Джеке. Но разве это не было бы худшим предательством? Когда они возвращались в гримёрную, Джек почти что умолял его молчать, никогда не раскрывать его личность другим. И хотя в его голосе, казалось, слышался страх, в нём было также и предупреждение. Увидев гнев Потрошителя воочию, Наиб совершенно уверен, что ему не простят такого поступка. И каким бы ужасным ни казался Джек в тот момент, что-то всё ещё тянет Наиба к нему. Это не любовь. Наиб знает это, и всё же его сердце заставляет его протянуть руку к этому сломленному человеку. Если бы Джек узнал, что в мире есть доброта, тогда, возможно, … Может быть, что? Быть с Джеком немыслимо. По слухам, он убийца — Наиб молится, чтобы это были только слухи, — но даже если бы это было не так, ясно, что он никогда бы не покинул своё логово. Будущее с Потрошителем — это будущее, живущее во тьме. Но это так очевидно, что темнота скрывает блестящий ум, как бы мучительно это не было. Разум, который Наиб научился узнавать, доверять и быть благодарным за него. Их связь была пошатнута, но не разорвана. Кроме того, надо подумать об Илае. Илай, такой добрый и нежный, который проделал весь этот путь, чтобы увидеть его. Наиб уверен, что любит его. Как друга, прежде всего, но он не может отрицать трепет своего сердца, когда Илай улыбается, как солнце, выходящее из-за облаков. Забытые чувства всплывают на поверхность с каждым мгновением, которое они проводят вместе. Конечно, в его сердце хватит места для них обоих. Наиб пытается убедить себя в этом, но тщетно. Джек показал себя пугающе неуравновешенным, и он не может позволить ему, чтобы Илай пострадал. Он не хочет выбирать, хотя и знает, что должен. Он бросает взгляд на большие, богато украшенные часы оперы и смотрит на стрелки времени, жалея, что не может повернуть их на несколько часов назад, чтобы продолжить разговор с Илаем. — Я должен подготовиться к сегодняшнему вечеру, — тихо говорит Наиб. — Мне очень жаль. Илай грустно улыбается. — Тебе не нужно извиняться ни передо мной, ни перед кем-либо ещё.Но я хочу — кричит сердце Наиба.
— Ты останешься сегодня на ночь? Пожалуйста? — Наиб знает, что это эгоистично, но он не знает, сможет ли он выйти на сцену, если рядом не будет Илая. — Мне и в голову не придёт уехать, — говорит Илай. — И я буду там, где ты сможешь меня увидеть. Чувство, которое Наиб слишком боится назвать, набухает в его груди. — Я буду тебя искать. — Он делает ещё один шаг назад, зная, что кто-то скоро будет искать его, чтобы проводить. — Думаю, тебе пора, — бормочет Илай. — Да, — неохотно соглашается Наиб. Он направляется к выходу из-за кулис, но не может удержаться и идёт гораздо медленнее, чем обычно. — Наиб, я- — Илай внезапно замолкает. — Что? — Спрашивает Наиб, поворачиваясь к нему лицом. Илай отворачивается. — Просто будь осторожен. Я буду здесь. — Спасибо — говорит Наиб. — Спасибо тебе за всё, Илай. Когда Наиб уходит, он чувствует, как в уголках его глаз собираются слёзы.